Глава 21
Она была готова к боли, приготовилась к ней. Брейт снова и снова говорил ей, что это будет больно, что это может длиться несколько дней. Хотя она и раньше испытывала боль, она могла с этим справиться.
Она была не готова к блаженству, которое предшествовало боли. Ощущение плавания, дрейфа, которое возникало, когда он держал его, поддерживал, давал ему то, чего он желал и в чем так часто отказывал себе. Ему больше никогда не придется отказываться от себя, когда она перестанет быть человеком. Она сможет дать ему столько, сколько ему нужно, когда он в этом будет нуждаться. Она может не наполнять его так, как человеческая кровь, но ее кровь всегда будет единственной кровью, которую он жаждет.
Ее сердце забилось от осознания, возбуждение охватило ее, когда он пил из нее не жадными глотками, а нежными глотками, которые потрясли ее до глубины души.
Ее пальцы запутались в его волосах, даже когда она почувствовала ослабление своего тела, сигнализировавшее, что ее жизнь истощается. Она не испытала этого даже в первый раз, когда он так хотел ее заполучить, что потерял контроль и чуть не убил ее. Он убьет ее сейчас. Эта мысль не пугала ее, она думала, что немного сошла с ума, но не могла найти страха в его руках. Она почувствовала слабый пульс своего сердца, когда он оторвался от нее. Его пальцы нежно касались ее лица, когда гладили ее. Она попыталась открыть глаза, чтобы посмотреть на него, но она устала, а ее веки были невероятно тяжелыми. Она почувствовала, как его запястье прижалась к её губам, и открыла их, чтобы принять его.
"Я люблю тебя." Слова шептали ей на ухо, она хотела ответить им, но его кровь текла в нее. «Не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй меня». Они повторили то, что он сказал ей в первый раз, когда она ошибочно подумала, что эти слова ей приснились. Она не могла найти слов, чтобы сказать ему, что никогда не оставит его, и что это было намного проще, чем он говорил. Его клыки снова вонзились в нее, пока он продолжал позволять своей крови течь в нее.
Ее тело напряглось, сердце екнуло, чего не случалось в первый раз. Она пыталась оставаться расслабленной, старалась держать свое тело как можно более неподвижным, чтобы он не чувствовал беспокойства, пронизывающего ее. Она знала, что он уже это сделал, когда его рука сжала ее волосы, и он на мгновение заколебался. Она боялась, что он отступит, что он передумает и не будет продолжать. Затем, с тихим рычанием, он укусил сильнее, и она поняла, что его уже ничто не остановит, не сейчас.
Ария резко вдохнула, ее тело стало совершенно неподвижным; ее глаза непроизвольно открылись, когда пальцы сжались на его голове. Она остро осознавала тот факт, что ее сердце перестало биться, и в легких не было воздуха. Крик застрял в груди, ей не хватило духа выпустить его. Она не ожидала этого ничтожества, этого ожидания, этого ощущения себя пойманной в ловушку собственного тела, неспособной двигаться, но все еще полностью осознающей свое окружение и мысли.
Он был над ней, его глаза искали и окаменели. Она смотрела на него, она видела его, но ее глаза были такими же холодными, как и все остальное. Они были заперты на нем, все еще каменные, неподвижные, как будто она действительно была мертва. Она ударилась о него, как тонна кирпичей, она была мертва, и ничего не могла с этим поделать.
Она забрала это обратно, это было непросто. Она предпочла бы агонию этой застывшей неуверенности. Он сказал, что будет трупное окоченение, но не так ли? Так рано? Прошло несколько часов после того, как человек умер, чтобы трупное окоченение успокоилось; она знала это, она это видела. Хотя это была не обычная смерть. Она не умерла полностью. Она была заключена в оболочку, которая больше не двигалась и больше не обеспечивала ей жизнеобеспечения, в котором она когда-то нуждалась.
Она чувствовала его пальцы на своих щеках; даже почувствовала каплю слезы, упавшую на ее кожу. Он оставил прохладный след на ее щеке, скользя к ее шее. Брейт плакал. За нее, и она ничего не могла сделать, чтобы облегчить его беспокойство.
Она не знала, как долго она была в ловушке мира, где все, что у нее было, были ее мысли, ни одна из которых в данный момент не была полностью приятной. Она хотела плакать, хотела делать что-нибудь, кроме как просто лежать вот так.
