глава седьмая:дороже вечности
И пусть весь мир обрушится, Блейн нес ее сквозь переливающийся, обманчивый Зал Отражений, каждый шаг отдаваясь болью в его вечной душе, но его сознание было заполнено лишь одной мыслью: доставить ее в безопасное место. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда, подальше от любой угрозы. Его ледяная магия постоянно подпитывала ее, сдерживая распространение яда, обволакивая ее тело тончайшей, почти невидимой пеленой, но она все еще была бледна, как лунный свет, а ее дыхание оставалось прерывистым, едва различимым шепотом жизни. Каждый стук его собственного сердца отзывался острой тревогой, страхом за каждое ее замедленное биение.
Они были почти у самого выхода, когда воздух вокруг них резко изменился. Ледяная тишина Зала Отражений, прежде лишь усиливающая напряжение, внезапно задрожала от пронзительного, металлического скрежета, словно тысячи осколков стекла терлись друг о друга. Пространство загустело, стало вязким и тяжелым, словно налитое жидким свинцом, каждый вдох давался с трудом. Зал, словно живое, разумное существо, не собирался отпускать свою добычу так просто, не позволив им уйти безнаказанно за его нарушения.
Впереди, прямо на их пути, из глубины одного из великих, древних зеркал, что веками хранили в себе безмолвные образы и мертвые секреты, начала вытягиваться полупрозрачная, искрящаяся сущность. Она была соткана из мерцающего света и обжигающего холода, эманация самой древней и злой защиты Зала, обычно невидимая и неощутимая для непосвященных, но теперь пробужденная их дерзким проникновением и попыткой бегства. Эта сущность, не имеющая четких очертаний, но наполненная невыразимой злобой, двигалась прямо к Блейну, целясь в его сердце, в самую суть его Стражьего естества. Он почувствовал, как холодная, пронизывающая магия пытается пронзить его защиту, которая и без того была ослаблена постоянной подпиткой Вилит и необходимостью поддерживать ее жизнь. Он не мог отступить, его ноги были словно прикованы к месту, он не мог бросить ее, не мог выпустить из рук это хрупкое, драгоценное тело, но и встретить этот удар в лоб, держа в руках ее, было чистым, несомненным самоубийством.
Блейн стиснул зубы, его ледяные глаза сверкнули несвойственным им отчаянием. Он разрывался между желанием заслонить ее собой, выставить перед собой нерушимый щит, и пониманием, что его собственный удар поглотит их обоих. Впервые за века его существования долг и инстинкт вступили в конфликт, который грозил разрушить его изнутри.
Вилит, даже в своем полубессознательном состоянии, даже сквозь туман яда и магического истощения, ощутила эту новую, смертельную угрозу. Она почувствовала, как Блейн напрягся всем телом, как его обычно незыблемая магия колеблется, разрываясь между отчаянной попыткой защитить ее и необходимостью защитить себя. С невероятным, почти нечеловеческим усилием, она приоткрыла глаза. Ее взгляд, еще мутный и расфокусированный, с трудом сфокусировался на Блейне, а затем перешел на мерцающую, несущую смерть угрозу, стремительно приближающуюся к ним. Ее тело горело от боли, от каждой клетки кричало о слабости, но что-то внутри нее, глубоко, в самой сердцевине ее волшебной сущности, вспыхнуло с новой, неистовой силой. Это был инстинкт, древний, как мир, инстинкт защищать того, кто защищал тебя.
— Ты… ты всегда спасаешь меня… — прошептала она, и в ее голосе, хоть и невероятно слабом, послышалась несгибаемая, непоколебимая твердость. Это был не вопрос и не мольба, а констатация факта, облеченная в самую глубокую благодарность. — Теперь… теперь моя очередь спасать тебя.
