божьи коровки молчат

Божьи коровки молчат
Никак не назвать свое имя

      Десятый за вечер эскиз был скомкан и полетел в урну. Отвлечься рисованием не получалось, расслабиться тоже. Книга об истории костюма, которую Маринетт еще несколько часов назад не терпелось прочесть, так и лежала в пакете на софе рядом с разбитым телефоном.

      А ведь она им даже месяц не пользовалась. Купила три недели назад из-за того, что предыдущий случайно утопила в ванной. Оставалось надеяться, что восстановлению он все-таки подлежит и что замена экрана не сильно ударит по и без того истощавшему кошельку.

      Впрочем, настроения надеяться у Маринетт сейчас не было.

      Ей как никогда не хватало сейчас маленькой мудрой Тикки, которой можно было выговориться, поделиться всем, что творится на душе, услышать совет и слова поддержки.

      Маринетт откинулась на спинку стула и крепко зажмурила глаза, чтобы сдержать подступавшие слезы. Кажется, она давненько не чувствовала себя такой жалкой. Два года она видела Адриана только на обложках журнала, рекламных плакатах и экране телевизора, и эта ситуация ее вполне устраивала. Она бы с радостью еще два года, а то и все десять лет не пересекалась с ним.

      Лишь бы не испытывать того, что ощущала при сегодняшней встрече.

      Черт возьми! Да, Маринетт больше не может разговаривать, но она научилась жить с этим. Десятки тысяч людей не имеют возможности озвучить собственные мысли, но вместе с тем ведут полноценную жизнь, общаясь на языке жестов. Так зачем смотреть на нее с таким бесполезным состраданием, будто для нее все кончено? Ей прекрасно было видно, как нервничал Адриан в ее присутствии. Еще в коллеже Маринетт заметила за ним привычку: когда волновался, он чесал свою шею или затылок. Сегодня Адриан делал это так часто, что можно было подумать, будто на него напала чесотка или завелись вши. Он никогда не страдал проблемами с речью (будучи Нуаром вообще за словом в карман не лез!), а сегодня то и дело запинался и путался в словах. Уж лучше бы и дальше шел по своим делам, а не вызывался проводить ее до дома!

      И ведь Маринетт понимала, почему он заговорил с ней.

      Они ни разу не встречались с тех пор, как она призналась Адриану на выпускном (последняя битва Ледибаг не в счет, ведь о личности бывшей напарницы Кот знать не мог), и, возможно, он даже думать забыл о том, что в тот день отказал ей. Все-таки фанаток у него много, кто-то постоянно признается в любви, разве упомнишь их всех? А вот до выпускного она была Адриану хорошим другом, с которым он учился в коллеже и лицее, однажды ходил в кино и не единожды играл в компьютерные игры. Нет ничего удивительного в том, что он решил поздороваться и поинтересоваться, как у нее дела. Элементарные вежливость и любопытство.

      Правда, с первым он переборщил.

      Да, Маринетт попросила его не спрашивать, почему она больше не разговаривает, и Адриан не задавал лишних вопросов. Вот только он слишком старательно избегал темы, которая может «задеть ее чувства». Спросил, слушала ли она новый альбом Джаггеда Стоуна, но, вспомнив, что на обложке изображена Русалочка, отдавшая свой голос ради встречи с принцем, тотчас же перевел тему. Запнулся на полуслове, когда посетовал на то, что в одном аниме сменили актера озвучки. После этого некоторое время молчал, пытаясь подобрать новую тему для общения. А ведь Маринетт могла бы ответить ему, что Русалочку для альбома Джаггеда нарисовала сама или что новый актер озвучки пусть и поначалу был непривычен, но персонажу подходил больше.

      А еще Адриан слишком пристально наблюдал за тем, как она пишет. Наверняка в этот момент он думал не об ответе, а о том, каково ей теперь живется.

