Осквернённые // Незнакомцы из ада

Глава получилась самой большой из всех, поэтому желаю вам приятного чтения!

Недавно было 8 марта, и я решила оставить вам небольшой подарок...)

Просторный кабинет заливал яркий свет, слепящий глаза Сухён. Обычный, на первый взгляд, стоматологический кабинет: стандартные инструменты в стерилизаторе, блеск полированного хрома на аппаратах, запах антисептика, немного приторный и знакомый. Ничего особенного. Однако лечащий врач, Мунджо, внушал куда больший страх, чем любая стерильная обстановка.

Девушка украдкой взглянула на него, стараясь скрыть нарастающую панику. Его взгляд уже был прикован к ней — тяжёлый, пронизывающий, словно рентгеновский снимок, просвечивающий её насквозь. В его глазах плясали не просто искры — это были молнии, беспокойные и опасные, резко контрастирующие с обычным, спокойным выражением лица рядового врача.

— Ты так и будешь стоять у входа? — произнёс он ровным, спокойным голосом. Голос казался неестественно тихим, прорезающим напряженную тишину кабинета.

Мунджо, не отрывая взгляда от Сухён, положил руку на высокое, кожаное кресло, мягко

приглашая её приблизиться. Кожа на его руке казалась неестественно бледной, а его движения были медленными и выверенными.

С трудом сглотнув, девушка подошла к креслу. Ноги её подкашивались, и она опустилась на сиденье, как будто погружаясь в болото. Руки, сжатые в кулаки до побелевших костяшек, дрожали. Она чувствовала, как внутри всё холодеет от страха.

— Я не кусаюсь, можешь руки так не сжимать.— продолжил он, его голос по-прежнему звучал ровно и спокойно, но в нём теперь появилась лёгкая ирония, резко контрастирующая с обстановкой. В глазах Мунджо блеснуло что-то странное — удовольствие? Удовлетворение? Или что-то ещё, более тёмное и непостижимое? Сухён не могла понять, и это пугало её ещё сильнее. Важнее всего было то, что она сейчас здесь, рядом с ним, в его власти.

Мунджо сел на стул рядом, его движения были медленными, грациозными. Он внимательно рассматривал её лицо, словно изучал редкий экспонат в музее. Сухён, плотно сжав губы, вглядывалась в него в ответ, стараясь найти что-то — объяснение, надежду, хоть какой-то намёк на человечность. Её взгляд скользил по его чертам лица — ровные брови, резкий, прямой нос, губы, сжатые в той же хищной усмешке, — ища ответ на немой вопрос, на который он, казалось, никогда не ответит. Глубоко посаженные глаза Мунджо, словно две бездонные пропасти, полные тревоги и странного очарования, приковывали к себе всё её внимание.

— Открой рот, — произнёс Мунджо, медленно поднимая руки. Длинные пальцы, бледные и изящные, как у хищной птицы, приближались к её лицу, останавливаясь в нескольких сантиметрах от губ. В его глазах читалось нетерпение, смешанное с чем-то ещё — угрозой? Или предвкушением? Сухён не могла разобрать.

Прежде чем подчиниться, Сухён на мгновение застыла, словно сражаясь с внутренним ужасом. Её взгляд, полный паники, зацепился за его глаза, ища в них ответ, хоть какой-то намёк на объяснение.

— Что вам нужно от Чону и от меня? — едва слышно прошептала она, голос её дрогнул, выдав весь ужас, всю безысходность ситуации. В каждом слове чувствовалась мольба, попытка понять, что заставляет этого человека мучить её брата и , возможно, её саму. Вопрос висел в воздухе, тяжелый и невыносимый, пока руки Мунджо всё ещё оставались близко к её лицу, заставляя её чувствовать себя пойманной в ловушку. Её взгляд, наполненный отчаянием и страхом, приковал к себе внимание Мунджо на долю секунды.

Сухён мучительно пыталась понять, что связывает её и её брата с Мунджо, почему он так пристально к ним присматривается. Её догадки, самые невероятные и ужасающие, не приносили облегчения, а лишь усиливали нарастающий страх и чувство безысходности. Мунджо был не просто странным человеком, не просто одним из тех немногочисленных "чокнутых", которых она встречала в общежитии. Он был... другим. В нём чувствовалась какая-то пустота, бездна, окутанная тьмой, от которой бежали мурашки по коже. Его темная аура, словно густой туман, обволакивала всё вокруг, вызывая ледяной ужас. Черные, глубокие глаза, полные нечитаемой информации, буквально прожигали её душу, оставляя после себя след тревоги и неприятного предчувствия.

