Глава 41: Прощай бессмертие или жизнь
До чего же это было хорошее утро.
Сначала я вкусно позавтракала прямо в постели. Потом посмотрела какие-то нелепые комедийные шоу в компании двух милых дурочек. А ближе к обеду я им сказала, что иду на прогулку.
Анечка при этом скорчила такую мордашку, что я тут же захотела остаться и больше от неё не отходить ни на шаг, но... Я всё же пошла погулять в одиночестве, желая немного проветриться и привести свои мысли в порядок.
И вот я такая вся из себя гордая вышла за дверь... Но тут же вернулась, и десяти минут не прошло. Просто мне вдруг стало так одиноко и мерзко, что захотелось подохнуть.
Клянусь. Так тошно сделалось на душе, что-либо убивай всё это отребье на улице, либо снова пытайся покончить с собой.
Забавно. Когда я вернулась, Анечка с Курочкой впопыхах раздевались и делали вид, словно даже не пытались за мной проследить и вообще из квартиры не выходили. Так что не только мне, а всем нам сейчас немного неловко. Какие мы всё-таки дурочки.
— Пойдёмте тогда погуляем... Раз уж так получилось, — тяжело вздохнув, сказала я.
И вот они снова уселись, обуваются. Какие нелепые. А вообще они стали какими-то слишком уж дружными. Или мне кажется?
— А чего ты вернулась? — сказала слегка покрасневшая Анечка, когда мы снова вышли на улицу.
Нужно было не возвращаться? Такой вариант не рассматривается. Теперь вы от меня не отделаетесь. Не вижу смысла жизни без вас. Но сказать что-то подобное вслух мне не по силам. Поэтому я говорю:
— А ты думала, что я не вернусь?
— Нет, я... не это имела в виду.
— И я.
Курочка взяла меня за руку и вся аж сияет от радости. Анечка же держится от нас на небольшом расстоянии. Странно. Утром только и искала повод прилипнуть ко мне, а теперь сторонится. Стесняется, что ли?
Наплевать. Понятия не имею куда мы идём, но я уже утомилась. И хотя вместе с ними всё же чуточку легче переносить окружающую нас действительность, но всё-таки не настолько, чтобы поднять моё настроение. Оно испортилось после того, как я вспомнила об одном до боли в груди неприятном моменте из моей проклятой жизни.
Это произошло летом, то есть всего несколько месяцев назад. Тогда было ещё очень тепло и прекрасно, поэтому я решила отправиться в одну из своих длительных вылазок на природу и с этой целью обзавелась большим внедорожником. Нагрузила в него всякого барахла и поехала, предвкушая замечательное путешествие.
И хотя я та ещё дурочка, но во время вождения всегда стараюсь беречь свой автомобиль так, словно он и правда является моим собственным. Я даже правила дорожного движения от нечего делать выучила. Но в тот день...
Мне так хотелось поскорее выехать за город, что я слегка наплевала на указания светофора и по касательной врезалась в проезжающую поперёк перекрёстка машину. В итоге я не справилась с управлением и мой внедорожник выбросило на тротуар, по которому в этот момент шло несколько человек и ребёнок — совсем маленькая девочка, если быть точной...
А ведь до этого я убила не одну сотню людей, причём зачастую всякими ужасными способами. Но случай с этой девочкой настолько сильно выбил меня из колеи, что я даже забыла о нём до этого дня, а если точнее — до ночи.
Просто эта малышка пришла ко мне этой ночью во сне. Я вспомнила этот сон ещё утром, когда гладила мелкую Курочку по голове и смотрела в её прелестные глазки. У той девочки они были точно такие же. Она была вся в крови, но живая. Она называла меня сестрёнкой, а я её избивала.
Мне так отвратительно стало в тот момент на душе, что захотелось бросить всё и сбежать. Именно поэтому я решила пойти погулять. Хотела всё хорошенько обдумать, но на самом деле тут и думать-то не о чем. Ведь я всё уже вспомнила и поняла.
Странно, что после всего этого мне так спокойно. Ни капли тревоги или печали нет в моём сердце. Только поэтому я смогла так беззаботно сказать:
— Ты долго ещё собираешься валять дурака?
Мы стоим на набережной какой-то мутной реки. Моросит дождь. В общем, атмосфера вокруг до коликов в животе омерзительная. Эта грязь, эти нелепые скелеты ушедших в спячку деревьев. Не хватает только с десяток прохожих, чтобы мне тут же захотелось повеситься.
Вместо них со мной две мои дурочки, одну из которых я по-прежнему держу за руку и смотрю ей в глаза, ясно давая понять, кому адресован этот вопрос.
