Навсегда
З года спустя
Они сидели на качелях, которые медленно покачивались у кромки озера. Солнце клонилось к закату, небо окрасилось в персиково-розовые тона, вода отражала отблески, как зеркало. Было тихо. Почти слишком.
Тэхен держал Чонгука за руку, его пальцы гладили запястье, будто вычерчивали невидимую защиту.
— Кис, — мягко начал он. — Я хотел бы… познакомиться с твоими родителями.
Молчание.
Чонгук не ответил сразу. Его пальцы чуть дрогнули, и взгляд опустился к земле.
— Ты не сможешь, — выдохнул он. — Только с одним… с отцом.
Тэхен осторожно сжал его руку.
— Почему?
Омега сглотнул. Веки дрогнули, голос стал чуть глуше, будто прорывался сквозь ком в горле:
— Восемь лет назад… вечером. Папа и папа Чимина поехали вместе, они были близкими друзьями. Отец говорил им остаться, но им надо было срочно в город — вроде что-то важное. Я... я как раз в тот момент позвонил папе. Просто… чтобы спросить, купили ли они мне тот альбом. Глупый вопрос.
Он улыбнулся криво, но в глазах блеснула влага.
— Он отвлёкся. Отвёл глаза от дороги. Был поворот, дождь... Трасса мокрая. Машина пошла юзом и... разбилась. Обоих насмерть. Меня не взяли на похороны.
Тэхен слушал молча. Его взгляд был внимательным и полным боли.
— С тех пор отец не может на меня смотреть так же. Он никогда не говорил этого в лицо. Но я чувствую. Словно он всегда слышит тот звонок, когда смотрит на меня. Как будто... если бы я не позвонил…
— Не говори так, — прошептал Тэхен, прижимаясь к нему ближе. — Это не твоя вина. Ты был ребёнком. Просто ребёнком.
— А он был моим отцом, — Чонгук судорожно выдохнул. — И теперь... я не знаю, простил ли он меня. И простил ли я себя.
Тишина.
Тэхен протянул руку, обнял его за плечи, прижал к груди.
— Ты не один. Я здесь. И я люблю тебя — не за отсутствие прошлого, а со всем, что в тебе есть.
Чонгук закрыл глаза. Качели продолжали скрипеть, ветер шуршал в листве, и казалось, что, может, впервые за эти годы — боль понемногу начинала отпускать.
— Прости, — выдохнул он наконец. — Это... Я не сразу должен был рассказывать. Просто...
Тэхен кивнул. Он не торопил. Не давил. Просто ждал, как скала, которая всегда будет рядом.
— Я знал, что однажды ты мне всё скажешь, — тихо сказал он. — Но мне не нужно, чтобы ты извинялся. Мне нужно только одно — быть рядом, если ты позволишь.
Чонгук прикусил губу. Он медленно поднял взгляд и посмотрел на него — так, как смотрят, когда сердце уже почти на грани. И вдруг... что-то внутри сдвинулось.
— Пойдём, — голос был дрожащим, но решительным.
— Куда?
— Познакомлю тебя с отцом.
Тэхен моргнул.
— Сейчас?
Чонгук встал. Плечи его чуть дрожали, но он не отводил взгляда.
— Да. Пока я не передумал. Он в восточном крыле. С тех пор я его редко видел, он выходит со своего входа.
Он подошёл и протянул руку. Тэхен, ничего не говоря, взял её. Его пальцы были тёплыми, сильными — якорем в буре.
Они шли по длинному коридору, освещённому мягким светом бра. Дом Чонгука в этот вечер казался особенно большим и особенно тихим. Ни одного звука, кроме их шагов и стука сердца, который Чонгук будто слышал в ушах.
У восточного крыла он замедлил шаг. Там как будто отдельный дом, всё отличается и осталось таким которым было 8 лет назад.
— Он не всегда был таким... — выдохнул Чонгук. — Раньше он был самым добрым. Он шутил, делал шоколадные тосты по утрам. Но после...
Он сжал пальцы Тэхена крепче.
— Он не злой. Просто потерянный. Так же, как я когда-то.
Он постучал. Один раз. Два. Потом толкнул дверь.