И прежде чем Блейн успел что-либо понять, прежде чем он смог осмыслить ее слова, прежде чем его ледяная магия успела отреагировать на внезапное движение, она резко, с неожиданной силой оттолкнулась от его рук. В тот же миг из нее вырвался ослепительный, неконтролируемый поток чистой магической энергии. Это был не заклинание, не направленный удар, а скорее волна чистого, первобытного магического хаоса, сгусток ее жизненной силы, выброшенный наружу в последней, отчаянной попытке защитить. Вся ее суть, весь ее свет, все, что она имела, обрушилось на приближающуюся сущность Зала. Сущность задрожала, ее нечеткие очертания поплыли, она исказилась, словно призрак на ветру, и испустила пронзительный, нечеловеческий крик, а затем отступила, разорванная на тысячи сияющих осколков. Но и Вилит, выбросившая из себя последние, драгоценные крупицы силы, рухнула. Ее тело, уже ослабленное ядом, теперь стало невесомым, лишенным всякой энергии, пустой оболочкой, из которой ушел весь свет. Последнее, что он услышал, был ее тихий, почти беззвучный вздох, когда ее веки закрылись, и она погрузилась в полную, пугающую неподвижность.
Блейн подхватил ее, его руки дрожали не от холода, а от ужаса. Ее тело было ледяным на ощупь, ее дыхание едва ощутимым, почти отсутствующим. Он видел, как ее магия, ее сущность, рассеялась, оставив лишь пустую оболочку, как будто ее внутренняя лампада погасла. Она отдала себя ради него. Это осознание захлестнуло его волной отчаяния, мощнее любого мороза, который он когда-либо чувствовал, пронзая его сердце невыносимой болью. Это было не просто горе, это было ощущение потери части самого себя, осознание чудовищной, несправедливой жертвы. Но он не сломался. Он прижал ее к себе, крепко-крепко, словно пытаясь своей силой вдохнуть в нее жизнь, стиснул зубы так, что заскрипели челюсти, и, пробив остатки сопротивления Зала, которые, казалось, взвыли от ярости, вырвался наружу, в мир за зеркалами.
Он бежал. Бежал, не разбирая дороги, сквозь древние леса, чьи деревья шептали вековые тайны, потаенные тропы, которые знал лишь он сам – тропы, скрытые от глаз смертных, тропы, о которых давно забыли даже древние маги. Сквозь туманные лощины и замерзшие перевалы, не обращая внимания на холод, который обычно был его союзником. В его сознании пульсировала только одна мысль: она должна жить. Она просто обязана жить. Это была не мольба, не надежда, а абсолютная, бескомпромиссная команда, отданная самому себе. Он знал древнее, скрытое убежище – анклав, куда Стражи уходили восстанавливаться после битв, место, сотканное из покоя и первозданной магии. Оно было его единственной надеждой, последним пристанищем, последним шансом вернуть ее. Каждый шаг был агонией, каждый вдох – напоминанием о ее жертве.
Всю дорогу он разговаривал с ней, шептал слова, которые никогда прежде не произносил вслух. Обещания, клятвы, мольбы. "Держись, Вилит. Только держись. Я спасу тебя. Ты слышишь? Я обязан тебя спасти. Я не позволю тебе уйти. Не после того, что ты сделала." Его голос был хриплым от отчаяния, его ледяные пальцы, привыкшие к рукояти клинка, теперь нежно, почти благоговейно, сжимали ее безжизненную руку, пытаясь передать ей хоть крупицу своей силы, своего тепла. Он был Стражем, всесильным и непоколебимым, но сейчас он чувствовал себя беспомощным, его сила казалась ничтожной перед лицом ее безжизненности. Боль от ее жертвоприношения терзала его, смешиваясь с гнетущим чувством вины. Она отдала себя за него, за того, кто должен был быть ее защитником. Это было неправильно. Это было несправедливо. И он исправит это. Он должен исправить это.
Наконец, он достиг его – небольшая пещера, скрытая от глаз смертных за завесой древних заклятий и природных барьеров. Место, которое лишь немногие избранные Стражи знали и могли найти. Она была простой, выдолбленной в скале, но излучала абсолютное спокойствие, окутанная мягким, мерцающим светом от древних рун, высеченных в камне, рун, шепчущих о первозданной магии и забвении. Это было убежище, где время текло иначе, где сила мира собиралась, чтобы исцелять. Он осторожно, с невыразимой бережностью опустил Вилит на одну из кристаллических глыб, которая тут же начала излучать мягкое, едва уловимое тепло, словно пробудившись от долгого сна. Кристалл, впитанный в эту древнюю землю, был способен впитывать и передавать энергию жизни.
