Chapter 18
«Нет ничего ужасного в том, чтобы ждать, когда тебя предадут. Весь ужас в том, когда предательства не ожидаешь».
Казалось, словно пролетели годы, пока эти двое не могли насытиться друг другом. И оба же не могли поверить, что всё происходящее — не плод их буйного воображения. Каждый из них мечтал об этом, постоянно представляя всё в мельчайших, самых красочных подробностях. Но то, что пришлось испытывать сейчас, и близко не сходилось с фантазиями обоих. Это было нечто бóльшее.
Даниэль отстранился первым, жадно глотая носом воздух, пока Виола, резко распахнув свои «карие» глаза, находилась в искреннем шоке, перемешанным с эйфорией.
Отвернувшись и убрав руки с её бёдер, Уэст молча подошёл к плите, закусывая внутреннюю сторону щеки и продолжая непринуждённо заниматься готовкой. Это вызвало в девчонке резкую бурю эмоций, но уже далеко не самых приятных. Это была злость вперемешку с разочарованием.
— Я правильно понимаю? Ты сейчас серьёзно собрался делать вид, что ничего не произошло? — она спрыгнула со стола и приблизилась к парню в упор, дабы показать, что настрой у неё более, чем серьезный.
Он завис, залипая в одну точку, словно задумался, а после посмотрел на неё, нахмурив густые брови.
— А ты собираешься делать вид, что это что-то значило?
Его взгляд был холоднее снежных бурь, а голос твёрже стали. Ну вот и всё. Они снова вернулись к тому, с чего начали. Непринятие, обиды и страх. Страх быть разбитыми и отвергнутыми. Страх быть униженными и брошенными. Страх быть обманутыми и нелюбимыми.
Страх «быть». Быть здесь и сейчас, на кухне, которая пропитана чувствами. Чувствами, не имеющими прав на существование.
* * *
Припарковав машину у своего особняка, девушка открыла дверь, выходя на свежий воздух. В её левой руке были какие-то бумажки, в правой же лежал мобильный из которого доносился еле слышный мужской голос.
— Я очень надеюсь, что ты решишь этот вопрос, как можно быстрее. Даниэль в долгу не останется, ты и сам это знаешь.
— Мики, я постараюсь. Максимум сутки, если получится раньше, я обязательно позвоню.
Микелла закивала головой, будто собеседник мог это почувствовать, а после резко оторвала взгляд от земли, застывая на одном месте.
— Я жду звонка.
Сбросив вызов, она убрала телефон в задний карман джинсов и вопросительно посмотрела на объект перед собой, который, нет смысла врать, очень сильно удивил её.
— Тебе чего, Морган? — быстро спросила Бертини, начиная свой путь в сторону дома и давая понять, что ответ ей абсолютно неинтересен. — У меня нет времени с тобой сюсюкаться.
Старший Уэст рассмеялся и направился следом за Мики, поговаривая себе под нос что-то невнятное.
— Да вот. Интересно было, почему ты катаешься на тачке моего брата, которого вчера, как с лица земли стёрло. Вдруг ты случайно знаешь, где он сейчас.
— Понятия не имею, это всё?
Морг усмехнулся и схватил идущую впереди Микеллу за локоть, разворачивая её к себе, чтобы смотреть в глаза.
Такие лживые, но безумно красивые, глаза.
— Что прикажешь думать? — на его лице заиграла хитрая улыбка. — Может, ты Дана тоже где-нибудь за углом передознула, отжала тачку и сменила номера. Почему бы и нет, это ведь не проблема для малолетней преступницы, правда?
Она застыла, на секунду нервно улыбаясь, её правое веко задрожало, выдавая нервозность, руки медленно затряслись, а дыхание сбилось. Сказанное парнем словно окатило Бертини кислотой, заставляя сердце внутри сжаться до неощутимых даже пальцем размеров.
— Откуда ты... — её глаза забегали из стороны в сторону в поисках опоры.
— Нет в этой жизни ничего, что было бы невозможно нарыть. Деньги твоего папочки мало, что решают, когда дело касается моего состояния.
