***
Маленький самолет набрал высоту и уши наконец-то перестало закладывать. Билл отстегнулся, пересел на диванчик поближе к иллюминатору, по-девчачьи поджав ноги, и принялся что-то кропать в тетрадку имени себя, любимого. Я чуть в обморок не упала. Мало того, что это существо напялило легкую куртежку с эмблемой группы (о! я поблагодарила всех святых, что он не надел одежду со своим именем!), так теперь еще ходил по самолету перед носом у Родриго и светил тетрадкой, на обложке которой были изображены мальчишки. Это все равно, что дразнить голодного дикого льва куском мяса — сожрет и не подавится... Мне не понятно только одно — что и кому он хотел доказать? Родриго не сможет отказаться от подобного эксклюзива — мегастар, вечно одинокий романтик, ищущий свою единственную, не целовавшийся уже три года ни с кем, инкогнито зажигает в Австралии с русской любовницей, и не дай бог Родриго заснял ночные «шалости» мальчика — это будет катастрофой. А, зная Родьку, могу сказать со стопроцентной гарантией, — ситуацию он извратит так, что святые чертыхаться начнут. Он ославит Билла на всю Европу. Но еще в гостинице сам Билл категорически отказался меня слушать и вырядился в одежду с иероглифом. И оставалось надеяться только на то, что Родриго не признает в нем того холеного разукрашенного юношу с «гнездом» на голове, гордо смотрящего на нас с обложки ученической тетради.
— Надо обсудить наш план действий, — подсел ко мне Родриго.
— Я не способна... Я хочу спать... — промычала сквозь зевок.
Билл бросил на меня вопросительный взгляд — помощь нужна?
Я слегка покачала головой, чуть улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй.
Он ответил улыбкой и поправил наушники. Опять принялся что-то писать.
— Японский бог, какая идиллия, — неприятно усмехнулся Родриго. — Ефимова, вот только честно ответь, что ты нашла в этой особи непонятного пола с женскими замашками? Тебе же никогда не нравились инфантильные мальчики. Посмотри на него, он же даже сидит как шлюха. Все ужимку у него как у телки. Ногти черные, башка крашеная... Пацан, твою мать... Я когда его вчера увидел, думал, что ты с девкой какой-то шкурку трешь. Решил, спятила моя Машка, совсем спятила, в лесбиянку превратилась без хорошего, крепкого мужика. Боже мой... — он возмущенно всплеснул руками. — Крашеный, с мелированием, черными ногтями, как у моей секретутки, проколотой бровью, как у панка, с жуткой тату на все предплечье, как у зека... Это не парень, дорогая, это кошмар какой-то, дерьмо это. Гомик. Натуральный. И моя Машка с ним трахается и глаз с него не спускает. Тьфу! Да еще в развитии явно задерживается. Сколько там ему? Восемнадцать-девятнадцать? В этом возрасте ребята все как один по девкам бегают, а не от групп фанатеют — вон как вырядился... И тетрадка у него тоже фанатская... Или вы вдвоем по ночам его любимый музончик слушаете? Смотреть противно. Как его мама-то отпустила?
— Родя, я же не обсуждаю твоих баб, которые душатся так, что у меня потом от них голова болеть начинает. Постеснялся бы с такими якшаться. Мало того, что сам провонял, Билл провонял, так вся гостиница в этом отвратительном сладком смраде.
— О, куда тебя понесло...
— Конечно. Ну что за спектакль ты разыграл, детский сад, ей-богу? Думаешь, я поверю? Надеюсь, это не ты оставил у него на шее засосы?
Мельком глянула на Билла. Он внимательно наблюдал за нами, задумчиво грызя кончик ручки.
— Чем он лучше меня?
— Он не лучше, а ты не хуже. Он просто другой. Совсем другой. — Я ласково улыбнулась Биллу и сморщила носик. Он недовольно прищурился. Уткнулся в тетрадку.
— Он хорошо трахается? Лучше меня?
— Он не трахается, Родриго. Он занимается со мной любовью. И это главное отличие. Он любит меня. А ты любишь себя. Так ты не ответил, зачем все это надо было делать?
— Что именно?
— Родриго, вот евреев у тебя в роду не было, это я точно знаю. Зачем вы засосов на нем понаставили и в помаде измазали? Ну, измазали и измазали, леший с вами, но зачем надо было выливать на него литр какой-то дешевой дряни?
— Так он сам хотел. Он тебе не рассказывал? — густые бровки удивленно изогнулись. Родриго наивно выпятил нижнюю губу и хлопнул длинными ресничками. Господи, у кого только научился такие рожи корчить? Я недовольно закатила глаза, всем своим видом показывая, что не верю ни одному слову. — Там были Джейн и Татьяна. Джейн он подцепил еще в баре. А Татьяна — это наш представитель в Австралии, она решала все организационные вопросы по поездке. Я его в баре увидел. Он мило снимал Джейн. Я решил, что это неправильно, раз уж он называет тебя своей женщиной. Ну и подсел к ним с Татьяной. Мы выпили за встречу. Посидели. Бар закрылся, и мы ушли ко мне в номер. Еще выпили. Потом твой Билл с Джейн уединились на полчасика. Видимо алкоголь после секса выветрился, и он о тебе вспомнил. Надо же! Спроси у него сама, что я тебе рассказываю. Одно могу сказать точно — Джейн мяукала знатно. Наверное, всех акул в сиднейском аквариуме распугала. Даже Татьяна завелась, целоваться полезла. Но ты же знаешь, я тебе не изменяю.
— Тебе надо писать сценарии к немецкой порнухе. Фантазии никакой, — скривилась я.
Билл одарил меня таким взглядом, что я чуть не кончила. Едва заметно облизал губы. Усмехнулся томно. Я торопливо отвернулась, чувствуя, как щеки и уши начинают гореть.
— Ты спросила — я ответил. А там уж сама решай. Твой Билл хороший кобель, который дерет всё, что шевелится, а что не шевелится, то он расшевелит и отдерет. Это я тебе как другу говорю. Не связывайся с ним. Вы же вместе недавно, да? Вот и не связывайся. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Ничего, Маха, я подожду, пока ты нагуляешься и приползешь ко мне. Зная, какие у тебя проблемы с самооценкой, самовосприятием и ревностью, вот с этим нечто ты долго не протянешь. Он поиграет с тобой и бросит. Ведь бросил уже раз? Ноги вытер, унизил, оскорбил и выкинул, как использованную туалетную бумажку. А что потом было? Небось, пальцем поманил, и ты побежала, дура, как миленькая побежала. Да? Ничего ты еще приползешь ко мне. Только я не уверен, захочу ли тебя принять.
