012

***
Тишина в закусочной "Benny's Burgers" после выстрела была оглушающей. Гул холодильника внезапно превратился в навязчивый рев. Дымок от дула пистолета медленно вился к потолку, смешиваясь с запахом гари, томатного соуса и теперь — резкой меди крови. Мужчина в заляпанном фартуке замер на мгновение, его глаза, широко раскрытые от непонимания и шока, встретились с испуганными взглядами Двенадцатой и Одиннадцать. Потом он рухнул на пол, как мешок, ударившись головой о край металлического стола с глухим стуком. Из небольшой, аккуратной дырочки на его футболке быстро расползалось алое пятно.

— Бежим! — прохрипела Двенадцатая, её голос сорвался от ужаса. Она вцепилась в руку Одиннадцать, ледяную и дрожащую. — Сейчас же!

Они рванули обратно в кухню, назад к чёрному ходу, проскочив мимо неподвижного тела. Запах крови ударил в нос, смешиваясь с запахом холодно жирной еды, вызывая тошноту.

И там, перед самой дверью, их ждали. Двое мужчин в темной, не полицейской форме. Один держал наготове пистолет, второй — что-то похожее на шокер или транквилизаторное ружье. Лаборатория. Они нашли их. Быстрее, чем можно было ожидать.

— Стоять! — рявкнул первый, поднимая оружие. — Руки за голову! Немедленно!

Одиннадцать замерла. Двенадцатая почувствовала, как по её спине пробежали мурашки страха. Сестра медленно подняла голову. Её взгляд, полный слез секунду назад, стал тяжелым, мутным, как замерзшее болото. Она смотрела на людей не сверху вниз, а исподлобья, с такой первобытной ненавистью и усталостью, что у Двенадцатой сжалось сердце. Затем Одиннадцать резко дернула головой в сторону, будто сбрасывая невидимую тяжесть.

Раздался оглушительный лязг металла. Пистолет первого охранника вырвался из его рук и с такой силой вмазался в потолочную плитку, что та треснула, а рукоятка оружия торчала наружу, как ненужный гвоздь. Мужчина вскрикнул от неожиданности и боли — вероятно, вывихнул запястье.

Двенадцатая не ждала. Адреналин, страх и ярость слились в один белый шум. Она вдохнула полной грудью, ощущая знакомый жар, поднимающийся из самой глубины, из того места, где гнездилась её сила. Но вместо огня, вместо привычного пламени, на этот раз она выдохнула. Резко, с силой. Из её рта вырвался не просто воздух, а сгусток невидимого, раскаленного жара, словно дыхание дракона из легенд. Он ударил в лицо второму охраннику, державшему шокер.

Мужчина вскрикнул нечеловеческим голосом. Его кожа на лице и руках мгновенно покраснела, покрылась волдырями, как от сильнейшего ожога. Он упал на колени, зажимая лицо руками, его оружие с грохотом упало на пол. Запах паленой кожи и волос заполнил зал.

Двенадцатая схватила Одиннадцать за руку. Черные паутинки вен уже выступили у неё на шее, ползя к подбородку. Цена силы. Но сейчас было не до этого. Они рванули к стеклянной двери. Одиннадцать взмахнула рукой — замок на двери щелкнул, и дверь распахнулась под порывом ветра.

На улице лил холодный, пронизывающий до костей дождь. Он хлестал по лицу, заливал глаза, мгновенно промочил их тонкие халаты насквозь. Но они бежали. Словно загнанные звери, не разбирая дороги, через мокрый асфальт парковки, через грязь обочины, прямо в темную, мокрую чащу леса. Ветки хлестали их по лицу и рукам, корни норовили споткнуться. Шуршание промокших листьев под их босыми ногами казалось оглушительно громким, как сигнал тревоги. Каждый шорох, каждый треск ветки заставлял сердце бешено колотиться: Нашли! Идут! Сейчас схватят!