— Заткнись, только и можешь хвастать родительскими деньгами, — робко выдала девчонка, пытаясь вытащить руку из плена сильных мужских лап. — Ты не имеешь права говорить об этом, щенок. Если бы ты не был братом моего лучшего друга, я бы давно подправила твою морду чем-нибудь тяжелым.
— Снова эти наклонности прирождённого насильника, — наигранно расстроился. — Думаешь, все действительно поверили в эту глупую историю с домогательствами отчима?
— Ты, блять, идиот? Совсем умом тронулся? Этот ублюдок мою мать пичкал лекарствами до тех пор, пока у неё не отказали ноги, его купленные врачи вкалывали ей всякую дичь, и да, как неожиданно! — театрально воскликнула. — Он домогался меня! Насиловал каждую ночь, сука! Каждую грёбаную ночь! Мне было всего семнадцать! Я была ребенком, чертов ты мудак! — со спокойного тона Бертини моментально перешла на истерический, ей хотелось рушить всё, что было поблизости. Достав из кармана телефон и швырнув его в грудь парня, она подошла к нему ближе, выпуская крик своей души в его наглую морду.
В отместку поймав мобильный и сделав пару шагов назад, Уэст даже не планировал проявить хоть нотку жалости к этой девушке. Её судьба была ужасной, но она не потеряла веру в лучшее, несмотря на тот кошмар, что ей пришлось пережить. Мать стала инвалидом, чей покойник муж был богатеньким зазнавшимся уродом, который плевать хотел на мораль. Плевать хотел на закон.
Он изменял своей жене прямо на её глазах, но в тот момент не позволял ей даже встретиться со своими друзьями или же родственниками. С каждым днём его неконтролируемая ревность росла с бешеной скоростью, а безумные идеи посещали голову всё чаще. Когда малышке Мики исполнилось пятнадцать, она застала период маминых мучений. Те самые несколько месяцев, когда с каждым днём она гасла на глазах. Ей становилось всё труднее ходить, ноги казались ватными, а затем инвалидная коляска стала единственным способом передвижения.
Врачи никак не могли объяснить это, Микелла не могла даже подумать, сколько денег заплатил им её отчим, но точно знала, что он был во всём виноват. Несколько раз она ловила его за подмешиванием чего-то в чай для мамы. Внимательно следила за врачами, которые ставили Элизабет подозрительные уколы. А уже потом её маленькую головку осенила безумная правда. Именно Шон сделал этой с ней. Именно Шон испортил жизнь женщины, которая до брака любила мир самой чистой душой.
Сейчас она в буквальном смысле то, что осталось от человека. Овощ, не испытывающий ни чувств, ни боли. Состояние матери делало Микеллу несчастной, но ей приходилось цепляться за последние радости во вселенной, чтобы просто выжить.
На семнадцатилетие Шон подарил малышке «взросление». Примерно так он называл то, что нормальные люди именуют насилием. Он был жесток и груб, вовсе не переживая о том, что чувствует Мики. Её крики, казалось, слышал весь Сан-Антонио. Но никто не откликнулся.
Абсолютно никто.
Сердце матери вырывалось из груди , но ни один мускул на её лице не дрогнул, когда она услышала за стеной такое душераздирающее «помогите». Горячие слёзы текли по щекам, пока родной дочери приходилось терпеть адскую боль вперемешку с отвращением, ужасом, страхом и ещё парой сотен дьявольских ощущений.
Это продолжалось и дальше. Каждую ночь девочке приходилось терпеть унижение. Шон был страшным человеком, который не знал слова «совесть». Всё, что было ему знакомо, это «удовольствие», «похоть» и «деньги». Он насиловал Мики даже на глазах у матери, получая от этого неземное блаженство. Какой же стыд. Такие люди и близко не животные, они хуже. Они бесы в чистом своём воплощении.
Уже через пару недель Бертини начала задумываться об ужасном. Её желание покончить с жизнью росло, как на глазах. Ей хотелось просто стереть себя в порошок, чтобы отмыться. Отмыться от его грязных рук, мерзких пошлых слов. Каждое утро синяки на теле ныли, напоминая о пройденных часах. Ей не хотелось плакать, не хотелось больше кричать. Единственным желанием было испариться, но бросить мать не позволяли последние остатки совести. С этим извергом нужно было бороться его же оружием.