Я хмыкнула и отвернулась к иллюминатору. Не приползу. Всегда приползала, раны зализывала, а сейчас не приползу. Не любишь ты меня, Родя. Да и женщиной я себя рядом с тобой не чувствую... Так... Вечная дурочка с переулочка...
Лица коснулись черные волосы. Я вздрогнула. Билл поцеловал меня и обнял. Уселся рядом, взяв мою ладонь.
— Не помешаю? — улыбнулся.
— Помешаешь, — спокойно отозвался по-английски Родриго. — Мы о делах говорим. Иди, мальчик, пиши свои стишочки. О любви, наверное, пишешь? Неразделенной?
— Непонятой, — уточнил Билл, растягивая губы в лучезарном оскале.
— Ты бы не выпендривался тут, — не менее лучезарно оскалился Родриго.
— Заткнитесь оба, — процедила я.
Родриго удалось испортить мне настроение. Фантазия во всех подробностях рисовала картину под кодовым названием «Как Билл провел вечер, с кем, как, сколько раз и в каких позах». Я высвободилась из его объятий и ушла к стюардессе. Хотелось выпить холодной воды и просто побыть одной.
Залпом осушила стакан и прислонилась спиной к стене. В голове постоянно крутились слова Родриго: «...мяукала знатно ... пальцем поманил, ты побежала...» Побежала, да. Даже манить не пришлось, побежала... А то, как Билл умеет трахаться, когда очень хочет... Я шумно вздохнула, почти всхлипнула. Нет, Родриго врет. Он врет. Врет! Пальцы раздавили пластиковый стаканчик. Закрыла глаза. Родриго хочет нас поссорить. Билл, он не мог... Он порядочный... Кто мне сказал?
— Все хорошо? — Билл провел пальцем по контуру лица, по губам. Поцеловал в кончик носа.
Я качнула головой — нет, черт побери, ничего не хорошо, ничего!
Он обнял крепко-крепко, уперся подбородком в макушку. Рука медленно гладит по спине, успокаивает.
— Он тебя обидел?
Опять качнула головой — не хочу говорить. Прижалась к груди щекой. Обхватила тонкое тело, словно березку.
— Будь рядом со мной. Я не позволю ему обидеть тебя. Ты мне веришь? — Маленькие поцелуи волос, лба. Одна рука на затылке, вторая — на талии.
Кивнула. Я так хочу тебе верить. Ты даже не представляешь, как я хочу тебе верить.
Мы вернулись в салон. Родриго обложился газетами и книгами, вовсю что-то изучал, не обращая на нас никакого внимания. Мне бы тоже не мешало подготовиться к предстоящей работе, но, из-за натянутых, как струна, нервов, я вообще не способна сейчас к чему-либо, кроме закатывания истерик. Улеглась на диванчике, положив голову Биллу на колени, и честно и благородно задремала. Ну вас всех к черту, мальчики.
Поселок Старый город встретил гостей спокойно и настороженно. Лишь местная детвора носилась вокруг, лезла к самолету и показывала на нас пальцем. Билл профессионально приветливо улыбался абсолютно всем. Мне казалось, что вот-вот он вытащит маркер и пойдет раздавать автографы. Родриго закинул рюкзак за спину, деловито направился к маленькому двухэтажному зданию. Одна я осталась не при делах. Огляделась. Мы приземлились в долине, со всех сторон окруженной горами. Весна в самом разгаре. Сочная трава. Молодая зелень на деревьях. Все цветет и пахнет. Чирикают птицы, орут цикады. Горы кажутся плюшевыми из-за покрывающих их лесов. Теплый ветер обдувает лицо. Пахнуло навозом. Пастух выгонял стадо буренок на пастбище за поселком. Сам же поселок, насколько мне было видно по прямой желтой дороге, ведущей прямо от импровизированного «аэропорта», представлял собой поселение из нескольких десятков деревянных одно— и двухэтажных домиков. Взрослых не видно, а вот чумазая детвора избрала объектом для приставания Билла, который забавно играл с ними в какое-то подобие салок, весело скакал и всячески бесился. Господи, человеку восемнадцать лет, а носится наравне с семилетками.
— Это Брайн, наш проводник, — представил Родриго через несколько минут невысокого коренастого мужчину неопределенного возраста. Маленькие серые глазки Брайна просветили рентгеном сначала мятую меня, потом запыхавшегося Билла, сдувающего с лица растрепавшиеся прядки. Тонкие обветренные губы скривились в презрительной усмешке.
— Рад познакомиться, — сообщил Брайн и протянул мне руку. Сухая и мозолистая ладонь жестко сжала мою ладошку. Я увидела сетку глубоких морщин у глаз и на лбу. Значит, мужик в возрасте. Лет пятьдесят, наверное.
— Взаимно, — без малейшей улыбки ответила я.
Билл ограничился кивком.
Дядька закинул тощий рюкзак за плечи, поправил винтовку, и, ни слова не говоря, прошел мимо меня. Мы с Родриго подхватили наши рюкзачки и последовали за проводником. Только когда Родька повернулся ко мне спиной, я заметила, что он тоже вооружен. Что-то мне это совсем не нравится. И только мы с Биллом все из себя такие на экскурсию собрались.
— Мари, а зачем им оружие? — догнал меня Билл.
— Мы в горы идем, вдруг там дикие звери водятся, — пожала я плечами. Откуда я знаю, зачем им оружие. Мне и проводник наш не нравится. Вообще не нравится.
— Я сначала хотел отвести нас в центр аборигенской культуры Брамбрук, это в 200 километрах от Мельбруна, — снизошел до объяснения Родриго. Я принялась переводить его русскую речь на немецкий. — Но потом решил, что это скучно. Что мы там увидим? Как аборигены огонь разжигают да свои шаманские танцы танцуют? Поэтому Татьяна договорилась с представителем племени майри, что мы проведем у них один день. Больше напрягать людей, думаю, не стоит. Ты, Машка, будешь в племени контакты наводить, а я на охоту пойду. Туда только мужчин берут, — ехидно скосился на Билла Родриго. Я благоразумно последние фразы переводить не стала. — И еще, хочу сразу предупредить, особенно твоего сопляка...