Двенадцатая не помнила, сколько они бежали. Казалось, вечность. Лес сливался в сплошную, мокрую, темную стену. Ноги стали ватными, дыхание рваным, в горле першило от холода и напряжения. Черные вены горели под кожей, посылая волны слабости. В какой-то момент Одиннадцать споткнулась и упала, потащив за собой Двенадцатую. Они рухнули в промокшую листву у подножия огромного старого вяза, не в силах сделать ни шага больше. Холодная грязь обволакивала их, дождь хлестал без милосердия. Сознание помутнело, и они провалились в черную, бездонную яму истощенного сна.

***

Серый, промозглый свет нового дня разбудил Двенадцатую. Она лежала на боку, прижавшись спиной к Одиннадцать, пытаясь вобрать в себя хоть каплю тепла. Каждая мышца ныла, одежда была мокрой и холодной, как лед. Живот урчал пустотой, напоминая о вчерашней неудачной попытке поесть. Нужно было вставать. Идти. Куда — неизвестно. Просто вперед, подальше от людей, от лаборатории, от смерти.

Она осторожно приподнялась на локтях, собираясь разбудить сестру. И тут её пронзило. Не боль. Не страх. Хуже. Знакомое, леденящее душу ощущение. Оно пришло извне и изнутри одновременно. Холод, который проникал сквозь мокрую ткань, сквозь кожу, прямо в кости. Тяжелый, токсичный запах гниения и сырой земли, которого не было в лесу минуту назад. И всепоглощающее чувство тоски, безысходности, как будто сама душа проваливалась в бездну.

— Двенадцать... нет! — крик Одиннадцать прозвучал как удар хлыста. Она вскочила на колени, её глаза были полны чистого ужаса, смотря на... ноги Двенадцатой.

Двенадцатая глянула вниз. И поняла. Поняла всё. Холод шел не снаружи. Он шел из неё. Из её собственных ног. Кончики пальцев на босых ногах выглядели... размытыми. Как будто состояли из миллионов черных пылинок, готовых рассыпаться. И эти пылинки медленно, неумолимо поднимались вверх, к лодыжкам.

— Нет! — закричала Двенадцатая, голос её сорвался в истерический визг. Она схватилась за голени, пытаясь удержать плоть, но пальцы проходили сквозь неё, как сквозь пепел. — Одиннадцать... Нет! Только не это! ТАМ кто-то попал! Пожалуйста! Я не хочу туда возвращаться! Пожалуйста, нет!

Процесс ускорился. Ноги ниже колен превратились в клубящееся черное облачко. Пепельная дымка ползла вверх по бедрам, к животу. Паника, дикая, всепоглощающая, охватила Двенадцатую. Она била кулаками по распадающемуся телу, рыдая, захлебываясь слезами и дождем.

— Ты его чувствуешь? — голос Одиннадцать дрожал, слезы текли по её грязным щекам, смешиваясь с дождем. Она опустилась перед сестрой на колени в грязь. — Покажи мне его. Покажи!

Двенадцатая рухнула на спину. Пепел уже добрался до живота, холод пронизывал все внутренности. Она из последних сил, дрожащей рукой, коснулась лба Одиннадцать. Закрыла глаза, отчаянно пытаясь сосредоточиться на том чуждом присутствии, которое втягивало её обратно в ад.

Уилл Байерс, 12 лет. — мысль, четкая и чужая, пронеслась в сознании Одиннадцать. И сразу за ней — образ. Мальчик. Худенький, с темными, растрепанными волосами, большими, испуганными глазами. Фотография из школьного альбома. Уилл.

Рука Двенадцатой упала в грязь. Теперь пепел поднимался к груди. Она лежала, глядя на серое, дождливое небо сквозь мокрые ветви, и громко, безутешно плакала. Не от физической боли — её не было. От ужаса перед тем, что ждёт. От бессилия. От потери только что обретенной свободы.

— Двенадцать... — Одиннадцать схватила её руку, которая ещё не начала распадаться, сжимая изо всех сил, как будто могла удержать. — Пожалуйста. Слушай. Ничего не бойся... Я с тобой... — её голос прерывался рыданиями. — Я помогу тебе найти его. Просто... прошу... будь осторожна. Вернись. Вернись ко мне!

