Глава 22 По пятам
Обоз двигался по заснеженной пустыне, солнце светило слева, оно опускалось очень быстро, почти падало с неба за горизонт и как будто цеплялось за людей и лошадей своими алыми лучами. Маша с тревогой поглядывала вперед – ничего похожего на большой город, каким она представляла себе Захолмвье, не виднелось вдали.
– Ты как, голодна? – спросил ее, поравнявшись с санями, Шестипалый. Сам он выглядел неважно, был бледен и словно запыхался.
– Была голодна до Вонючих холмов, – ответила девочка угрюмо. – А мы скоро приедем?
– Придется заночевать в поле. – Шестипалый вздохнул. – Понимаю, не годится для твоего слабого здоровья. Но что делать. С медведем провозились, со змеем, потом слегка с дороги сбились. Дотемна не поспеть. А с последним лучом ворота в Захолмвье закроют. Постараемся доехать до леса, хоть дрова будут для костра.
Вот чего Маша действительно хотела, так это пить. Возничий время от времени прикладывался к плоской жестяной фляжке, но вряд ли это была вода.
Они успели дотемна подъехать лишь к границе леса. Вскоре запылали костры, запахло жареным мясом, возничие обихаживали лошадей, кормили мелким овсом. Маша выбралась из саней, чтобы размяться, но стоило ей слегка углубиться в лес, как под каждым кустом ей начал мерещиться колобок, и она вернулась к рысарям.
Ужин состоял из жесткого, странно пахнущего медвежьего мяса и овсяной каши. Маша не смогла себя заставить даже попробовать медведя. Она пожевала каши, а потом, немного поколебавшись, приманила себе из погреба тетки Марьи еще одно моченое яблочко.
– Не еда для венцессы, – не то посочувствовал, не то посмеялся над ней Шестипалый. – Медвежатина, овес. Постараюсь завтра раздобыть тебе цыпленка.
Маша смутилась, не зная, поблагодарить ли рысаря за такую заботу. Она пробурчала что-то ради приличия и забралась в сани, укрылась дырявой шубой, принесенной ей Шестипалым, и стала смотреть на небо. Незнакомые звезды, яркие, переливающиеся, как бриллианты, подмигивали ей из глубокой синевы. Она не заметила, как уснула под говор и смех рысарей, а ночью разбудил ее громкий волчий вой.
Маша подскочила и увидела Шестипалого, он дремал, сидя на ее санях, в руках сжимая тяжелый меч.
– Не бойся, волки далеко, – пробормотал он, не открывая глаз. Девочка осмотрелась. У костров спали рысари, завернувшись в шкуры. Слышалось сонное всхрапывание лошадей, накрытых попонами. Огонь плясал, потрескивали сучья, подкладываемые в костер часовыми. Девочка впервые спала в лесу, зимой, под открытым небом. Она отвернулась от лагеря, закрылась от пламени костра, и жадно смотрела на притихший почерневший лес, на тоскливое белое поле, на сверкающие звезды...
Со стороны Шестипалого послышался скребущий звук, словно рысарь почесывался во сне. Девочка посмотрела на него, он оставался неподвижным, а звук не прекращался. Более из любопытства Маша приподнялась, заглядывая за кромку саней...
На снегу у саней клубилась и пузырилась странная лужа, она не замерзала и только разрасталась. Маша замерла, пытаясь сообразить, что бы это могло быть. И вдруг из лужи вынырнули два глаза на стебельках, осмотрелись и остановили взгляд на девочке. Затем из глубины выплыли толстые губы и сказали:
– Ам!
Маша ахнула – лужа оказалась преследовавшим ее колобком. Он распластался по снежному насту и медленно двигался к ее саням.
– Ну нет, ты меня больше не напугаешь! – шепотом сказала девочка. – Я не дам тебе энергии. Не дождешься!
– Подумаешь, – булькнула лужа. – Я уже большой. Я уже от кого хочешь могу ее получить. Хоть вот от него...
Мерзкая булькающая клякса обогнула Машины сани, поползла к тем, где прямо на мешках с овсом спал возничий. Колобок подтек под сани, и вдруг снег под ними потемнел, полозья стали погружаться в землю. Девочка с ужасом смотрела на это – в глубине души она была уверена, что спит и ей снится кошмар. Полозья скрылись в серой грязи. Сани покачивало, как лодку в море, возница начал подергивать руками и ногами, но глаз не открывал. Лужа уже достигла мешков с овсом. Маша вцепилась в края санок, не в силах отвести взгляд.
«Только бы мне не бояться. Ежи говорили, это все морок, страхи насылает», – повторяла она про себя. Из глубины лужи послышался противный, глотающий звук. Спящий возничий вдруг замер и заплакал во сне, тонко и жалобно, совсем как маленький мальчик. Когда край лужи коснулся его свесившейся руки, он всхлипнул еле слышно:
– Больно, ой, больно...
– Помогите! – закричала Маша, которая более не могла этого выдержать. – Он его сейчас живьем проглотит!