— Родриго, — гневно одернула я его. Но Родька класть хотел на мое возмущение.
— Ты не вякай тут, переводи слово в слово. Я проверю. Нам проблемы не нужны. А с его сексуальной активностью они у нас будут. Хорошо меня поняла?
Я набычилась. Он хлопнул меня по заднице, подсаживая в открытый старый и страшный джип. Сам прыгнул на переднее сиденье рядом с Брайном. Билл неловко забрался без всякой помощи извне. Начал недовольно рассматривать маникюр — не испортился ли.
— Так вот, что я хотел сказать. В этом племени серьезно наказывают за прелюбодеяние. Муж неверной жены убивает любовника и подаёт ей на обед его член или сердце. Так что, мальчик, воздержись приставать к местным женщинам, если не хочешь остаться без этих важных органов. Аборигенки могут не оценить твоих порывов, как Джейн, — Родриго рассмеялся и подмигнул Биллу. Тот покраснел, нахмурился и пристально посмотрел на меня, требуя точный перевод. Я наболтала какую-то глупость о том, что местные женщины очень целомудренны. Теперь нахмурился Родриго и с русского перешел на английский, повторив историю для Билла заново. Парень сначала побледнел, услышав имя Джейн, испуганно глянул на меня, потом стал ярко-малинового цвета, сжал кулаки. Нет, они подерутся! Ей-богу подерутся! Я схватила его за руку и припала губами к щеке.
— Ты обещал не реагировать на провокации, — шепнула. — Ну же, будь умницей. Я в тебе уверена.
Билл довольно улыбнулся и обнял меня. Потом хищно посмотрел на Родриго и... Его язык ворвался в мой рот, губы обхватили мои. Я страстно ответила, понимая, что он специально так меня целует, чтобы досадить Родриго. Ну и пусть! Даже меня уже начали забавлять эти глупые бодания двух самцов. Пусть бодаются. Моё со мной. И точка. Я обняла Билла. Рука непроизвольно начала ласкать его тело. Как же хорошо.
— Ефимова, Е-фи-мо-ва! — недовольно стащил меня с парня Родриго. — Кончай лизаться! Не нализалась что ли за ночь?
Мы с Биллом оторвались друг от друга и одновременно показали Родьке язык. Захохотали. Родриго фыркнул и отвернулся.
— Идиоты... Господи, с кем я связался?..
— «Не нализалась за ночь», — передразнила я его противным голосом. — Нет, не нализалась. А как налижешься, если ты его сначала споил, потом твои телки мне до мальчика домогались, чуть невинности его не лишили?
— И ты ему поверила?
— А кому верить? Тебе что ли? Сказочник. Ганс практически Христиан, — широко улыбнулась я. — Дальше рассказывай.
— Что тебе еще рассказывать? Это племя бывших каннибалов. Они не употребляют человечину, кажется, уже лет пятьдесят, если не больше. Хотя, я бы им скормил кое-кого. Но вообще в Австралии и Новой Зеландии еще сохранились племена, которые считают, что человечина вкуснее сочного каре барашка. Я вот с утра, пока ты дрыхла, в газете прочитал про аборигенов с Фиджи. Представляешь, они решили извиниться перед потомками английского миссионера Томаса Бейкера за то, что его сожрали. Нашли родственников в Англии и провели церемонию покаяния.
— Круто! — восторженно воскликнул Билл. — А за что его съели? Просто так?
— А за то, что трогал руками чужое, — многозначительно покосился на меня Родриго. — По одной из версий, священник вызвал гнев общественности тем, что вытащил гребень из волос вождя. Дело в том, что прикосновение к голове вождя считалось одним из самых страшных преступлений. Его тут же убили, разделали и пожарили. Говорят, что один из людоедов потом долго хвастался, что съедено было все кроме ботинок англичанина. Вот будешь трогать чужое, мальчик, и тебя съедят. Только кроссовки и останутся Машке на память.
— Дурак! — воскликнула я. — Типун тебе на язык. — И сильнее прижалась к Биллу.
— А у меня и кроссовки можно съесть. Они из натуральной кожи, — радостно сообщил Билл.
Я схватилась за голову — меня окружают идиоты.
Через полчаса нас высадили из машины, и мы еще час карабкались куда-то вверх по горам. Билл плелся в самом конце, и я уже начала жалеть, что пошла у него на поводу и согласилась на поездку. Это дитё асфальта еле волокло свое тощее тельце по горным тропинкам, обливалось потом и жутко нудело. Я сделала пару снимков звезды в непривычных для него условиях — пусть покажет брату и похвастается, в какую авантюру втянула его русская девушка.
— Брайн, расскажите нам об обычаях этого племени. Вы ведь должны их знать? — попросила я.
— Вообще-то, — недовольно подал голос проводник. — Вам бы лучше не знать об их обычаях. Сегодня это цивилизованное племя и они не имеют ничего общего со своими предками.
— Ах как жаль! — всплеснула я руками, но отставать не собиралась. — А какие у них были раньше обычаи? Расскажите, Брайн. Ну, пожалуйста.
— Мисс, это не для ваших нежных ушей.
— Поверьте, Брайн, нежные уши мисс выдерживают даже мат сеньора Гарсия-Пуговкина, так что вы можете за них не опасаться.
— Ох, вы сами просили, — пробубнил Брайн, подавая мне руку, чтобы помочь взобраться на валун. — Ну, например, считается, что, если съесть мозг врага, то человек становится мудрее. У майри очень ценится левый глаз врага, ибо в нем сокрыта душа убитого. Но нет ничего лучше сердца врага — там сосредоточена магическая сила, которая переходит в распоряжение к шаману или вождю.
— Нормальные у них деликатесы, — хихикнул Билл. — А я вот не люблю субпродукты. Фу, как можно есть глаза врага?
Я перевела возмущения немца австралийцу. Брайн нахмурился и с поучительностью в голосе ответил:
— Если возникает угроза племени, то богу жертвуется самое дорогое. И не всегда сердце врага. Несколько лет назад вождь племени выбрал сердце собственного сына для жертвы. Своими руками рассек грудь и передал трепещущее сердце в распоряжение бога. И сделано это было для того, чтобы племя победило в предстоящей битве.
— Кошмар какой! — одновременно ужаснулись мы. Родриго только усмехнулся.