В одну из таких же, абсолютно обычных ночей Микелла решила брать всё в свои руки. Раздевшись догола и поставив на кровать поднос с фруктами и бутылкой красного вина, девчушка грациозно легла в постель, ожидая уже выпившего отчима с какой-то встречи.
Мужчина был удивлён покладистости Микеллы, но не придал этому огромного значения, спокойно отпивая алкоголь напрямую из бутылки. Несколько глотков ему хватило, чтобы моментально загореться диким сексуальным желанием. Шон поставил стеклянную ёмкость на тумбу и полез в кровать, откидывая простынь, которой прикрывалась Бертини. Всё повторялось снова, но в этот раз Микелла была, как никогда, счастлива. Ей пришлось поддаться ему в ожидании реакции организма на подмешанный в алкоголь мышьяк.
Что это? Безысходность?
Да, она не видела иного выхода. Уйти от него не получилось бы даже с миллионной попытки, поэтому Бертини приняла самое сложное для себя решение. Она ненавидела этого человека всей своей детской, ранимой, но уже подбитой трудностями душой. Думала ли она о последствиях? Определенно, нет. Ей просто хотелось свободы, хотелось наконец стать счастливой. Что же случилось после?
Шон осушил бутылку до дна, а затем упал, полностью обмякая в объятиях нежно-зелёных простыней. Микеллу мгновенно окатил шок, но пути назад уже не было. А дальше всё, как по сценарию. Парализованная мать где-то в гостинной, мёртвый отчим в мягкой постели и обезумевшая девочка-подросток, которая медленно начинала сходить с ума.
Труп мужчины нашли только через трое суток, когда его вонь чувствовалась в радиусе мили. Микелла всё то время находилась в комнате рядом с убитым мужчиной, держа лезвие от бритвы около своего запястья. Ей хотелось вскрыть вены, но не хватало смелости, больная мама всё еще не выходила из её головы. Мики выползала из помещения только по своей нужде, после возвращаясь обратно снова и снова.
Так было спокойнее.
Ей вовсе не хотелось есть, не хотелось спать, не хотелось ухаживать за Элизабет. Смотря в одну точку все те дни, она не чувствовала себя счастливой ни на грамм. Всё, что она испытывала это страх, страх перед будущим. Будущим, которое сейчас вовсе не в её руках. Не в её детских, пропитанных кровью, руках.
Судебные разбирательства, поиск улик, немая малолетняя девчонка. Все события мелькали перед глазами уже повзрослевшей Микеллы. Она вспоминала мельчайшие подробности, начиная с издевательств и заканчивая психиатрической больницей, куда её упекли, признав сумасшедшей. Спустя несколько лет ей удалось выйти из клиники уже абсолютно другой. С другим взглядом на жизнь, с другим восприятием реальности. Пройдя очередное медицинское обследование, девушка смогла доказать врачам, что ей легче. Что больше совсем нет суицидальных наклонностей, нет желания отравить первого встречного. Освободиться из больницы в первое время казалось чем-то нереальным, мало кому удавалось сделать это и через десятилетия. Но как и в любой другой ситуации во многом помогли деньги, которые пожертвовал её родной отец, узнав о произошедшем.
Бертини уже исполнилось двадцать, когда её нога ступила за участок места, которое она могла спокойно назвать тюрьмой. Назвала бы адом, если бы не прожила настоящий ужас ещё раньше. Подъём в семь утра, зарядка, завтрак, уколы. Всё по списку. Каждый чёртов день.
Забрать мать из хосписа, куда её направили из-за отсутствия смотрителей, у девчонки не получилось и по сей день, ведь после всего произошедшего отец увёз Бертини к себе в Лос-Анджелес, замяв ужасную ситуацию под корень. Элизабет — мама Микеллы, в своё время совершила достаточно ошибок. Бросив своего мужа, она ушла к Шону в погоне за лучшей жизнью, но что получила? Лучшую ли жизнь? Сейчас отец Мики добился многого, встал на ноги, но бывшую жену так и не простил. Он не смог отпустить свою боль, не смог спустить ей с рук предательство, поставив дочери полный запрет на общение с матерью.
