Пролог
Помню, в той квартире из спальных мест был один матрас на полу со сваленным в кучу постельным бельем. Это было так по-Питерски, совсем как белые занавески, отдающие серостью от пыли и голубизной от дешевизны, или паркетные скрипящие дощечки с грязью в стыках, или ободранные обои, или уродливый плафон над кухонным столом, или потолок с желтыми пятнами от табака и времени.
Окна комнаты, в которой нам доводилось ночевать, выходили на шоссе, тянущееся через окраину к центру города, и, помню, я просыпалась под утро, когда было еще совсем мрачно, садилась, свалив тощее одеяло к ногам, поднимала глаза к синему—синему небу и слушала как громыхала улица. Пальцы моих ног перебирали холодную простыню, пока голова пыталась сообразить сколько времени, затем мое одиночество насыщалось покоем, и я поднималась, ставила на кухне чайник, включала светильник над столом и пряталась в ванной. Если мне становилось холодно, я набрасывала поверх растянутой майки свитер, могла надеть носки, но домашних штанов у меня никогда не было. Я ходила по дому в нижнем белье и мне это нравилось.
Ближе к четырём утра время щелкало замочными ключом, я вскакивала, проглатывая прозвище «Никки», которым моего парня назвали в группе, и встречала его у двери, впиваясь длинными пальцами в косяк.
— Никита, — шепотком звала я. — Как прошло?
— Непонятно.
После концертов Никки был неразговорчивым, но меня это устраивало. Я вновь возвращалась на кухню, ставила чайник, мыла свою кружку, доставала с полки его кружку. Я почти всегда улыбалась, сама не понимая почему, пока Никки не выходил из душа. Он не любил мои глупости и наивности, потому они прятались в серьезности девятнадцати лет, бледной коже лица и за лохматыми прямыми волосами, достающими до плоской груди.
Мой взгляд цеплялся за трещины на плитке, расцарапанные стулья и битый чайник, который мы не могли заменить, потому что у нас не было денег.
В то лето мой рост остановился на ста шестидесяти восьми сантиметрах, я училась на втором курсе университета, Никки был на год старше, на восемь сантиметров выше и только учился быть лидером музыкальной группы. Учился он каждый день с десяти утра до восьми вечера: один в заброшенном корпусе, вместе со своей группой или подслушивая преподавателей вокала, когда пробирался на пары в институт искусств через открытые окна или предоставленный фальшивый пропуск.
Прошлым летом я подрабатывала официанткой и успела поднакопить денег на съем этого жилья, на выходных в круглочулочных магазинах зарабатывала на пропитание. Никки, получающий от родителей часть денег, тратил все средства на музыку и говорил, что, когда сумеет заработать, возместит мне каждый рубль. Я верила в него, но не потому что хотела, чтобы он возместил средства, а потому что была вдохновлена его любовью. Мне хотелось быть приближенной к этой любви.
Мы познакомились в конце февраля, уже наступал июнь, и, признаюсь, мне казалось, что наши отношения продлятся долго—долго. Что мы та самая пара со счастливым концом.
Я была глупой и ранимой, мне казалось, признайся я в своем страхе, грех отвергнутости достал бы до моего сердца и окончательно его разрушил.
Никки был первым во всём, но мне не хотелось, чтобы он становился моим первым разрушением. Моей первой катастрофой.