— Если совсем все плохо, то вождь отдает свое сердце для спасения племени.
— Да-да, — тут же встрял Родриго. — В начале прошлого века на племя майри напало племя раукаху. Пришлось воинам майри разорвать вождя и поджарить на костре...
— Пока жрец исполнял песнопения, воины танцевали ритуальный танец вокруг котла, в котором варилось сердце вождя, — кивнул Брайн. — Потом верховный жрец оторвал кусочек от сердца вождя и бросил его в сторону врагов, чтобы ослабить их.
Я шарахнулась в сторону, кое-как сдерживая рвотные позывы.
— Супер, — уважительно протянул Билл. — Скажите, ведь у племени сейчас нет никаких проблем и войн, да? Нас ведь не будут есть? Это было бы несколько неудобно. И к тому же мне через три дня кровь из носа надо быть дома. У меня...
Пришлось некультурно пнуть Билла ногой.
— Болтун — находка для шпиона, — зашипела на него.
— Ну что вы, юноша, у племени есть более важные дела, чем войны. Например, вы сейчас попадете на обряд срубания дерева для каноэ вождя. Жаль, что вы пропустили обряд татуировки губ дочери вождя. Очень красивый обряд.
— А как же праздник рождения новой луны? И зачем вождю каноэ, если тут нет рек?
— Племя живет на берегу большого озера. А праздник рождения новой луны как раз совпадает с обрядом срубания дерева для каноэ.
— Кстати, этот обряд проводится тоже с жертвоприношением сердца, — с садисткой усмешкой вставил Родя. — Еще поговаривают, что во время войны майри съели экипаж немецкого танка, который очень некстати попался им в руки. Так что, Билл, я бы на твоем месте немедленно драпал домой. А то, не дай бог, вспомнят свои дурные привычки и съедят тебя по старой доброй памяти.
— Родриго, откуда в горах Австралии немецкие танки? — фыркнула я.
— Ефимова, ты б не позорилась что ли. Историю почитай как-нибудь на досуге.
— А вот еще интересный случай был, — разошелся Брайн. — Однажды зверски убив вождя соседнего племени, майри его съели, тщательно собрали все косточки и сделали из них ножи, рыболовные крючки, наконечники для стрел... Руки вождя тоже пошли в дело. Их высушили, пригнув пальцы к ладони, и прибили к стене. Его пальцы служили крючками для вешанья корзин.
— Зачем? — простонала я.
— Как зачем? Чтобы показать, что даже после смерти вражеский вождь служит племени майри. Вот, кстати, и он.
Брайн остановился и поприветствовал разукрашенного белым и красным темнокожего низенького мужичка с рахитным пузиком и торчащими ребрами. Из одежды на нем было только ожерелье из разноцветных перьев и поясок с кисточками на концах. За мужичком стояла дюжина точно таких же, только немного меньше размалеванных, низкорослых коренастых рахитных созданий без перьев. Брайн что-то прокурлыкал на их языке и показал на нас. Билл и я как по команде улыбнулись. Точнее оскалились подобием улыбки. Родриго приветственно кивнул. Вождь издал гортанный звук и выпятил грудь вперед.
— Вождь рад приветствовать вас на земле майри. И просит следовать за ним, — перевел Брайн. — И ничего не трогайте руками без разрешения.
Мы тут же спрятали руки в карманы.
— Брайн, они нас точно не будут есть? — все-таки уточнила я. Мне было не по себе от всех этих рассказов. И быть съеденной черт знает где черт знает кем мне совершенно не хотелось.
— Нет, мисс, что вы. Вам совершенно нечего бояться. Мясо белых людей не такое вкусное, как мясо местных жителей.
— Господи, спасибо Тебе за то, что я не вкусная, — совершенно серьезно взмолилась я.
— Не сочтите за оскорбление. К тому же вы, мисс, и ваш друг слишком костлявы, чтобы кто-то позарился на вас, как на пищу.
— Да, — решила я до конца поддержать свою абсолютную пищевую непригодность. — И наши друзья знают, где нас искать. Так что в случае чего, шума будет много.
Брайн лишь улыбнулся. Мне не нравился этот проводник. Не нравилось это племя. Не нравилась эта затея.
— На самом деле, — тихо сказал Родриго, — белый цвет кожи ассоциируется у майри с трауром. Они считают, что белые люди — слуги смерти. А кто же добровольно согласится съесть слугу смерти?
Я облегченно вздохнула. Все-таки надо было почитать про обычаи племен Австралии, тогда не было бы так страшно.
Билл дернул меня за руку и указал на скалу. На самом краю сидел юноша с луком. Увидев нас, он ловко спустился вниз, прихватив охапку стрел. Что-то сказал вождю. Тот величественно кивнул. Юноша подскочил к Родриго и начал верещать, показывая стрелы.
— Это Ириан, сын вождя. Он говорит, что только что сделал этот лук из пальмового дерева. Каждая из этих стрел предназначена для определенного животного, — перевел Брайн. — Этот лук он дарует воину, вам, мистер Родриго. Вот эта стрела предназначена для обезьян. Этой надо бить кабана. А эта — для охоты на людей. Ириан взрослый. Он убил уже четверых.
При этом Ириан совершенно недвусмысленно посмотрел на нас. Мне стало не по себе.
Деревня находилась на берегу огромного озера. Полтора десятка круглых очень низких хижин без дверей и окон с конусообразными кровлями из связанных в длинные пучки пальмовых листьев. Я обратила внимание, что входят и выходят из дома на четвереньках через какой-то лаз. Из щелей сочился дымок, по всей видимости от очага. К нам устремилась орава детей. Маленькие, голые, черные, грязные. Все как один с рахитом — выпяченным животиком и впалой грудью. Местные красавицы приветливо улыбались желтыми треугольными зубами. Кто-то был в ожерельях из листьев папоротника, кто-то просто ходил и светил голой грудью. Хорошо хоть на талии было какое-то подобие юбок из переплетенных листьев тростника.
— Черт, — пробормотал Билл, осматривая аборигенок. — Да на это даже у Тома не встанет.
— Самое главное, чтобы у них на нас не встало, — буркнула я в ответ.
— Надеюсь, мы не подходим под их каноны красоты.