      Человек привыкает почти ко всему, — к своей немоте Маринетт уже привыкла, — но не к тому, что знакомые, с которыми она долгое время не виделась, смотрят на нее так, будто у нее выросла третья рука (но лучше бы она, честное слово, хотя бы польза была). Адриан пытался не показывать того, как ему неловко, но это слишком бросалось в глаза. Это было даже хуже, чем когда обо всем узнала Аликс и принялась извиняться непонятно за что чуть ли не через каждое слово.

      Вот почему Маринетт и хотела свести к минимуму круг тех, кому известно, что она больше не говорит, и по этой же причине Алья с Нино клятвенно пообещали никому ни о чем не рассказывать. Конечно, Маринетт понимала, что рано или поздно слухи все равно расползутся, но надеялась, что не так скоро. По словам Адриана, о ее немоте он узнал от Хлои. Черт возьми, они не виделись уже несколько лет, а она все равно продолжает доставлять проблемы! Маринетт даже думать не хотела о том, что могла наговорить о ней Буржуа.

      Интересно было только то, кому еще Хлоя успела все разболтать и от кого узнала сама.
     
                      ***

      Подавленное состояние Маринетт не скрылось от родителей. Но если расспросов отца удалось избежать, продемонстрировав ему разбитый экран телефона, то матери пришлось признаться в том, что встретила старого друга. Что это был не просто друг, Сабина наверняка поняла по слишком уж резким жестам дочери, но спрашивать ничего не стала. Впрочем, даже если бы и спросила, Маринетт просто не смогла бы ответить — она и сама не знала, кем был для нее Адриан: бывшим одноклассником, первой любовью или же верным напарником, за которого не жалко было отдать и жизнь… пусть иногда и хотелось прибить чем-нибудь тяжелым.

      И это желание Маринетт испытала вновь уже следующим утром, когда принимала из рук курьера посылку.

      Догадаться о том, кем был аноним, заказавший на имя Маринетт Дюпен-Чен один из новейших флагманов, было нетрудно, стоило только вспомнить, каким виноватым Адриан выглядел, когда Маринетт с разбитым смартфоном в руках закрывала за собой дверь. Но ведь она написала ему, что все в порядке, да и телефон уронила из-за собственной неуклюжести, а не из-за того, что он ее толкнул. В любом случае, никаких претензий (кроме самого факта внезапного подарка) у Маринетт к Адриану не было, поэтому он не должен был ей ничего присылать! Ни смартфон, ни книгу об истории моды…

      Удивительно, еще и то самое издание, которое Маринетт очень хотела купить…

      — Что будешь со всем этим делать? — поинтересовалась Сабина, облокотившись о стол.

      «Верну», — на языке жестов ответила Маринетт и с тоской посмотрела на книгу. Может, хотя бы пролистать перед тем, как возвращать ее Адриану?

      — Но ведь курьер сказал, что не имеет ни малейшего понятия, кто отправитель, — напомнила ей мама.

      Маринетт подняла правую руку к голове, показывая, что знает сама.

      — Не думаешь, что этот твой вчерашний друг не назвался как раз потому, что не хотел, чтобы ты возвращала подарок? — продолжила Сабина, в ответ на что Маринетт неуверенно кивнула. — И все равно хочешь вернуть?

      На сей раз она кивнула уже решительнее.

      Ласково улыбнувшись, Сабина Чен потрепала дочь по волосам и принялась помогать ей складывать телефон обратно в коробку.

      — А книгу хотя бы пролистай, — подмигнув, шепнула она.

                         ***

      Решение вернуть Адриану подарок Маринетт приняла легко, вот только как это сделать, не знала. Его контактов у нее не было, а на сообщения в фейсбуке он не отвечал — полгода назад Маринетт отправляла ему поздравление с днем рождения, но оно до сих пор отображалось как непрочитанное. Вариант спросить телефон Адриана у Нино отпадал. Не так давно он рассказывал, что дал его номер какому-то общему знакомому, тот — еще кому-то, и в результате телефон самого Адриана Агреста разместили в сети и номер пришлось сменить. Разумеется, ничего подобного делать Маринетт не собиралась, но Нино обещал Адриану, что больше его телефон никому не скажет, а друга ей подставлять не хотелось. Можно, конечно, было написать Алье и попросить связаться с Адрианом ее… но это означало, что ей во всех подробностях придется пересказывать вчерашнюю встречу, а проходить через этот допрос с удвоенным пристрастием Маринетт пока настроена не была.

