Кошмар только начинается.
Прошло ещё два дня, а отцу становилось всё хуже. Несколько минут назад от нас ушёл королевский лекарь, который в ответ на вопрос Мишель «Выживет ли отец?», лишь покачал головой. На пороге дома, он развернулся и обратился к матери шёпотом, чтобы не услышали мы, которые нервно теребили подол платья или переминали пальцы за её спиной.
"Прости меня, Ебигейл, я больше ничем не смогу ему помочь, вам с девочками стоит попрощаться с ним, пока есть время. По моим расчетам, он умрёт сегодня ночью." – холод мурашками пробежался по моей спине. Срок отцу озвучили, и нам нужно было лишь смириться с этим? Нет, это не справедливо, что мы с мамой будем стоять, опустив руки, неужели все ведьмы такие злопамятные? Он же мой отец!
Когда за лекарем закрылась дверь я сделала к матери шаг, но она остановила меня рукой, посмотрела строгим взглядом в мои глаза и мотнула головой. Мне она точно помогать не будет. Рассказать Мишель? Нет, она совсем не была той, кому можно доверять такие секреты, причём она любила отца, была его неповторимой копией, поэтому и ненавидела тоже, что и он – ведьм. Нужно было действовать самой.
Наступил обед, покормив отца, я подождала пока он заснёт, а потом достала из сундука, в котором хранились мамины платья, книгу с заговорами, в кожаном переплёте. Её мне подарила Мелхиса, чтобы я могла обучаться на дому. Я листала книгу, страница за страницей, старалась тише переворачивать, чтобы не потревожить отца, который в камине мог сжечь не только эту книгу, но и меня. Страницы местами были немного потрёпанные, где-то виднелись небольшие засохшие пятна, а некоторые страницы и вовсе были выдраны из книги. Я вчитывалась в текст, написанный очень каллиграфично, без единого чернильного пятнышка, но ничего нового и полезного я для себя не узнала. С обидой я закрыла книгу слишком громко, поэтому отец в кровати пошевелился. Меня накрыло волной страха, я тут же толкнула книгу под шкаф, в котором хранилось обмундирование отца, в котором он ходил только в походы, к встрече с королём или на заседание Совета отец надевал вышитые золотом костюмы, чтобы тоже казаться частью королевской элиты.
"Агнесса, чем это ты так шумишь, что не даёшь мне спокойно спать?" – спросил отец сонно бурча себе под нос. – "Лучше бы пошла на кухню и принесла мне воды, чем вот так бездельно седеть на месте."
"Хорошо, отец." – сказала я, поднимаясь и направляюсь в сторону двери.
"И давай шевели ногами, а то если ты так идти будешь, то я здесь быстрее от жажды сдохну, чем от болячки!" – крикнул он напоследок, пока я не закрыла тяжёлою дверь.
Я спускалась очень тихо, думая о том, за какие грехи в прошлом я получила такое наказание. Я услышала какой-то шёпот на кухне, сначала я решила, что это мама с Мишель обсуждают слова лекаря, но заметила, что в основном говорила только мама. Немного повернув за угол кухни, я увидела, как мама размахивает руками над какой-то маленькой баночкой и бросает туда различные травы. Вот наконец-то она решила, что пора помочь отцу! Неужели в ней проснулась та самая совесть? Камень с души упал, но это было лишь мгновение, после того как я услышала слова заклинания, то на меня обрушилась вся скала.
"Die mihi in populum omni modo latuit sacramentum." – заклятие смерти в муках, с сильными галлюцинациями.
Я ворвалась на кухню, во мне пылала ненависть, злость, обида, ведь она выбрала для него смерть, а не жизнь. Я подошла к матери в плотную и схватила за горло, не знаю откуда у меня появилось столько силы, но мне удалось оторвать её ноги от пола.
"Quae est infernum facitis? Et violabant familia nostra, quam dedit tibi in unum viribus cura ad populum, Non occidas." (Какого чёрта ты творишь? Ты позоришь наш род, тот, который дал тебе силу, чтобы ты лечила людей, а не убивала.) – сначала я даже не заметила, что тёмная сторона стала более сильной и что даже вытеснила меня саму.
"Это отличный шанс убрать его с твоего пути. Он будет только мешать, зная какой вред он может нанести нашему народу, я подумала, что отравить его белладонной будет правильным решение." – она кивнула на стол, где лежали маленькие листики этой травы. – "Я делаю это ради тебя." – сказала мать, когда я повернула к ней свою голову.
"Pari certamine victoriae ducam meam. Nec ultra fallere." (Я приведу свою народ к победе в равном бою. Никаких больше мухлеваний.) – сказала я, опуская её снова на пол.
"Хорошо, как скажешь, Агнесса." – сказала она, хватая ртом воздух. - "Я лишь хотела уровнять силу до того момента, как ты наденешь на свою голову корону."
"Non opus est auxilio, cum haec ego vasta dabo illud Ascendo ad me in solio. Nunc rapiunt illud, (Мне не нужна помощь, я разберусь со всем сама, когда взойду на трон. Сейчас же ты, возьмёшь это,) – я указала на баночку с зельем, которое варила она до моего прихода. - et projice abs te: et tunc nova ceruisam erit potio quae non mori eum nocte. Tu non intelligis, apertius?" (и выбросишь, а потом сваришь новое зелье, то которое не даст ему умереть этой ночью. Ты меня поняла или снова объяснить доходчивее?)