Но помимо страха, внутри Сухён теплилось ещё одно, крайне нежелательное чувство — любопытство. Это чувство было подобно яду, медленно разлагающему её изнутри. Ей ужасно хотелось узнать, чем на самом деле занимается её загадочный сосед, каковы его истинные намерения, что скрывается за его холодной маской.   Эти мысли были незваными гостями, вторгающимися в её разум против её воли. Сухён понимала, что это неправильно, что ей следует держаться подальше от него, но уже не могла отогнать эти навязчивые, опасные мысли.

— Тебе не нужно переживать на этот счёт, лапуля...— произнёс Мунджо. Его голос был обычным, но таким пугающим, прям до чёртиков..

Девушка не ответила, понимая, что слова всё равно ничего не изменят. Она приоткрыла рот, её взгляд, полный ужаса и безысходности, устремился прямо в его глаза. Лицо Мунджо нависло над ней, приближаясь так близко, что она могла разглядеть каждую пору, каждую мельчайшую особенность на его коже. Её зрачки расширились от ужаса — он был слишком близко, его дыхание опаляло её кожу.

Его руки, длинные и сильные, плавно, но властно проникли в её рот, осторожно, но настойчиво раздвигая губы. Движения были точными и выверенными.  В них чувствовалась странная смесь силы и контроля, холодной уверенности в своих действиях. Он не спрашивал разрешения, он просто делал. Сухён застыла, лишённая возможности сопротивления.

Взяв из стерилизатора маленькое, блестящее зеркало, он, словно опытный хирург, осмотрел её проблемный зуб. Его взгляд был сосредоточен, профессионален, но в нём сквозила ирония, насмешка над её беспомощностью. Тихий хмык, едва слышный звук, сопровождал его действия, прежде чем он убрал инструменты, оставляя Сухён в состоянии оцепенения, с всё ещё ощутимым прикосновением его рук на своих губах.

— Повреждение слишком сильное, придётся удалять зуб. — констатировал Мунджо, его голос звучал ровно. Слова его прозвучали как приговор, оставляя Сухён в оцепенении.

Девушка, широко распахнув глаза, уставилась на него с нескрываемым ужасом и недоверием. Её лицо побелело, губы задрожали. Сердце колотилось в груди. Она осознала всю серьёзность ситуации, масштаб надвигающейся неприятности. Сдавленно вздохнув, Сухён откинула голову на подголовник кресла, смирившись с неизбежным, ожидая худшего.

— Это... больно будет? — прошептала она, голос её был едва слышен, полный страха и мольбы. В её глазах читалась отчаянная надежда на отрицательный ответ, на хоть какое-то утешение.

— Я введу тебе анестезию. Тебе не будет больно, — ответил Мунджо, его голос звучал чуть мягче, но в нём всё ещё чувствовалась та же стальная уверенность. Он подбадривающе похлопал её по ноге, уголки его губ слегка приподнялись в едва заметной улыбке.

Сухён вздрогнула от неожиданного прикосновения, её тело напряглось. Его рука, холодная и скользкая, на мгновение коснулась её кожи, вызывая странный холодок. Однако, убедительные слова Мунджо, и, возможно, его странная уверенность, немного успокоили её, заставив на миг забыть о надвигающейся боли.

Бледная рука Мунджо взяла в руки шприц, наполненный бесцветной жидкостью. Его движения были медленными, плавными, каждое действие выверено и точно. Медленно, почти не ощутимо, он вводил анестезию, игла скользила по коже Сухён, вызывая лишь лёгкое покалывание. Веки девушки начали тяжелеть, тело расслаблялось, окутываясь волной оцепенения. На лице Мунджо появилась едва заметная, но явственно ощутимая улыбка. Она не была доброй, скорее — удовлетворённой, словно он наслаждался предстоящим процессом.

Вставив в рот Сухён специальный расширитель, Мунджо взял в руки блестящий, стерильный инструмент — зубной элеватор и принялся удалять этот миленький зуб.

Спокойное, почти безмятежное лицо Сухён, погрузившееся в дремоту, действовало на Мунджо как наркотик. В нём не было ни страха, ни боли, только безмолвная покорность. Он наблюдал за ней, и в этом спокойствии увидел нечто большее, чем просто милоту. В Сухён он увидел потенциал, возможность создать нечто совершенное, лучшее, чем Чону. Её спокойствие, её покорность — это не слабость, а скрытая сила, способность к самоконтролю, рассудительность, хладнокровие. Мунджо чувствовал, что она превосходит Чону. Она завладела полностью его телом.