За деревней простиралась завораживающе красивая долина, над которой возвышались горы, покрытые непроходимым лесом. Их вершины утопали в облаках. И еще было видно зеркало озера. К нам подошли другие майри. Ириан что-то говорил им, указывая на нас. В частности на Билла, что не могло не напрягать. Неожиданно Биллу тоже преподнесли лук. И еще раз объяснили про стрелы. Билл улыбался, крутил оружие, но стрелы взять в руки не решался — оказывается, они отравлены.
— Однажды мы сидели в засаде и убили двух мужчин из соседней деревни. Я принес ноги одного из них в свой дом, — не без гордости произнес мужчина лет тридцати. Затем Брайн подробно перевел, какие блюда из человечины можно приготовить прямо на раскаленных скалах. И объяснил, что самое вкусное в человеке — это ягодицы.
Окружившие нас мужчины начали с радостью показывать шрамы и рассказывать, как сражались с другими племенами и ели врагов своих. Меня затрясло. А как же то, что они не едят человечину уже много десятков лет? Я убью Родриго! Во что он нас втянул?
— Знаешь, если в следующий раз я начну настаивать на экскурсиях, сделай все возможное, чтобы мы туда не попали, — сквозь улыбку процедил Билл мрачно.
— Надеюсь, что у Родриго и организаторов этой поездки все просчитано, — отозвалась я так же. — Родька опытный путешественник. Он без подстраховки носу из дома не высунет.
— Хотелось бы в это верить...
— «Ма-ру-ся от счастья слезы льет. Как гусли душа ее поет!» — пропел Родриго радостно, обхватив Билла за плечи. — Прощайтесь, дети мои. Сегодня, мальчик, ты станешь мужчиной. Черт, ты же не понимаешь по-русски. Say goodbye. Now, boy, u gonna become a man.
— Что значит прощайтесь? — встрепенулась я.
— На охоту мы идем. Не буду же я позориться и оставлять его в деревне, как телку какую-то. А ты тут с женщинами пообщайся.
— А переводчик?
— А что переводчик? Переводчик пойдет с нами. Я же должен понимать, о чем они говорят. В конце концов, решение, кто кого есть будет, принимает вождь, а не его женщины. А нам нельзя быть съеденными. Это может повредить моему здоровью. И вообще, я не собираюсь пропускать из-за них тренировки и соревнования. Кстати, твоему дохлику тоже не мешало бы подкачать тело, а то глиста глистой.
— Родриго, я тебя очень прошу, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось. Я не знаю, как ты его вчера уговорил поехать сюда, но сделай так, чтобы он вернулся живым и здоровым.
— Что мне за это будет?
— А что ты хочешь?
— Тебя.
— Родриго, ну какой смысл трахать тело, если мыслями оно с другим? Ты будешь уважать себя после этого?
— Ты не поняла. Я вообще тебя хочу. Полностью в личное пользование.
— Давай не будем выяснять здесь отношения. Как друг — я вся твоя. Как женщина — мои мысли, мое тело, моя душа принадлежит ему. И только ему. Ты же знаешь это. Не убивай меня. Без него я отсюда не уйду.
— Романтичная ты моя, — Родриго прижал меня к себе и потрепал голову. Поцеловал в макушку. — Дурочка, глупенькая дурочка. Разве я могу оставить тебя здесь? Не переживай, я присмотрю за ним. Bill! Let's go! Great things are to be done! Идиот... Какой же я идиот...
Через час я освоилась в деревне и даже начала худо-бедно понимать, что от меня хотят аборигенки. Они показывали мне хозяйство и объясняли, как, что и из чего можно приготовить. За хижинами у каждой семьи разбит огород. Там они выращивают сладкий картофель батат, овощи. Во двориках важно ходят куры, в грязных лужах бултыхаются утки, а в загонах нежатся свиньи. Еще я видела, что они разводят каких-то животных, похожих на больших крыс, но кто это — не признала. Куры и утки у меня никаких вопросов не вызвали, а вот черные, худосочные, мелкие свиньи неприятно удивили. Хотя, с другой стороны, что я хочу? Им самим-то есть нечего, а тут еще свиней прокорми. На озере, куда меня повели купаться, выяснилось, что майри действительно давно не занимаются каннибализмом, но очень соблюдают и чтят обычаи. И, если я правильно все поняла, обычай поедания врага — самый важный в их жизни и связан с представлением о мире: если оставить труп убиенного разлагаться, то победа будет не полной и враг сможет навредить племени. Но в целом майри очень дружелюбный народ и всегда рады гостям.
Обычное утро женщины-майри начинается с работ в огороде, где она и батрачит с утра и до упора в любую погоду. Младшие дети предоставлены сами себе. А старшие девочки остаются дома, мастерят юбки из волокон растений или плетут сетки для хвороста, овощей или ловли рыбы. Мне тоже предложили сменить джинсы и футболку на местный наряд. Я как-то постеснялась — не в моих правилах было ходить топлесс среди чужих людей. Мониба, как звали жену вождя, на чье попечение меня оставили, не стала настаивать, ее больше интересовало, в каких я отношениях с молодыми людьми. Пришлось Билла заделать себе в мужья, а Родриго в родные братья, что-то мне подсказывало, что подробности наших взаимоотношений могут оскорбить бедняжку, а обижать людоеда — далеко не самый разумный поступок в этой жизни. Мониба показывала мне, как разжигать огонь палочками, как жарить на камнях мясо той самой крысы. А потом заставила это съесть. «Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус». Ладно, хоть крысу... Могла ведь и человечину предложить. А отказаться не удобно...
Родриго и Билл вернулись к обеду сияющие, как солнце. Родьку распирало от гордости, а Билл скакал, как щенок-подросток, которому выдали самую классную в его жизни игрушку. Я смотрела на них и не могла налюбоваться. Один — настоящий мужчина, рядом с которым ничего не страшно, который за тебя порвет любого. Второй — забавный и смешной, нежный и ласковый. Они такие разные. И я люблю их обоих.
Охота прошла удачно, и мужчины племени принялись разделывать кабана. Мои мальчики забыли обо мне и полностью погрузились в процесс. Билл, правда, морщился и всем своим видом показывал, что происходящее ему не слишком приятно, но по блеску в глазах я поняла, что процесс затянул его целиком. Мне присутствовать при разделывании туши запретили. Пришлось снимать действо тайком с пригорка. Зато я в мельчайших деталях разглядела на максимальной величине телеобъектива, как с Родриго и Билла сняли футболки и разрисовывали тела, руки и лица белой глиной и кровью кабана, смешанной с каким-то порошком, похожим на золу. Ребята выглядели как-то... мужественно что ли... настоящие бледнолицые воины майри, только в джинсах! Эх, вот так порядочные журналисты становятся папарацци.