      Насколько же проще было в то время, когда Маринетт знала расписание Адриана наизусть. Сейчас она не имела ни малейшего представления о том, где он может находиться, а значит, куда можно прийти, чтобы застать там его и лично вернуть посылку. Единственное, что ей было известно о нем сейчас, так это то, что свой вечерний патруль Кот Нуар обычно начинал от Эйфелевой башни, но не караулить же его там! К тому же он даже не в курсе, что его личность уже два года как не секрет для Маринетт.

      Может, самой отправить ему посылку курьером? Но Маринетт не была уверена, что в таком случае ее получит Адриан, а не Натали Санкер, а если коробка все же достигнет нужного адресата, то не было гарантии в том, что послезавтра подарок вновь не вернется к ней. Нуар порой бывал слишком упрям и вполне мог себе позволить игру «загоняй курьера до тех пор, пока кто-нибудь не сдастся». Конечно, Маринетт могла бы его переупрямить, но ни желания тратиться на доставку каждый раз, ни лишних денег на это безобразие у нее не было — необходимость чинить телефон никуда не делась.

      Единственное, что оставалось, так это прийти к нему домой и лично вернуть подарок, но, опять же, Маринетт не знала, сможет ли застать Адриана дома или вообще попасть в неприступный особняк Агрестов. Даже когда они дружили, внутрь ее пропускали лишь несколько раз, а сейчас она и вовсе считалась чужим человеком, просто знакомой и бывшей одноклассницей. Пробраться через «привратника» в лице Натали Санкер у нее вряд ли получится.

      Но с другой стороны… попытка не пытка, верно?

                           ***

      Однажды, года четыре назад, Нино Ляиф пошутил, что в логово Бражника будет легче пробраться, чем в особняк Габриеля Агреста. Увы, место обитания главного злодея Парижа никому не было известно, но Маринетт не удивилась бы, если бы в действительности все оказалось именно так.

      Она глубоко вдохнула, резко выдохнула, нажала на звонок, поднесла к глазку появившейся видеокамеры написанное крупными буквами в блокноте «Я к Адриану. Мы вместе учились. Маринетт Дюпен-Чен», взволнованно переступила с ноги на ногу и…

      Услышала из динамика безэмоциональное: «Месье Агрест не предупреждал о вашем визите».

      Что ж, вполне ожидаемо. Предупредить Адриан не мог, так как сам не подозревал, что к нему заявятся гости, а его отец и вовсе запрещал пускать в дом посторонних.

      Прежде, чем Маринетт успела написать что-то еще (хотя бы попросить передать посылку Адриану), камера отключилась и связь прервалась.

      Теперь оставалось надеяться лишь на то, что удастся подкараулить Адриана у ворот. Впрочем, никаких планов на этот день у Маринетт не было, а погода была чудесной.
  
                              ***

      Погода была ужасной.

      Солнце палило так сильно, словно пыталось наверстать упущенное за три предыдущие пасмурные недели. Казалось, будто асфальт скоро начнет плавиться от жары, а если на него попытаться вылить бутылку воды, то та прямо в воздухе испарится, так и не долетев до земли.

      Выходить на улицу в такое пекло — решение не из лучших, по-хорошему так вообще следовало бы закрыться в комнате с кондиционером, вот только Маринетт была слишком упряма, чтобы уйти ни с чем… точнее, с посылкой. Раз уж пришла, чтобы вернуть подарок, то обязательно дождется Адриана и исполнит задуманное! Не зря же она уже полтора часа под его забором стоит?