В комнате было полутемно. Шторы плотно задернуты. За письменным столом сидел мужчина, чуть сгорбившись, с седыми прядями у висков и уставшими глазами.
Он поднял взгляд.
— Чонгук?
— Привет, — неловко улыбнулся блондин. — Я... Я пришёл не один.
Он сделал шаг вперёд, будто преодолевая целый океан.
— Это Тэхен. Он... Он важен для меня. Очень.
Отец молча смотрел. Потом медленно встал. Его взгляд прошёлся по Тэхену, задержался на переплетённых руках. И в нём не было злости. Только бесконечная усталость.
— Добрый вечер, — ровно сказал он.
— Добрый вечер, — ответил Тэхен с лёгким кивком, голос был низкий, но в нём было уважение.
Наступила тишина. Тяжёлая, но честная.
И в этой тишине Чонгук вдруг понял, что сделал всё правильно.
Он представил. Он принял. И он выбрал — любовь, несмотря на боль.
Чонгук на мгновение опустил глаза, но не отпустил руки Тэхена.
— Отец, я знаю, ты злишься. Всё это время. И, может быть, не простишь.
Мужчина молчал.
— Но он — не из того мира, который отнял у нас семью. Он не причина боли. Он — человек, который меня собирает обратно.
Отец смотрел на сына. Долго. Он впервые за столько лет увидел не ребенка а взрослого человека.
— Я... — он начал, но голос сорвался. Он провёл рукой по лицу, сел обратно. — Ты всё ещё слышишь, как звонил тогда.
Чонгук замер.
— Ты был в панике, — продолжил отец. — Плакал, просил забрать тебя, ты сказал, что боишься. Мы развернулись сразу. И через пятнадцать минут… их не стало.
Он медленно поднял взгляд.
— Мне было легче злиться на тебя, чем злиться на себя.
Комната будто сжалась. Чонгук стоял, будто на краю.
Но Тэхен сжал его руку крепче.
— Ты не виноват, — сказал Чонгук. — Никто не был виноват. Просто... не справились с болью.
Молчание.
А потом, совершенно внезапно, отец встал и прошёл мимо. Молчаливо, но с неуловимой мягкостью.
У самой двери он остановился, не оборачиваясь.
— Я ужин приготовил. Люблю готовить сам. Мясо по рецепту твоего папы.
Он помолчал, потом добавил чуть тише:
— Я добавлю две тарелки.
И ушёл в сторону кухни.
Тэхен только выдохнул — глубоко, будто с него сняли груз. Чонгук остался стоять с мокрыми глазами, глядя в дверь, за которой ушёл отец.
— Думаешь, он… — прошептал он.
— Думаю, он просто скучал, — мягко сказал Тэхен. — И не знал, как говорить об этом.
Чонгук кивнул. И впервые за долгие годы — улыбнулся по-настоящему после разговора с отцом.
Они сидели за столом втроём. Стол был накрыт аккуратно, как когда-то в детстве Чонгука: белая скатерть, простые тарелки, на середине блюдо с мясом, запах которого моментально вернул омегу в то лето, где всё было ещё целым.
Тэхен вёл себя непривычно тихо. Он был насторожен, но вежлив. Не опускал взгляд, но и не навязывался. Его голос звучал мягче обычного — как будто он понимал, в каком хрупком месте оказался.
— Мясо по рецепту папы? — Чонгук посмотрел на отца, уже после первого кусочка.
— Оно точно такое же… даже подливка.
— У меня остался её блокнот. — Мужчина не поднимал глаз, просто наливал воду в стакан. — Перечитываю иногда.
Тэхен молча слушал. Его ладонь лежала под столом на колене Чонгука, чуть сжимая.
— Я... — начал он, — знаю, что многое во мне может вас отпугнуть. Я человек непростой. Но я люблю его. Чисто. Не ради выгоды. Не ради спасения. Просто — потому что без него я не умею жить.
Отец впервые за ужин посмотрел прямо на него. Долго. Пристально.
— Это ты его собрал обратно? — спросил он хрипло.
— Нет, — честно ответил Тэхен. — Он сам себя собрал. Я просто не позволил ему снова развалиться.
