Когда зародилась любовь

Я ненавижу осень за её мрачность и депрессивность. И как-то так сошлись обстоятельства, что всё дерьмо началось этой осенью. Депрессивность, скука, печаль обрушиваются на нас всех именно сейчас — и это в который раз подтверждает мою теорию о том, что всё плохое происходит в этот сезон.

Во дворе становится также тоскливо. Если летом мне нравилось работать в беседке, то теперь я работаю тут от безысходности — просто потому, что внутри дома у меня мысли крутятся совсем не о работе.

Немного откинувшись назад, я тянусь рукой к ноутбуку и закрываю его, чтобы немного отвлечься. Всю прошедшую неделю я то и делал, что пытался загрузить себя полностью работой. Мне нужно было быть измотанным, чтобы всё, что мне хотелось делать, — лечь спать.

Спал я, кстати, в кабинете. На диване. Как провинившийся муж. Хотя почему «как», если так оно и было. Всё было как в типичных мелодрамах.

Чувствуя вибрацию в кармане брюк, я достаю телефон и закрываю глаза, когда вижу от кого поступил звонок. Маттео. Чёрт, конечно, это очень вовремя. С тех пор, как Киара отреклась от меня, её родители не понимали, как себя вести. Они были в замешательстве точно так же, как и я. С одной стороны, её поведение можно было объяснить. С другой стороны, они не понимали мою вину во всём этом. И даже Маттео, который угрожал мне всем, чем только можно, кажется, был на моей стороне в этом случае.

— Добрый день, — снимая трубку, здороваюсь я.

— Асмодей, где сейчас Киара?

— Дома, конечно же, а в чём проблема?

— Она не отвечает на мои звонки.

— Моё существование она и вовсе не замечает, — хмыкнув, парирую.

— Я думаю, что будет лучше, если Киара приедет к нам на какое-то время. Ханна хочет с ней поговорить, да и я тоже. Мы понимаем и разделяем её боль и скорбь по Розе, но то, что происходит с ней и между вами, нам не нравится. Ты не будешь возражать, если моя дочь поживёт с нами пару недель? Возможно, это пойдёт вам на пользу.

Пойдёт на пользу?

Мне кажется, это лишь обрадует её, ведь она избавится от меня.

Я не могу отказывать Маттео в этой просьбе, хотя Киаре отказал. Но отказывая ей, я имел какие-то малейшие надежды на то, что это будет означать, что мы будем хотя бы пересекаться, и она перестанет так себя вести. Однако эти надежды не оправдались. Всё, что сейчас есть между нами — полная тишина с её стороны.

Каждый день, видя свою девочку, мне хочется снова коснуться её, снова поцеловать или просто элементарно поговорить. Сказать, как сильно я люблю её. Но это уже не взаимно, хотя я верю, что где-то в глубине души чувства остались, просто Киара в них слишком сильно запуталась.

— Конечно. Марио приедет за ней или мне попросить своего водителя отвезти Киару?

— Марио приедет. Спасибо.

Её отец сбросил трубку сразу. А я вновь оказался в замешательстве наедине со своими мыслями.

♆♆♆

Киара молча собрала свои вещи, когда Ана сообщила ей, что приехал Марио. Прошла мимо меня — я бы даже сказал сквозь меня. Не кинула даже одного несчастного взгляда. И я почти сдался и отпустил её саму, однако другая часть меня — разозлившаяся и любящая этого чертёнка — заставила снова быть мудаком и плевать на её просьбы и желания.

Пока девушка стояла сзади со своим семейным водителем, я быстро юркнул в машину на заднее сиденье. Знал, как только Киара меня заметит — начнётся бунт. И в эти моменты я видел в ней маленькую, запуганную, обиженную девочку. В эти моменты Киара совсем не казалась мне взрослой женщиной.

Дверца с другой стороны от меня открылась, и моментально последовал напряжённый вздох. И я уверен, что Киара сейчас закатила глаза.

— Зачем ты здесь? — монотонно, без грамма эмоций, спросила девушка, садясь рядом.

— Хочу быть уверенным в том, что ты доедешь до своего родительского дома в безопасности.

— Это не обязательно.

— Нет, Киара, обязательно. Я твой муж, и я волнуюсь за тебя. Конечно, тебе всё равно на все мои слова, но мне не всё равно на тебя.

