5.
Этот день преподносит мне еще два сюрприза. Сначала я замечаю, как мой отец тайком пробирается в дом, после того как без меня побывал у моего врача. Такое происходит уже не в первый раз.
- Папа! - кричу я и, протирая глаза, сажусь на кровати.
Меня разбудил скрип половиц, когда отец крадучись шел мимо моей двери. На часах шесть вечера. Прием был назначен на четыре. Предполагалось, что мы пойдем туда вместе. Черт возьми!
- Ты выключил мой будильник?
- Признаю себя виновным, - отвечает папа, понурив голову. - Ты так мирно спала, и я подумал, что вчерашняя ночная прогулка тебя переутомила. Вот я и принял руководящее решение: дать тебе отоспаться.
- Ты просто не хочешь выводить меня днем из дому, хотя мы оба знаем, какие меры предосторожности нужно принимать. - Я укоризненно смотрю на отца, вздернув бровь. - Не говоря уж о том, что ты терпеть не можешь, когда доктор Дэвис беседует со мной начистоту.
Папа беспомощно пожимает плечами:
- Она такая пессимистка! Зачем тебе слушать ее безрадостные рассуждения? Особенно сейчас. Ведь у тебя в жизни все так хорошо складывается…
Я хлопаю по кровати рядом с собой. Пару секунд отец стоит, молча глядя на меня, потом нехотя садится. Он напоминает ребенка, которого поймали за кражей печенья из банки.
- Так что она сказала? - требовательно произношу я.
- Да ничего. Спрашивала, нет ли у тебя проблем с моторной функцией и не выходила ли ты на солнце. Я, разумеется, ответил, что нет.
Я протягиваю ему раскрытую ладонь, как бы говоря: «Знаю, это не все. Выкладывай».
- А как насчет исследования в Вашингтонском университете?
По папиному лицу расползается широкая улыбка:
- Дело продвигается! Результат может появиться в любой момент!
- Ты знаешь, что я не сдамся. Мы же борцы. Никуда я от тебя не денусь.
Отец пытается ответить на мою улыбку, но лицо у него по-прежнему бледное.
- Да ладно тебе, - прибавляю я. - Мое общество тебе еще надоест, ты не сможешь от меня избавиться.
- Хорошо. Потому что этого я, наверное, не переживу.
В папином ответе прозвучала та честность, которой я ждала. И мне, и ему она причинила нестерпимую душевную боль.
Пока я борюсь с собой, чтобы не разрыдаться, приходит SMS от Кимберли:
«Блокнот у меня, но надо бежать на работу. Оставила в кассе».
Я вздыхаю. Как это похоже на мою подругу – не довести дело до конца! По моей теории, пока не подтвержденной, у нее запущенный синдром дефицита внимания при гиперактивности. Эта девчонка никогда не сидит на месте (плюхнется на стул перед моим рабочим столом – и крутится, и крутится), тем не менее умудряется везде опаздывать. Сама Ким со мной категорически не согласна. Говорит, что она просто суперэнергична и пытается провернуть за день целую кучу дел, а сутки слишком коротки. Мы давно бросили спорить об этом, поскольку понимаем, что к единому мнению все равно не придем.
А вообще я довольна: тексты всех песен, которые я написала за свою жизнь, не потеряны. И как бы я ни ворчала из-за того, что придется опять топать на станцию, в этом тоже есть свой плюс. Мне не помешает прогуляться, проветрить голову. Свежий воздух лечит почти все. Он прогонит мысли о том, какое горе переживает из-за меня отец, и о том, как я облажалась при встрече с парнем своей мечты.
Я надеваю джемпер с эмблемой уже не существующего баскетбольного клуба фанатом которого папа когда-то был, натягиваю джинсы и зашнуровываю черные кеды. Спускаюсь. Папа одновременно работает за ноутбуком (должно быть, проставляет оценки за последнее задание, которое дал своим ученикам), смотрит по телевизору бейсбольный матч, покрикивает на игроков и уплетает сэндвич.
- Можно, я схожу на станцию за своим блокнотом? Забыла его там вчера. Он у Фреда.
Папа так увлечен своим сэндвичем, что едва поворачивает голову в мою сторону.
- Как придешь туда, напиши. Будь осторожна. Сразу возвращайся. Люблю тебя, - шепелявит он, не переставая жевать ветчину с сыром.
