Глава 3
Во время студенчества я рисовала обложки на синглы и альбомы Никки, но ни одна из них так и не оказалась выложена в интернет. Никки позиционировал себя как разгорающийся огонь, его цветами всегда были желтый и оранжевый, цвета Димы — черный и темно—зеленый.
Группа Никки, состоящая из трех человек, была нескладной и наивной. Барабаны и синтезатор приходилось записывать на слух теми же участниками, что играли на гитарах, записи они делали на телефон или диктофон, и прокручивали по кругу, выискивая ошибки друг друга. У Димы группа была большая, помимо самой группы были также участники, с которыми они ездили в туры, продюсер, гримеры, световики, звуковики и даже пиар—менеджер, их записи были на студиях и прежде, чем быть опубликованными, проходили десятки проверок у музыкантов друзей.
Понимая масштабы, я решила, что мне просто необходимо подойти ответственно к тому, что мне доверили. Так что за десять часов просмотра видео в интернете, восемь неудачных попыток, пять кружек не до выпитого чая и один перекус я восстановила навыки волшебства, и создала идею, а затем и воплотила ее через фотошоп.
Ближе к вечеру Дима прислал мне демоверсию сингла. Это было то самое видео, за просмотром которого Денис и Вова спорили на кухне, и я подогнала ассоциации под свою идею.
Перед сном я получила сообщение от Димы "Доброй ночи", хотя за весь день мы обменялись лишь видео и смайликом.
"доброй" — ответила я, прижимая к груди телефон.
***
Мы встретились в полдень на выходных в кафе в закоулке центрального Питера, где совершенно не было людей, кроме старичка бармена. Мы сели за столик, и я торжественно показала Диме наброски, над которыми работала всю неделю.
— Что-то не так, — нахмурился он. — Не хватает цвета. На всех.
— Это какого?
— Желтого или оранжевого. Слишком мрачно, трек то яркий.
— Вы его не закончили.
— Да но, — Дима сел удобнее и наклонился ко мне ближе. От его кожанки пахло дорогим парфюмом, а от дыхания только что выпитым кофе. Он также был в солнцезащитных очках, как и в прошлый раз и потому я не могла до конца понять его эмоции, — он задумывался как огненное шоу.
Специально или по иронии судьбы, Дима говорил так, будто сингл был создан не им, а Никки.
У меня с осознанием этих параллелей и пугающими отсылками к моим же воспоминаниям вот—вот должна была голова задымиться.
— Хорошо, я добавлю разводы. Дымные. Вы, когда закончите то его?
— Не знаю. Нам все время что-то не нравится. Он какой-то нескладный.
— Вы вообще его закончите?
— Да закончим. Надеюсь, раньше, чем начнем следующий альбом.
— А альбом, когда начнете?
— Не знаю, — ответил Дима. — К осени должны будем.
Я откинулась на кресло и схлопнула ноутбук перед собой.
— Там же тур.
— О, — удивился он, — ты видела наш анонс?
— Видела, — смущаясь призналась я. — Я вообще не слежу...
— Не скромничай.
— Не дави на меня.
Дима оглянулся, не смотрит ли на нас никто, а затем наклонился над стаканчиком и слил в кофе виски из небольшой баночки.
— Не хватает веселья, — пояснил он. — Так гораздо лучше.
Я нахмурилась, но ничего не сказала. Это ему не хватало веселья со мной или из-за того, что он говорил о работе?
— Сердце как?
— Этот рейв для тебя.
— Пока не откажет, а там клуб сменится на гроб.
— И откуда в тебе столько язвительности, Лина? — прищурился Дима, на зло делая глоток.
— Она тебе нравится, вот и выкручиваю на полную.
— Так тебе нравится мне нравиться?
— Только не зазнайся. Кстати, с каждым глотком ты знаешь куда ближе?
— К небесам?
— И звездам.
Мы обменялись улыбками, а затем сделали вид, что чокаемся.
— На самом деле на работе завал, — пришлось признаться мне, — заставляют делать то, что я не люблю.
Дима замолчал и отвернулся в сторону, что показалось мне необычным, ведь ему всегда было что ответить, не беря паузу на раздумья.
— Меня тоже выбор заставили делать, но ничего не попишешь.
— В каком смысле? — уточнила я.