Это тихое безразличие проникало под кожу и буквально разрезало меня на части — немного, по кусочку. Видеть её полную отдалённость с каждым разом становится только сложнее. Словно нас никогда не было и словно мы незнакомые друг другу люди.

Я знаю, что её любовь ко мне, возникшая за такой короткий промежуток времени, не была ложью. И Киара до сих пор любит. Просто слишком обижена и слишком горда, чтобы признаться мне и самой себе в этом.

Пока зеленоглазый чёрт сидел и пялил в окно или на водителя — куда угодно, только вот не на меня — я неотрывно смотрел лишь на неё. Я не знал, на сколько она уезжает, не знал, как скоро смогу снова увидеть её — не говоря о том, чтобы почувствовать. Почувствовать самое обычное биение сердца от её «любимый». Почувствовать касание ладошки на моей щеке, когда я притягиваю её за талию поближе к себе за поцелуем. Почувствовать её голову на своей груди, пока она мило сопит во сне. Поэтому мне хотелось запомнить каждую частичку её лица: каждый маленький прыщ, ту родинку на щеке, невероятно длинные ресницы, нижнюю пухлую губу, самый сладкий нос.

Руки зудели от искушения коснуться её тела — просто коленки или просто руки. Чего-нибудь, лишь бы ощутить её нежную кожу.

Я смотрел на неё долго и внимательно, как самый настоящий одержимый психопат, и вскоре заметил, как её брови печально опустились, а взгляд, устремлённый в окно, стал почти безжизненным. Киара явно загрустила. И мне хотелось верить, что в этот момент, хотя бы где-то в уголке её разума, мелькнуло моё имя.

— Я люблю тебя, — прошептал я, отчаянно прикусив губу. Вот так любовь действует на мужчин. Эта сука ослабляет.  

Не знаю, зачем вообще произнёс это. Но казалось, что так нужно.

И то, что ответила Киара, заставило меня прийти в себя:

— Я знаю, Асмодей.

Голова медленно совершила кивок, и казалось, что Киара боролась с собой, чтобы сказать ещё что-то, но она проиграла в раунде со своими обидой и гордостью, а ещё болью и… любовью.

Это «я знаю» будет мерещиться мне всюду, где не будет её.

Машина тормозит у особняка Маттео Риччи, и Киара спешит сбежать от меня. Я не останавливаю, просто выхожу следом. Марио помогает достать чемоданы и, жестикулируя, зовёт ко входу.

Я стоял у ворот и смотрел на то, как моя женщина сбегает от меня. На душе было так противно. В момент Киара остановилась. Обернулась. И лишь одними губами прошептала то, что мне было нужно: «Я тоже люблю тебя, Асмодей».

Время поможет. Время покажет. Время вернёт мне её.

♆♆♆

Эмоции. Чувства. Разум.

Что делать, когда всё это запуталось в сплошной комок, а ты вертишься вокруг него и пытаешься распутать, достать из него хотя бы что-то, чтобы стало проще? Правильно — сбежать с надеждой, что через время всё это распутается самостоятельно. Только вот затоптанные чувства, казалось, всё ещё оставались самыми сильными в этой схватке — и они первыми прорвались наружу.

Вероятно, Асмодей думал, что я не вижу его взглядов и совершенно ничего не понимаю, но это было не так… Мне бы хотелось, чтобы я ничего не понимала — так было бы куда проще. Сердце неугомонно колотилось в период, когда я вышла с машины и стала приближаться к дому. А почти на входе оно и вовсе болезненно закололо — так, что я скривилась.

Голова, словно она вовсе не принадлежала мне, повернулась, а вместе с ней и корпус. Губы тоже были не моими. Я не понимала, что делаю. Я ведь чётко решила, что сейчас мне хочется быть одной, что мне больно, и я не хочу ничего и никого рядом с собой. Верно, так решила я, а не моё и без того потрескавшееся сердце.

Сейчас дом ощущался просто моим убежищем. Местом, куда я могу вернуться, чтобы от чего-то сбежать. В этот раз не чувствовалось веселья, счастья. А вот ностальгия, наоборот, стала спешно съедать меня. Куда не посмотрю — всюду вижу Розу. Как она бежит мне навстречу. Как сидит на диване. Как болтает на кухне с Ривеном, пока тот выставляет на стол угощения, которые он покупал специально и исключительно для неё.