Для него это характерно: ненадолго, туда и обратно, он отпускает меня не моргнув глазом, но не находит себе места, если я отсутствую чуть дольше и получаю шанс хотя бы немного пожить той жизнью, которой живут нормальные подростки.
- А я люблю тебя еще больше, - говорю я.
Он проглатывает здоровенный кусок и, прежде чем откусить от сэндвича в очередной раз, изрекает:
- Это невозможно.
Я ухожу. В голове быстро мелькает: «Где сейчас Том? Что делает? С кем?» После этого я опять начинаю мысленно пилить себя за бред про кошачьи похороны. Не важно, что делает Том, где и с кем находится. Я с ним в ближайшее время точно не пересекусь.
Поднявшись по ступеням на платформу, я направляюсь к билетной кассе. Фреда в конторе нет. Может, он оставил блокнот на скамейке напротив облюбованного мной места? Я заглядываю за угол: действительно, блокнот на лавке. Но не просто на лавке, а в руках Тома Каулитца, который на ней сидит. Он перелистывает страницы так, будто просматривает старый номер какой-нибудь газетёнки.
Даже не знаю, по какой причине сильнее расстраиваться: оттого, что при прошлой встрече с парнем наболтала глупостей, или потому, что сейчас он копается в моих самых сокровенных мыслях и переживаниях. Никогда еще я не чувствовала себя настолько униженной. Как бы заполучить блокнот обратно так, чтобы Том меня не увидел? Вот только решу эту задачку – и домой.
Я прячусь за стеной, звоню Кимберли на работу и, как только она берет трубку, шепчу:
- На помощь!
- Кафе-мороженое! Здравствуйте! - весело откликается Ким. – Как проходит второе свидание с Том?
От удивления я разеваю рот:
- Что-о? Откуда ты знаешь, что он здесь?
- Я отдала Тому твой блокнот на хранение, - отвечает она так, будто сделала нечто само собой разумеющееся.
Я ударяю себя ладонью по лбу:
– Кимберли Хьюз, я тебя убью! Как ты могла так со мной обойтись? На мне старый отцовский джемпер, и я даже не причесалась!
В ответ моя подруга смеется:
- Виола, не знаю, как объяснить, но я, хотя тебя сейчас не вижу, точно знаю: ты суперсекси!
- Если б ты меня видела, ты бы так не говорила, - шиплю я.
- Виол, повиси секунду, - бросает Ким, а потом я слышу ее крик: - Я по телефону разговариваю! Не видишь?!
Надеюсь, она не на покупателя наорала. Для того чтобы поехать в колледж, ей нужны деньги, и увольнение было бы некстати. Найти другую работу будет непросто: во-первых, вакансий - раз-два и обчелся, во-вторых, городок маленький и все быстро узнают о том, что с прежнего места человек ушел не по собственному желанию.
- Это ведь не покупатель был? – спрашиваю я, когда Кимберли опять берет трубку.
- Он самый. Сначала. А потом еще Билл – этот зануда, с которым я работаю. Задает мне миллион вопросов за смену: «Что ты любишь делать в свободное время, Кимберли? Какое мороженое тебе больше нравится, Кимберли? Есть ли у тебя братья или сестры, Кимберли? Какая твоя любимая телепередача, Кимберли?» Лепечет без умолку, как двухлетний.
- Вообще-то, это называется «человек проявляет к тебе интерес». Он пытается завязать с тобой разговор. Что тут такого?
Кимберли почему-то терпеть не может, когда парни интересуются ею. Она предпочитает «плохих мальчиков», которые говорят только о себе.
- Плевать, как это называется. Меня его вопросы раздражают, и все. А насчет Тома… Виола, будь собой. По-моему, он душка. И ты ему нравишься, вот уж точно. Просто пообещай, что постараешься не нести околесицу.
Теперь у меня нет выбора: придется заговорить с Томом, если я хочу получить обратно свой блокнот.
- А ты постарайся не рявкать на этого твоего Билла, – вздыхаю я. – Жалко беднягу.
- Вот уж нет! – фыркает Ким. – Жду твоего звонка.
Прежде чем я успеваю ответить, она бросает трубку. Делать нечего. Набрав в легкие побольше воздуху, я направляюсь к Тому. Когда я подхожу совсем близко, он поднимает голову и вознаграждает меня самой открытой и приветливой из всех улыбок, какие я видела в своей жизни. Губы у него идеальные: не слишком пухлые и не слишком тонкие. Они, наверное, никогда не обветриваются и не трескаются. Пирсинг который идеально вписывается в его внешность. Глаза такие теплые и дружелюбные, что мне кажется, будто я тону в океане доброты. Минуту назад я злилась на Тома за вторжение в мое личное пространство, но теперь совершенно об этом забыла.