— Хотят, чтобы я показал фанатам, что у меня есть... девушка? любовный интерес? — он сделал еще один глоток, — что я с кем-то мучу.
У меня ком встал в горле. Дима заметил, что я изменилась в лице, но не придал этому значение.
— Это будет смело, — все-таки выдавились слова.
— Ага, — цыкнул он и сделал еще глоток.
Больше он на меня не смотрел, он повернул к себе ноутбук, открыл его и начал рассматривать другой набросок.
Я решила не отставать, допила свой кофе и тоже переключилась на другие мысли, хотя признаюсь, на деле все они в конечном итоге возвращались к вопросу: Дима хочет представить меня, как свою девушку?
***
Оставшиеся дни в августе мы не виделись. С двадцать второго числа начался тур, Дима заранее предупредил, что вернется в Питер только в середине октября.
В тот же день, когда солнце было еще высоко, но вечер уже опускался на город и обнажался за занавесками в моем окне, я зашла проверить Димину личную страницу — полистать посты, посмотреть фотки. Из новых новостей была только одна запись, состоящая из двух фотографий, при виде на которые меня охватил озноб.
Больше я не могла сделать вдох. Меня охватила паника. Я вжалась в диван и застыла, неспособная даже обдумать то, что вижу, а затем глубоко задышала, огладила свои ногти, переключила взгляд на пачку сока, стоящую на моем столе, пересчитала пуговицы на рубашке и лишь после вернулась к новости. Дыхание восстановилось, но сердцебиение было все также бешеным, а кожа ледяной.
Никки выложил фотографию, на которой целовал девушку, да так страстно, будто хотел проглотить весь ее бальзам для губ.
Я еще раз опустила глаза на пост с двумя селфи, сделанные через зеркало: на первой Дима стоял в обнимку с блондинкой с вечеринки, на второй целовал ее.
Дима писал: "вот такая новость", комментаторы отвечали "рада за тебя!! наконец-то любовь", "заслужил котик", "на два дня?", "и кто здесь для хайпа?", "неужели поженятся?", а меня разрывало на части.
Мне требовалось время, чтобы всё рационально обдумать, но моя эмоциональная часть не позволяла мне расслабляться. Я открыла последнюю версию обложки, над которой работала, и прислала Диме ее файлом в личные сообщения. Теперь она была окончательно утверждена, больше нам с Димой разговаривать было не о чем.
***
Дима не отвечал мне трое суток. Двадцать пятого августа он написал: "Круто. Спасибо", теперь его сообщение не читала я.
Не читала ровно три минуты, затем мое терпение кончилось.
Однако больше мы не списывались.
Я смотрела истории, видела фотографии и видео, сделанные его командой и выложенные в социальных сетях, словно никогда не знакомилась ни с кем из группы лично, блокировала музыку, когда та появлялась в рекомендация, рисовала, забывалась в работе, гуляла по улочкам центра, пила кофе, выбирала на сайтах новую одежду для наступившей осени, писала, что думаю в только начатый дневник и очень много плакала.
Мне казалось у меня не было никаких чувств, но на самом деле еда не стала пресной, а палитра фотошопа бесцветной, я понимала, что моя квартира все еще маленькая, а ванная в ней с синей плиткой, что занавески на кухне пора было стирать, окна мыть, а дубовый стол, оставшийся от прошлых жильцов, выбрасывать. Две недели превратились в бесконечную беготню — умыть, убрать, сделать, купить, приготовить. Шум мыслей не давал мне общаться, осознавать и запоминать. Накатывающие волны тепла от воспоминаний о наших взглядах вынуждали меня взлететь и забыть о том для чего мне нужно прилагать усилия — для того, чтобы эти же волны не накрыли меня с головой и не утянули на дно. Дима, Никки, Дима: круговерть слепилась и обросла грязью достаточно, чтобы стать частью почвы и похорониться в моем лесу.
К четвертому сентября жужжание стихло.
К девятому мои чувства начали потихоньку возвращаться. Еда до того дня не была пресной, да, но и запаха она не имела, а палитра не была бесцветной, но была блеклой и тусклой, словно кто-то добавил во все цвета белый и разбавил ее водой.
Лишь выйдя из шторма, ты понимаешь, что был в шторме.