Двенадцатая успела лишь слабо кивнуть. Пепел добрался до шеи, щек. Последнее, что она увидела — это искаженное горем лицо сестры, её огромные, полные слез глаза. Последнее, что услышала — её надрывные всхлипы, заглушаемые шумом дождя. Потом темнота. И леденящая, мертвенная тишина.

***

Рык. Низкий, протяжный, полный бесконечного голода и злобы. Он разносился по бескрайнему серому пространству, заставляя вибрировать саму костную ткань. Рык заставил Двенадцатую открыть глаза.

Она снова здесь. В холодном, ужасно сырном измерении с кучей тварями. Ничего не изменилось. Всё тот же вечный сумеречный свет, льющийся с неба, покрытого кроваво-красными прожилками. Всё та же сырая, липкая паутина, свисающая с искривленных, мертвых деревьев, похожих на гигантские скелеты. Всё тот же тошнотворный запах разложения и электрической озоны. И всепроникающий холод, пробирающий до самых костей, несмотря на её огненную силу, которая здесь казалась приглушенной, как тлеющий уголек.

Flashback

Стены белой комнаты давили. Гул вентиляции звучал как похоронный марш. Папа стоял перед Одиннадцатью, держа в руке черно-белую фотографию. На ней был молодой человек со светлыми, аккуратно зачесанными волосами и пронзительно голубыми глазами. Он улыбался, но в его взгляде читалась скрытая напряженность.

— Одиннадцать, у меня для тебя новое задание, — голос Бреннера был ровным, как всегда, но в нём чувствовалась привычная властность. — Ты должна найти вот этого человека. — Он показал фотографию ближе. — Нам нужно знать, где он находится, и подслушать его разговор. Сможешь?

Одиннадцать молча посмотрела на фотографию, потом на Бреннера. Её лицо было бесстрастной маской. Она слегка кивнула.

— Вот и славно. — Уголки губ Бреннера дрогнули в подобии улыбки. — Приступай.

Одиннадцать откинулась на спинку кресла, закрыла глаза. Её дыхание замедлилось, брови слегка нахмурились от концентрации. Через несколько секунд тонкая струйка алой крови вытекла из её левой ноздри. В комнате замигали лампы дневного света. Из динамиков, вмонтированных в стену, сначала раздались помехи, шипение, а потом — голоса. Сначала неразборчивые, потом четче.

— ...не могу больше этого терпеть, сэр! — мужской голос, молодой, но измученный. Тот самый с фотографии? — Они везде! Дышать нечем! Я... я не контролирую...

Вдруг голос прервался, сменившись на крик чистой паники.

— Сэр, красный код! Красный код! Цель... она злится! ЦЕЛЬ ЗЛИТСЯ! Прошу! Вызовите подкрепление! Я не удерж... ААААААААРГХ! — Крик оборвался жутким, булькающим хрипом, а потом мертвой тишиной, прерванной лишь треском помех.

Лицо Папы мгновенно изменилось. Вся кровь отхлынула от него, оставив кожу мертвенно-серой. Его пальцы сжали ручку кресла Одиннадцать так, что костяшки побелели. Он резко повернулся к Двенадцатой. Его глаза, обычно холодные и расчетливые, горели сейчас животным страхом и... бешенством.

— Вытащи его, — прошипел он. Голос был тихим, но в нем звучала сталь.

Двенадцатая замерла, ошеломленная.

— Но... как? — спросила она, непонимающе глядя на него. Она не была телепатом, как Одиннадцать. Её сила была в огне, в тепле, в разрушении, а не в проникновении в чужие умы или миры.

— Ты связана с НИМ, — Папа сделал ударение на слове, его взгляд впился в нее, как шило. — Чувствуешь его присутствие, когда он активен, не так ли? Используй эту связь. Попроси его отпустить нашего. Сейчас же!

— Я... я не могу! — вырвалось у Двенадцатой. Мысль о сознательном обращении к Нему, к Монстру, к тому, кто жил за Вратами, наполняла её леденящим ужасом. — Я не знаю как!

