18. Обещаю
Hollow слишком повлияла на меня, поэтому на обложке истории теперь эта изумительная фоточка) так. Не отвлекаемся от истории, приятного чтения)
____________________________________
Минхо остановился у двери машины, его пальцы всё ещё сжимали ключ, но взгляд был направлен совсем не туда — в глаза Хану, в самую глубину. Он стоял близко, так близко, что между ними почти не осталось воздуха. Тишина будто затихла, сливаясь с ритмом их сердец.
— Хан… — прошептал он, чуть дрогнув голосом.
Хан поднял голову, его губы дрогнули, глаза затуманились. В этот момент внутри него всё растворилось — обиды, страх, неуверенность. Остался только он, Минхо. Только их дыхание, что теперь звучало почти синхронно.
Минхо медленно потянулся вперёд, его рука коснулась щеки Хана — тёплой, чуть влажной от прохладного ветра. Он не спешил. Он будто спрашивал: «Можно?» — и ждал ответа не словами, а сердцем.
Хан не отпрянул. Наоборот — он чуть наклонился вперёд, и в следующее мгновение их губы встретились. Осторожно, мягко, как первое прикосновение весны к замёрзшей земле. Это не был поцелуй страсти или отчаяния. Это был поцелуй надежды. Тепла. Безмолвного «я здесь».
Губы Минхо чуть подрагивали, словно он боялся спугнуть момент, а Хан, закрыв глаза, позволил себе полностью раствориться в нём. Руки скользнули вверх — одна обвила шею, вторая прижалась к груди. Сердце билось у обоих, будто в унисон.
Поцелуй длился всего несколько секунд, но в этих секундах поместилось больше, чем в целой жизни — прощение, забота, признание, любовь. Всё то, что они не сказали, теперь было между ними — простым, тёплым касанием губ.
Когда они отстранились, глаза Хана оставались закрытыми, будто он боялся, что если откроет их, момент исчезнет.
Минхо улыбнулся, тихо прошептав:
— Спасибо, что остался.
Хан улыбнулся в ответ, не открывая глаз:
— А ты спасибо, что нашёл меня снова.
Они ехали домой молча, но в этой тишине больше не было холода. Напротив, она была спокойной, даже уютной. Их пальцы легко соприкасались на подлокотнике, будто неосознанно искали друг друга. За окном проносились фонари и редкие машины, но весь их мир сейчас помещался в тёплом салоне автомобиля.
Хан время от времени украдкой поглядывал на Минхо — тот выглядел сосредоточенным, но в уголках губ таилась лёгкая, почти невидимая улыбка. Он больше не был напряжён, его плечи опустились, и всё в его позе говорило: «Я дома».
— Устал? — наконец спросил Хан, осторожно.
Минхо кивнул, не отрывая взгляда от дороги.
— Есть немного. Но знаешь… я устал не от миссий. Я устаю, когда между нами что-то не так.
Хан слегка улыбнулся, глядя на него.
— Тогда отдыхай, мы же дома. Всё хорошо.
— Да, — прошептал Минхо. — Всё хорошо.
Когда они вошли в дом, на них опустилось то самое, драгоценное чувство: защищённости. Ночь была тиха, и за окнами ветер лишь слегка шевелил занавески. Они прошли вглубь квартиры, не включая яркий свет — только приглушённый светильник на кухне окутал их мягким сиянием.
Хан первым разулся, бросил взгляд на гостиную.
— Чай?
— Только если с тобой, — ответил Минхо.
Они прошли в кухню, и пока чайник закипал, Хан устроился на стуле, подтянув ноги к груди. Минхо встал рядом, облокотился на столешницу. Он выглядел спокойным, домашним. Таким, каким Хан всегда хотел его видеть.
— Мы справимся, — вдруг сказал Минхо.
— Я знаю, — ответил Хан. — Потому что теперь ты со мной.
Минхо подошёл ближе, опустился на колени перед ним, положив голову Хану на колени. Его руки обвили талию парня, и тот мягко провёл пальцами по его волосам.
— Добро пожаловать домой, Минхо.
— Я никогда больше не уйду, — прозвучал тихий ответ.
И больше им не нужно было слов.
Чайник закипел с лёгким щелчком, и пар лениво потянулся к потолку. Хан аккуратно разжал объятия, в которых оказался Минхо, и встал, направляясь к плите. Его движения были медленными, почти сонными — как будто он боялся разрушить хрупкое спокойствие, которое окутало их с того самого момента, как они переступили порог.
Минхо не двинулся с места. Он просто наблюдал, как Хан достаёт две любимые кружки — тёмно-синюю для себя, серую с золотистым ободком для Минхо. Именно из неё тот пил каждый раз, когда Хан заваривал чай. В ней даже осталась тонкая трещинка у ручки, которую Минхо почему-то особенно любил.
— Мяту или ромашку? — спросил Хан, не поворачиваясь.
— Мяту. Она пахнет… — Минхо замолчал на полуслове, а затем добавил: — Тобой.
Хан не ответил, но его уши предательски покраснели. Он насыпал чай, залил кипятком и тихо вернулся к столу. Поставил кружку перед Минхо, который уже устроился на стуле, облокотившись на спинку и лениво потягиваясь.
— Спасибо, — мягко сказал он, принимая чашку. Пар обжигал пальцы, но Минхо не отдёргивал руку.
Хан сел напротив, обняв свою чашку обеими руками. Её тепло передавалось коже, и с каждой секундой он чувствовал, как усталость от дня покидает его. Они сидели так пару минут, не произнося ни слова. Только редкие глотки и взгляды, наполненные молчаливой привязанностью.
— Знаешь, — вдруг сказал Минхо, — я никогда не думал, что вот так… тихо может быть так… полноценно.
Хан улыбнулся. Он понял, о чём Минхо. Этот вечер, эти редкие секунды между заданиями, когда ты не наготове, когда никто не гонится за тобой — это было счастье. Самое обыденное и самое настоящее.
— Я бы хотел больше таких вечеров, — прошептал Хан, почти неосознанно.
— Будут, — уверенно ответил Минхо. — Обещаю.
И в этой простой фразе было всё: защита, вера и обещание будущего.
Продолжение следует...