Нептономикрон

— У вас всегда так? – спросила я, выходя из кабинета.

— Что ты! Обычно у нас не так скучно! – хмыкнул он, вызывая лифт. – Да, прости, забыл представиться. Бодони, Марк.

— Mark my words  в смысле? – улыбнулась я.

— Нет, просто Марк. Но согласен... И имя, и фамилия у меня действительно дурацкие... – ответил он. – Ну ладно, давай я по-быстрому проведу для тебя небольшой тур по редакции.

Беззвучно подошедший лифт напоминал кабину космического корабля. Марк нажал на клавишу верхнего этажа, и через несколько секунд мы очутились в огромном зимнем саду, наполненном диковинными деревьями и цветами. В глубине сада был сделан искусственный водопад, изливавшийся на нас с огромной высоты. Я удивленно таращилась по сторонам, не до конца веря, что такой огромный сад можно было устроить внутри здания.

— Поскольку настоящие деревья и растения почти вымерли, вся флора осталась вот в таких вот заповедных зимних садах, – произнес Марк, подходя к огромному панорамному окну.

— Здесь очень красиво... – ответила я, продолжая с удивлением оглядываться по сторонам.

— Это мое любимое место здесь. Так сказать, мое место силы, – вздохнул он. Я люблю приходить сюда и иногда сидеть на этой скамье, просто наблюдая за тем, как меняет свои оттенки вечернее небо. Как говорится:

Претят мне словеса и мишура, –

Свобода хороша в простом обличье.

Порфироносным пурпуром двора

Закончатся и вольность, и величье.

Дай лицезреть стремительный полет,

Наполнивший сияньем небосвод! (1)

— Небо отсюда действительно волшебное! – восторженно воскликнула я. – А ты не знаешь, почему Грэг сказал, что никому не надо говорить, что я с филфака?

Марк пристально посмотрел на меня, и его непроницаемое лицо стало удивительно серьезным.

— Неужели ты еще не поняла? Нам не нужно писать красиво. Нам нужно, чтобы нравилось алгоритму. Помнишь, был когда-то в двадцатом веке на Земле мыслитель Бодрийяр, который первым сформулировал концепт симулякра как копии действительности? Так вот, реальный мир исчез, образовав вместо себя гиперреальность — симулякр реальности. Симулякром стало все вокруг.

— Ты тоже? – спросила я.

— Можно сказать и так... – задумчиво ответил он. – Ладно, пошли дальше... – через паузу добавил он, вызывая лифт.

Я молча зашла за ним в лифт, и, спустившись на один этаж, мы оказались в огромном зале, похожем на гигантский Макдональдс.

— Так, здесь у нас наше знаменитое заведение общепита «Вкусно — но это не точно», – с усмешкой сказал он. – Но, чисто по-дружески, я советую тебе беречь печень и никогда здесь не есть.

— Ясно, понятно, – улыбнулась я. – А чем ты занимаешься?

— Я работаю в Отделе Технологии и Коммуникаций, – нехотя ответил он.

— А что это если нормальными словами?

— Я отвечаю за работу внутренние сети и логистику корпорации.

Я исподтишка продолжила осторожно разглядывать своего экскурсовода. Никогда в жизни я еще не встречала парня с таким странным синим цветом волос. Весь правый висок у него был коротко выстрижен. Длинные, чуть волнистые пряди с макушки зачесаны на левый бок. Судя по тому, что все кнопки он нажимал левой рукой, он левша и, скорее всего, курящий. Ну, или просто любит очень сильные табачно-мускусные ароматы. Под кожаной курткой на шее виднеются затейливые металлические цепочки, слегка выделяющиеся на фоне многочисленных татуировок, которые подходят к самой шее.

Спустившись еще на один этаж, мы оказались в целом лабиринте дверей.

— Здесь у нас игровая! – монотонно продолжил Марк, открывая дверь в комнату, посреди которой стоял большой зеленый бильярдный стол и висело несколько экранов, с валявшимися рядом на синем ковре игровыми консолями.

— А у вас еще есть время играть?

— От работы кони дохнут! Мы, как и везде, работаем спринтами. Важно не сколько времени ты потратил, а насколько эффективно справился со своими задачами. Если у тебя осталось лишнее время, то можешь потратить его на что угодно.

— Понятно.

— Здесь у нас медицинский кабинет, бассейн, тренажерка, хаммам... – монотонно перечислял он, читая надписи на табличках дверей, которые мы проходили.

— Хаммам? — удивилась я.

— Прикинь! – рассмеялся он. – Здесь не только парят мозги, но можно даже все тело попарить!

— А это что? – спросила она, указав на странную прозрачную комнату, в которой, словно коконы, висели странные конструкции, напоминавшие гигантские белые гамаки.

— Это восстановительная капсула... – ответил Марк, устало зевнув. – Туда отправляются суицидники, отвергнутые Алгоритмом. Нажираются каких-то галлюциногенных грибов, и, пробравшись на крышу, хотят потом спрыгнуть. Конечно, у нас есть специальные люди, которые сразу одевают на них успокоительные рубашки и делают инъекцию ФОМы, а потом отправляют в эту капсулу проспаться.