Она ему нравилась, но он её не любил. Мунджо не знал, что такое любовь; его к ней не приучили. С юных лет его лишили ласки, возможно, именно поэтому он убил своих родителей? Он не помнил, не знал. Когда милая на первый взгляд женщина Ом Боксун приютила маленького Мунджо в приюте «Весна», она научила его быть таким, каким он стал. Все прозвища — «лапуля», «малыш» — придумала не он сам, а Боксун, называя его так в знак своей... любви. Странная у неё была любовь. Сама женщина была странной и загадочной. Сначала это пугало Мунджо, но со временем он начал перенимать её манеру поведения. Она воспитала его таким, каким он был сейчас — безэмоциональным психопатом. Был ли он ей благодарен? Он не знал. Но прошлого не изменить, а её — Ом Боксун — нужно было устранить. Мунджо не мог сделать это сам, по многим причинам. Зато он мог завербовать своих творений... как и ликвидировать других, тупых, безмозглых тварей, живущих с ним под одной крышей, тех, кто боялся его до дрожи в коленках.

Мунджо неспешно, с хирургической точностью, извлекал зуб. Сухён повезло — поражённый зуб находился достаточно далеко от края десны, поэтому его удаление не испортит её улыбку. Он работал методично, каждое движение было отточено до совершенства, словно он вырезал не зуб, а драгоценный камень.

Аккуратно повернув инструмент, он извлёк зуб, некоторое время рассматривая его в свете лампы. Зуб был обычным, ничем не примечательным, без каких-либо видимых отклонений от нормы. Отложив трофей в специальный контейнер, Мунджо принялся за наложение швов. Сегодня у него было мало клиентов, что давало ему возможность заняться своим любимым делом — собирать коллекцию "трофеев". "Украшения — это красиво, не так ли? — подумал он. — Это целое искусство, а не просто бесполезная вещь".

Отложив инструменты и сняв стерильные перчатки, Мунджо посмотрел на Сухён. Девушка всё ещё была без сознания, погружённая в послеоперационный сон. Убрав все следы своей работы, наводя порядок на рабочем столе, он почувствовал себя удовлетворённым. Однако его внезапно отвлёк тихий стон, доносящийся из кресла. Анестезия начала отходить. Сухён проснулась.

— Что за чёрт? — пробормотала Сухён, скорее задавая вопрос самой себе, чем обращаясь к кому-то конкретно. Её голос был слабый, немного невнятный, словно она только что проснулась от глубокого сна.

Тело ощущалось тяжёлым, ватным. В области рта, где только что находился зуб, пульсировала ноющая боль, отдаваясь неприятными импульсами в челюсть. Её взгляд невольно упал на Мунджо, который спокойно собирал инструменты, его лицо выражало безразличие. Вспоминая произошедшее, всё, что только что с ней было, Сухён  резко отвернулась, стараясь не встречаться с его взглядом, пряча лицо в подушку кресла. Её дыхание стало учащённым, лёгкие с трудом справлялись с нехваткой воздуха.

— Если будет продолжать болеть, выпей обезболивающее, — спокойно произнёс Мунджо, протягивая ей маленькую, невзрачную коробочку с таблетками. Сухён же проигнорировала его предложение, даже не взглянув на протянутые таблетки. Её отказ был таким же резким и категоричным, как и её предыдущие действия.

Уголки губ Мунджо едва заметно приподнялись в усмешке. Эта её реакция позабавила его.

Мунджо подошёл к Сухён, наклонившись над креслом. Его движения были плавными и медленными. Одной рукой он нежно, но настойчиво повернул её голову, заставляя встретиться с его взглядом. Лицо его находилось совсем близко к её лицу, дыхание ощутимо коснулось её кожи. Наклонившись ещё ниже, он прошептал ей на ухо, голос его был низким, бархатным, но с ледяной ноткой:

— Только к тебе я проявляю такое терпение, лапуля. Но оно не безгранично... -

Пронзительный, ледяной взгляд Мунджо, полный власти впился в её глаза, заставляя Сухён почувствовать себя беспомощной, загнанной в угол. Её глаза были расслаблены от действия анестезии, но в её взгляде читалось нескрываемое недоумение.

Сильная мужская рука легла на тонкую, изящную шею Сухён, пальцы нежно, но властно обхватили её хрупкую кожу. Прикосновение было нежным. Холодные, словно ледяные, пальцы Мунджо противопоставлялись горячей, тревожно бьющейся крови Сухён, вызывая приятный контраст.

— Выпей, пожалуйста, — Мунджо мило улыбнулся, большой палец его ласково провел по щеке Сухён.