— БЫСТРО ВЫТАЩИ ЕГО! — Папа внезапно взревел, ударив кулаком по металлическому столу. Звон заставил Двенадцатую вздрогнуть и съежиться. — Или прямо сейчас же отправишься в изолятор! Бегом! Давай-давай, номер Двенадцать!

Угроза изолятора — крошечной, звуконепроницаемой камеры полного одиночества и темноты — была хуже смерти. Двенадцатая почувствовала, как подкашиваются ноги.

— Ла-ладно... — прошептала она, сдаваясь под напором его безумия и своего страха. Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь отыскать в себе ту нить, то мерзкое, холодное ощущение, которое иногда пробегало по коже, когда она была особенно близок к Вратам. Она сосредоточилась на крике из динамиков, на панике Папы. Найди его.

Темнота. Не просто темнота за закрытыми веками. Абсолютная, пугающая чернота. Потом — ощущение влаги под босыми ногами. Она стояла по щиколотку в ледяной, вязкой луже. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом разложения и озона. Она открыла глаза. Но не пейзаж — она стояла как бы в пустоте, лишь под ногами была бесконечная, черная водная гладь, отражающая кровавые прожилки неба где-то очень далеко.

— Отпусти его! — крикнула Двенадцатая в пустоту, её голос звучал слабо и потерянно в этой бесконечности. — Пожалуйста, отпусти его!

За спиной послышалось шуршание. Нет, не шуршание. Шипение. Как будто тысячи змей извивались в одном клубке. Холодный пот выступил на спине Двенадцатой. Она медленно, с трудом преодолевая парализующий страх, обернулась.

Он был здесь. Не полностью материализованный, а как огромный, черный, клубящийся дух-ураган. Формы его постоянно менялись, то напоминая паука, то нечто ещё более чудовищное.

— Отпусти его, — повторила Двенадцатая, сжимая кулаки, чтобы они не дрожали. Голос едва не сорвался.

Сущность заколебалась. Из вихря послышался голос. Не звук, а мысль, проникшая прямо в её сознание, холодная и шипящая, как лезвие по льду.

Ты... должна мне... услугу...

Двенадцатая замерла. Торговаться с этим? Это было безумием. Но взгляд Папы, его угроза изолятора, стояли перед глазами.

— Да! — выпалила она. — Любую! Отпусти его!

Сущность сгустилась. Его головная часть наклонился к ней.

Я хочу... твою силу разума...

Двенадцатая почувствовала, как леденеет кровь. Силу разума?

— Тогда... тогда мне что будет? — прошептала она. — С чего я буду уверена, что ты не используешь это... против меня? Против нас?

Вихрь заколебался, будто размышляя. Шипение усилилось.

У тебя... сила огня... я люблю холод... договоримся...?

Он не хотел её силу огня. Он хотел кое-что другое. Силу контроля разума, которая выработалась у неё за годы тренировок. Цена была непонятной, но страшной. Но цена неповиновения Папе была страшнее и немедленнее.

— Ла-ладно, — Двенадцатая сделала шаг назад, чувствуя, как ледяная вода обжигает лодыжки. — Я тебе... силу разума... ты мне... пленного. Но у меня ещё одно условие!

Сущность замерла, словно выдыхая.

Какое...?

— Каждый раз, когда сюда кто-то попадает... — Двенадцатая сделала глубокий вдох, — ...мне нужен... способ, чтобы попасть сюда. Чтобы я могла попытаться спасти его. И чтобы обе стороны были... довольны, на это у меня будет час. Ровно час. Договорились?

Молчание. Шипение стихло. Казалось, сама атмосфера сгустилась, ожидая. Потом:

Отлично...

Связь оборвалась. Чернота и холод исчезли. Двенадцатая открыла глаза. Она снова была в белой комнате. Голова гудела, из носа текла кровь. Одиннадцать смотрела на неё широкими, испуганными глазами. Папа стоял над ней, его лицо все еще было бледным, но в глазах горел нетерпеливый вопрос.

— Ну что? — выдохнул он. — Отпустил?

Двенадцатая кивнула, с трудом переводя дух. Она чувствовала странную пустоту в голове, как будто часть ее сознания была выскоблена.