      Маринетт оттянула воротник футболки и принялась обмахиваться блокнотом. Увы, воздух был слишком горячим, а лишние движения, казалось, могут заставить закипеть кровь, поэтому вскоре она положила раскрытый блокнот на голову, превратив его из веера в импровизированную шляпку. Внутренний голос настойчиво шептал, что неплохо бы было спрятаться в тень, вот только ближайшая тень была по ту сторону каменного забора, а внутрь Маринетт без Адриана не пускали. Мелькнула мысль все же вернуться домой (чтобы хотя бы чуть-чуть охладиться и выпить воды, благо идти всего десять минут), но, хлопнув себя по щекам и чуть не уронив блокнот, Маринетт ее прогнала. Бросив гневный взгляд на стоявшую на земле ни в чем не повинную коробку с книгой и телефоном, она вновь напомнила себе о цели своего визита и о том, что не могла позволить себе сдаться.

      Черт возьми, еще два года назад она была Ледибаг, отважной героиней Парижа, разве какая-то жара могла ее сломить?

      Но все же жара была не «какая-то», а чуть ли не рекордная для Франции, и ни магического костюма, ни даже волшебных серег у Маринетт больше не было. Только удивительное и невероятное упрямство, которое давно уже пора было квалифицировать как суперсилу.

      Придерживая блокнот, Маринетт подняла взгляд немного вверх и посмотрела на небо.

      Ни единого облачка, ни малейшей надежды на дождь.

      И пляшущие черные круги перед глазами, за которыми стало сложно различать даже то, что было на расстоянии вытянутой руки.

      Она зажмурилась, а затем вновь открыла глаза, но стало только хуже: кругов стало еще больше, к ним добавились пятна и вспышки, а вместе с ними кружиться начала и сама голова.

      Маринетт на ощупь прислонилась спиной к забору, чтобы не потерять равновесие.

      Перед глазами окончательно потемнело, а желудок стал скручиваться в узел.

      Кажется, если бы Маринетт и решила сейчас вернуться домой, то просто не дошла бы: лишь каменный забор позволял ей держаться на ногах. Без этой опоры она бы наверняка растянулась на асфальте рядом с треклятой коробкой.

      Которую она не могла разглядеть, сколько бы ни моргала.

      Маринетт снова закрыла глаза, но на сей раз не так крепко, и медленно, не отрывая спины от забора, сползла на корточки. Она сжала кулачки, немного помассировала виски и призвала на помощь все свое упрямство, чтобы не вырубиться прямо здесь и сейчас. В очередной раз напомнив себе, что пришла сюда для того, чтобы вернуть Адриану посылку, Маринетт смогла чуть-чуть успокоить приступ тошноты и даже убедить себя, что когда откроет глаза, то больше пляшущих кругов не увидит.

      Увидела. Но хотя бы чуть меньше, чем в прошлый раз. Что ж, значит, ей все-таки удастся продержаться на одном упрямстве и осуществить задуманное.

      Может, Адриан хотя бы в дом разрешит войти и чуть-чуть под кондиционером посидеть…

      Маринетт резко тряхнула головой: от мыслей о живительной прохладе становилось лишь еще жарче, а мозг норовил отключиться и улететь в страну фантазий. От этого движения блокнот сполз с головы и упал на асфальт, и беспощадное солнце с новой силой атаковало ее темные волосы. Казалось, еще чуть-чуть — и начнет пахнуть паленым.

      Черт возьми, чем там занимается этот Бражник? Нет бы снова наслать на Париж Непогоду!

      Маринетт потянулась за блокнотом, чтобы вновь водрузить его на голову (в которую, казалось, с минуты на минуту и прокрадется мысль пойти на сделку с Бражником в обмен на способность все вокруг заморозить или хотя бы немного охладить). В глазах снова потемнело, и Маринетт пришлось опереться рукой об асфальт, чтобы не упасть на него.

      Голову внезапно заполнил вакуум, в ушах раздались одновременно гул и противный звон.

      Во всяком случае удивленное «Маринетт?!» она услышала словно сквозь туман, отчего и не сразу поняла, что обращались к ней.

      А когда поняла, то вскочила на ноги так резко, что голова закружилась еще сильнее, — так, что горизонт перевернулся, а небо и асфальт поменялись местами.

      Она смогла сделать лишь шаг, а затем потеряла сознание.