Молчание. Только лёгкий скрип приборов.
— Я не думал, что услышу это за этим столом, — наконец проговорил мужчина. — Что снова увижу, как он улыбается. Я всё думал: ушли не только они… ушёл и он. Вместе с ними.
Чонгук опустил голову.
— Я возвращаюсь, — тихо ответил он. — Не сразу. Но возвращаюсь.
Отец посмотрел на него, и уголки губ чуть дрогнули.
— Тогда оставайтесь на ночь. Комната наверху свободна. Не хочу снова терять тебя утром.
Чонгук с трудом сдержал слёзы. Кивнул.
А Тэхен в этот момент понял: это был их маленький общий вечер. И пусть в нём было много боли — но больше в нём было принятия. И шанса.
Они все в трое завтракают вкусным пирогом с клубникой и тут в этот же момент звонят Тэхену что его заставило отлучится.
– Здравствуйте, это вас беспокоит авто салон. Когда подвести вашу машину и куда?
Тэхен шепотом ответил
– Ало, сегодня в 9 часов вечера возле ресторана **. Пожалуйста без опозданий и проверьте чтобы бантик стоял ровно.
– Будет сделано, до свидания.
Брюнет вернулся к столу где отец с сыном сидели и мило беседовали.
🎆
Уже у входа в ресторане их ждал работник который провел к месту.
Ресторан был почти пуст. Только вечерняя музыка — мягкий джаз, доносящийся из старого проигрывателя, и редкие голоса за дальними столами. У окна, где за стеклом мерцал город, сидели они вдвоём — Чонгук и Тэхен.
– Кис, ты у меня как всегда красивый. Как же хорошо что мы не скрываем наши отношения.
Блондин улыбнулся и переплел свою руку с Тэхеновой.
– Да...не нужно лишний раз переживать.
Официант подал блюда и налил самое дорогое и вкусное вино в заведении.
На столе стоял между ними — десерт, который остыл, потому что их разговор был важнее еды.
— Ты стал другим, — тихо сказал Чонгук, глядя в бокал. — Спокойнее. Мягче. Но и сильнее.
Тэхен улыбнулся и погладил Чонгука по руке.
Он медленно отодвинул стул, встал... и потом опустился на одно колено прямо перед Чонгуком.
Блондин замер. Его глаза округлились, руки дрогнули.
— Что ты... — начал он, но Тэхен уже доставал маленькую чёрную коробочку из внутреннего кармана пиджака.
— Я не поэт. Я не святой. Я не тот, кого ты бы выбрал в другой жизни, — начал он спокойно, глядя прямо в его глаза. — Но ты выбрал меня. Здесь. Сейчас. Со всеми моими шрамами, грехами и прошлым.
Он открыл коробочку. Внутри — красивое кольцо с бриллиантом и гравировкой "моей кисе"
— Я не могу обещать тебе, что впереди будет только свет. Но я обещаю идти рядом, даже во тьме. Обещаю не отпускать, даже когда ты будешь молчать. Обещаю, что слово «дом» всегда будет значить «где ты».
Он протянул кольцо.
— Чонгук… стань моей семьёй?
Чонгук долго молчал. А потом — резко встал, колени ослабли, и он упал прямо в объятия Тэхена.
— Да. Да, чёрт возьми! — засмеялся он сквозь слёзы. — Конечно да!
Все хлопали. Несколько человек даже встали. Кто-то снял на телефон так как узнали кто это. Но они не слышали ничего — только своё сердце.
Тэхен вставил кольцо ему на палец, целуя его руку.
— Я люблю тебя, Кис.
— Я люблю тебя, Аварец.
Тэхен шепнул бархатным голосом ласкающий ухо голосом.
– Пошли на улицу.
Они собрались и ушли уже за всё заплатив прежде.
Не далеко от входа стоял белый красивый гелик с большим красным бантом сверху.
Брюнет тянет за собой за руку в полном шоке Чонгука и достает с багажника большой букет белых роз.
Блондин окончательно потерял дар речи и впился в губы Тэхена.
– Любимый, ты сделал меня самы счастливым человеком на земле.