Брейт сидел с ней, его руки обнимали ее, его руки были на ее лице и в ее волосах. Выражение его лица, страх в глазах были почти такими же ужасными, как и эта бесконечная неуверенность. Затем в кончиках пальцев ее ног началось ощущение тепла, которое постепенно начало распространяться вверх. Поначалу это не было неприятно, и она приветствовала все, кроме окружавшего ее небытия. Покалывание напомнило ей, как она держала замороженные руки над огнем и слишком быстро нагревала их, когда начинала покалывать кожу. Это быстро стало неприятно, но если бы она могла стиснуть зубы, она могла бы пройти через это. К сожалению, ее рот еще не разморозился. Покалывание распространилось по ее рукам, до плеч, по шее и в груди. Она пыталась сдержать боль в кулаках, они не двигались.
Ее наполнило разочарование, она пыталась кричать, пыталась плакать; пыталась сделать что-нибудь, кроме как лежать здесь бесполезным комком. Мольба началась внутри нее; единственная проблема заключалась в том, что она не знала, о чем умоляла в данный момент... об истинной смерти, освободившей ее от этой безжалостной боли, или о вечной жизни.
Жар пронзил ее сердце; ее не бьющееся сердце. Она никогда не испытывала ничего подобного, никогда не ожидала услышать тишину жизненно важного органа, который когда-то так плавно пульсировал внутри нее. Она не осознавала, насколько это было постоянной частью ее, пока не накрыл тяжелый плащ молчания, последовавший за ее прекращением.
Щупальца тепла коснулись органа нежно и тихо, как крылья бабочки. Жар на мгновение отступил, прежде чем снова проникнуть в него. Он проскользнул внутрь и начал медленно распространяться. Она не знала, что это за жара, но она представила, как кровь Брейта течет, заполняя пустоты, оставленные ее кровью. Представила, как он наполняет ее клетки, увлажняет их своей силой; его жизнь.
Она пыталась удержать этот образ в своей голове; это было намного приятнее, чем неуверенность, угрожающая поглотить ее. Жар снова наполнил ее мертвое сердце; ее пальцы дрожали, когда она почувствовала, как вздымается грудь, прежде чем она снова просочится наружу. В ней зародилась надежда. Она пошевелилась, пошевелилась! Это был лишь небольшой прогресс, но, по крайней мере, это было что-то другое, это было нечто большее, чем это ужасное ничто.
Жара стала нарастать; ее тело пылало огнем, прокалывая конечности. Она покачнулась, ее тело дернулось, когда тепло снова ударило в ее сердце, но оно больше не билось, и она знала, что это останется навсегда. Покалывание, покалывание в пальцах рук и ног стало усиливаться по мере того, как оно распространилось на ее торс. Крик раздался внутри нее, но ее рот не открывался, чтобы выпустить агонию, которая поглощала ее изнутри.
Пальцы Брейта коснулись ее лица, когда он наклонился над ней. Казалось, ее кожа была очищена, чтобы обнажить нервные окончания. Его шелковистое прикосновение было больше, чем она могла вынести. Однако она не могла уклониться от контакта, не могла отстраниться, поскольку ее тело все еще принадлежало ей. Именно эта мясистая оболочка стала ее гробом.
«Ария?»
Как только она подумала, что больше не выдержит, ее тело вырвалось из паралича. Брейт наклонился над ней, когда она открыла рот, и крик, который она не могла сдержать так долго, вырвался из нее бесконечным эхом, от которого горло разорвалось, а тело истощилось, когда она безжизненно упала обратно на кровать.
Брейт потянулся к ней, но она отошла от него, не в силах выдержать его прикосновение к своей огрубевшей коже. Она свернулась в позе эмбриона, но даже это было невыносимо. Ее тело дрожало и дрожало, ей было жарко, ей было холодно, она умирала, она жила и делала все это слишком быстро. Рука Брейта снова упала на бок; безнадежность наполнила его взгляд, когда ее зубы начали стучать. Ей очень хотелось сказать ему, что с ней все будет в порядке, но она не собиралась лгать, с ней было не все в порядке, и сама идея переезда была для нее больше, чем она могла сейчас вынести. Каждый мускул в ее теле кричал, ее кости чувствовали себя так, как будто они разлетаются на миллион маленьких кусочков. Все внутри нее казалось, будто оно меняется и как-то перестраивается.
Что она сделала? Мысль была мимолетной. Это не имело значения, дело было сделано. Пути назад не было, и как бы сильно это ни было больно, она бы не изменила этого. Она заставила себя протянуть к нему руку. Кажется, чувствуя, что она не выдерживает его прикосновений, он просто легонько положил два пальца ей на ладонь. Небольшое соединение помогло ей немного расслабиться. Она не сводила глаз с него, пытаясь просто пережить собственную смерть.
***
«Ты выглядишь дерьмово».