Всё это время Сухён молча наблюдала за ним, её внутренний мир был в хаосе. Когда Мунджо отстранился, она тяжело выдохнула, словно всё это время задерживала дыхание, сдерживая свой ужас. Взяв из его руки таблетки, она резко кивнула, словно стремясь поскорее окончить это мучительное общение. Встав с кресла, она почувствовала слабость в ногах, но старалась держаться твердо.

— Мне нужно идти. — коротко бросила Сухён, направляясь к выходу. Но её внезапно остановил резкий, холодный голос Мунджо.

— Я оплачу приём, — сказал он, его тон был спокоен, но в нём скрывалась твердость, не допускающая возражений.

Сухён нахмурилась, с недоумением взглянув на своего данриста. Такая неожиданная щедрость казалась ей подозрительной, лишённой логики. Она не понимала, что он хочет.

— Спасибо, конечно, но я могу и сама оплатить, — ответила Сухён, чуть приподняв правую бровь. Сложив руки на груди, она выжидающе посмотрела на Мунджо, её взгляд был полон недоверия. Она не верила в его внезапную щедрость, чувствуя подвох.

Мунджо хмыкнул в ответ на её слова. Медленно, словно наслаждаясь её замешательством, он подошёл к ней, продолжая говорить:

— Не думаю, что у тебя останутся деньги на аренду жилья, — произнёс он, чуть наклонив голову. Его взгляд скользнул по силуэту Сухён, оценивающе. Он взял её тонкую, изящную руку в свою большую ладонь, положил в неё несколько сотенных купюр, а затем аккуратно сомкнул её пальцы.

Сухён ещё несколько секунд смотрела на него своими скептическими, полными недоверия глазами. Взгляд её был полон презрения, но в то же время в нем мелькала и какая-то растерянность и даже..привязанность? Закатив глаза, она громко хлопнула дверью, покидая кабинет.

***

Сухён поняла, что идти на работу сегодня совершенно бессмысленно. Нагружать свой мозг рутинными задачами после анестезии было бы крайне неразумно, а возможно, и вредно. Но лучшее, что она могла сделать для своего брата, — это навестить его на работе. Узнать, как он себя чувствует. Их детство прошло бок о бок, они всегда заботились друг о друге, и эта связь, несмотря ни на что, оставалась крепкой. К счастью, у неё осталась мелочь от сдачи после визита к дантисту. Не придумав ничего лучшего, чем потратить эти деньги на такси и два кофе со сливками – себе и Чону – она вызвала машину и отправилась к брату. Машина плавно катила по улицам города, а Сухён, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза, представляя, как встретит Чону, и надеясь, что всё будет хорошо. Аромат кофе, распространяющийся из бумажных стаканчиков, был для неё приятным предзнаменованием.

Офис выглядел довольно просторно и элегантно. Войдя в просторный холл, Сухён оказалась в центре внимания. Несколько человек, занятых своими делами за различными рабочими столами, прервали свою работу и уставились на неё вопросительными, оценивающими взглядами. Кто-то поднял брови, кто-то нахмурился, а кто-то просто остановился, с любопытством наблюдая за новенькой.

— Вы не видели Чону? — спросила Сухён достаточно громко. Она выжидала ответ, её взгляд скользил по лицам окружающих, ищущий и немного настойчивый. Тишина повисла в воздухе, прерываясь лишь тихим шелестом документов и едва слышным гулом кондиционеров.

Мужчина в очках, сидевший ближе всех к ней за низким столиком, сперва лишь взглянул на неё с нескрываемым раздражением. Затем, резко фыркнув, тихо, но достаточно явственно, чтобы Сухён расслышала, пробормотал себе под нос:

— Он даже своей девушке изменяет, ненормальный... — прошептал он. Удивление Сухён было очевидным, но она не из тех, кто позволит себе остаться в стороне. В её глазах вспыхнул огонь, лицо исказилось от ярости.

— Он мой брат, идиот! — прошипела Сухён, её взгляд, полный ненависти и жгучего презрения, словно раскалённые угли, впился в мужчину. Её голос был тих, но полон такой силы и ярости, что тот вздрогнул. В нём не осталось и следа прежнего удивления, только страх.

Испуганный человек резко отвернулся, сделал вид, что усердно работает, бормоча себе что-то под нос, стараясь избегать её взгляда. Сухён уже открыла рот, чтобы продолжить свою гневную тираду, но вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки опустились ей на плечи.

— Тшш... тише, тише, — спокойный, умиротворяющий голос Джэхо раздался в тишине офиса. Его голос резко контрастировал с бушующими эмоциями Сухён.