Понимание вообще странная штука. Оно может быть рациональным и громким, но причиняющим такую боль, какую ни один порез не оставит. Понимание, что вы не одно и тоже, понимание, что вы не на равных, понимание, что если бы и был шанс, то не факт, что вы бы поступили иначе. Я и Дима — между нами гораздо больше чем километры городов, между нами деньги, слава, талант. Сколько весит его действие, а сколько мое? Мои слова обрели смысл, но все так же звучали лишь для меня, его слово могло разбить сердца миллионов, могло осчастливить, могло подарить надежду.
Дима связан обязательствами, фильтрами и значимостью. Мой путь безграничен, волен и пуст, его таковым не является уже давно. Здесь где я, где был Никки, где были сотни других музыкантов, где многие из них сдавшись оставили свои мечты, мы можем остаться похороненными.
Разве могла я рассчитывать, что он выберет меня, когда между нами такая пропасть? Я же и не рассчитывала, и не хотела подходить к огню слишком близко, и знала какая температура заставит мое сердце расплавиться. Мне лишь хотелось еще немного подержать Никки рядом. Даже не Диму. Так от чего мне тогда так горько теперь?
Слезы упали на листок бумаги в моих руках, и я быстро стерла с лица мокрые полосы.
— Вам не кажется, что наш подсудимый полный кретин? — громко спросила Ульяна у руководителя.
Моя голова задралась над монитором, и я посмотрела на вакханалию, которая творилась вокруг. Споры, ругань, крики из коридора. Весь кабинет зверски противостоял друг другу, а я даже не осознавала по какому поводу. Приглядевшись лучше, я поняла, что каждый по-своему — проблемы с документами, новыми сотрудниками и кем-то взятыми ножницами.
— Кретин, но это я сказал. Мы кошки в клетке.
— Так не говорят, — закатила глаза Ульяна и подошла к моему столу, склоняясь на ним. — Он мне позвонил в семь утра и попросил приехать к девяти к Казанскому собору.
— На свидание? — без интереса уточнила я.
— На обмен взаимными оскорблениями. Вчера весь мозг сообщениями с угрозами проел. Очень хочет, чтобы ему дали другого адвоката.
— Это кого же?
— Вот и я спросила. Никто больше делами затонувших в бассейнах электроприборов не займется. Кстати, — сделала акцент Ульяна, — видела, что Катастрофа опубликовал? У него похоже девушка появилась.
Не хватало мне еще обсуждать это на работе.
— Я не слежу за ним.
— Зря. Она блогерша какая-то. Красивая очень, — Ульяна полезла в свой телефон.
— Все блогеры красивые, — со вздохом ответила я. — Это их работа.
— Но она прям совсем. Мне даже рекомендации высветились с ее аккаунтом и конечно я подписалась, чтобы следить! — Ульяна хихикнула, а меня сковал озноб.
Готова поспорить это лучше, чем все, что была раньше — паника, слезы, комплексы. Сейчас, говоря о Диме, я чувствую себя гораздо собраннее.
— Вообще я другое пришла рассказать. Эта девушка — его девушка да, но он вчера такой треш отчебучил на сцене, мне кажется они вот—вот разойдутся.
— О чем ты?
— По сети видео гуляют, он перепил, на сцене на колонки полез, микрофон сбил, кричал, что обожает Уфу, хотя они концерт в Казани давали... — она сунула мне свой телефон прямо в лицо.
На экране шла съемка от зрителей в первых рядах: Дима, едва стоящий на ногах, и говорящий что-то в микрофон. Видео крутилось без звука. Бинты на руке висели тряпками, волосы — взъерошенное гнездо, а футболка прилипла в районе груди от вылитой из бутылки воды.
— В общем, она точно его бросит после такого. У нее хорошая репутация. Вообще не понимаю, зачем они сошлись. Хотя это даже мило. Противоположности, которые притянулись.
— Да, — только и выдавила я, утыкаясь обратно в монитор компьютера.
— Тебе все равно?
— Уже все равно.
Мне и должно быть спокойно. Дима далек от меня. Мы разные люди. Было лето, но лето прошло.
— Извини, мне нужно работать.
На следующий день от Ульяны я узнала, что у Димы больше нет девушки.
***
В середине октября, когда погода превратилась в бесконечный дождливый вечер, Дима написал, что они выпустили сингл с авторской обложкой, однако ответа от меня не последовало — отвлек входящий звонок курьера.