На ее крик подскочили часовые. Лужа с чмоканьем втянулась в снег. С кончиков пальцев возничего капнула кровь. Совсем немного. Но Маша начала задыхаться от ужаса при мысли о том, что если бы она не закричала, колобок проглотил бы человека вместе с санями.
– Чего шумишь! – напустился на нее Шестипалый. – Нервная девочка.
– Опасно, – Маша вцепилась в его руку, – колобок из трав, замешенных на крови, идет по моим следам. Он был сейчас под теми санями – посмотрите, на снегу еще видна кровь.
– Ну и сны тебе снятся, – недовольно пробурчал Шестипалый. – Что ж за волшебство такое... Спи давай!
Но Маша тряслась под дырявой шубой до самой зари, вслушиваясь в сонные стоны возничего. Она рисовала в своем воображении, что колобок хихикает сейчас под ее санями и глотает ее страх своими толстыми губами, но ничего не могла с собой поделать. Он казался страшнее Зверюги-оборотня, что напал на нее в лесу. «Бежать, прятаться за барьером из соли», – повторяла она про себя совет старого ежа Чура. Но соли у нее не было...
Днем ночные страхи начали казаться надуманными. Болела голова, даже неяркое зимнее солнышко жгло глаза. Девочка отказалась от завтрака, Шестипалый почти насильно напоил ее травяным отваром с медом.
– Мне тебя не довезти, капризница! – возмущался он. – Не ест, не пьет! Раздобуду тебе цыпленка и пряничка, попробуй только носом повертеть!
Он казался таким трогательным, этот суровый рысарь, который запросто поднимал на пике огромного разъяренного медведя... Маша невольно улыбнулась. Но улыбка погасла на ее губах, когда к ним подошел возница с перевязанными пальцами.
– Проклята ваша сиротка, – буркнул он. – Не вылечилась от проклятья ледяной кости. Застывать не застывает, но что-то в ней есть такое противное.
– Завтра утром мы будем в замке Морского ветра, – попытался его успокоить Шестипалый.
– Лошадь у меня вся в грязи какой-то жирной, – продолжал жаловаться возничий. – Копыта как погрызены. И я сам – смотрите! Засыпал со здоровой рукой. А теперь самые кончики пальцев кем-то покусаны. Только мы с лошадкой и пострадали, потому как ее чистопородие везем. А вчера именно она дракона в небеса отправила, точно так. И медведь ее до смерти задрал, я видел. А она поднялась, как ни в чем не бывало! Проклята она, Звезды да осветят истину!
– Ты забываешься! – ледяным тоном произнес Шестипалый. – Ты говоришь о венцессе! В конце концов именно ее тетя платит тебе жалованье!
Возничий захлопнул рот и отошел в сторонку. Однако позже Маша заметила, что он пытается поменяться местами с другими возницами. Напрасно. Никто не хотел ее везти...
Проведя бессонную ночь, девочка то и дело клевала носом. Сквозь дрему она увидела, как они проезжали мимо Захолмвья – сплошь в расписных теремах и деревянных колокольнях, мимо крошечных деревень с почерневшими от времени избами. Краем уха слышала о том, что снежные волки идут по пятам за отрядом, и подумала, не пытается ли ее догнать Мишка. Стоило ей сомкнуть веки, как перед глазами вставал колобок – маленький шарик катится за ней по дороге. А толстые губы щерятся уже треугольными зубками. Зайца встретил – целиком проглотил. Волк попался – слопал за милую душу. Вроде по сказке должна быть очередь медведя, а потом лисы...
– Ледяной рыцарь! – очень громко кто-то сказал у Маши над ухом.
– Где?! – Девочка вскочила, роняя с колен так и не съеденного жареного цыпленка. Их обоз стоял в небольшой, всего в четыре дома деревне. У самых ее саней Шестипалый разговаривал с худощавым мужичонкой, прижимая к груди шапку. Его борода и усы смешно топорщились.
– А туточки он, его в горницу заносить боимся, в сенях лежит. Может, заразно, а у меня детишки. Все равно не мерзнет, весь ледяной, – заторопился мужик. – Везли его на Теплый берег, стало быть. Обозами, свадебными поездами, из Ватрушенска зять мой на подводе привез его к нам, аккурат перед Темной неделей. Он еще руками шевелил тогда. А с тех пор никого и не было. Вы первые.
– В сенях! – Маша подхватилась и побежала к дому.
– Куда?! – гаркнул Шестипалый, спрыгивая с коня, но девочка даже не обернулась. Зато его задержал мужичок:
– Так я говорю, подбросьте его до Теплого берега. Он уже и не говорит почти...
За Машей захлопнулась дверь.
В сенях было холодно. На грубо сколоченной лежанке, на соломе, лежал мужчина, накрытый тонким лоскутным одеялом. Из его посиневших губ время от времени вырывалось облачко пара. Девочка медленно подошла к нему, рассматривая его во все глаза. Он явно был рысарем – на нем осталась кираса, к стене у его головы был прислонен меч. На вид ему было лет двадцать. Маша с ужасом разглядывала покрытую инеем кожу, волосы, казавшиеся седыми. Заиндевевшие ресницы дрогнули, взгляд голубых глаз обратился к девочке.