Сухён закатила глаза, медленно повернулась к Джэхо и посмотрела на него с таким выражением, будто он был последним идиотом на свете. Её взгляд ясно давал понять, что его попытки успокоить её вызывают у неё ещё больше раздражения.

— Он на крыше, я тебя провожу, — коротко ответил Джэхо, его голос был спокоен, но в глазах мелькнуло что-то похожее на беспокойство. Он повернулся и зашагал вперёд, Сухён последовала за ним, её настроение было далеко от восторга. Ситуация накалялась, и она чувствовала себя всё более раздражённой.

— Ты ему что-то говорил? — спросила Сухён, остановившись на мгновение. Она внимательно посмотрела в лицо Джэхо, пытаясь разгадать, что именно он сказал Чону. Её взгляд был полон недоверия.

Джэхо слегка наклонил голову, задумчиво отвечая:

— Лишь сказал, что ему не нужно вести себя как неженка... — начал он, но Сухён перебила его, не дав договорить.

— Блестяще! — саркастично фыркнула она, её голос был полон ярости и презрения. Резким движением она отцепила свою руку от его руки, остановившись посреди коридора. Её взгляд был направлен прямо в глаза Джэхо, полные негодования.

— Что, правда? — довольно спросил Джэхо.

— Да, блестяще изобразил тупицу! Ты о чём думал, а?! — Сухён, не сдерживая эмоций, щёлкнула пальцами перед его носом, словно демонстрируя всю нелепость его действий. Её движение было резким и точным, подчёркивающим её возмущение. Джэхо тяжело вздохнул.

— Яблоко от яблони недалеко падает, как говорится... — пробормотал Джэхо себе под нос, его голос был тихим, почти неслышным.

— Ты... знаешь что? Пошёл вон отсюда! — Сухён, вспыхнув ещё сильнее, указывая пальцем на дверь, выкрикнула эти слова прямо в лицо Джэхо. Её голос был полон такого презрения и ярости, что Джэхо даже отшатнулся. Что же, чёрт возьми, происходит? — пронеслось в голове Джэхо. Не в силах ничего возразить, молча, буравя Сухён взглядом, он развернулся и покинул помещение, громко хлопнув дверью. Звук хлопнувшей двери резко обозначил конец их непродолжительного разговора.

— Истеричка...— пробормотала Сухён себе под нос, в её голосе не осталось ни капли ярости, только усталость и какое-то безразличие. Она медленно направилась к двери, ведущей на крышу, оставив за собой помещение, полное напряжения и нерешенных вопросов. Её походка была твердой и решительной, но в этих шагах скрывалась большая усталость.

Парень, стоя за перилами, смотрел на Сеул, опустив голову. С первого взгляда можно было заметить его усталую и унылую спину. Подойдя ближе, девушка специально тихо прокашляла, чтобы он её заметил.

Чону резко повернулся и облегченно выдохнул, когда увидел свою сестренку.

— Сухён, зачем ты сюда пришла? — слегка нервным голосом произнес он. Девушка подняла брови и подошла к нему ближе.

— Не такой реакции я ожидала. Проведать тебя, дурачок, — взъерошив ему волосы, шатенка мягко улыбнулась. Но Чону, наоборот, отстранился, что было странно, ведь в детстве они всегда так делали друг другу.

— Что с тобой? — аккуратно спросила она, боясь его отпугнуть.

— Просто... день плохой, — отмахнулся парень и посмотрел на неё, слегка покачав головой.

— Прости. Это всё этот придурок Джэхо и Мунджо... — последнее имя он проговорил почти шёпотом.

Девушка понимающе кивнула. Видимо, не только её эти двое вывели из колеи сегодня.

— Тебе Мунджо угрожал? — Сухён догадывалась об этом, но точно не знала.

Чону, повернувшись к ней полностью, взял её за плечи и устало сказал:

— Всё в порядке. Мне нужно идти на работу. —

Девушка немного обидчиво опустила губы, но ничего не ответила. Она не хотела ссориться с ним сейчас, только не сегодня.

— Кофе хотя бы возьми, — протянув в руки уже остывший напиток, он проигнорировал, оставляя девушку в обиде.

«Флешбек»

Сонный Чону  вышел медленно из спальни. Солнце ещё не успело подняться высоко над горизонтом, в комнате царил полумрак. Потягиваясь и зевая, он не спеша направился в душ.

Включив воду, стажер  насладился прохладными струями, которые смывали с него остатки сна. Душ – поистине гениальное изобретение человечества, подумал он, позволяющее хоть немного отстраниться от гнетущих мыслей. Нанеся на волосы шампунь, он неторопливо массировал кожу головы, наслаждаясь моментом уединения.

