Глава 1. Вторжение
Как же быстро пролетели каникулы — казалось, будто только вчера я закрывала учебники, мечтая о свободе, а теперь осталась всего неделя до начала осени. Утро было тихим, ленивым, воздух уже не такой тёплый, как в июле, и откуда-то с улицы тянуло сыростью — предвестием дождей.
Моего брата и его лучшего друга отправили в лагерь для мальчиков ещё в июне. Они всё лето присылали - фото у костра, соревнования, озеро на рассвете. А я... я осталась дома. Единственная из своей компании, кто провёл каникулы среди книжных полок и телевизионных сериалов. Ни моря, ни загара, ни смеха на вечерних улицах. Только я, старая чашка с кактусом и пульт от телевизора.
В этот день я как обычно проснулась поздно, медленно потянулась, прислушиваясь к шуму за окном. И вдруг — знакомый звук мотора. Мягкое, глухое урчание дорогого автомобиля. Я подошла к окну, отодвинула штору. На подъездной дорожке остановился чёрный «Мерседес» — папа.
Он вышел первым, как всегда в солнцезащитных очках, с лёгкой небритостью и походкой человека, который привык ко всему. Следом показались Ярослав и Рафаэль. Загорелые, в мятой одежде, громкие, смеющиеся. Они выглядели так, будто лето действительно было для них приключением.
Я наблюдала за ними из окна второго этажа, спрятавшись за занавеской. Сердце кололо от какого-то странного чувства — не ревности, нет, скорее зависть. Я не спешила спускаться. Встречать их не хотелось, слишком уж резко возвращалась реальность.
Я закрыла штору, села на кровать, подогнув под себя ноги, и снова открыла книгу. «Спеши любить» Николас Спаркс. Остались последние главы. Я читала их медленно, смакуя каждую строчку, будто цепляясь за ту реальность, которая была мне ближе и понятнее, чем та, что ждала за дверью моей комнаты.
Спустя минут 5, дверь в мою комнату открылась. Я не слышала шагов. Это странно.
Рафаэль.
Обычно он врывается как ураган - с грохотом, с громким "привет", с дурацкими шутками, от которых хочется стукнуть его по голове. Но в этот раз — ни звука. Только резкий скрип двери, и — он.
Стоит в проёме. Сумка через плечо, загорелый, как будто в Африке был, а не в каком-то там летнем лагере. Волосы растрёпанные, как всегда, но глаза... Взгляд какой-то изучающий, будто он меня впервые видит, словно я незнакомка, а не сестра его лучшего друга.
— Тебе чего? — спрашиваю я с раздражением.
Как колкость — это броня. Словно если я достаточно грубо спрошу, он уйдёт.
— И тебе привет, колючка — тянет он, всё так же не двигаясь. — Разве это была твоя комната? - спрашивает он будто не знает.
— Была, есть и будет. Свали.
Он усмехается. Незаметно, почти про себя. Меня это бесит. Ещё сильнее бесит, что я заметила: у него изменились черты лица— будто стала резче. И голос. Он теперь ниже, глубже.
— Ты изменилась, — произносит он вдруг.
Отчего-то моё сердце начинает стучаться сильнее.
— А ты — нет. — Всё такой же самоуверенный придурок.
- не признавать же что он выглядит на все сто.
Он наконец входит. Нагло и уверенно, будто это его комната. Проходит мимо кровати, кидает сумку на пол. Садится на подоконник и смотрит на меня. Пристально, не отводя взгляд.
— Что, теперь в комнату заходишь без стука? — Или в лагере тебя учили быть ещё более невоспитанным? - спрашиваю я.
— Расслабься. Не мог Славу найти, думал он тут — отвечает он спокойно. Слишком спокойно.
И вот это — новое. Раньше он бы уже нашёл, к чему придраться. Пошутил бы о моей причёска или о книге в руках. А теперь просто... смотрит. Слишком долго. Слишком внимательно.
И мне становится не по себе.
Я отвожу взгляд, но в животе — этот мерзкий, тянущий ком.
Нет. Не может быть. Не с ним.
Он первый нарушает тишину и задаёт очень странный вопрос.
— Ты, случаем, не клонировалась за лето? Где вредная девчонка, которая пыталась меня ударить тапком за то, что я съел её мармелад?
— Та девчонка выросла. И тапки теперь покрупнее.
— Ух ты. И зубастей стала. — Он подмигнул. — Заметно.
Он прошёлся по комнате, без спроса взял один из моих рисунков — портрет, не законченный.
— Оставь.
— Ты стала рисовать лучше.
— Ты стал всё больше лезть не в своё дело.
Он вернул лист, поднял руки в знак сдачи.
— Ладно-ладно. Просто скучал. Не по тебе,
конечно. По атмосфере. По этому... твоему фырканью.
Она отвернулась, будто заинтересовалась дверью. На самом деле — чтобы не выдать выражение лица. Он, как обычно, пришёл с насмешкой и уверенностью. Но в этот раз... она будто ощущала в нём ноту осторожности.
— Всё ещё ненавидишь меня, Мирослав?
Я сглатываю. Нахожу в себе злость. Она — моя спасительная подруга.
— Ещё больше, чем раньше.
— Хорошо, — тихо произносить он. — Так даже интереснее.
С этими слова он покидает мою комнату, а я ещё долго смотрю на закрытую дверь. Потом тяжело вздохнув посмотрела в зеркало, на прикроватной тумбочке и замечаю свои покрасневшие щёки. Я коснулась лица ладонью, будто могла стереть этот румянец. Бесполезно. Всё ещё чувствовался его взгляд, как будто он оставил ожог.
— Идиот, — пробормотала я. Но в голосе не было злости. Только тревожное чувство, которое не имело названия.