— Мы... договорились... — прошептала она.

— Чем? — голос Бреннера стал жестким.

— Я ему... отдам... силу разума... — Двенадцатая с трудом подбирала слова, объясняя необъяснимое. — Он мне... час... чтобы... спасти всех пленных... в любое время... когда они попадут...

Папа замер, его взгляд стал острым, аналитическим. Он быстро взвешивал последствия, выгоды и риски этого "договора".

— Быстро, — резко скомандовал он, указывая на дверь. — Иди к Вратам. Сейчас же. Одиннадцать, — он повернулся к другой девочке, — ты откроешь их. Достаточно для прохода Двенадцатой.

End of Flashback

— С-снова... — прошептала Двенадцатая, вставая на дрожащие ноги. Час. У нее был только час. Всего час, чтобы найти Уилла Байерса в этом бескрайнем, враждебном лабиринте. И час этот, судя по внутренним часам, которые тикали у неё в груди как часть договора, начал отсчет в тот момент, как она сюда попала. И он уже шел.

— Надо быстро найти! — сказала она себе, пытаясь заглушить панику. Она огляделась. Знакомая сине-серая пустошь. Выход был либо через Врата, которые открала Одиннадцать, либо... найти Уилла живым и целым, и вместе с ним пройти через портал, который она могла создать, используя остатки своей силы и связь с Ним. Но час истек. Мальчик, попавший сюда, был живой добычей для Него и его тварей. Шансов почти не было.

Но она побежала. Бежала сквозь заросли мертвых, скрюченных деревьев, обходя липкие клубки паутины, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому рыку вдали. Она звала Уилла шепотом, потом громче, рискуя привлечь внимание тварей. Минуты превращались в часы. Внутренний таймер гулко отбил: Время вышло. Но она не останавливалась. Нужно найти. Нужно попробовать.

И вот она увидела знакомые очертания. Хижина. Та самая, в которой они с Одиннадцать спали прошлой ночью. Только здесь, она выглядела ещё более заброшенной, зловещей. Паутина густо окутала её стены и крышу, как саван. Двенадцатая подошла к ней, измученная, готовая рухнуть от усталости и отчаяния. Она хотела просто присесть у входа, на краю огромной лужи, покрытой мерзкой, маслянистой пленкой. Она осторожно ступила на ковер гниющих осенних листьев, окружавших хижину. Они шуршали под её босыми ногами с мертвым, сухим звуком.

Pov Уилл

Он замер, вжавшись в холодный, влажный угол своего "замка" – узкого пространства за упавшей балкой внутри хижины. Сердце колотилось так громко, что, казалось, эхо разносится по всему измерению. Он слышал это. Шелест. Шелест листьев снаружи. Он никогда не шелестел. Он подкрадывался бесшумно или с тяжелыми шагами. Это было что-то другое. Что-то новое. Может быть, хуже?

Страх сжал горло Уилла. Он крепче сжал в руке самодельное "копье" — палку, которую он отломал от сгнившей балки и заострил о камень. Его пальцы слиплись от грязи и холода. Он выставил оружие вперед, нацелив его в темный проем, ведущий в основную часть хижины. И замер. Дыхание прерывистое, поверхностное. Пожалуйста, пусть это будет не Оно. Пожалуйста...

Pov Двенадцатая

Двенадцатая подошла ко входу в хижину. Усталость валила с ног. Она просто хотела присесть на корточки у порога, спрятаться от вездесущих красных глаз неба хоть на минуту. Она опустилась на колени на груду мокрых листьев прямо перед темным проемом, ведущим внутрь.

— ААААААААА! — пронзительный, истерический вопль разорвал гнетущую тишину. Из темноты хижины метнулась тень и что-то острое, деревянное, ткнулось ей в плечо, не причинив вреда, но вызвав дикий испуг.

— ААААААААА! — вскрикнула в ответ Двенадцатая, отпрянув назад и едва не угодив в лужу. Сердце бешено заколотилось. Перед ней стоял мальчик. Тот самый с фотографии. Уилл Байерс. Но он был бледен как полотно, весь перемазан грязью, его глаза были огромными от ужаса, а в руках он дрожащим кулаком сжимал заостренную палку, снова направляя её на неё.