Маус была уверена, что об этом никто и никогда не узнает. Она так надеялась, что сможет оставить это позади, построить всё по новому в новом городе с новыми людьми. Сейчас ей двадцать три, с того ужасного события прошло целых шесть лет, жизнь начала налаживаться, а счастье медленными шагами направлялось навстречу к побитой судьбой Бертини.
Как жаль, что в этот момент она больше не могла сказать и слова. Морган застал её врасплох. Она совсем не понимала, зачем он делает ей больно, напоминая о том, что однажды убило её. Растоптало, заставило возненавидеть весь мир за несправедливость. Почему всё это всплывает сейчас? Почему так не вовремя?
— Наверняка, тебе интересно, для чего всё это шоу? Так вот, я просто хотел спросить ещё раз, где Даниэль? Уверена, что не имеешь понятия? — она стиснула зубы и отрицательно покачала головой, на что Морган показательно усмехнулся и продолжил. — Видишь ли, необязательно быть волшебником, чтобы догадаться, что именно с моим безумным братцем сейчас находится младшая Островская. Я не то, чтобы сошёл с ума, но мне бы очень хотелось добиться её внимания. А прессе бы очень хотелось узнать, что Оливер Бертини покрывает свою дочь преступницу. Ты только представь, — он хитро улыбнулся, сверкая глазками, — Как быстро рухнет вся та империя, которую он строил годами. Никто больше не захочет сотрудничать с ним. Думаю, суть уловила? Начни хоть немного переживать о близких, эгоистка. — он потёр переносицу правой рукой, после чего глянул на наручные часы, — А я спрошу ещё раз. Может, всё-таки знаешь, где мой младший брат?
Микелла не издала и звука, пока горячие дорожки плавно стекали вдоль её белоснежных щёк. Она жадно глотнула воздух и посмотрела на старшего Уэста взглядом, наполненным ненавистью. Чистой, без лишних примесей. Самым настоящим отвращением. Только один человек на свете однажды видел этот взор, только один человек когда-то его заслуживал. И этот человек давно мёртв.
— Я же сказала, не знаю...
Морг разочарованно вздохнул.
— Ну хорошо, можешь передать папуле привет, уже завтра он проснётся на дне.
Уэст медленно подошёл к девушке, вручил её мобильный и развернулся, чтобы уйти. Он считал каждый шаг в ожидании её голоса. Первый, второй, третий. И только пройдя несколько ярдов, он услышал заветный крик.
— Стой! — из последних сил промолвила Мики. Её убивала совесть, беспощадно растаптывала безвыходность. — Я позвоню тебе завтра. И отвезу к ним. Обещаю.
Ненависть. Теперь она ощущала её в тысячекратном размере. И эта ненависть посвящалась не ужасному отчиму и не нахальному братцу лучшего друга, а себе. И только. В этот момент ей хотелось рвать свои волосы, выколоть глаза, проломить череп. Только бы не думать, не видеть и не чувствовать. Не чувствовать ту гадкую неприязнь к своему отражению. Не чувствовать боль предательства. Собственного предательства.
* * *
— Я пойду спать, если что-то будет нужно, ты знаешь, где меня найти, — забросив чашку в посудомоечную машину, проговорила Виола, даже не поднимая на Даниэля взгляд.
Он невнятно промычал что-то в знак согласия, пока дожевывал очередной кусочек батона, это действие заставило Летту еле заметно улыбнуться. Сейчас ей было как никогда гнусно. Раньше она жила скучной, размеренной жизнью, постоянно зная свой сюжет наперёд. А сейчас что? Сейчас её существование наполнено эмоциями, наполнено диким безумием. То, что она испытывает, сводит её с ума. Чувства ей прежней были абсолютно чужды, но отныне она отдается им на все сто процентов. Отдаётся им целиком. Она разрешает себе чувствовать и это заставляет её становиться хоть и капельку, но счастливее.