Зажаренные куски мяса вождь честно поделил между соплеменниками — себе, крепким мужчинам-воинам и Родриго с Биллом отдал мясо, кости старикам, детям и женщинам. Я не стала объяснять Монибе, что это несправедливо и не мешало бы поднять бунт и устроить феминистический переворот, хотя бы просто потому, что ковыряться в каменистой земле совсем не одно и то же, что бегать по лесу за зверьем с луками и копьями. Я даже обрадовалась, что часом раньше съела кусок крысятины, глодать кости городской девочке как-то не гламурно. И вообще в чужой монастырь со своим уставом умные люди не ездят, если хотят пожить подольше.
Как водится, после вкусного обеда по законам Архимеда аборигены устроили танцы. Выглядело это так же смешно, как танцы Билла на сцене. Но тот хоть двигался под музыку, а эти охали, ахали и топтались на месте, премило задирая ноги и стуча копьями по пыльной земле. Женщинам присутствовать на празднике опять не разрешили. Поэтому я, как и в прошлый раз, забралась на свой пригорок, спряталась в кустах и принялась фотографировать происходящее, отгоняя от себя дотошную мысль: если праздник рождения новой луны и срубания дерева для каноэ вождя совершается с жертвоприношением, то кто жертва, если кабана они уже съели? Я мало, что знала до поездки об аборигенах. Помню, в детстве смотрела фильм «Данди по прозвищу Крокодил». Там журналистка Сью Чарльтон тоже подсматривала за Миком Данди, когда его пригласили в племя друзья-аборигены. Сейчас я чувствовала себя Сью: так же любовалась своим мужчиной и снимала его, снимала, стараясь запечатлеть малейшее движение рук, изгиб бровей, блеск в глазах и радостную улыбку. Нет, конечно же, я не была такой холеной и красивой, как Сью, а Билл не был таким же смелым и отважным, как Мик, но все равно он сейчас до неприличного красив, а я чувствовала себя журналисткой до мозга костей. Только вот, кажется, Сью не пытались... убить. Кто-то прыгнул на меня сверху, ухватил за «хвост» на голове и окунул лицом в землю, заломив одну руку. В голове мелькнуло — только бы фотоаппарат не разбить — и я крепко прижала его к груди. Меня еще раз провезли лицом по земле. Во рту и в носу отчетливо чувствовалась кровь. Я начала извиваться, пытаясь скинуть с себя человека. Кричать пока не получалось, но как только такая возможность появится, уроду на мне не поздоровится. Он еще раз дернул за «хвост», запрокидывая голову назад так, что захрустели шейные позвонки. «Билл!!! Билл!!! Билл!!! — колотилось в сознании. — Помоги!!! БИЛЛ!!! ПОМОГИ!!!» Человек навалился всем телом, всего на мгновение выпуская волосы, чтобы перехватить их получше. Я резко дернула головой, освобождаясь от хватки, и завизжала. Затылком ударила нападающего в лицо. Суставам заломленной руки стало так больно, что в глазах начало темнеть. Нельзя терять сознание! Держись! Превозмогая дикую боль, я с силой крутанулась под ним. И как-то выскользнула. В тело вонзились жесткие ветки куста. К черту ветки! Я пятилась назад, продолжая пронзительно визжать. Ириан за ногу подтащил меня к себе. Я отчаянно брыкалась и вырывалась. Свободной рукой вцепилась ему в лицо, раздирая кожу в клочья. Удар по голове и... звенящая тишина с неприятным чмоком всосала меня в темноту.
Очнулась от того, что меня кто-то трясет и лапает. Я взвизгнула и лягнула что-то темное у ног. Локтем саданула по еще одному темному пятну справа и только тогда услышала вопль:
— Это я! — и болезненное оханье. Да! Попала!
Вскочить не получилось — первое пятно схватило меня за руки, с силой вырывая фотоаппарат, и крепко сжало, бормоча по-русски:
— Тихо, моя родная, тихо... Всё хорошо. Всё хорошо.
Родриго... Я прижалась к нему и разревелась...
— Он... Он... Этот сын вождя... Он... — всхлипывала я. — Он... меня... напаааал...
Родриго закрутил головой, видимо, пытаясь кого-то найти.
— Где Брайн? Билл, где Брайн? — рявкнул по-английски.
— Я не знаю!
— Твою мать, я разнесу этих пигмеев! — Родриго двумя руками обхватил мое лицо и поднял его вверх, рассматривая ссадины. Выматерился. Осторожно потрогал переносицу. Смахнул землю с щек, губ, лба и подбородка. — Нет, нос цел, кожа только ободрана. Не сильно. Не переживай, шрамов не останется. — Жесткой ладонью вытер слезы и еще раз крепко обнял. Потом передал меня Биллу: — Отвечаешь головой! Если с ней что-то случится — шкуру спущу! — Схватил за волосы Ириана и потащил вниз по склону.
Билл еще раз осмотрел мое лицо, аккуратно поцеловал.
— Со мной что-то невероятное произошло, — тихо произнес на ухо. — Вдруг я понял, что с тобой беда. Паника какая-то накатила, аж дышать трудно стало. Говорю Родриго, надо срочно узнать, где ты, что-то случилось. И тут мы услышали твой крик. Ты звала Родриго. С таким отчаяньем, что...
Его руки на спине сжались в кулаки, я почувствовала, как натянулась ткань футболки. Черт, неужели я звала Родриго? Кажется, я просто визжала как свинья, которая совершенно не готова быть убитой в данный момент.
— Я звала тебя. Когда не могла кричать, мысленно звала тебя. Я вся была беззвучным криком, я была всего двумя словами — Билл, помоги!
— Зато звучным криком ты была с Родриго, — без малейшего укора сказал он.
— Я не помню... Я, правда, не помню...
— Не важно. Ты жива и это самое главное. А еще у нас, кажется, проблемы.
Мне в спину уперлось что-то острое...