— А это наш Отдел Этики, – открыв очередную из дверей, продолжил инструктаж Марк.

Мы зашли в небольшую типографию, где параллельно друг другу двигались два больших валика с типографскими гранками.

— Здесь слова отъединяют от смысла.

— А зачем это делать? – удивилась я.

Закатив глаза, Марк открыл следующую дверь.

— А это наш Мемристорий.

— Мемристорий? – переспросила я, разглядывая странное помещение, напоминавшее техническую лабораторию.

— Здесь лаборатория, где делают мемристоры — устройства, способные выполнять аналоговые вычисления, хранить данные без электропитания и имитировать синаптические функции человеческого мозга.

Наконец, мы прошли всю редакцию и становились около пустовавшего длинного стеклянного стола, на котором стояло несколько работавших экранов.

— А вот и твое рабочее место... – ответил он, развернув в мою сторону похожее на скорлупку яйца белое пластиковое кресло. – Устраивайся, обживайся! Если будут какие-то вопросы, то я всегда здесь неподалеку, – добавил он, кивнув в сторону большой прозрачной капсулы-пузыря позади себя.

— А какое у меня сегодня задание? – крикнула я ему в ответ, но он уже отошел слишком далеко и не слышал моего вопроса.

— Займись пока вот этим! – вдруг окликнул меня резкий низкий женский голос.

Обернувшись, я увидела внезапно материализовавшуюся передо мной Перпетуа в своем красном облегающем комбинезоне. Наклонившись, она сбросила на мой стол кипу разноцветных бумвиниловых папок-скоросшивателей, и остроконечные концы ее короткой стрижки воинственно столкнулись на подбородке. Выпрямившись в полный рост, она окинула меня своим пренебрежительно-насмешливым взглядом. Ни дать ни взять, а царственная Клеопатра, которая заметила на своей новой золотой босоножке налипшую грязь.

— Это все надо разобрать по кварталам и подшить в общий архив! – произнесла она не терпящим возражений тоном.

— Как? Вот это все? – удивилась я, наблюдая за ее удалявшейся в сторону цветастых стеллажей фигурой.

— Конечно нет! Это тоже! – ответила она, вернувшись с еще одной такой же кипой папок.

Язвительно улыбнувшись, она эффектно развернулась на своих высоких каблуках и продефилировала обратно в свой кабинет. С тяжелым вздохом подбирая упавшие под стол кислотно-цветастые папки, я подумала, что Елена Игоревна, наверное, действительно настоящая ведьма, если даже в параллельном мире у нее есть практически идентичный клон.

***

В сгущающихся чернично-розовых сумерках один за другим загорались неоново-кислотные огни. Даже не помню, сколько времени я просидела в огромном вестибюле, вглядываясь в струи льющегося на улице дождя, абсолютно не зная, что мне делать и куда двигаться дальше.

На меня накатило тихое отчаяние. Я осознала, что нахожусь в совершенно незнакомом мне мире, где у меня нет ни дома, ни друзей, ни родных.

Внезапно меня окликнул знакомый мужской голос.

— Забыла дома свой зонт, рыжая?

Смахнув слезы с щек, я повернулась и увидела внезапно возникшего передо мной Марка.

— Да, у меня нет... Зонта... – ответила я, пытаясь снова не заплакать.

— Ну ты даешь! Это же Нью-Лондрум! Никто здесь не выходит на улицу без зонта! – усмехнулся он, продемонстрировав висевший у него на руке прозрачный зонт-трость.

— Согласна. Очень непредусмотрительно с моей стороны... –  устало выдохнула я.

— Знаешь... В моем доме пустует соседняя студия... – добавил он, устремив взор своих грустных, прозрачно-бирюзовых глаз на застрявшую у меня на ресницах слезинку. – Друг свалил на два месяца в стажировку, поручив мне поливать его зимний сад и кормить его чрезвычайно разговорчивых эртрузианских рыбок. Я могу пустить тебя пожить в его хоромы, пока ты не найдешь жилье поближе к работе. Если, конечно, возьмешь на себя мои повинности.

— Спасибо! Ты такой добрый! – воскликнула я, потянувшись его обнять, но, вспомнив об уставе, сразу отстранилась.

— Честно говоря, я и сам не знаю, почему я такой добрый... – признался он, продолжая смотреть мне прямо в глаза, словно сканируя. – Просто вид у тебя такой... Просит участия. В общем, если обещаешь не водить мужиков и не устраивать сатанинские оргии по выходным, поживешь пока у меня.

— Нет, никаких мужиков!

— А-а-а, так ты, значит, по девочкам?

— Нет, я... – сразу смутилась я.

— Что ж ты серьезная-то такая! – вдруг рассмеялся он. –  Здесь без чувства юмора вообще не протянуть и дня! Ладно, пошли! Пока идем, я тебя еще немного введу в курс дел нашей редакции.

С этими словами он все тем же решительным шагом пересек глянцево-белоснежный вестибюль и вышел навстречу усиливавшемуся дождю, раскрыв свой прозрачный, похожий на огромную светящуюся медузу, странный зонт.

***

(1) «К Надежде» Джон Китс (перев. О. Кольцовой).