Мое внутреннее состояние приходило в норму.
Крутясь перед зеркалом в новом плаще, я услышала еще один щелчок входящего сообщения.
«Приехал в Питер»
Я медленно проморгалась.
И что мне делать с этой информацией?
«Приезжай, а»
«куда?»
«На хату к корешу. Мы с группой, тур кончился. Столицы остались»
Пока моя голова была пуста, а пальцы замерли над экраном, Дима закончил:
«Поговорить надо»
Он сбросил адрес.
Через десять минут такси несло меня на другой конец города. К моменту, как машина проехала первый мост, из-за облаков впервые за несколько дней выглянула белолицая луна. Время перевалило за девятку. Со стороны двора не громыхала музыка и не мигал в окнах свет. Восьмиэтажка оказалась до ужаса знакомой, с таким же тусклым светом при входе, скрипучим и грязным лифтом со стоящим запахом мочи и прокуренным коридором седьмого этажа. Меня словно откинуло на пять лет назад, когда мне приходилось видеть эти краски каждый день, поднимаясь домой после университета.
Звонок в дверь и пьяное:
— Проходи, красотка. Классный плащ. Ты как утка из мульта.
— Спасибо, — я вежливо улыбнулась, проигнорировав комментарий про утку.
В квартире оказалось холодно. Сквозняк продувал насквозь из гостиной с распахнутым балконом в пустующую спальню. Разом я закрыла дверь, ведущую в нее, и тут же почувствовала оставшуюся смесь запахов из табака, сладкого пара кальяна и ели.
На сваленных на пол матрасах и сдвинутых креслах сидели в общей сложности пятнадцать человек, они курили, громко разговаривали, выпивали прямо из бутылки и шутливо ругались, не обращая ни на кого внимания. Девушки сидели в коротких юбках и рваных джинсах, не стесняясь кофт с открытыми плечами и топиков, парни закидывали на них руки, перебирали пальцами волосы и просили не говорить глупости. Лишь двое из присутствующих были мне знакомы — барабанщик Денис и басист Вова.
Вову я увидела первым, он стоял у подлокотника дивана, склонившись к красивейшей девчонке в клетчатой рубашке. Она улыбалась на слова, которые были слышны лишь им двоим, и то и дело смотрела на его руки, словно в ожидании, когда же он к ней прикоснется.
Денис расположился на одном из матрасов, прижавшись коленом к колену молодой девушки. Мои глаза посмотрели на его руки, лежащие на ее бедрах и их общий долгий взгляд. Что-то было не так. Эта девушка не была его женой. Денис наклонился и что-то сказал шёпотом, затем поднял ладонь, схватил за подбородок и притянул к себе для пьяного поцелуя.
Мир качнулся.
Ватные ноги потянули меня дальше по коридору. Во второй спальне оказался включенным лишь торшер у кресла. Здесь тоже валялся матрас на полу, занятый девушками, приглушенно играющими на гитаре, и стояло большое старое пианино. На подоконнике на сваленном пледе, прижав колено к груди, сидел Дима и смотрел в окно нечитаемым взглядом.
Перебинтованная рука, спрятанная в рукаве черной толстовки, свисала вниз, а когда я села рядом, ему пришлось потесниться и убрать руку вовсе. Теперь мы вместе смотрели на черное облачное небо.
— Привет, — неловко вырвалось слово.
— Привет, — тихо ответил Дима. — Не думал, что ты придешь.
— Я тоже.
Мне бы хотелось ответить, что Лина, согласно тексту его же песни, всегда приходит под светом луны, но это было бы ложью, ведь луна только-только спряталась за облаками, и глупостью, а наш разговор не предполагал дурачества, да и не было ни у кого из нас сил, чтобы притворяться, что все хорошо.
— Почему ты отдалился? — немедля тихо спросила я.
Дима глубоко вздохнул, набираясь смелости сказать.
— Мне было бы страшно потерять тебя. Потом.
— А мне тебя нет? — вырвалось у меня, но я тут же понизила тон, — мой страх такой же сильный как твой, мне тоже страшно, что ты уйдешь, уедешь, умрешь, но я выбирала писать тебе, видеться, общаться.
— Это насилие.
