И всё, что я не говорил
Тэхён вошёл в домик позже всех.
Тишина стояла такая, будто в воздухе осталось чьё-то дыхание. Он снял куртку, провёл рукой по волосам и бросил взгляд в зеркало.
Весь вспотевший.
Щёки раскрасневшиеся.
Губы — приоткрыты.
Руки — дрожат.
И он знал, почему.
Но не знал, что он не один.
Сзади послышался звук — движение.
Он обернулся.
Юнги сидел на кровати у окна.
В темноте.
Смотрел.
Медленно поднялся.
— Где ты был? — тихо. Без интонации.
Тэхён выпрямился.
— Гулял. А что?
Юнги подошёл ближе.
Вгляделся.
В его лицо. В затуманенные глаза. В сжатые пальцы. В возбуждение, которое тот даже не скрывал.
— С ней? — спросил Юнги.
Тэхён не ответил.
И тогда Юнги ударил.
Не крикнул.
Не дал время.
Просто врезал кулаком в челюсть, с такой точностью, что Тэхён отлетел к стене.
— Ты прикасался к ней? — голос уже рвался.
Тэхён вытер губу. Кровь. Улыбнулся.
— О, теперь ты играешь в героя? Спустился со своей крыши, решил спасать?
Юнги подошёл ближе.
Ловко, тихо, как тень.
Снова замахнулся — но Тэхён перехватил его запястье.
— Не смей, — прошипел он. — Ты же сам не чист.
— Отпусти.
— Ты думаешь, она бы тебя хотела, если бы знала, что ты сделал тогда?
— Заткнись.
— Что ты смотрел, как твоя сестра...
ГРОМ.
Юнги врезал снова.
Жёстче.
— Заткнись, Тэхён. Я тебе не прощу, если ты это произнесёшь.
— Ты не спас тогда.
Ты теперь думаешь, спасёшь эту? — он засмеялся. — Всё повторяется, Мин.
Юнги дышал тяжело.
Глаза — красные.
Пальцы дрожат.
— Тогда я не успел.
Я стоял, как идиот.
Слушал, как она смеялась.
Потом — как молчала.
А потом — она просто шагнула.
И теперь...
Он сжал кулаки.
— Если ты её тронешь ещё раз — я тебя сломаю.
Не в шутку. Не в драке.
Я сделаю тебя немым.
Тэхён вытер кровь.
Смотрел.
Улыбка исчезла.
— Ты уже начал.
Себя.
Юнги развернулся.
Вышел.
Молча.
Только в его шаге теперь звучала ярость, которая больше не прячется
Когда она вернулась в домик, внутри уже было тихо.
Лампы выключены.
Девочки спали, кто с пледом, кто с телефоном в руке, кто с дыханием тяжёлым и шумным.
Соен стояла у двери и не дышала.
Всё её тело — липкое, замёрзшее, обожжённое.
На коже — следы, которые никто не увидит.
В глазах — не слёзы. Лёд.
Она прошла к своей кровати. Положила рюкзак.
Забрала чистую футболку и полотенце.
Тихо. Без звука.
Открыла дверь в душ.
Теплая вода потекла по плечам.
Сначала — просто как вода.
Потом — как доказательство того, что она ещё чувствует.
Она встала под струю, закрыв глаза.
Волосы прилипли к щекам.
Руки — безвольно свисали.
И тогда — она сдалась.
Тихий, сдавленный рывок вырвался из горла.
Звук, который был не крик и не вздох — а что-то между.
И потом ещё.
И ещё.
Горячая вода смешивалась со слезами.
А может, и не было слёз — только боль.
Потому что она не кричала. Только дрожала.
Он держал меня.
Он знал, что я не могу.
И всё равно держал.
Сжимал.
Дышал.
Говорил, будто я ему принадлежу.
Она вжалась в стену.
Опустилась на колени.
Пол холодный, но уже неважно.
Стыд жил в животе.
Страх — в горле.
А слабость — в костях.
И вода текла.
Без остановки.
Как будто хотела смыть не просто грязь.
А прикосновения.
Пальцы прошлись по плечу. По шее. По ребрам.
Она ощупывала себя — будто проверяла, осталась ли она собой.
И не находила.
— Мне было страшно, — прошептала в пустоту. — Я... позволила.
Он почти...
Она сжалась сильнее.
Почти — было хуже, чем если бы случилось.
Почти — оставляло место для вины.
Когда вода перестала обжигать,
она вытерлась.
Медленно.
Не глядя в зеркало.
Вернулась в комнату.
Тихо.
Легла.
Закрыла глаза.
И впервые за долгое время — не ждала утра.
Потому что не знала, что в нём будет.
И кто она будет в нём.