СКВОЗНЯКИ ледяной рыцарь.

– Если минуем Вонючие холмы до заката, сможем переночевать в Захолмвье! – объявил Шестипалый. – Там общий дом большой, а кормят – объеденье. Давайте поторопимся. Может, не придется жесткую медвежатину мусолить. Не говоря уже об овсе. Оставим его лошадям.
Маша украдкой вытирала руку, на которой побывал колобок, она пыталась оглянуться, не следует ли он за ней, но за санями, словно белый ручеек, только струился снег из-под полозьев. От руки пахло травами и еще чем-то противным, сколько бы девочка ни терла руку, запах, казалось, лишь усиливался, очень хотелось зачерпнуть снегу, но она теперь боялась опустить руку с саней. Солнце было уже не таким ярким, верхушки елей задевали его край, день клонился к вечеру. Лес редел, дорога теперь то огибала холмы, набегала на них, то снова полого спускалась к подножию.
– Холмы как холмы, – протянула Маша, рассматривая местность. – Не слишком высокие. А почему Вонючие?
– Скоро узнаешь, – пообещал возница мрачно.
Вскоре из-за холма показались две струйки желтого дыма, улетающие в небеса. Они пропали, затем снова начали подниматься и опять пропали. Маша продолжала вытирать руку, посматривая на дым. Все сильнее пахло чем-то мерзким, девочка спрашивала себя, где успел покататься колобок, если до такой степени пропитался жуткими запахами. Они миновали струйки, минут через двадцать новый дымок показался за холмом, такой же грязно-желтый. Однако дымом не пахло.
– Что это за дым? – звонко спросила девочка.
– Тише! – нервно отозвался возничий. Маша заметила, что обоз ускорил движение, несмотря на то что никакой команды на это не было. От запаха уже просто выворачивало, Маша откопала в карманах пачку мятной жвачки, положила в рот две подушечки, стараясь брать левой рукой, которая не трогала колобка. Впрочем, обе ее руки пахли одинаково – отвратительный запах шел от холмов.
– Здесь что у вас, страна Сортирия? Или кладбище умерших от медвежьей болезни? – спрашивала девочка. – Хоть соломы пожгите немного.
– Нельзя. Одни такие умные пожгли – мы скоро проедем мимо их останков. Посмотришь, – вполголоса отозвался возничий. И действительно, немного далее в одну зловонную кучу были свалены чуть припорошенные снегом дочерна сгоревшие сани. Маша притихла, стараясь прогнать от себя мысли о тех, кто ехал в санях. Она постаралась сосредоточиться на дороге, которая сейчас сильно петляла.
– Придется потрудиться, – Шестипалый проехал вдоль всего обоза, повторяя рысарям эти слова. – Он высунул голову. Впервые за десять лет его проклятая башка лежит посреди дороги.
– Полыхнет огнем... – поежился рысарь, которого Маша про себя называла монголом.
– Не полыхнет, сил у него нет. С голодухи и выполз...
– Кто выполз? – спросила девочка, но на нее никто не обращал внимания.
Ответ она получила за следующим, каменистым холмом. Не покрытые снегом камни лежали на его склонах, от крупных валунов до самых мелких камешков. Вдруг из ямины под одним из камней выползла струйка желтого дыма, одновременно с ней другая – по ту сторону склона. Потом несколько камней зашевелились, складываясь в непонятную мозаику вокруг желтого блестящего озерца. В самой его глубине возникла черная точка.
– Открыл глаза, скотина! – прошипел Шестипалый. – К бою, дружина!
– Может, разобраться сначала... – пискнула Маша. Но рысари, конечно, не обратили на нее внимания. Вдруг груда камней побольше дрогнула и поползла вверх. Через несколько секунд Маша поняла, что смотрит прямо в глотку огромной драконьей головы.
– Ангиночка у вас... – пробормотала она машинально.
Из глотки клубами повалил желтый дым. Впрочем, запах от него шел какой-то химический, так что Маша особо не страдала. Правда, она находилась довольно далеко, а те рысари, что готовились к бою, теперь непрерывно кашляли.
– Биться задумали, нехорошо, – гулким шепотом, каким могла бы заговорить пещера, произнес дракон. – Меньшая я. Некрасиво. Вы вот со средней бы разобрались... Нет чести младших обижать.
– Дай проехать, найдем твою среднюю! – ответил Шестипалый.
– Я уже давал, ни один не вернулся, – обиженно прошелестела каменная голова. – Залог оставь. Сам в бой, а дружину мне.
– Нет! – возразил Шестипалый. – У тебя одного три головы или больше!
– Оставь хоть сани. Не бойся, не сожру, с трех лошадок да с трех с половиной человечков только пуще аппетит разыграется. Проглотит тебя моя средненькая, тогда остальных я слопаю.
– А не проглотит...
– А не проглотит, ко мне вернешься, биться будем. Тогда всех сразу и слопаю. Ладно, езжай с дружиной, а то невтерпеж ждать, пока вы по одному туда-сюда мотаетесь. А сани мне оставь все-таки...
Шестипалый взглянул на рысарей, посмотрел на Машу и вздохнул.
– А как же мне мимо тебя проехать, ты всю дорогу загородила, башка каменная!
– Ну дак пасть открою, ты по ней и проедешь!
– Нашла дураков...
– Ну и храбрец, – голова закашлялась от смеха. – На младшенькую напал, на средненькую с дружиной собрался, теперь вот дорогу даю – боится ехать. Такого и есть противно.