Блейн опустился на колени рядом с ней, его изможденное лицо было лишено обычных строгих черт. Его ледяная магия, обычно использовавшаяся для разрушения или защиты, теперь работала без остановки, пытаясь вдохнуть жизнь в ее истощенное тело, сражаясь с остатками яда, которые все еще цеплялись за ее сущность, и с последствиями ее отчаянного поступка, который выкачал из нее всю жизненную силу. Он отдал бы свою вечность, чтобы она просто дышала, чтобы ее легкие наполнились воздухом, чтобы ее сердце сделало хотя бы один сильный, уверенный удар.
Часы сливались в дни, дни – в неразличимое полотно ожидания, которое казалось бесконечным. Блейн не отходил от нее ни на шаг. Он не спал – Стражи не нуждались в этом так, как смертные, но его сознание было измотано. Он не ел, не пил, лишь сидел, поглощенный своей новой, всепоглощающей целью – спасением Вилит. Его ледяные глаза, обычно непроницаемые, теперь были затуманены тревогой и мольбой. Он, Страж, созданный для битв и долга, теперь был воплощением нежности и заботы, а его пальцы, обычно привыкшие к рукояти клинка, осторожно поправляли пряди ее волос, что падали на лоб, стирал невидимые слезы, которых не было. Он проводил по ее щеке, пытаясь почувствовать хоть каплю тепла, хоть слабое сокращение мышцы. Каждый ее вздох был для него молитвой, каждая минута – испытанием. Он наблюдал за ней, отмечая мельчайшие изменения, почти невидимые колебания, надеясь уловить признаки возвращающейся жизни.
В эти долгие, мучительные часы ожидания, в тишине древнего анклава, Блейн впервые по-настоящему осознал глубину своих чувств. Его жизнь, до встречи с Вилит, была четко расписана, подчинена долгу и древним предписаниям. Он был инструментом, воплощением порядка, защитником, не знающим сомнений. Эмоции были для него чужды, слабость – неприемлема. Но Вилит… она разрушила все его представления. Она взорвала лед, сковывавший его сердце, наполнила его чем-то новым, непонятным, но невероятно сильным. Теперь он знал, что такое страх потери, не за мир, не за долг, а за одного человека. Он знал, что такое отчаяние, когда его всесильные возможности оказывались бессильными перед лицом хрупкости человеческой жизни. Он знал, что такое любовь – она была жгучей, обжигающей, она выжигала все, что было в нем от древней машины, заменяя живым, трепещущим чувством.
Ее жертва, ее слова "Теперь моя очередь спасать тебя", эхом отзывались в его сознании, причиняя острую боль и одновременно наполняя его невероятной гордостью. Она, слабая, израненная, отдала себя, чтобы спасти его. Это был поступок, превосходящий любое его понимание долга, выходящий за рамки его вечного существования. Он, великий Страж, был спасен хрупкой волшебницей, которая едва стояла на ногах. Это было и смирение, и высшее проявление доверия, которое он не мог не оценить. Его сердце, которое веками было лишь ледяной глыбой, теперь билось ровно и сильно, наполненное этим новым, драгоценным чувством. Он не мог потерять ее. Он не имел права ее потерять.
На третий день ее веки дрогнули. Едва заметно, словно бабочка, пробуждающаяся от сна. Блейн замер, его дыхание остановилось. Он вгляделся в ее лицо, ища хоть малейшие признаки жизни. На четвертый она тихо застонала, и этот звук был для него слаще любой музыки, которая когда-либо касалась его слуха. А на пятый – она медленно, с усилием открыла глаза.
Они были мутными и затуманенными, их яркий синий цвет был приглушен слабостью. Они медленно сфокусировались на Блейне, лежащем рядом, его лицо было невероятно близко, его ледяные глаза смотрели на нее с такой нежностью, что она чуть не задохнулась от нахлынувших чувств.
— Блейн… — прошептала она, ее голос был слабым, как шелест осенних листьев, едва слышным. — Что… что произошло?