Последние дни пугали его. В нём накапливалась непонятная агрессия, он чувствовал себя всё более холодным и отстранённым. Единственным проявлением эмоций оставалась нарастающая агрессия. Его пугала перспектива потерять контроль над собой, особенно рядом с Сухён и Джиын. Мысль о том, что он может стать безразличным, ледяным ужасом сковывала его сердце. Он боялся этого.

Внезапно, поток его мыслей прервал другой звук воды – сильный напор, включенный неподалёку. Чону резко повернул голову, его сердце застучало в груди. Он увидел лицо, которого меньше всего хотел бы увидеть сейчас – Мунджо. Тот стоял в соседней душевой кабинке, его лицо скрывала полутень. Мунджо слегка растянул губы в своей характерной, больной улыбке — улыбке, которая пугала Чону своей фальшью.

— Тебя мучили кошмары, да? — непринуждённо спросил Мунджо, его взгляд скользил по лице Чону. Стажер нахмурился, его брови сдвинулись на переносице. Он не понимал, откуда Мунджо мог знать о его ночных кошмарах.

— Откуда вы знаете? — осторожно спросил Чону, стараясь скрыть волнение в голосе. Он не доверял Мунджо и его неожиданному знанию о его личных переживаниях.

Ответ последовал незамедлительно, словно Мунджо предугадал вопрос.

— Ты громко ворочался во сне, тут довольно тонкие стены, не так ли? — загадочно заметил Мунджо, аккуратно складывая своё мокрое полотенце и кладя его на полочку. Его улыбка была едва заметной, но в ней читалась какая-то насмешливая ухмылка. Он явно наслаждался моментом, держа Чону в напряжении.

Чону фыркнул, стараясь продемонстрировать равнодушие. Он резко выключил воду, и, стараясь не встречаться взглядом с Мунджо, поспешил закончить водные процедуры, желая как можно скорее покинуть душ и избавиться от назойливого присутствия старшего коллеги. Атмосфера в душевой комнате сгустилась, наполнившись невысказанными вопросами и напряжением.

— Может, выпьем пиво? Вместе с Сухён... — спокойно предложил сосед из 304, его взгляд был пристальным, словно он пытался проникнуть в самую глубину души Чону.

Парень резко развернулся, его лицо исказила гримаса ярости. В его глазах вспыхнул огонь, и он с нескрываемой агрессией посмотрел на Мунджо.

— Я буду занят, Сухён тоже, — коротко ответил Чону, его голос был сжат от злости. Он старался говорить спокойно, но в каждом слове слышалась угроза.

— Откуда ты знаешь, что твоя сестра будет занята? — иронично подметил Мунджо, уголки  бледных губ едва заметно приподнялись в усмешке. Эта улыбка раздражала Чону еще больше.

Парень тихо прошипел от раздражения, вызванного назойливыми вопросами дантиста о Сухён. Его терпение иссякло.

— Мне пора на работу, — резко оборвал Чону разговор, не желая тратить ни секунды больше на общение с Мунджо.

Мысль о том, что Мунджо, этот загадочный и, казалось, ненормальный обитатель 304-й квартиры, проявляет такой интерес к его сестре, пугала Чону. Пусть брюнет подтачивает его, провоцирует, делает всё, что ему заблагорассудится, но Сухён... Сухён была вне зоны допустимого риска. Её безопасность — это то, что Чону был готов защищать любой ценой.

— Тогда до встречи, лапуля... — холодный, пронзительный  голос Мунджо прозвучал в пустеющей душевой, эхом отражаясь от кафеля. Эти слова, сказанные с явным намёком, заставили сердце Чоны сжаться от тревоги. Сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь гулким ритмом в ушах.

Чона тяжело выдохнул, сдерживая нарастающую ярость. Он резко выскочил из душевой, громко хлопнув дверью.

***

Ночь глубоко опустилась на Сеул. Улица погрузилась в густую тьму, лишь яркий диск луны заливал всё вокруг холодным, серебристым светом. Девушка лежала на холодной, деревянной скамейке, вперив взгляд в луну. Её мысли были заняты Чону и Мунджо, эхом отзывавшимися в памяти. Полнолуние... скоро. Что он имел в виду? Она смотрела на ночное небо, безмятежное и бесконечное, словно пытаясь найти там ответы на свои вопросы. Её лицо оставалось непроницаемым, эмоции скрывались глубоко внутри. Ей было всё равно, что шепчутся проходящие мимо люди, их осуждающие взгляды и перешёптывания не достигали её, не тревожили её спокойствия. Она была поглощена своими мыслями, своей тайной, своим ожиданием полнолуния. Тишина ночи окутывала её, как тёплый плед, и лишь мерцание звёзд и холодный свет луны были ей свидетелями.