Брейт едва мог поднять голову, чтобы посмотреть на Джека. Он чувствовал себя избитым и истощенным, о чем он даже не думал. Он ненавидел себя, ненавидел весь этот ужасный беспорядок и жалел, что вообще согласился на это. Она сказала ему, что это ее решение, и хотя он боялся ее смерти, боялся потерять ее, была еще одна часть, настолько увлеченная перспективой остаться ее рядом с ним навсегда, что он уговорил себя поверить, что все будет хорошо, что они смогут пройти через это. Теперь он знал, что был полностью неправ. Он сделал бы все, чтобы отнять это у нее, но ничего не мог поделать. Он не мог даже прикоснуться к ней, не заставив ее стонать или кричать. Он видел много несчастий и смертей за свою долгую жизнь, но никогда не испытывал ничего подобного. Даже одна попытка перемены, свидетелем которой он стал, была ничем по сравнению с этой, но тогда этим человеком не была Ария, и его не заботило, что они перенесут, и выживут ли они. Ария была самым сильным человеком, которого он знал, и она разваливалась перед ним, погружаясь в кошмар, который он создал для нее. Он никогда не ненавидел себя больше, он не имел ни малейшего представления о том, как это исправить, и в данный момент он охотно отдал бы свою жизнь, чтобы вернуться в прошлое, и отказаться от этого. О чем он думал? Он этого не сделал, и теперь именно она расплачивалась за его отсутствие здравого смысла. Эшби однажды сказал, что в конце концов он изменит ее, несмотря ни на что, что он не сможет сопротивляться. Он не верил, что это правда, он считал, что мог бы воздержаться от этого. Однако он не мог отрицать тот факт, что, когда она согласилась на это, часть его, самая темная и самая первобытная часть, была взволнована перспективой и не могла быть остановлена ничем и никем.
Это была часть его самого, которая ему не нравилась, но за последние несколько месяцев он пришел к пониманию того, что этого нельзя было отрицать или того факта, что человек, который выявил это и держал это под контролем больше всего, была Ария.
«Насколько все плохо, Брейт?»
Он устало провел рукой по вспотевшим спутанным волосам. Его мышцы были скручены от напряжения рядом с ней всю ночь, он был истощен из-за недостатка сна, и все же должно быть хуже, он должен быть еще более несчастным. Это было ничто по сравнению с тем, через что она проходила. Он едва мог удерживать взгляд Джека дольше секунды. «Плохо, очень плохо».
Ксавьер стоял позади Джека, склонив голову и скрестив руки в своем объемном плаще. Джек поставил на кухонный стол кувшин с кровью. "Ты спал?"
Брейт покачал головой. "Нет"
"Она спит?"
«Она сейчас спит, но плохо».
«Тебе следует сделать перерыв. Почему ты не позволяешь нам присматривать за ней, пока ты принимаешь душ, может, вздремнешь? "
"Нет"
«Брейт...»
Он покачал головой, глядя через плечо на темную спальню. Он попытался понять, что она проснулась и нуждается в нем. Он не делал ей ничего хорошего, но он собирался сделать для нее все, что мог, тем более что любая секунда могла быть для нее последней. Его зубы были стиснуты, его руки были напряжены вокруг дверного косяка, ему приходилось бороться с желанием разорвать что-нибудь в клочья; он хотел разорвать себя в клочья. «Если она умрет...», он замолчал, пытаясь выговорить слова. «Я был бы тем, кто ее убил».
Джек и Ксавьер переглянулись. «Ты сказал, что справишься с этим Брейт», - сказал Джек обеспокоенно.
Он покачал головой, борясь с желанием закричать, разрушить все вокруг. Он потерял его, когда она ушла от него, но тогда она была еще жива. Теперь он был уверен, что она умирает, что она не выживет, что бы ни происходило с ее телом. Она была сильной, его кровь была сильной, но очень немногие прошли через это, и теперь она едва цеплялась за то маленькое сражение, которое оставалось в ней. Как он мог когда-либо поверить, что сможет пережить последствия этого? «Потому что он должен», - напомнил он себе. Он просто должен был это сделать. Теперь на волоске висело так много жизней. Так много, что еще нужно было сделать, так много, что он собирался сделать, и он пообещал ей, что выживет. Так и будет, но он никогда не будет прежним, если она умрет, никогда не будет здоровым. Она вошла в его жизнь и перевернула ее. У него было все, что ему когда-либо требовалось с рождения, и он был совершенно опустошен, пока не увидел ее стоящей на сцене, гордой и дерзкой, даже перед лицом ее смерти. У него было все, но до этого момента ничего не было. Он выжил бы без нее, но никогда больше не будет жить. В конце концов, Эшби был прав, тупо осознал он, кровные связи не могут жить друг без друга. Они просто существовали. «Я справлюсь с этим», - сказал ему Брейт.
Джек скрестил руки на груди и откинулся назад. «Ты должен покормиться».