- Так ты настоящая! - восклицает он. - А я думал, ты мне приснилась или что-то вроде того…
- Ты был в фазе быстрого сна?
Он смотрит на меня, не зная, как реагировать на дурацкую шутку. Я пытаюсь поправить положение:
- Забей. Конечно, ты не спал, я это и хотела сказать. Мы ведь разговаривали. А быстрый сон - это такая фаза, во время которой возникают сновидения. Активность мозга высокая, и глаза под веками постоянно бегают. Очень странно. Похоже на пишущую машинку…
Я резко замолкаю, понимая, что меня опять понесло. Том усмехается. Но не зло, а как-то мило. Весело.
- Спасибо, что нашел мой блокнот, - говорю я, протягивая руку.
Но он не торопится выпускать свою добычу.
- Я до сих пор не знаю, как тебя зовут.
- Виола.
Видимо, это был пароль. Теперь Том передает мне блокнот. Я перелистываю странички, проверяя, все ли в порядке. Вроде бы да. Тем не менее спрашиваю:
- Ты ведь не читал?
- Разве что немножко… – признается Том.
Я опять в ужасе и ярости. Может, в школе девчонки все ему спускают с рук, потому что он красавчик, но со мной этот номер не пройдет.
- Надеюсь, ты пошутил.
- Почему? - Том широко раскрывает глаза, как будто действительно не понимает.
- Нельзя читать чужие записи! – говорю я, размахивая блокнотом. – Это что-то вроде дневника. Думаешь, если ты красивый, тебе можно совать нос в чужую личную жизнь? Улыбнулся – и все? Такой у тебя приемчик?
На лице Тома снова появляется обворожительная усмешка:
- Ты считаешь меня красивым?
Я вспыхиваю от стыда. Щеки и уши горят. Не хватало еще вспотеть. Остается надеяться, что в темноте все это не очень заметно.
Том поднимает руки:
- Послушай, мое вмешательство в твою личную жизнь было минимальным и необходимым. Я просто хотел узнать, кому этот блокнот принадлежит, а ты очень быстро убежала…
Я молчу. Так легко Том не отделается.
- Мне нравится, что ты пишешь от руки, - прибавляет он мягко. - Это так старомодно. И прикольно.
Тут я снова по уши в него влюбляюсь и ничего не могу с этим поделать. Маленькая обида - ерунда по сравнению с тем, как сильно он мне нравится. Я начинаю улыбаться:
- Спасибо. За то, что нашел блокнот.
А вдруг Кимберли и Эбби были правы? Может, действительно стоит дать шанс Тому и другим моим сверстникам? Пусть удивят меня! Вероятно, все не так уж и безнадежно? Сегодняшняя встреча, по крайней мере, прошла более или менее гладко. Довольная тем, что на этот раз сумела разрулить ситуацию без вранья про кошачьи похороны, я собираюсь уйти.
- Еще один кот скончался? - кричит Том мне вслед.
Я оборачиваюсь и смеюсь:
- Нет, просто иду домой.
- Можно тебя проводить?
- Думаю, да.
У меня голова кружится от счастья, но я не собираюсь это демонстрировать. Что-то подсказывает мне: Тому Каулитцу никогда не приходилось лезть из кожи вон, чтобы привлечь внимание девушки. Пускай увидит, что я не такая, как все. И дело не в моей ПК. Просто я - это я.
- Пошли, – бросаю я через плечо.
Мы не спеша шагаем прямо по дороге и разговариваем. Машин нет, можно не опасаться. Кругом все тихо, и эхо наших шагов отражается от спящих домов, мимо которых мы идем. Мне хорошо. Спокойно.
Когда я говорю, что была на домашнем обучении, Том переспрашивает:
- На домашнем обучении? Клево!
Я вспомнила те ночи, когда папа гонял меня по Периодической системе, созвездиям или латинским глаголам. Том до смешного неправильно представляет себе, каково это - учиться дома.
- Ничего не клево. Совсем наоборот. Мой отец излишне меня опекает, - прибавляю я, хотя это и кажется мне очевидным.
Том смотрит по сторонам, потом вверх, потом снова на меня и говорит:
- Он сейчас за нами, случайно, не наблюдает?
- А как же! Наверняка где-то тут кружит беспилотник.