Вместе с луной в памяти Сухён всплывал образ Чону. Его последние слова, грубые и отстранённые, жгли, словно осколки стекла. Их отношения... когда-то они были неразлучны, лучшими друзьями, братом и сестрой, готовыми отдать друг за друга жизнь. Теперь же между ними выросла непроницаемая стена из недомолвок и скрытых опасений. Чону пытался её защитить, оберечь... но от кого? От Мунджо? Сухён сама столько раз пыталась оградить Чону от опасности, которую представлял собой их непредсказуемый сосед. Горькая обида сдавила горло, и одинокая слеза, горячая и солёная, скатилась по щеке. Это было чертовски тяжело, невыносимо тяжело. Она снова и снова перебирала в голове все произошедшие события, словно пытаясь найти ключ к разгадке этой сложной головоломки из лжи, недоверия и опасности. Быстро вытерев слезу тыльной стороной ладони, Сухён резко повернула голову направо. В следующее мгновение она отшатнулась, издав пронзительный, полный ужаса крик. Перед ней, в нескольких сантиметрах от лица, стоял Мунджо. Как она его не заметила? Его лицо, бледное в лунном свете, выражало что-то нечитаемое, и это было пугающе. В глазах, скрытых в полутьме, плясали странные отблески. Сухён почувствовала, как страх обжигает её изнутри.

— Какого чёрта?! Сколько ты тут стоишь?! — ярость вырвалась наружу, пронзив ночную тишину. Сухён, сжимая кулаки, впилась взглядом в Мунджо. Тот мягко улыбнулся, но в его глазах, темных и глубоких, как ночное небо, читалась нескрываемая внимательность, что-то, что пугало больше, чем сама улыбка.

Сухён, стараясь хоть немного успокоиться, окинула его взглядом. Мунджо, разумеется, переоделся, сменив свой белый халат на строгий, темный костюм. Тёмно-зеленая рубашка, идеально сидевшая на фигуре, и черные брюки создавали эффектный, почти элегантный образ. Неожиданно для себя, Сухён хмыкнула, признавая про себя: выглядел он действительно довольно привлекательно.

— Ты плакала, — Мунджо произнес это тихо, с некоторой настороженностью в голосе. Вопрос прозвучал не как простое любопытство, а как нечто большее, как попытка проникнуть в её внутренний мир, в её боль.

Когда Мунджо увидел её плачущую, внутри него что-то неприятно сжалось. Это чувство было ему незнакомо, неожиданным и пугающим. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного, и это замешательство, эта непонятная реакция на чужую боль.

— Просто... тяжёлый день, — пробормотала Сухён, стараясь скрыть истинные причины своих слёз. Она отвела взгляд, лёгким движением поправила выбившуюся из причёски прядь тёмных волос. Затем, сделав несколько шагов, она приблизилась к Мунджо. Этот манёвр был задуман как ненавязчивая попытка намекнуть на усталость и желание остаться в одиночестве, чтобы он наконец-то оставил её в покое и бла бла бла.

— Ты можешь мне не врать, — спокойно сказал Мунджо, едва заметно приподняв брови. Он прекрасно понимал, что Сухён не расскажет ему всего сразу. Её эмоциональная закрытость, привычка скрывать чувства от всех, кроме брата, была для него очевидна. И хотя это казалось похвальным, он-то знал, что он для неё не просто чужой человек.

— Просто сложные отношения с братом, вот и всё, — ответила Сухён, отстранённо. Её голос звучал ровно, без каких-либо эмоций, но в нём чувствовалось напряжение, желание поставить точку в этом разговоре, отгородиться от настойчивости Мунджо.

Сухён не могла постичь парадоксальной природы Мунджо. Он казался ей сумасшедшим, опасным, граничащим с безумием, но также... неожиданно появлялись комплименты, неожиданная помощь, внимание, и эти странные, слащавые прозвища, которыми он её награждал. Шатенка искренне не понимала, что чувствует к нему. Он был, без сомнения, симпатичен – отрицать это было бы глупо, – но его переменчивый характер, его непредсказуемость пугали куда больше, чем привлекали.