"Хорошо."– мать поникла, она склонила голову и принялась выполнять мой приказ. Я же услышала, как из комнаты кричит отец, и вспомнила о воде.
На следующие утро отцу стало намного лучше, лекарь не верил своим глазам, считал это чудом, отца же смутило это слово, и он просто сказал, что его рыцарский долг перед королевством Дехенбарт не дал ему умереть, особенно он отметил то, что не мог бросить корону в такой трудный период, когда король Амадей решил покинуть свой пост и передать власть неопытному принцу Кэлу. Эта утренняя ситуация дала мне стимул больше выложится на тренировках ночью. Теперь на них я ездила сама, так как мама боялась, что после применения на отце чар он может некоторое время страдать бессонницей. По мнению ж старейшин, я делала значительные успехи, их беспокоило лишь одно – я никак не могла прийти в гармонию со своей тёмной стороной, лишь Илларион считал, что это даже хорошо, учитывая в каком военном положении мы находимся.
Близился день Кровавой Луны, день моего рождения, день, когда мне на голову возложат Кровавую Корону. С мыслями о предстоящем я совсем забыла о настоящем. Всю последнюю неделю я возвращалась под утром, после тренировок оставалась в поле и всё думала о том, смогу ли я быть достойной королевой, смогу ли вершить историю как многие другие. Мама ругала меня за такие прогулки, всё время повторяла о том, что мне стоит перестать быть такой беспечной, в ответ я лишь кивала головой.
Сегодня ночью после тренировки я всё также осталась в поле один на один со своими мыслями, а потом и вовсе не заметила, как уснула, если бы не Жемчужинка, которая своей холодной, мокрой мордочкой пыталась меня разбудить, я бы проспала до самого полудня. Домой я возвращалась с грохающим сердцем внутри, меня переполняли эмоции страха и какой-то тревожности. Я как раз ставила Жемчужинку в стойло, как на мои плечи обрушилась тяжёлая рука. Обернувшись, я увидела отца, у которого строго нахмурились брови, глаза выказывали чувство презрения к моей особе.
"Ты где была?" – спросил он сквозь зубы.
"Была с ковалем в поле, ездили встречать рассвет." – сказала я почти спокойным голосом. Коваль давно ухаживал за мной, и отец это замечал, поэтому это была лучшая ложь, которую я только могла придумать. Отец смерил меня взглядом, а потом отвесил большую пощёчину. Во рту появился привкус железа, наверное, я случайно прикусила щеку.
"Ах ты ж лгунья! Он весь день провёл здесь, подковывая моего коня. Где ты была?" – отец бросился на меня с кулаками, бил в особенности по спине, ведь я скукожилась так, чтобы кулаки не долетали до лица.
"Отец, не нужно!" – кричала Мишель, спеша мне на помощь. Хоть мы и не часто ладили с ней, но на помощь друг другу всегда приходили, ведь в наших жилах текла одна и та же кровь.
"Мишель, не лезь."– отец остановил её вытянутой рукой. Я знала, что он и пальцем её не тронет даже если она подойдёт, но сестра осталась стоять на месте лишь пожимая плечами. Но во время того как на неё посмотрел отец, мне удалось вырваться из его огромных рук и выбежать во двор.
"Мама, мамочка, помоги мне!" – кричала я со всех сил. Большой комок слёз застрял где-то в лёгких и не давал нормально дышать. А потом, почти добежав до порога дома, я переципилась через подол платья и рухнула на землю. Перевернувшись с живота на спину, я увидела, как отец идёт ко мне быстрым шагом, а в его руках железная кочерга, та самая, которой он когда-то наказал меня за то, что я сорвала несколько ягод в королевском саду, пока он был на заседании Совета, тогда я была всего лишь ребёнком, который никогда в жизни ещё не видел тех ягод. Я зажмурилась, да так сильно, что заболела голова, мне казалось, что так удары кочерги будут менее болезненными.
"Et pone manum tuam!"– прокричал голос матери сзади и я, раскрыв глаза увидела, как отец борется сам с собой, пытаясь не подчинятся воле заклятия, но всё же опустил руку. Он поднял взгляд на маму и прошипел словно гремучая змея:
"Ведьма!" – и его лицо залила краска ярого гнева, но где-то там, я это знала, была большая боль. Всю жизнь мать врала ему о том, кто она такая. Враг был рядом, готовил тебе еду, стирал твою одежду, спал с тобой в постели, рожал от тебя детей. Его боль была весомой, но долг перед родиной был сильнее, жажда смерти и крови была сильнее. Гнев был сильнее. Сильнее чего? Любви? А может её никогда и не было в нём? Именно к нам, ведь я видела как он смотрит на своё оружие, как начищает свою броню, как светятся его глаза, когда он планирует походы. Он любил. Любил убивать, особенно ведьм, особенно тех, кто врал ему всю эту жизнь.