Глава 4. Степь, пересечённая полосой железной дороги
Поезд громыхал по рельсам. Длинный товарный поезд. Меж вагонов мелькали щели света. По траве с насыпи сползала тень, накрывая прохладным покрывалом две тонкие фигурки. Там, на траве, сидели две девочки. Одна старше – она была бела, как снег, а глаза её сверкали холодной синей бездной. В них отражался проходивший мимо поезд, но она не видела его: глаза не пропускали света – в их голубизне не было зрачков. С нею рядом, на той же траве, сидела девочка лет двенадцати с болезненно-бледным лицом, на котором темнели пятна задумчивых фиолетовых глаз. Она внимательно следила за поездом, молча считая вагоны.
В обеих девочках, казавшихся на первый взгляд совершенно разными, всё же виделась некоторая родственная похожесть: они были одинаково худы, глаза их были также одинаково круглыми, тонкая бледная кожа тоже выдавала их родство; под нею синели переплетения тонких венок. Вид обеих девочек сквозил болезненной хрупкостью.
И тонкие белые пальца той, что была старше, вдумчиво теребили лепестки алого мака. Руки у неё были лемурьи: длинные узловатые пальцы, похожие на стебли бамбука, худые узкие ладони и медленные движения педанта. Ногти были обкусаны до основания.
Контейнеры, платформы, цистерны – они проскальзывали по железнодорожному полотну на фоне акварельно-голубого неба. Товарный состав диссонировал с окружающей природой. Лёгкий светлый свод небес, мягкая трава, бархатная полоса гор на горизонте – этот изначальный безмятежный пейзаж не подразумевал осыпанной жёлтым налётом ржавчины насыпи, потемневших рельсов, грохочущих составов: цистерн с подтёками нефти и мазута, прикрытые сверху сеточкой вагоны-контейнеры, синие почтовые вагоны, пассажирские, поезда дальнего следования и электрички, маневролы... Индустрия наступала. Природа не была неприкосновенна.
Слепая девушка, белевшая подобно хрупкой фарфоровой кукле, не могла ничего видеть. Она смирилась. С рождения она привыкла к темноте вокруг себя и вскоре перестала придавать ей значение. Все четырнадцать лет своей жизни она созерцала, не видя, замечала, не глядя. Ей приходилось подмечать каждую мелочь – и любой зрячий человек мог позавидовать её внимательности. Память её вмещала тысячи и тысячи звуков, форм, их совокупностей, создавала определённые невидимые образы.
- Сто пятьдесят вагонов, - отметила девочка с фиолетовыми глазами, когда за поворотом исчез последний.
- Правда? – удивилась её старшая сестра. – А я насчитала сто сорок девять...
Девочка с фиолетовыми глазами удивилась:
- Как ты их посчитала, Альбина?
Белые пальцы, теребившие мак, замерли.
- Разве ты не слышишь, что между вагонами свистит ветер, а колёса стучат по-разному? – улыбнулась её сестра бледно-розовыми губами. – Какие вы невнимательные, зрячие! Если бы мне повстречался волшебник, способный сделать так, чтобы я видела, я бы отказалась – способность видеть многое отнимает.
- Да, - кивнула младшая девочка, встряхивая чёрными волосами.
Белая рука сестры ласково коснулась её головы.
- Смотри, какой парадокс, Сиэль: мы с тобою знаем чуть больше, чем надо, притом я фактически не способна полноценно воспринимать информацию окружающего мира, а ты формально не способна ею делиться.
Повисла пауза, в молчании которой слышалось жужжание шмелей, круживших над ковром ароматных трав, где затесались алые маки, сиреневая в сероватом налёте лаванда... Тёплый воздух пах степью, пересечённой железной дорогой. Хрустальные небеса как будто звенели тоненьким писком комара.
- Спой что-нибудь, - попросила Сиэль.