– Любовь моя, а теперь едим в отель.
– Погнали. – Сказал блондин поглаживая Тэхена по груди.
🎆
Стоя у большого зеркала, Чонгук разглядывал свой белый костюм и черный галстук. Возле него стоял Чимин, увы не в костюме хоть он и друг жениха.
– Чиминка, у тебя там малыш не голодный сидит? А то я не помню чтобы ты за сегодня что-то кушал.
– Ойй, я сегодня очень много кушал, ты просто не замечал. За мной Юнги бегает постоянно, но щас он с Тэхеном занят так что не лезит.
Чонгук прижал губы и отошёл от зеркала.
– Помню ваше гендер пати, как он прыгал от счастья когда узнал что альфа.
Они похихикалии посмотрели на часы. Уже было время к выходу.
Чимин обнял Чонгука и помчался в зал и там по дороге встретил Юнги который не дал ему бежать.
– Та боже, мы щас не успеем. Юнги!
Шум гостей стих, как только заиграла музыка.
Солнечные лучи мягко пробивались сквозь высокие арочные окна зала, где был выстелен белоснежный ковёр. Пространство утопало в цветах — белые розы, пионы, жасмин — всё, что символизировало чистоту, надежду, начало новой жизни. Среди гостей — семьи, близкие, друзья, даже некоторые члены «Чхонса» в непривычно строгих костюмах. Все замерли, повернувшись к началу прохода.
И тогда открылись двери.
Чонгук вышел, держа отца под руку.
Они шли медленно, шаг за шагом. Свет касался их лиц. На Чонгуке был классический, идеально сидящий белый костюм, слегка сияющий в лучах — и он выглядел так, будто вышел прямо из чьей-то мечты. В глазах — лёгкое волнение, но и твёрдость. Рядом — отец, сдержанный, но гордый, впервые за долгое время по-настоящему спокойный.
Тэхен стоял у алтаря, в чёрном костюме с золотыми запонками и крошечной белой розой на лацкане.
И когда он увидел Чонгука, его дыхание сбилось.
Он не просто шёл к нему — он шёл за них обоих. За всё, что они пережили. За всё, что победили.
Тэхен не выдержал.
Сначала дрогнули губы. Затем глаза наполнились влагой. Он опустил взгляд, моргнул быстро, но слёзы всё равно покатились по щекам.
Юнги, стоявший рядом, мягко хлопнул его по плечу. Тэхен выдохнул, усмехнулся сквозь слёзы.
— Он мой, — прошептал он.
А Чонгук, приблизившись, отпустил руку отца, подошёл ближе и тихо, только для него:
— Готов быть твоим навсегда.
Их руки соединились. Музыка стихла. И весь зал будто затаил дыхание, ощущая, что вот — настоящее, хрупкое, настоящее чудо.
Когда они стояли перед алтарём, весь зал притих.
Тэхен держал руки Чонгука, и в этот момент больше ничего не существовало: ни шум гостей, ни сотни глаз, ни дыхание зала. Только он и Чонгук. Его киса. Его свет.
Ведущий кивнул, и Тэхен первым заговорил, голос немного дрожал:
— Я клянусь быть рядом, даже если вокруг будет тьма.
Клянусь защищать тебя не только от других, но и от себя самого, если понадобится.
Клянусь любить тебя в те дни, когда ты не сможешь любить себя.
Ты — мой дом, моя стихия и моя последняя молитва.
И если есть судьба, то я выберу тебя в каждой жизни.
Навсегда.
Чонгук сглотнул. Его голос звучал тише, но с такой искренностью, что слёзы проступили у многих гостей:
— Я клянусь быть с тобой — когда страшно, и когда светло.
Клянусь держать твою руку, даже если ты оттолкнёшь.
Клянусь говорить тебе правду и слышать твою, даже если она больная.
Ты — мой выбор. Каждый день.
Моя гордость, моя любовь, моё счастье.
Я с тобой. До последнего вдоха.
Кто-то всхлипывал.
Когда ведущий произнёс заветное «объявляю вас супругами», Чонгук потянулся первым. И поцелуй был не просто обещанием — он был домом.