Нам связали руки за спиной и ноги, стянули их веревками, отчего пришлось весьма неприятно выгнуться. Да еще привязали к какому-то столбу посреди деревни. Билл лежал приятного зеленоватого цвета, с вытаращенными глазами и отсутствием каких-либо мыслей на лице. Я вся разбитая, так что какого цвета мое личико сказать было затруднительно. И только Родриго красный, как помидор, потому что злой, как собака, и сосредоточенный, потому что в отличие от нас с Биллом не боится, а думает.
— Билл, ты драться умеешь? — очень буднично спросил Родриго по-английски.
— Нет.
— Херово, — он вздохнул. — А быстро бегать умеешь?
— Нет.
— Значит, либо ты быстро бежишь, либо участвуешь в обряде срубания дерева для каноэ вождя. На хрена тебе, Машка, это существо, которое ни защитить тебя не может, ни бегать не умеет? От собаки и той больше проку. Хоть хвостом вилять умеет...
— Надо, — резко пресекла я нападки Родриго.
— Машка, аккуратно достань из голенища нож и разрежь веревки. Сможешь?
— А есть варианты? — хмыкнула.
— Есть. Но тот вариант дальше и не такой проворный, как ты. Как же тебя угораздило с такой рохлей связаться, а?
— Родя, сделай милость, пасть захлопни! — рыкнула я, подползая к нему поближе и стараясь уцепить нож в высоком армейском ботинке. — Тебе не кажется странным, что нас не охраняют?
— А чего нас охранять, если мы связаны по рукам и ногам?
— И, между прочим, нас не обыскали... — поддакнул Билл.
— Радуйся, идиот! Но ты, в принципе, можешь остаться здесь. Я совершенно не против. Я даже обеими руками за!
Кое-как мне удалось освободить руки Родриго. Он очень медленно, чтобы не привлекать внимания, развязал себе ноги, потом освободил меня.
— Слушай внимательно, сейчас с низкого старта срываемся в сторону леса, откуда пришли, и несемся, что есть мочи, поняла?
— Нож дай, — я протянула руку.
— Зачем тебе нож?
— За забором. Ну, я жду.
— Не нукай, не запрягла еще, — огрызнулся Родриго. — Он сам решил остаться. Для нас лишний балласт сейчас смертелен. Скинем его и выберемся.
— Нож.
— Маш, не дури.
— Я дурю? — зашипела я.
Родриго выругался и, перекувырнувшись через меня, быстро разрезал веревки у Билла.
— Овца упрямая! — рычал Родька. — Слушай, недоразумение, сюда, говорю медленно, повторять не буду...
— Я переведу...
— Пошла вон отсюда! Сейчас мы на полусогнутых несемся в лес туда, откуда пришли. Или ты бежишь быстро и очень тихо, или тебя здесь никто никогда не найдет. Понял? — недоразумение перепугано кивнуло. — Готовы?
— Нет, — всхлипнул Билл.
— ЧТО? — казалось, Родриго сейчас плюнет ядом или взорвется. — Какого хрена?
— У меня ноги затекли. Я их вообще не чувствую, — пролепетал он.
— Твою мать, — зло протянул Родя.
— Перевернись аккуратно на другой бок. — Я прижалась к Биллу со спины. Лицо со стороны ног, принялась массировать икры. — Немного работай ступнями, пальцами. Сейчас кровообращение восстановится, и ты сможешь идти.
— В гробу я вас обоих видел, — сообщил Родриго и куда-то тихонечко свалил.
— Он нас бросил? — покосился Билл на меня.
— Понятия не имею. К черту его. Я вообще не понимаю, что происходит. Ревность ревностью, но мы как пришли сюда втроем, так и уйдем. И мне плевать, что он там думает. Как ноги? Лучше?
— Покалывает сильно, щекотно, но я смогу бежать.
— Отлично. Ждем минуту и рвем когти.
Минуту ждать не пришлось. В кустах защелкало что-то знакомое, я приподняла голову и увидела, как Родриго машет нам рукой. Мы с Биллом вскочили и, низко пригибаясь к земле, бросились к нему.
— Так, девочки, — начал он, скривился и добавил: — и мальчики. Короче, я впереди показываю дорогу. Ты, Билл, замыкающий. Если пропажу обнаружат, нам придется отстреливаться. И надо уйти максимально далеко. Ты видел, как они стреляют? А я обещал Машке, что твою дражайшую задницу в обиду не дам. Так что ноги в руки и поскакали.
Родриго закинул рюкзак за плечи (так вот куда он ходил — за вещами!), схватил меня за руку и потащил за собой. Куда мы бежали, как Родька ориентировался на местности, для меня осталось загадкой. Я неслась за ним, не разбирая дороги и не смотря под ноги, едва уворачиваясь от стегающих по лицу веток. Мы падали в какие-то овраги. Мы карабкались по каким-то склонам. Я задыхалась, ноги заплетались, ладони такие мокрые, что выскальзывают из крепких рук Родриго. Билл не отставал, но выглядел не намного лучше меня. Он разбил локти и колено, когда пропахал на пузе по камням несколько метров. Ободрал кожу у виска. Он матерился на чем свет стоит и обещал бросить курить, если выберется живым. И только Родриго дышал раз-два-вдох, три-четыре-выдох. Спортсмен, черт бы его побрал!
— Еще пять миль на запад и будет Старый город, — он остановился и наконец-то выпустил мою руку. Мы с Биллом рухнули наземь, дыша, как загнанные лошади.
— Откуда ты знаешь? — прохрипела я.
— Карту смотреть надо, а не спать. Ефимова, я просто в шоке от этой нашей вылазки! Ты со своим Биллом весь мозг в унитаз спустила! Вот уж точно говорят, что когда человек влюбляется, то глупеет просто на глазах!
— Родриго, тебе не надоело ее оскорблять? — подал голос Билл. — Заманал со своими наездами! Всем тут мозг уже вынул своим недовольством. Ничего удивительного, что она от тебя сбежала. Я бы удивился, если бы она осталась.
Пожалуй, это была самая длинная речь за последние сутки, произнесенная Биллом на английском языке. Если не учитывать общие ошибки и кошмарное произношение, то в целом выглядела она солидно. Даже Родриго обалдел.
— Ты на кого свой рот открыл, щенок? — зашипел Родька, сверкая глазами и раздувая ноздри.
Я тут же встала между ними.
— Родриго, он прав. Меня очень напрягают твои наезды. Но сейчас не время ссорится.
— Уйди отсюда, когда мужчины разговаривают, — пихнул меня Родриго, явно намереваясь накостылять Биллу по шее.