Проходит пять... десять секунд, но она отказывается со мной разговаривать. Стоит и хлопает глазками, видимо ожидая от Анечки помощи. Вот только напрасно. Ведь у неё сейчас не менее растерянный вид. Я даже немножечко чувствую её страх.
В конце концов Курочка жалобно всхлипнула и благополучно расплакалась, почти как тогда, когда чуть не расколола своим темечком кухонный стол.
— Ты чего? — удивилась я и схватила мелкую дурочку за её хрупкие плечи. — Всё хорошо, не реви.
— Я ненастоящая... но я всё равно люблю тебя! Не бросай меня! — миленько прокортавила Курочка, давясь слезами.
Этот голос... Я сразу узнала его. Ошибки быть не может. Ведь он в самом деле принадлежит моей младшей сестре. Она погибла вместе с отцом прямо у меня на глазах. Их подмял под себя большой внедорожник, почти в точности такой же, в котором ехала я. Вот почему на меня так подействовала эта авария.
Всё-таки я не смогла окончательно победить страх. В последний момент заметив перед капотом белобрысую голову маленькой девочки, я на мгновение вспомнила то, чего так сильно старалась забыть.
Этим и воспользовался Кошмар, пытаясь таким образом окончательно меня доломать. Но он не учёл один простой факт — моя башка почти всегда набекрень, поэтому даже правдивые воспоминания я воспринимаю как ложь, а лживые зачастую как самую настоящую правду. А ещё я могу вообще всё в одночасье забыть, даже своё настоящее имя. То есть эта атака заранее была обречена на провал, причём ещё с очень давнего времени.
Ведь я заболела не здесь. Я заболела в реальности, в которой убили мою сестру и отца. А после покончила с собой мать, обвиняя меня в нелепом желании жить.
Я прямо как сейчас помню ту ужасную сцену, а точнее те чудовищные, глубокие продольные раны на руках матери. Да и в ушах до сих пор стоит звук льющейся на пол крови и истеричного вопля, обвиняющего меня в том, почему я не ушла вместе с ними, а зачем-то осталась жива. Ведь это именно я мешаю ей спокойно подохнуть. И если уж мне так нравится эта поганая жизнь, то я должна остаться и насладиться ей полностью, но только как-нибудь без неё.
И я действительно всё это время ей наслаждалась. Вот только «без неё» не совсем получилось. Ведь эта болезнь мне досталась от матери. Мне та женщина-психиатр сразу сказала, что подобного рода заболевания на ровном месте не развиваются, какой бы кошмар ты в своей жизни не пережил. Это лишь ускоряет появление первых симптомов, а всё остальное — врождённое. Так что пускай эта сумасшедшая дура сдалась и подохла, но её болезнь осталась со мной навсегда. До чего же забавно. И в то же время нелепо.
А вот что было дальше я толком не помню. Скорее всего я жила с её телом несколько дней, а может недель. Даже сейчас не получается вспомнить деталей. Помню только собак, которых я увидела с балкона. Как потом пряталась в маминой комнате. А после пошла на кухню и выглянула в окно.
Абсолютно чёрное небо было усеяно бесконечным множеством сверкающих точек, как будто кто-то на него высыпал бисер. Эти точки совершенно не были похожи на звёзды. Зато от них исходила вполне осязаемая аура смерти. Именно тогда я впервые всерьез испугалась и решила, что умерла.
Ровно в этот самый момент во входную дверь постучали. Была глубокая ночь, поэтому я сразу почувствовала неладное, но всё равно заглянула в глазок.
Сразу напротив двери стояли две человеческих тени, светящихся миллиардами бусинок. Они были словно сотканы из этого жуткого звёздного неба. Поэтому нет ничего удивительного, что маленькая я испугалась и побежала прятаться в мамину комнату за спинку огромного кресла.
Вот только моё укрытие оказалось быстро раскрыто. Точнее я даже толком не успела за него забежать, поскольку на пол пути споткнулась и плашмя плюхнулась на пол. А подняться уже не смогла, хотя и пыталась. Просто заснула и всё. Причём помню, что мне в тот момент было очень приятно в груди. Видимо именно с этого начался мой самый страшный кошмар.
Что же это были за человекоподобные тени? Либо их создал Кошмар на основе моих скрытых страхов, либо я тогда была ещё в реальности и это моя больна детская голова исказила внешний вид полицейских. Не знаю. Да и если честно, то знать не хочу. Мне сразу стало так хорошо на душе, когда я вспомнила всё о себе и поняла, что «там» меня некому ждать.
