Дима. Недожизнь.
Звук разбивающегося стекла, и в руках осталась "розочка".
Обмякшее тело парня упало на землю под эпичные визги мусорской сирены. Пора было уносить ноги.
— Бежим! — крикнул Олежа, роняя противника в грязь и начиная гнать в противоположную сторону от копов.
— Да ладно, я бы без тебя не понял.
— Заткни рот, кретин. Ты, кажись, грохнул его!
Тем временем мы завернули в какой-то двор.
— Ну не ты же, так что сам завались. Лучше скажи, куда бежим.
— Тут рядом есть притон моего знакомого. Туда.
Отлично, а то меня стало потряхивать. Пару дней без герыча, и мне плохо. Уже третий день. Сам не знаю, как держусь.
— Прекрасно, только давай быстрее.
— И без тебя понял, — съязвил Олежа.
Через минут пятнадцать, когда мы немного оторвались от копов, парень остановился у подъезда очередной многоэтажки. Он ввёл код, дверь запищала. Ещё немного, и совесть забудет о падающем парне с окровавленной башкой.
— Какой этаж? Ну, давай быстрее, что тащишься как черепаха?! — Олежа медленно, не торопясь, тащил свои жиры, что меня и взбесило. От осознания, сколько я не употреблял, меня затрясло ещё сильнее.
— Десятый. — Парень нажал на кнопку лифта. — Что, ломка замучила?
— Не твоё дело. Надо идти быстрее.
Я попытался успокоится, дышать медленнее. Кажется, даже получилось.
— Сколько дней-то без дозы? — Олежа зашёл в маленький, пропахший мочой лифт, а я вслед за ним.
— Три. — Двери закрылись, оставляя нас в нескольких сантиметрах друг от друга дышать мочой и собственным потом .
— Быстро же тебя затянуло.
— Я не наркоман.
— Все так говорят, но все ими являются. Ты не исключение.
— Подсадил меня на иглу и сейчас читаешь мне нотации?!
Трудно было признать горькую правду. Проще думать, будто я полностью контролировал ситуацию.
— Заметь, я тебя не заставлял, просто предложил варианты, как забить хрен на проблемы. Ты сам выбрал этот. И я не читаю тебе нотации, потому что сам такой же. Просто я признаю эту правду, а ты нет. Вот и все.
Дверь открылась на десятом этаже, и мы вышли на лестничную площадку. Парень трижды постучал об изодранную дверь, прежде чем послышались шаги. Через пару секунд раздался раздражённый голос.
— Кто там? Если полиция, то мы больше не варим, — поспешил оправдаться тот.
— Ну как же. Ты, Востриков, да не варишь? Не смеши меня, — ухмыльнувшись, ответил Олежа.
Дверь открылась, и оттуда высунулась голова мужчины, а удостоверившись, что это не менты, и остальное тело.
— Здоро́во, Олег. Сколько лет, сколько зим. А это кто? — некий Востриков подал руку для рукопожатия сначала Олеже, затем и мне.
— Друг мой, Димон. Да чё гонишь-то, пару недель всего.
Пока они разговаривали, я успел рассмотреть нового знакомого. Впавшие щёки, огромные синяки под глазами, разбитая губа. На слишком худом, истощённом теле висела майка «Адидас», явно либо с рынка, либо спёртая. Такой же марки были и спортивки. Всё это состарило мужика лет на десять, не меньше. На тонких руках я также приметил "дороги". Из всего этого я сделал вывод, что Востриков — типичный русский наркоман, сидящий на крокодиле.
— Что это мы в падике-то стоим, — спохватился мужик, — добро пожаловать в мою скромную лачужку, — и тихо, по-старчески засмеялся. Он открыл дверь нараспашку, приглашая нас внутрь.
Скромную — не то слово. Я бы сказал убогую. Даже для такого привычного человека, как я, это слишком.
Обоев нет, плесневелый ламинат проваливался под ногами, а вся квартира полностью пропахла гнилью и блевотиной. В комнате, в которой мы оказались, тускло помигивала лампочка, об неё бились толстые мухи. Из предметов стоял лишь старый, изгаженный чем только можно диван, да на голой стене висел красный плешивый ковер. Видимо, чтобы придать уют скромной лачужке.
— Все на кухне, при деле, так что не удивляйтесь пустоте. — Востриков зашаркал в сторону другой комнаты. — Подождёте здесь одни, я пойду проверю этих дармоглотов, а то накосячат, и нам всем кранты.
Олежа, не снимая обуви, подошёл к жалкому подобию дивана и сел. Я поступил точно так же.
— Героина у них не будет, так что выбирай: упарываться дезом либо сидеть и смотреть. Можешь уйти, конечно, — думая о чем-то своём, пробубнил Олеж.
— Ты и им колешься? Не знал.
Я и не подозревал, что этот парень дошёл до дезоморфина. Казалось бы, дружите столько лет, а даже не представляете жизни человека вне твоего общества.
— Ты многого не знаешь обо мне, Димон.
— Оказывается, да.
Протёр ладонью глаза, обдумал сложившуюся ситуацию. Искать дозу герыча долго, да и денег нет. Ждать тоже не вариант — кости уже стало ломить, ещё немного и начнётся сильнейшая ломка. Но с героина ведь ещё есть малейший шанс соскочить, а с крокодила — нет. Это настоящее, непробиваемое дно. Максимум два года недожизни. И конец.
К нам зашёл Востриков с двумя шприцами.
— Держите, потом за "тропик" заплатите, а сегодня наслаждайтесь моим гостеприимством и халявной дозой.
Он отдал первый шприц Олеже, второй протянул мне. Две стороны подсознания взбунтовались. Одна хотела этого, другая кричала о смерти.
Надоело так жить. Наверное, будет лучше, если я поскорее сдохну в каком-нибудь притоне со шприцом в руке.
— Ну, чего застыл? Не тормози, пацан, я тоже хочу.
И я беру, тут же вынеся себе смертный приговор.
Но точно ли я хочу смерти?