Билл буравил его черными от гнева глазами.
— Я сказала, отвалил от него! — зарычала зло сквозь зубы. Билл ухватил меня за пояс джинсов и дернул на себя.
— Только не выцарапай ему глаза, — пробормотал тихо, видимо вспомнив, как я разодрала урку в Москве. — Всё! Брейк! Всё!
Родриго фыркнул, повернулся к нам спиной и быстро скрылся из виду. Мы последовали за ним. И опять гонка, опять бегом, по горам. Короткий отдых не принес облегчения, лишь ноги стали больше гудеть и сильнее заплетаться. Переходим в брод какую-то ледяную горную речушку — не быструю, скорее глубокий и широкий ручей. Теперь джинсы мокрые, к ним прилипает песок. Хорошо, что хватило ума снять кроссовки и носки. Родриго опять крепко держит меня за руку и тащит за собой. Билл где-то сзади. Я уже не понимаю вообще, куда мы бежим. Голова кружится. Родриго резко остановился, я влетела в него, и мы кубарем покатились с какой-то горы.
Небо все-таки передумало падать на меня и перестало кружиться. Голова больше не гудела и можно различать другие звуки. Я с трудом села.
— Мы спасены, Ефимова, слышишь? Мы спасены! — радостно воскликнул Родриго, видимо тоже только что очухавшийся от падения. — Смотри! Животное! Видишь? Животное! Как его? Черт! Вот это я ударился! Лошадь! Машка! Это же лошадь!
И действительно в кустах запуталась стреноженная лошадь. Вероятно она потерялась и, надо же как удачно, попалась нам навстречу. А ведь могла и диким динго попасться или еще какому-нибудь хищнику. Мы принялись ловить скотинку. На косматой голове недоуздок, к которому пристегнут одним концом повод. Я ухватилась за кожаный ремешок. Родриго начал распутывать ноги, растирать их. Лошадь недовольно фыркала и трясла головой, я счастливо смеялась и целовала ее в мягкие губы. Да ты моя хорошая, ты моя замечательная... Билл! Я шарахнулась от животного и обвела перепуганным взглядом местность. Билл!!! Заметалась, кусая руки, чтобы не начать орать. БИЛЛ!!!
— Маша! Маша! Что случилось? — подлетел ко мне Родриго.
— Билл... — выдохнула я растерянно.
— Твою мать, я не пойду его искать! — психанул Родька. — Что хочешь делай, а я не пойду его искать!
— Билл!!! — истерично завизжала я, не слушая его, отпихивая в сторону. — Билл!!! Билл!!!
Я металась, истерила, орала, звала его, наплевав, что рядом могут быть аборигены. Я вглядывалась сквозь деревья, пытаясь различить хоть какое-то движение. Я вскарабкалась наверх, откуда мы свалились, и принялась носиться там, продолжая, как мантру, повторять всего одно слово — Билл, Билл, Билл!!! Съехав на ногах с горки, подлетела к Родриго и стала его умолять вернуться за Биллом. Родриго докурил ненавистный Capitan Black и сказал, как отрезал:
— Нет!
Я кулем рухнула перед ним, закрыла лицо.
— Машка, выслушай меня. До поселка рукой подать. На лошади мы там будем в два раза быстрее. Если Билл попал к аборигенам, то ему все равно уже ничем не помочь. Мы вызовем помощь, полицию. Мы поедем к ним в деревню и заберем парня, если он жив.
— Он жив, — буркнула я.
— Какой смысл сейчас возвращаться, если мы не можем ему ничем помочь? Мы только сами впутаемся в историю. И ему не поможем, и сами погибнем. Давай, садись на нашу кобылу, и поскакали. Давай-давай, поднимайся. Маша, давай сделаем по-умному. Поверь, я не хочу его бросать. Мы пришли сюда втроем, и уйдем втроем. Но надо по-умному все делать. Ты меня слышишь?
Я подняла на него глаза и поняла, что ни о какой полиции не может быть и речи. Родриго врет. Не будет помощи. Ничего не будет.
— Я не вернусь без него, — и сама не узнала свой осипший голос.
— Маша, влюбленная дурочка моя, пойми, не надо делать так, как ты хочешь сделать. Мы не спасем его так. Мы сами погибнем. Давай позовем на помощь специально обученных людей, хорошо? И ты поедешь со мной, даже если мне придется тащить тебя силой.
— Я не вернусь без него, — отозвалась твердо.
Родриго ухватил меня за запястье и дернул на себя. Во мне все вскипело:
— Я не вернусь без него!!! — завизжала я, вырываясь. — Я не вернусь без него!!! БИЛЛ!!!
Он подмял меня под себя. Одну руку закинул за голову, и придавил шею локтем. Вторую зажал коленом. Я брыкалась, дергалась, но с таким же успехом можно было ловить ветер в клетку.
— Чем он лучше меня, что ты по нему так убиваешься?
Он наклонился, стараясь поцеловать. Я зажала губы и закрутила головой.
— Чем он лучше?
Пальцы с силой сжались на щеках, вынуждая открыть рот. Казалось, что он прорвет мне щеки и выдавит зубы. Язык начал требовательно ласкать мой. Я мычала и сопротивлялась, как могла. Родриго только больше распалялся. Я уже чувствовала, что он возбужден, понимала, что надо что-то делать, потому что сейчас Родька натурально меня изнасилует — он больше не контролирует себя. Я прекратила дергаться и полностью расслабилась, только из глаз лились слезы. Отвернулась, чтобы не видеть его. Господи, как противно! Как же противно... Билл! Билл! Билл! — стучалось сердце в висках. — Помоги мне, Билл! Помоги мне... Спаси меня... Родриго ослабил хватку. Одним пальцем повернул к себе лицо. Сплюнул и проворчал:
— Какая же ты жалкая... Смотреть противно... Сиди здесь. Я через час вернусь с помощью, и мы вытащим твоего Билла из передряги. Если его не съедят к тому времени. Тут уж я бессилен. Или нет. Не могу тебя здесь оставить...
— «Боливар не выдержит двоих», — бесцветным голосом произнесла я. — Езжай с Богом, Родриго. Нам очень нужна твоя помощь.
Он еще раз сплюнул, вскочил на лошадь и был таков.
Я села по-турецки, сжалась в комок и тихо заплакала, так и не заметив, как из-за деревьев на верху за нами наблюдали воины майри.