Шестипалый обиделся. Он так ударил пятками покрытые попоной бока коня, что тот взвился на дыбы.
– Открывай рот! – скомандовал он.
Голова послушно распахнула каменную пасть, пропустила отряд и закрыла снова. Минуту ее глаз без всякого интереса рассматривал сани, нахохлившихся возниц, Машу, а потом погас, как лампочка.
– Чего будет, чего будет, – запричитал вполголоса возничий, что вез девочку. – Вонючие холмы уже не один десяток лет лежат, под силу ли...
– А чего будет, – лениво отозвалась каменная голова, глаз снова загорелся. – Средненькая тоже застыдит, к старшенькой отправит. Одна голова хорошо, а три лучше.
– И что же старшенькая? – спросила девочка.
– А старшенькая от хвоста дальше всех лежит, чистенькая, она и полыхнуть может, без опаски. Не взорвет себе бок, как я бы могла. Эх, где былые времена, облака и море. Могучие крылья рассекали небо! Летал такой красивый, стройный, а теперь лежу весь в своем...
– Ну и скотина, – не выдержала Маша. Ее и так сильно тошнило от запаха нечистот, а теперь, когда она поняла, чем именно дышит и по чему едет, ей настолько поплохело, что уже на все было наплевать. – Свинья свиньей...
– Тихо там! В былые времена я бы тебя не съел, побрезговал...

– Это я брезгую! – Маша встала на санях. Возница, наоборот, съежился. – Вот такая скотина меня есть будет. Во что ты превратился! Хотя, думаю, не было у тебя никаких былых времен.
– Были! – голова так возмутилась, что поднатужилась и повернулась к девочке носом. – Были! Летал, красивый, в облаках! А тут сраженье было, два войска на конях полегли. Я хоть и морской, а рыбу не ем, на суше пропитанье добываю. Не пропадать же мясу! Я людей-то не ел никогда, но вот лошадки...
– И что? – заинтересовалась девочка.
– И что... Сожрал всех коняг подчистую и уснул довольный. Проспал сотню лет, разжирел, травой порос, ей в тепле-то хорошо расти. Скотину на мне пасти стали. Ну вот и начал таскать помаленьку. Думал, силы поднакоплю и в небеса. А потом увяз... В своем...
– А если тебя почистить? – предложила Маша. – Ты смог бы взлететь?
– А что? – задумалась голова. – С голодухи-то похудел, кажется. Попробуй. Давай, разгребай! Только поторопись, твои уже со средненькой попрощались, к старшенькой движутся. Не ем людей, но ведь нет сил терпеть уже...
– Ага, бери лопату и начинай, – хмыкнул весьма непочтительно Машин возничий. – Самая работа для бесполезной венцесски.
Маша засунула в рот еще две подушечки мятной жвачки. Голова у нее немного кружилась. Потом поднялась в санях, встала на ноги, осмотреть все холмы, нежно розовеющие на закате. Они и в самом деле изгибались, как огромная змея. Девочка зажмурилась, представляя себе дракона маленьким и грязным, а потом щелкнула пальцами, восстанавливая его снаружи. Змеи ведь шкуру меняют время от времени, так легко себе представить, будто это одежка. А может быть, получится сделать его новеньким, так же, как она восстановила шапку шарлатана в Как-о-Думе и летающий диск на островах Океана падающих звезд? Новеньким и чистым змеем на белоснежном нетронутом поле...
Представить оказалось легко, щелкнуть пальцами тоже. Но не успела Маша открыть глаза, под ногами у нее дрогнуло. Она пошатнулась... Ладно хоть возница успел ее подхватить, не то бы рухнула в зловонную жижу, перемешанную со снегом.
– Ты что сделала? – закричал возничий, больно сжимая ее локти.
– Что?
Холмы зашатались, как волны бушующего моря, грязь сливалась с них, скатывалась и пропадала, не долетая до земли. Поднялся сильный ветер, заржали, зашарахались испуганные лошади, пахнуло снеговой арбузной свежестью – чистый воздух казался жидким, люди буквально пили его, вдыхая ртом. И вдруг загудело ликующе:
– Я свободен!
– Он же таких дел натворит! – продолжал трясти Машу возница.
– Великая волшебница, как мне отблагодарить тебя за мою свободу?
– Дел не натвори! – крикнула в ответ Маша, потому что ничего умнее в этот момент ей просто в голову не пришло. И тут же добавила: – И нас отпусти!
– Снова облака, снова горы! – радовался дракон, теперь его голос напоминал грохочущий водопад. – Подальше от людей с их дармовой кормежкой, подальше от войн! Один, совсем один, на краю земли... Только я да киты в океане.
Дрожь прошла по земле в последний раз, дракон рванулся в небеса, покрасовался в закатном небе и пропал. Люди огляделись. Их окружало ровное белое поле – Маша под шумок восстановила и землю, чтобы сани не угодили в овраг.
– Где наш отряд? Он успел их слопать?
Но вскоре показались всадники. Ликующий голос молодого рысаря разнесся над снежным полем:
– Он испугался сражаться с нами!
– Это все девчонка, она волшебница, – попытались втолковать рысарям возничие. Но Шестипалый не удостоил Машу и презрительным взглядом.
– Просил же деревенских не наливать вам хлебной водки, а они – зима, холода... Чтобы исполин испугался такой куколки. Ну вы даете!