Мунджо сам запутался в своих чувствах. С каждым днём, проведённым рядом с Сухён, он открывал в себе новые, неведомые ранее эмоции и ощущения. Его поведение, его действия – всё это было чем-то новым и непредсказуемым даже для него самого. Он мог бы даже сказать, что в какой-то степени он одержим ею, что это чувство захватило его целиком и полностью. Возможно, именно это и было его "проявлением любви" – нечто странное, не вписывающееся в его привычную систему координат. Брюнет жаждал большего, хотел попробовать что-то новое, что-то, что резко контрастировало с его обычным поведением.

— Жаль. Славно, что ты мне кое-что должна, — резко перевел тему он и хмыкнул с легкой усмешкой.

Шатенка удивленно подняла брови, не понимая, что он имел в виду. Что? Что я ему должна? — мелькнула мысль в её голове, и она нахмурилась, уставившись на него с недоумением.

— Эм... что? Что я должна..— тихо спросила кареглазая девушка, пытаясь разобраться в ситуации. Неужели это тот случай, когда он оплатил её удаление зуба?! Эта мысль пронеслась в её голове, вызывая легкую агрессию.

— Ты действительно думаешь, что я стал бы просто так платить за прием, не прося ничего взамен? — иронично произнес брюнет, приближаясь к ней. Его глаза блестели с вызовом, а на губах играла едва заметная усмешка.

Девушка почувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она старалась сохранить спокойствие, но его слова вызывали у неё растерянность и злость одновременно. Она не могла понять, почему он так себя ведет и что именно он от неё хочет.

Девушка инстинктивно отступила назад, но её запястье перехватил парень, притягивая её ближе к себе. Она стукнулась об его грудь, и на мгновение показалось, что их сердца бьются в унисон. Сухён тяжело выдохнула ему в лицо, пытаясь собраться с мыслями.

— Ты мог раньше об этом сказать! Тогда бы я сама оплатила... — огорченно произнесла она, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Ей не нравилось, что она оказалась так близко к нему; его дыхание касалось её чувствительного лица, вызывая мурашки по коже.

Мунджо же, напротив, был заинтригован. Ему было любопытно узнать, какие эмоции испытывает его соседка в этот момент. Он чувствовал её смущение: её щеки порозовели, а дыхание сбилось. Он слышал, как учащенно стучит её сердце, и это давало ему странное удовлетворение. Подмечая этот интересный факт, он произнес с лёгкой иронией:

— И когда ты перешла со мной на "ты"? — слегка ухмыляясь, спросил он, приближаясь ещё ближе.

Сухён почувствовала, как от его слов внутри всё заколебалось. Она попыталась отвлечься от его взгляда, который казался таким проницательным. Её мысли путались: она не могла решить, что именно чувствует к Мунджо — раздражение или что-то большее.

Девушка лишь закатила глаза на его слова, уже собираясь ответить, но внезапно замерла, ощутив на своих губах другие. Губы Мунджо аккуратно, но с некой силой коснулись её губ, вызывая у неё мгновенное удивление. Она тихо промычала, пытаясь отстраниться, но его сильная рука не позволила ей этого сделать — он  положил ладонь на её затылок, ещё больше приближая их лица.

Мунджо продолжал целовать её, его губы касались её с такой легкостью и в то же время с такой настойчивостью, что это вызывало у Сухён смешанные чувства. Мунджо ощущала вкус крови — остатки после удаления зуба — что делало поцелуй более интенсивным и чувственным. Он словно исследовал её губы, каждое прикосновение было наполнено нежностью и страстью, и она не могла не заметить, как быстро её сердце забилось в ответ.

Сухён почувствовала, как внутри неё закипают эмоции — удивление, смущение и даже некое волнение. Она пыталась сопротивляться, но его объятие было слишком крепким, а поцелуй слишком завораживающим.

Шатенка, чувствуя на себе приятные и нежные губы Мунджо, оцепенела. Внизу живота приятно тянуло от нарастающих чувств. Она решила ответить на его поцелуй, и это было очень странно, но в то же время удивительно приятно. Её тело слегка дрожало от нахлынувших эмоций, которые смешивались с волнением и нежностью.

Дантист прикусил её губу, и оттуда потекла кровь. Он быстро слизал её, не отрываясь от её губ, и это добавило в поцелуй особую остроту. Но в конечном итоге все хорошее имеет свой предел. Мунджо медленно отстранился от неё, внимательно рассматривая её лицо. Губы Сухён были красными и даже слегка кровавыми после этого незначительного укуса.

Шатенка также внимательно следила за его действиями, но, словно выйдя из транса и помотав головой, она ударила его по щеке. Резкий звон послышался на улице. Это было ожидаемо, подумал он и хмыкнул. Мунджо даже не сдвинулся на миллиметр, разглядывая уже более тяжелым взглядом лицо своего творения.