Его сердце сжалось от облегчения, волна тепла разлилась по его венам, смывая накопившуюся усталость и тревогу. В его глазах, что веками отражали лишь лед, теперь вспыхнул огонь – не просто надежды, а ликования, чистого, ничем не омраченного. Он наклонился ближе, его обычно непроницаемое лицо было искажено эмоциями, которые он больше не пытался скрыть. Он был обнажен перед ней в этот момент, его чувства были на виду.
— Мы в безопасности, Вилит, — его голос был хриплым от долгого молчания, от пережитого стресса. Он осторожно взял ее холодную руку и поднес к губам, целуя ее костяшки пальцев. — Ты… ты спасла нас. Своей магией.
Вилит попыталась пошевелиться, но ее тело было слишком слабым, словно лишенным костей. Она лишь смогла поднять руку и едва коснуться его щеки. Холод его кожи успокаивал, но сквозь него она чувствовала жар – его жар, его присутствие, его живое, бьющееся сердце.
— Я… я помню, — прошептала она, и в ее глазах появилось понимание. — Кажется… я помню, что сделала. Но… как я здесь? Как я жива? Я… я отдала все. Я чувствовала, что ухожу…
Блейн сжал ее руку, которая все еще лежала на его щеке, и поднес ее к своим губам, осторожно целуя нежные пальцы. Он посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде не было и намека на лед. Он полностью растаял, уступив место огню – нежности, страху и чему-то гораздо более глубокому, чему-то, что он сам только начинал осознавать.
— Мой долг… он всегда был всем, Вилит. Всей моей сутью. Смыслом моего существования. Я был создан, чтобы защищать, оберегать, служить великим силам. Я был лишь инструментом, надежным, но лишенным чувств. Но когда ты лежала там, раненая, когда я думал, что потеряю тебя… и когда ты… когда ты отдала себя, чтобы спасти меня, когда ты произнесла те слова… долг перестал иметь значение. Все, что было до тебя, перестало иметь смысл. Важна была только ты. Твоя жизнь. Твое дыхание. Твой взгляд.
Вилит затаила дыхание, ее сердце, слабое, но все же бьющееся, заколотилось сильнее, отдаваясь глухим стуком в ушах. Она видела эту борьбу в его глазах, эту глубокую, древнюю эмоцию, которую он так долго скрывал даже от себя. Она видела, как он, всесильный Страж, боролся со своей природой, со своей вечностью, чтобы произнести эти слова.
— Я… — Блейн сделал глубокий, дрожащий вдох, словно набираясь смелости для того, что собирался сказать. Вековые барьеры рушились, обнажая его ранимую душу. — Я никогда не понимал, что такое любовь. Никогда не позволял себе ничего подобного. Я считал это слабостью, отвлечением от моего истинного предназначения. Но теперь… я знаю. Я чувствую это. Каждый мой вздох, каждый удар моего сердца… он для тебя. Он отзывается на тебя. Ты изменила меня, Вилит. Ты пробилась сквозь весь мой лед, через века моей пустоты. Ты наполнила меня светом, жизнью, смыслом, которого я никогда не знал. Я… я люблю тебя, Вилит. Больше, чем свой долг. Больше, чем свою вечность. Больше, чем себя.
Его слова эхом отдавались в тишине пещеры, наполняя ее теплом, которое могло сравниться лишь с сиянием древних рун. Вилит смотрела на него, ее глаза наполнились слезами. Она была слишком слаба, чтобы ответить словами, слишком истощена, чтобы обнять его в ответ. Но в ее взгляде, полном понимания и невероятной нежности, было все. Она протянула руку, и ее дрожащие пальцы легли на его щеку, мягко поглаживая ее. И в этом прикосновении, легком, едва ощутимом, заключалось все ее "да". Все ее согласие, вся ее ответная любовь. Блейн закрыл глаза, прижимаясь к ее руке, чувствуя, как этот тонкий мост, наконец, построен между ними, соединяя две души, две судьбы, два мира в один, единый смысл. И с этого момента их путь, каким бы ни был, они пройдут вместе, до самого конца.
———————————
2294 слова.
Это пзздц... Больше не скажу 🤐