«Я накормлен более чем достаточно», - пробормотал он. Он более чем насытился ею и впервые за несколько месяцев не почувствовал мучительной жажды крови в груди и животе. Он предпочел бы голодать.
«Ты должен сохранять свои силы».
Его взгляд вернулся к брату. Глаза Джека были темными, волосы взлохмачены и растрепаны.
«Поверь мне, Джек, у меня было много, и я никогда не чувствовал себя сильнее».
Это было правдой, она была в самой слабой, разбитой и измученной, и он был пропитан силой ее крови. Был момент, когда Джек, казалось, не понимал, что он говорил, затем его глаза закрылись, а плечи опустились.
«Да, я так полагаю. Я все равно оставлю это тебе.
Его внимание привлек хныканье, настолько тихое, что он знал, что Джек и Ксавьер его не заметят. Брейт повернулся, он был неподвижен, ожидая увидеть, последует ли что-нибудь еще, но она снова замолчала. «Как дела во дворце?» - спросил он.
Джек вытащил стул и упал на него. «Ссоры все еще продолжаются, но этого следует ожидать».
«Да», - согласился Брейт, но почти не обращал внимания.
На этот раз хныканье стало громче. Он оставил своего брата и Ксавьера, направляясь в спальню. Несмотря на то, что она была бес сознания, он оставил гореть фонарь в ванной и приоткрыл дверь на случай, если она проснется. Он подошел к ней, зная, что лучше не трогать ее, когда он обошел кровать и стал перед ней на колени. Она свернулась клубком, ее глаза были закрыты, а губы сжаты в тонкую линию. Ее длинные волосы были влажными от пота, падая на неестественно бледное лицо. Он убрал прядь ее волос и заправил ей за ухо. Ее глаза распахнулись, на мгновение он замер, глядя на нее. Его тело больше не походило на его собственное, поскольку ее обычно яркие голубые глаза светились ярким оттенком красного.
«Ария», - выдохнул он.
Она невидящим взглядом смотрела на него, у него было ощущение, что она даже не знала, что он здесь. Она повернулась лицом к его запястью, прижавшись к нему губами. Она двигалась с поразительной скоростью, когда открыла рот и укусила. Брейт удивленно дернулся, когда ее клыки впились в его вену. Он почти инстинктивно отпрянул, но затем ее глубокое влечение к его крови зажгло что-то первобытное и собственническое внутри него. С ним такого никогда не случалось раньше, он поделился с ней своей кровью, но на самом деле у него никогда не было другого вампира, который питался от него, внутри него, истощая его. Его сердце переполнилось, наслаждение и любовь поглотили его, но они быстро угасли. Ее мучения охватили его, а ее разум устремился вперед, чтобы слиться с его.
Она была новенькой, она понятия не имела, что делает с ним, но он был пойман в ловушку агонии, поглощающей ее, и позволил себе втянуться в нее. Он не мог вынести мысли о том, что она столкнется с этим одна, выдержав все это сама. Он откинул ее волосы назад и уткнулся носом в висок, слезы горели ему в глазах. «Ария», - выдохнул он ей на ухо.
Его внимание привлекло движение. Джек завис в дверном проеме, его глаза были озабочены и тревожны. Волна защиты захлестнула Брейта, низкое рычание вырвалось из него, когда он махнул Джеку в ответ. Это был их одинокий момент, и, насколько он знал, он вполне может стать одним из последних его с ней. Он не собирался делиться этим ни с кем, особенно со своим братом. Джек скрылся в тени и исчез из поля зрения, когда Ария резко ослабила его хватку. Сильный крик вырвался из нее, когда она упала на кровать. Брейт подскочил вверх; он бросился к ее плечам, но отступил. Ему очень хотелось прикоснуться к ней, но он не осмелился, зная, что это только причинит ей боль.
Джек снова появился в дверном проеме с приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами. Ксавье нервно парил позади него. "Убирайтесь !" Брейт зарычал на них.
Джек сделал шаг вперед, прежде чем отступить. «Это почти готово, так или иначе, это будет сделано в ближайшее время», - заверил его Ксавьер, оттаскивая Джека.
Брейт подошел и захлопнул дверь; это не сделало ничего, чтобы ослабить узел напряжения и ужаса, сковавший его грудь. Его трясло, когда Ария начала стонать, и слезы текли по ее лицу. Он свернулся на кровати рядом с ней, его два пальца слегка покоились на ладони ее протянутой руки. Ее глаза, теперь снова эти прекрасные искрящиеся голубые, на короткое время встретились с ним. Любовь мерцала в них, прежде чем смерть поднялась, чтобы снова утащить ее в свои подавляющие глубины.