– Зачем ты меня звал? – спросила она.
– М-н-е на-до... – чуть слышно простонал он.
– Что тебе нужно?
– К леекаарюуу...
– Мы отвезем тебя, – пообещала девочка. – Но скажи, почему ты звал меня в замке Громовая груда? Тот магический зов... Из-за него я ищу тебя...
– Кто ты-ы...
Дверь распахнулась, вошли Шестипалый и рысари, с ними тараторящий мужик.
– Вот он, ваше чистопородие, ему так, кашки, водички с медом в рот влить, да и то необязательно, чаще он отказывается.
Маша припала к груди ледяного рыцаря, стараясь не упустить ни звука из холодных губ.
– Я Сквозняк из другого мира. Я хочу помочь тебе. Я пришла за тобой. Скажи, как ты узнал обо мне в Громовой груде?
– Яа нее быыыл в Грооомооовооой... Скажииии мамеее яаааа...
Он замер с раскрытым ртом, глядя прямо на девочку. Напрасно она ждала продолжения. Из его рта не вырывалось больше пара.
– Он мертв, – Шестипалый поднял Машу на руки, как малышку. – Слышишь? Мы поздно приехали.
– Нет, он говорит...
– Он умер, – рысарь пальцем повернул подбородок девочки, заглянул ей в глаза. – Всё.
– Всё... – При Маше еще никто никогда не умирал. Она снова оглянулась на ледяного рыцаря.
– Ты сказала ему, что искала его?
– Он был в Громовой груде, просил о помощи...
– Конечно, ты, как чистопородная венцесса, чувствуешь ответственность за своих рысарей. Но ты ошиблась. Его не было в Громовой груде.
– Нет, нет, ваше чистопородие, – встрял мужик. – Его везли с Медвежьего угла, у него мать из Еловска, он все время об этом говорил.
– Это не тот рысарь! – поняла девочка.
Незнакомый рысарь умер от проклятья ледяной кости прямо у нее на глазах, более того, почти у нее на руках. Всю Темную неделю, пока Маша веселилась на деревенских свадьбах, училась доить корову и топить печь, он лежал тут, в сенях, думал о своей матери... Лицо рысаря менялось на глазах, изморозь покрывала его кожу, словно водоросли, все гуще, с каждой секундой затягивая его полностью, пока он не превратился в глыбу льда.
– Его теперь похоронят? – спросила Маша.
– Да не хоронят таких вот, стынущих, – почесал в затылке мужик. – Кто быстро замерзает, с теми все понятно, а такие, что годами лежат – шут их знает, может, они там подо льдом живые. Авось найдут лекарство, разморозят. Надо в ледяные пещеры везти, у нас своя есть, неподалеку, туда со всей округи везут такие глыбы, но мне одному не справиться.
– Я дам людей, мы поможем, – Шестипалый отвлекся от Маши, и в этот момент она разрыдалась, вдруг ощутимо представив себе, как страшно и одиноко было ему в последние дни, и как невыносимо несправедливо было умереть именно тогда, когда пришел обоз, который мог увезти его к лекарю.
С плачущей Машей на руках Шестипалый вышел на улицу. У Машиных саней столпились рысари и возницы. Они что-то горячо обсуждали.
– Пришла, говорит, за тобой! Он тут и испустил дух.
– Ага, ага, как услышала про ледяного рысаря, закричала – где он? И прочь из саней.
– Проклята она, проклята. Не леденеет, потому что людей губит! Смерть за нами по пятам идет.
Шестипалый поставил Машу на землю. На щеках у него заиграли желваки.
– Что за бабья трепотня? – в ярости процедил он сквозь зубы. – Ты, ты и ты – поможете увезти замерзшего в пещеру. Остальные по местам! Отвезем беднягу, пообедаем и в путь! И кто до Теплого берега рот откроет, тот будет иметь дело со мной.
– Это они обо мне говорили? – испугалась Маша.
– Я обещал доставить тебя к тетке, так что ничего не бойся. После Темной недели нервы у всех сдают, – объяснил ей Шестипалый. – Мужичье. Тешатся старушечьими байками.
– Я должна вам кое-что сказать! Только отойдемте... от этих, – после услышанного Маша уже боялась даже посмотреть в сторону рысарей и возниц. Ей все казалось, что уж очень недобро на нее косятся. Они отошли за угол дома.
– За мной действительно катится колобок, замешенный на крови. Возница правду сказал. Колобок его едва не проглотил. Я сама видела, оттого и не спала всю ночь.
– И ты туда же? – с досадой сплюнул Шестипалый. – Венцесса Калина, у меня много дел. Завтра вы уже прибудете в замок, там пугайте свою тетю.
– Пожалуйста! – взмолилась Маша. – Я не прошу ничего делать. Занимайтесь своими делами, но иногда посматривайте на мои сани. Колобок набрал силу, он наверняка где-то неподалеку.
– Только не вздумай травить свои байки в присутствии обозных, они и так тебя невзлюбили, – предупредил Шестипалый. – Мне придется отныне присматривать за тобой. Ничего, нам бы день продержаться да ночь простоять. Завтра ты увидишь свою тетю.