Уилл, увидев её — не монстра, а испуганную, грязную девочку в рваном халате — замер. Его дыхание было частым, прерывистым. Он медленно, недоверчиво опустил "копье", но не выпустил его из рук. Он нервно сглотнул, не сводя с нее глаз.

Двенадцатая опомнилась первой. Паника сменилась осторожной надеждой. Он живой! Она быстро поднялась, подошла к нему. Уилл инстинктивно отпятился назад, в темноту хижины.

— Тише! — прошипела Двенадцатая, её голос был хриплым от бега и страха. Она подняла левую руку, прижав палец к губам в универсальном знаке "тихо". Правой рукой она показала вокруг — на лес, на небо, — словно говоря: "Здесь опасно, нас могут услышать". Её глаза бегали по опушке, выискивая любые признаки движения.

Уилл замер, вперившись в её жест. Он нервно глотнул, потом коротко, едва заметно кивнул. Он понял. По крайней мере, понял предупреждение об опасности.

Двенадцатая облегченно выдохнула, сгорбившись. Она снова посмотрела на мальчика, оценивая его. Он был напуган до смерти, но жив. Цел. Чудом.

— Кто ты такая? — спросил Уилл шепотом, его голос дрожал. Он не опускал палку.

Двенадцатая молчала. Она не знала, можно ли доверять. Что если это ловушка? Что если он... не настоящий?

— Ты... напугана? — спросил он снова, чуть громче, изучая её лицо, её рваную одежду.

Двенадцатая лишь кивнула, обнимая себя руками от холода.

— Как тебя зовут? — наконец спросил он прямой вопрос.

Двенадцатая посмотрела вниз. На свою левую руку. На запястье, где под грязью и царапинами была видна черная татуировка: 012. Она медленно подняла руку, показав ему цифры.

— Двенадцать... — прошептала она, её голос был мягким, хриплым, как шелест сухих листьев.

Уилл прищурился, стараясь разглядеть цифры в тусклом свете.

— Что? Двенадцать? Как цифра? — переспросил он, непонимающе. Его взгляд скользнул с татуировки на её лицо.

— Лаборатория... — Двенадцатая сделала паузу, всё ещё сомневаясь. — ...номера... — добавила она тихо, ожидая реакции. Ждет ли он этого слова? Знает ли он о лаборатории?

Лицо Уилла выразило сначала недоумение, потом — догадку и новый испуг.

— Ты из лаборатории? — он ахнул. — Ты... ты сбежала? Оттуда?

Двенадцатая слабо кивнула, не отводя от него взгляда.

Уилл замер на секунду, переваривая это. Потом он вдруг отодвинулся глубже в свой угол, освобождая место на куске относительно сухой, грязной мешковины, что служило ему ложем.

— Вот. Садись тут, — сказал он, и в его голосе появилась странная смесь страха и... жалости? — Ты вся дрожишь. Холодно ведь.

Двенадцатая колебалась, потом осторожно присела на краю мешковины, поджав под себя ноги. Она продолжала смотреть на него.

— Я Уилл, кстати, — сказал он, обернувшись к ней. — Уилл Байерс. И... — он запнулся, — ...и что там делали? В лаборатории?

Двенадцатая опустила взгляд. Картины испытаний, уколов, боли, страха промелькнули перед глазами.

— Ставили... опыты... — выдохнула она.

— На вас? — спросил Уилл, и в его голосе прозвучал ужас.

Она снова кивнула, не поднимая головы.

— И... сколько вас? Там? — его вопрос повис в холодном, токсичном воздухе.

Двенадцатая замолчала. Сколько? Пять? Десять? Больше? Она помнила, что когда-то видела других. Номера на руках. Но точного числа сейчас... Она призадумалась, перебирая в памяти мелькавшие цифры: 008, 011, 012... Были ли другие? Те, кто исчез? Те, кто не выдержал?

Через несколько долгих секунд, глядя на свои грязные колени, она ответила:

— Не знаю...