Я и раньше-то не горела желанием возвращаться. А теперь и подавно. Так что зря Курочка хнычет. Нужно усадить её на скамеечку рядом с собой и всё рассказать. Ведь мне совершенно плевать, настоящая она мне сестра или нет. Курочка — это Курочка и я люблю её уже только за это. А ещё за то, что ближе неё у меня никого нет и не будет. Ну, кроме разве что миленькой Анечки.
В общем, я всё ей в мельчайших подробностях рассказала. Её всю трясёт, но она больше не плачет. Хочу ещё как-то утешить эту нелепую дурочку, но Анечка опередила меня.
— Если честно, то я думала об этом всё утро, — сказала она. — Так что пускай это прозвучит очень глупо и, возможно, банально. Но что, если в нынешнее тело Курочки вселилась настоящая Лиза, то есть её душа. И произошло это ровно в тот самый момент, когда ты увидела последствия того, что натворила. Ей просто стало очень жалко тебя, поэтому она решила помочь своей старшей сестре, воплотившись в Кошмаре. Ведь моя подруга не изменилась... То есть она искренне хотела принудить меня покончить с собой, а вот с Курочкой всё совершенно иначе. Она добрая и очень хорошая девочка, которая здорово нам помогла. Так что она настоящая — лично я в этом абсолютно уверена.
Я почему-то не сильно удивлена, что Анечка узнала тайну маленькой Курочки раньше меня. И всё же мне понравилась эта теория. Я её принимаю.
Однако до чего же забавно, что Кошмар уже дважды на мой счёт просчитался. Сначала подсунул мне Курочку, а потом Анечку. Хотел победить, а в итоге сделал только сильнее. Или он с самого начала именно этого и добивался? Похоже на то... Иначе всё это начисто лишено всякого смысла.
Ну почему я раньше была так слепа и этого не замечала? А ведь ещё столько гадостей и зла принесла в этом мир. Надеюсь, Он на меня не в обиде — ни за весь тот кошмар, что я здесь устроила, ни за своё нелепое прозвище. Как же мне стыдно, смешно и в то же время хочется плакать...
Улыбнувшись Анечке, я усадила Курочку к себе на колени и, глядя ей в глаза, сказала:
— Сестричка, значит...
Мой взгляд затуманился и я впервые за очень долгое время наконец-то расплакалась. До чего же приятно. И как же я счастлива. Плевать, что было когда-то и кто «настоящий», а кто нет. Это совершенно не имеет значения. Главное, что мы втроём сейчас вместе и так нелепо рыдаем. Даже глупая Анечка всхлипывает, обнимая нас с Курочкой.
Курочкой... Лизой. Пускай будет Лизонькой.
Не знаю как долго мы плакали. Уже даже маленький дождик превратился в обычный, сделав окружающий нас пейзаж ещё депрессивней. Правда мне он уже не кажется таким уж унылым. Ему словно прибавили красок. И чтобы навсегда сохранить эти краски — мне придётся солгать. Хотя и очень не хочется этого делать...
— Анечка, — вытирая слезы, сказала я, — ты понимаешь, что я не смогу и не захочу отсюда уйти. Я навсегда останусь в Кошмаре, как его часть. В этом мы с Лизонькой одинаковы. Мы обе уже не можем назвать себя «настоящими». Мы обе уже давно умерли для реального мира.
— Значит мы все умерли для него, чтобы заново родиться в Кошмаре. Даже если и появится возможность вернуться, то я ей никогда не воспользуюсь. Ведь, по сути, эта смена одного Кошмара другим. А в том, другом, вас не будет.
— Ты уверена?
— Конечно. Ведь я люблю тебя, — наконец улыбнувшись, сказала Анечка и, положив руку на голову Лизоньке, продолжила: — И тебя тоже очень сильно люблю.
Снова захныкали... И одна и вторая. А мне хорошо, ведь даже лгать не пришлось. Я счастлива настолько, что впервые за долгое время не хочется умереть.
Теперь нужно быть осторожней. Ведь я уже почти наверняка не бессмертная. Хотя, стоит ли бояться смерти тому, кто уже давно умер?
Но что же Анечка? Когда погибла она?
Мне кажется, что в реальности эта дурочка всё же сдалась и пошла за подругой. Именно поэтому Он всё это устроил. Он помог ей справиться с её самыми сильными страхами. И сделал это моими руками.
Хотя это утверждение не совсем верно. На самом деле мы все друг дружке в том или ином смысле помогли. И наконец обрели душевный покой. Я в полной мере его уже ощущаю, окончательно победив свой единственный из оставшихся страхов — страх лишиться рассудка.