Счастье ведь тоже чувство?
Как жаль, что сейчас она чувствует лишь боль. Боль, медленно разъедающую её изнутри. Неужели Даниэлю так сложно перестать скрывать свои эмоции? Так сложно не закрываться в себе, постоянно замолкая? Так сложно пойти навстречу своим желаниям и чувствам. Неужели Даниэлю так сложно прекратить?
Ему страшно. Чёртовы сомнения. Он в целом никогда и никому не доверял. Не доверял так, как когда-то доверился ей. Для него это всё стало диким. Однажды Виола уже растоптала всю его веру в людей, что будет на этот раз? Она убьёт в нём всё человеческое, что осталось?
Он не позволит.
В тот вечер они оба больше не проронили ни слова. Ни пересеклись и взглядом, а после уснули по разным комнатам, словно несколькими часами до этого между ними не пылали искры. Не царило эмоциональное безумие.
Это был первый поцелуй Виолы, который теперь будет сниться ей каждую ночь. Такой нежный с привкусом страсти. Или же такой страстный с привкусом ранимой нежности.
Сладкие картинки перед глазами мелькали буквально всю ночь, и ей вовсе не хотелось просыпаться. Она была готова целовать его вечно. Жаль, что это возможно только в её снах.
Утро началось почти также, как и предыдущее: Даниэль пил кофе на кухне, пока Летта облизывала подушку в своей спальне со всех её сторон. Семейная рутина, что уж сказать.
Звонок в дверь. Чьё-то внезапное пробуждение. Чей-то резкий прищур. Даниэль слегка нахмурился, не ждал Микеллу в такую рань. Поднялся с места, вышел из столовой, обернулся в сторону лестницы. Виола уже тут как тут, стоит в длинной женской футболке и потирает заспанные глаза. Волей не волей Уэст осмотрел её с ног до головы, а после кивнул в знак «доброго утра», получая незамедлительный кивок в ответ. Сделал несколько шагов к двери и повернул щеколду, открывая гостье полный доступ к особняку.
Время приезда всё ещё немного нервировало обоих ребят, как минимум, из-за другой договорённости чуть ранее. Дверь отворилась, вошла Бертини с грустным выражением лица, которое так и кричало: «Я это не хотела». А затем последовала высокая фигура темноволосого мужчины. Все замерли, а небесно-чистые глаза Микеллы в мгновение наполнились влагой. Ей было страшно. Она чувствовала, что ударила в грязь лицом. Подставила ребят. Не оправдала их ожидания.
Ей было больно.
Ведь Даниэль верил ей. Как жаль, что всё было напрасно. Она их подвела.
— Тут как тут, — тихо прошептал младший Уэст. — Если ты хочешь увезти её к отцу, Морган, то прекрасно должен понимать, что сделать это без лишних проблем, не получится.
Морг усмехнулся, после чего прошёл в помещение, закрывая дверь. Он улыбнулся Виолетте, которую с головы до пят переполняло чувство леденящего страха. Страха за собственную жизнь.
— А что ты сделаешь, малыш Дан? Ударишь меня?
Даниэль нахмурился, его раздражало поведение брата, который пытался перевести всю ситуацию в одну большую и очень глупую шутку. Его смешки выводили Дана из себя, но он из последних сил держался, дабы не распустить руки без весомого повода.
Родной брат ведь. Тут просто так в морду не дашь. Молчание повисло в воздухе и, казалось, прошла целая вечность, пока Мики тихо плакала, Морган старательно изображал на лице некое подобие оскала, а Виола продолжала трястись в сторонке, не подавая виду, что сейчас прямо на глазах решается её дальнейшая судьба. Даниэль словил робкий взгляд Островской и тепло улыбнулся. В ту секунду весь его холод, как волной смыло. И только благодаря этому Летте удалось немного расслабиться.
— Если нужно будет я не только ударю тебя, Морг, — размеренно и плавно выдал младший Уэст. — Я раскрошу тебя в щепки.