Том хохочет. Я тоже смеюсь - не оттого, что в восторге от собственной шутки, а потому, что смогла его рассмешить. Кто бы мог подумать?! Еще двадцать четыре часа назад я была на дне глубокой ямы, а сейчас поднялась так высоко!
- Ну и… может, выскажешь свое мнение?
– О твоем папе с беспилотником? Пожалуй, это перебор. А ты как считаешь?
Я опять начинаю смеяться:
- Да нет! Я про песни, которые ты прочел без моего разрешения.
Том пожимает плечами:
- Даже не знаю. Читать песни я не умею. По-моему, их надо слушать.
Я останавливаюсь. Мы почти у дома. Готова поспорить, что отец сейчас стоит в гостиной и смотрит то в приложение, при помощи которого он отслеживает местонахождение моего айфона, то в окно и ждет, когда я войду. А мне меньше всего хочется объяснять ему, кто такой Том и почему мы шли вместе.
- Ты здесь живешь?
- Нет, вон там, повыше. - Показываю вглубь квартала. - Папа чутко спит, а я не хотела бы его будить.
Том внимательно смотрит на мое жилище.
- Странно, что мы до сих пор не пересекались. Я ездил мимо твоего дома на скейте. На тренировки.
- На тренировки? - переспрашиваю я, хотя, конечно же, знаю, о каких тренировках речь.
Разве я могу не знать? Он каждый день проезжал у меня под окнами с доской для плавания и прочей плавательной всячиной под мышкой, а на рюкзаке красовалась эмблема команды. Да еще местная газета чуть ли не еженедельно писала о том, как Том установил на сборах очередной рекорд.
- Да, я занимался плаванием, участвовал в соревнованиях.
Искорки в глазах Том, делавшие его таким привлекательным, вдруг погасли.
- Занимался? А сейчас не занимаешься?
Том пожал плечами:
- Долгая история.
Я переключаю передачу, надеясь вернуть ему хорошее настроение.
- Действительно странно, что ты знаешь мой дом. Правда?
- Да…
Он по-прежнему грустит. Волшебство, которое нас окутывало, испарилось. Может, в следующий раз (если следующий раз будет) оно вернется. А пока мне лучше исчезнуть.
- Ну, я пойду. Спасибо за компанию, – говорю я и, сделав два шага, слышу, пожалуй, самые приятные слова, когда-либо звучавшие на английском:
– Виола?.. Как насчет того, чтобы куда-нибудь пойти?
Я резко оборачиваюсь:
- Вместе?
Он смеется, превращаясь в прежнего беззаботного Тома.
- Нет, вообще. По отдельности. Вместе, конечно же!
Я начинаю нервничать. Как рассказать Тому про мою болезнь? Согласится ли папа меня с ним отпустить? Если да, то не напорю ли я опять какой-нибудь чепухи? Но вдруг до меня доходит: это же Том Каулитц – парень моей мечты! Я должна попробовать. Ради Кимберли и Эбби, а главное, ради себя самой.
- Я… весь день буду занята. Освобожусь только поздно вечером, - говорю я, стараясь обходить трудные темы.
- Я тоже к вечеру освобожусь, – отвечает Каулитц, опять слегка пожимая плечами.
Как мило это у него выходит!
- Тогда напиши свой номер вот здесь. - И я подхожу к нему, листая блокнот в поисках страницы, не исписанной стихами или аккордами и не исчирканной каракулями.
Вот, нашла. И что я вижу? На первом же свободном листке Том уже вывел аккуратными печатными буквами свое имя, а рядом номер телефона.
- Ого! Ловко! - восклицаю я и перестаю теребить блокнот.
Том в очередной раз растапливает мое сердце улыбкой:
- Это еще один мой приемчик. Я опытный.
Несколько секунд мы оба просто стоим и улыбаемся. Наконец мне становится немножко неловко, я прощаюсь, теперь уже по-настоящему, и бегу к дому.
У меня свидание! С Томом Каулитцем! Оглянувшись, я вижу, что он не ушел. Смотрит на меня и улыбается. Я машу ему, уже не чувствуя неловкости. Мне тепло и приятно. Как будто внутри меня зажегся огонек.
Том Каулитц хочет со мной встретиться! Со мной! Это для меня пока непривычно – думать о живом, настоящем Томе, а не о картинке, которую я видела из окна. Он, кажется, отвечает мне взаимностью. Становится чуточку страшно. В хорошем смысле. По-моему, мне это нравится.