Позже, в саду под шатром:
Чонгук стоял рядом с Тэхеном, когда тот повернулся к группе людей чуть в стороне. Строгий омега в красивом красном костюме, мужчина с сединой и мягкими чертами лица, и молодой альфа — все они наблюдали, немного настороженно.
— Это моя семья, — шепнул Тэхён. — Настоящая. Не по крови — по выбору. Они со мной с самого начала.
Он подошёл ближе, подтянув Чонгука к себе.
— Отец, папа, Сынхун… Это Чонгук. Теперь он — часть нас.
Чонгук наклонился с вежливым поклоном, не отпуская руки Тэхена.
Парень шагнул вперёд, изучая его взглядом. Потом вдруг, тепло и просто, обнял.
— Если он выбрал тебя — значит, в тебе есть сердце, которое сможет его удержать. Добро пожаловать в дом, сынок.
Чонгук замер, а потом впервые за вечер улыбнулся во все зубы.
Семья. Тепло. Принятие. Всё, о чём он мечтал.
А Тэхен смотрел на него — и знал, что теперь у них есть всё.
Чонгук только собирался отойти с бокалом шампанского, когда почувствовал, как кто-то обнял его сзади.
— Вот и всё, — прошептал Чимин, прижимаясь к нему щекой.
Он был в нежной кремовой рубашке, животик округлился — мягкий, тёплый, как маленькое обещание новой жизни.
— Ты теперь женатый. Официально. Не верится, да?
Чонгук засмеялся, глядя в небо.
— Верится. Потому что это был единственный день, где всё было правильно.
Чимин отстранился, посмотрел в глаза.
— Ты стал сильнее. И счастливее. Я рад, что ты с ним.
Он взял руку Чонгука и положил на живот.
— А он, — Чимин улыбнулся, — будет знать, что любовь — это не всегда легко, но всегда стоит того.
Чонгук едва не прослезился.
— Спасибо, Чим. За всё. За то, что всегда рядом, и за то что мы тогда пошли в клуб.
— Я же твой лучший друг, — подмигнул Чимин. — Даже теперь, когда ты официально не единственный любимый мужчина в доме.
Они рассмеялись.
И в этот момент всё действительно было как в сказке.
Чуть позже. За шатром. Возле бара.
— Юнги, не ори, ты, блядь, в фужер плюнул! — Хосок отодвинул бокал и посмотрел на него в полупьяном ужасе.
— Это было… поэтично, — промямлил Юнги, опираясь на стол. Его глаза были полузакрыты, галстук на лбу, как у шамана на корпоративе.
— Поэтично ты потом будешь блевать в вазу с орхидеями, — буркнул Хосок, но сам еле стоял на ногах.
— Хосок… а ведь у него получилось, — выдохнул Юнги, уже садясь на ступеньки, глядя в зал, где Тэхен кружил Чонгука в медленном танце. — У Тэхена. Он снова живой.
Хосок кивнул и сел рядом, тяжело вздыхая.
— Он заслужил это. Он столько лет был, как лезвие — острый, холодный… А теперь смотри.
— А Чонгук... он как пластырь на его сердце, — хрипло сказал Юнги, — липкий, но лечебный.
Хосок фыркнул:
— Ты пьян и сентиментален. Я должен это записать.
— Только если без аудио, — Юнги закатил глаза. — Чимин меня убьёт.
Они переглянулись и одновременно начали ржать, так, что даже прохожие обернулись.
— Знаешь, — добавил Хосок, — может, и мне когда-нибудь вот так. Покой, любовь, свадебный торт, беременный бойфренд.
Юнги чуть усмехнулся и кивнул в сторону зала:
— Только не с моим, ага? И он не бойфренд, а муж!
— Не-не, — Хосок поднял руки. — Я слишком люблю тебя, чтобы воровать твоего Чимина.
Юнги расплылся в пьяной, искренней улыбке.
— Это, Хоби, было чертовски романтично.
— Ага. Я пьяный и опасный.
И они снова рассмеялись, на этот раз — чуть тише, чуть теплее.
Под фонариками, в шорохе музыки и запахе флердоранжа — два старых друга, которые пережили всё и всё равно были рядом.