Бог ты мой, Ривен… а как же ему сейчас?

Я эгоистка. Самая настоящая эгоистка.

Я даже не позвонила ему ни разу, не узнала, как он. Я ведь никому не звонила…

А ведь это не только я потеряла подругу. Это и мой брат потерял любимую девушку, с которой у него так ничего и не сложилось. Это мои родители потеряли крестницу. Это Карлос и Стелла потеряли дочь…

Мама с папой встретили меня совсем не так, как было раньше: без улыбки. Мама торопливо подошла ко мне и сразу же крепко прижала к себе. Не нужно было каких-то слов, чтобы понять, что говорят эти объятия. Ей очень жаль. Она очень переживает за меня.

Папа не пытался казаться серьёзным и строгим, как было всегда. Он был крайне измотанным, ведь наверняка ни один его день не обходится без встречи с другом, потерявшего единственного ребёнка.

— Как Ривен? — шёпотом спросила я у папы, пока тот ненавязчиво проводил ладонью по моему позвоночнику.

— В комнате. Редко выходит, не общается.

Я не представляю, насколько сильно треснуло его сердце, если и вовсе на разбилось…

Медленно крадясь по коридору, стараюсь прислушаться к звукам в нашей комнате. Но там гробовая тишина. Я плавно приоткрываю дверь с протяжным «х-э-эй» и вхожу внутрь.

Ривен лежит на кровати, повёрнутый лицом к стенке. Я чувствую, что он не спит.

— Привет, малыш, — закрываю за собой дверь и подхожу к его стороне комнаты. — Даже не обнимешь меня?

— Зачем ты приехала?

Звон в ушах и учащённое дыхание дают понять мою реакцию на этот вопрос? Я впала в ступор. Ривен буквально загнал меня в угол.

— Потому что не могу находиться рядом с Асмодеем, — честно отвечаю я, и это кажется было именно тем, что хотел услышать брат, потому что после моего ответа он сразу повернулся ко мне.

И мне выпала возможность рассмотреть его лицо. Бледное, уставшее. Глаза были красными и мешки под ними выдают его состояние. Ривен не просто плакал, он страдал.

— Почему же? Это ведь твой муж.

— Тяжело, Ривен. Я понимаю, что если бы не он, не его титул и не его враги, всего этого могло бы не случиться. Поэтому я решила хотя бы на время полностью отдалиться от него, чтобы мои чувства и эмоции немного утихли. Мне нужно время вдали от него.

— Тебя не было на её похоронах, — Ривен просто констатировал факт, кивнув головой, говоря это просто про между прочим. Однако мне показалось, что это звучало обвинительно. Будто он винит меня во всём случившемся, а ещё и в том, что меня не было на похоронах важного для нас всех человека.

Я и так схожу с ума, боюсь представить, что со мной было бы, если бы я присутствовала на церемонии, если бы видела, как гроб, в котором лежит тело моей любимой подруги, погружают под землю.

Но я обязательно наведаюсь к ней, как только станет легче. Не знаю, станет ли вообще когда-нибудь легче?

— Я была в больнице, ты же знаешь, Ривен.

— Знаю, конечно… просто… мне было тяжело без тебя.

Слова крутились на языке, но я понятия не имела, что нужно сказать в этот момент. И иногда простые объятия куда лучше, чем слова. Брат не стал меня отталкивать, когда я села рядом с ним на кровать и притянула к своему плечу. Он крепко сжал меня в своих объятиях и заплакал.

Ещё в детстве мне всегда было тяжело видеть его слёзы. И я всегда заступалась за него, получала от родителей больше, лишь бы он не плакал. А сейчас… я плачу вместе с ним.

— Всё будет хорошо, мой милый, — я гладила его по голове. — Всё обязательно будет хорошо. Боль пройдёт и раны заживут, я тебе обещаю.

— Я… я так и не успел ей признаться, не успел ничего сказать! — Ривен кричал в моё плечо и задыхался от собственных слёз.

— Она знала, что ты её любишь. Она всегда это знала.

— Я больше никогда не обниму её… никогда не поцелую…

И сердце болело ещё сильнее.