Глава 4. Разлом
2045 год, Айова
Мария проснулась от звука капающей воды. За окном шёл дождь — редкость в этом месяце, когда небо обычно стояло пустым и белёсым, как экран, не загрузившийся до конца. Она встала с постели и выглянула на улицу. Пустынно. Машина отца стояла под навесом, мокрая, будто вернулась с другого берега.
На кухне мать молча мешала кашу. В доме уже несколько дней не включали новости. Радио молчало. Отец вернулся поздно — с глазами, в которых не было сна. Он долго стоял у двери, не раздеваясь, затем сел напротив жены.
— Нам нужно решать. Завтра крайний срок.
— Я уже решила, — тихо сказала она. — Ты же знаешь.
Он кивнул, но взгляд бросил в сторону Марии.
— Она поедет.
Мать вскинулась:
— Ты не имеешь права.
— Я — её отец. И я не отдам её миру, который рушится.
— А я — её мать! Она имеет право остаться на той земле, где родилась!
Мария стояла в дверях, как призрак. Она чувствовала, как воздух дрожит от слов, и хотела сказать что-то, но не знала — что.
Отец посмотрел на неё.
— Мы уезжаем утром. В шесть. Готовься.
---
Ночью Мария проснулась от мягкого прикосновения. Мать сидела рядом, держала её за руку.
— Прости меня, малышка. Я... не могу. Я не хочу жить в мире, построенном на страхе. Но ты должна выжить. Не для них. Для себя.
Мария заплакала.
— Я не хочу без тебя.
— Но ты сможешь. Ты — сильнее, чем думаешь. А память... она будет всегда с тобой.
Мать приложила к её груди свой кулон — маленький камень в форме листа.
— Сохрани это.
---
Утром не было прощаний. Только мокрая трава под ногами и быстрая дорога в серую зону. Мать осталась на пороге.
Мария обернулась один раз. В глазах матери не было ни страха, ни слёз. Только покой.
А в машине отец молчал. Он держал руль крепко, как штурвал. Когда ворота закрылись за ними, Мария сжала кулон в ладони — так крепко, что он оставил отпечаток.
Пункт допуска «Z-Delta».
Ждать пришлось долго. Вокруг — одинаковые, как в фильме, люди в серых костюмах и белых масках. Мария держала отца за руку, но не чувствовала в ней тепла. Её пальцы были холодны, а внутри всё сжималось, будто кто-то затянул ремни под рёбрами.
— Субъект 2713. Подростковая группа, одиночное размещение, — сказала женщина в очках, не поднимая взгляда.
— Подождите, — попытался вмешаться отец, — она ребёнок, ей нужно...
— Протокол. Первичная адаптация проходит в изолированных блоках.
Они разделили их быстро. Никаких поцелуев, ни прощальных слов. Только сканер, короткий писк, и дверь захлопнулась за ней.
Изоляционная капсула.
Комната была чистой и светлой. Слишком чистой. Слишком светлой. Мария села на койку, уставившись в белый потолок. Там не было даже трещинок, за которые можно было бы уцепиться взглядом.
Через стекло кто-то наблюдал. Она знала это. Но не знала — кто.
— Субъект 2713. Термометр под язык. Кровь — на сенсор. Ответьте: испытываете ли вы тревогу, головную боль, дезориентацию?
Она не ответила. Только смотрела в одну точку.
Если я отвечу — они решат, что я подхожу. Если промолчу — они тоже решат, но не то.
Часы тянулись вязко, как мёд. Потом дали еду. Потом снова тишина. И наконец — голос в потолке:
— Карантин завершён. Следуйте по разметке.
---
Жилая зона C-2.
Её блок оказался крошечным — капсульная койка, стол, экран.
Соседей не было. Тишина была другая — не домашняя, не ночная. Тишина машин, запертого под землёй сердца.
На экране вспыхнули инструкции:
Добро пожаловать в Объект. Вы — часть нового мира.
Ваши обязанности: адаптация, обучение, лояльность.
Ваша ценность — в устойчивости и памяти.
Памяти?
Мария прижала кулон к груди. Он был тёплый. Или ей казалось?
Если они хотят, чтобы я забыла, значит — я должна помнить. Всё. До самой последней травинки наверху.