— Это выбор. Мне радостно от того, что я встретила тебя и я хочу проходить через боль и слезы, смеяться, радоваться, пить кофе, обсуждать нелепости. Всё вместе. Я ни от чего не отказываюсь. Быть с тобой, — мои колени коснулись его колен, — рядом — мой выбор.
— Ты ничего не сказала... про девушку.
— А почему должна была?
— Я ждал, что ты закатишь истерику.
— Тогда тебе было бы слишком просто сказать мне, чтобы я уходила из твоей жизни.
Дима поднял глаза, и мы встретились взглядом.
— Каждый раз, когда ты выбираешь молчать и уходить от разговора, мне начинает казаться, что я сделала что-то не так, — призналась я, — что я недостаточная, чтобы ты общался со мной. В конце концов, где ты и где я. На тебя смотрят миллионы, на меня не смотрит никто, пускай я никогда и не хотела, чтобы было иначе.
— Дело же не в известности.
— Я знаю. Ты говоришь так, потому что привык. То что вокруг тебя — для тебя пустяк. Ты можешь даже говорить, что вокруг только лицемеры и завистники, жаловаться, что не можешь выйти на улицу без камуфляжа или припарковать машину у подъезда друга, ведь подписчики узнают ее, но есть другая сторона, которой мне никогда не коснуться.
— Она не такая, какой ты ее себе представляешь, — исправил Дима.
— Не переубеждай меня...
— Здесь много денег и много грязи, которую тебя заставляют глотать, пока ты не привыкнешь к ее вкусу, затем ты становишься равнодушен.
Моя рука коснулась его перебинтованных пальцев. Мы застыли ненадолго в тишине.
Пауза дала мне возможность обдумать его слова. Грязь, к которой Дима привык... о чем он говорил — о предательстве, о страхе, о том, что боится, что эта грязь коснется меня? Мне хотелось задать еще хотя бы один вопрос, чтобы понять, что там таилось в его творческой голове, но то было загадкой, на которую мне следовало найти ответ самостоятельно. В конце концов, мне хотелось понимать Диму лучше, чем он понимал сам себя. Кто если не стоящие рядом, должны чувствовать твою правду?
Чувства. Обдумав еще раз слова, я почувствовала и поняла. Оставалось лишь озвучить:
— Мир больше, чем нам может казаться, и куда страшнее сказок. Однако пока страницы книги открыты, история не закончена.
Дима замер, уже и не надеясь, что я пойму его, а затем сказал:
— Она подойдет к концу. А ты говоришь, что не веришь в счастливые финалы.
— Но ты прочитаешь ее с удовольствием. Первый раз всегда самый запоминающийся.
Дима взял меня за руку и переплел наши пальцы.
— Если мы с тобой погрязнем слишком сильно...
Я наклонилась ближе и положила палец ему на губы.
— Мы не будем тонуть. Мы уже договорились. Каким бы не был наш конец, мы наслаждаемся здесь и сейчас.
— Лина, уже даже твое имя значит для меня слишком много. Ты потонешь в моей грязи.
— Разве грязь повод отказываться от купания?
Мы коснулись друг друга губами, целуясь так медленно, словно хотели распробовать каждую секунду на вкус. От Димы пахло одеколоном, табаком и пряным алкоголем. Его запах сводил меня с ума, мне казалось я забывалась, возвращалась и вновь сходила с ума. Его руки вплелись в мои волосы и прижали к себе сильнее. От напора и силы, захватило дух. Мне захотелось стать с Димой единым целым и почувствовать каждый сантиметр его горячей кожи, прикасающийся к моей.
— Пойдем в спальню. Там свободно.
— Лучше ко мне, — ответил Дима, убирая руки.
С таким же туманным взглядом, как и мой собственный, Дима поднялся с подоконника и полез в телефон вызывать такси.
— Нужно сделать паузу.
— Ты прав, — на автомате согласилась я, хотя никакую паузу мне делать не хотелось.
Между нами был серьезный разговор, и хотя разумом я понимала, что ничего хорошего не получится, если мы сразу же после него перейдем к сексу, желание было до боли остро. Вот зачем нам нужна была пауза, чтобы наш первый секс доставил нам максимум удовольствия.
Сконцентрируйся на Диме, Лина, и не думай пока, что у него внутри.
Ведь зачем копаться в том, что тебе не принадлежит? Наслаждайся тем, чем ты так долго в тайне хотела.