Когда зародилась любовь

Город любви полностью оправдывает своё название. Здесь просыпаться куда приятнее, чем на солнечной Сицилии. Казалось бы, ничего не изменилось — рядом всё так же сладко спит прижавшаяся ко мне Киара, и сердце всё так же замирает от этого вида. Но во Франции это ощущается иначе — легче, свободнее, как будто ты на отдыхе, причём на самом лучшем в жизни. Каждое мгновение здесь кажется особенным, наполняется чем-то новым, манящим и удивительным.

Киара, зарывшись лицом в подушку, даже не думает открывать глаза — уверен, в ближайшие два часа этого точно не случится. Она сладко облизывает губы, иногда тихонько что-то бормочет, а я, как идиот, улыбаюсь до ушей. И сам не понимаю, почему мне так радостно на душе.

Я твёрдо решил: время во Франции мы проведём незабываемо. Для этого мне придётся сократить работу на добрых восемьдесят процентов, оставив лишь то, что действительно нельзя отложить. Хочется полностью погрузиться в это путешествие, прочувствовать его до мелочей, насладиться каждым моментом — и Киарой, и всем, что окружает нас здесь.

Мне пришлось спуститься вниз за кофе и свежей выпечкой для завтрака. Казалось, прошло всего минут десять, но, вернувшись, я застал квартиру наполненной шумом. Киара громко отчитывала Каина за что-то, а тот пытался оправдаться, делая вид, что совсем ничего не понимает.

— Я испугалась, когда не увидела тебя рядом, — девушка выходит из-за угла в чёрном тонком халате, в котором у неё так ярко просвечиваются соски. И почему я начал обращать внимание на такие тонкости?

— Покупал нам завтрак, Киара, — я протягиваю руку с пакетом, который она вырывает сразу же. — Там кофе и круассаны.

Киара с задорной лёгкостью вынимает содержимое пакета и раскладывает на стол. А я не могу оторвать взгляд от её фигуры. В голове не укладывается, как она могла сказать про себя: «Это платье меня полнит». Её тело — воплощение женской красоты, идеал, от которого невозможно отвести глаз. Никогда прежде я не смотрел на женщину так, как на неё. Я видел множество обнажённых тел, но ни разу не возникало желания прикоснуться. У Киары прекрасные, изящные ноги и женственные широкие бёдра, которые, как я понял, заставляют её комплексовать. Но что тут может быть неправильным? А уж в её небольшом животике я и вовсе не вижу ничего плохого.

Она слишком зацикливается на том, что вовсе не заслуживает внимания. И при этом так несправедливо недооценивает себя.

— А мы надолго тут остановились вообще? — отодвигая стул, спрашивает Киара, подпирая голову рукой.

— Считай, что это наш медовый месяц. Недели две, может, чуть больше.

— Но свадьба была больше двух месяцев назад, и я думала, что для тебя понятие «медовый месяц» бессмысленное.

Для меня оно действительно бессмысленное, она несомненно права, но мне просто хочется отдохнуть с ней и увидеть как можно больше её позитивных эмоций.

— Извини, душа моя, немного задержался наш медовый месяц, но он не был отменён. Просто, скажем… перенесён.

Киара вздрагивает от громкой вибрации моего мобильника, который я выложил на стол. Зелёные глаза любопытно косятся на экран телефона, а я поворачиваю его к ней, чтобы её глазам было куда проще. И от этого она смутилась, ведь была засечена за подглядыванием.

На экране светился контакт Тристана, но у меня всё ещё не было желания отвечать ему. Я велел Каину сегодня с утра позвонить моему консильери и передать, что у меня впервые за три года отпуск.

Но Тристану, видимо, и это не понравилось. И, полагаю, не понравилось то, что я разорвал договор с Кемалем. Тристан наверняка уже в курсе всего, что произошло в Чикаго.

— Он долго будет звонить?! — возмущается Киара, агрессивно ставя пластиковый стаканчик на стол, из которого брызнул кофе.

— Можешь ответить ему и спросить это.

Киара не растерялась, не отказалась, а, наоборот, уверенно взяла трубку, включая громкую связь, чтобы я тоже мог всё слышать.

— Асмодей, какого хуя ты вытворяешь там вообще? — раздаётся в трубке.

Киара вздёргивает подбородок.

— Это ты какого хуя звонишь по десять раз, если тебе не отвечают, а?! Ты думаешь, что особенный, да? Так вот нет, Тристан! Твой Босс отдыхает, не пиши и уж тем более не звони ему! Ты же его консильери, я права? Так вот, будь добр, решай важные дела сам, как его правая рука. Адьос!

— Что ты за яд ему дала? Верни Асмодея Де Сантиса, который не сорвался бы в другую страну, когда натворил дерьмо!

— Я отдыхаю, ты плохо услышал мою жену? — вмешиваюсь я, убирая звонок с динамика и прикладывая телефон к уху, отчего Киара надула губы.  

— Что ты творишь?! — шипит Тристан уже мне в ухо.

— В данную минуту? Пью кофе с булочкой.

— Хватит строить из себя идиота, Асмодей, ради бога.

— Слушай меня внимательно, Тристан, — мой тон становится грубым. — Как сказала Киара, не надо мне наяривать, если я не беру трубку — у нас медовый месяц. Это ясно?

— Ясно, — вздыхает он.

— Второе: ты не имеешь права отчитывать меня, как ребёнка, потому что я твой Босс. И если я так поступил, значит, посчитал нужным. Это ясно?

— Ясно.

— Ну и третье: сейчас ты, как мой консильери, решаешь все дела пока я отдыхаю с женой. Это, надеюсь, тебе тоже ясно?

— Ясно.

— Славно. Отбой, — я сбрасываю звонок и кидаю телефон на диван.

Возвращаясь к Киаре, я изо всех сил стараюсь оставить гнев позади. Рядом с ней мне нужно быть другим человеком. Я сделаю всё возможное, чтобы этот маленький чертёнок никогда не столкнулся с моими худшими сторонами. Раньше я считал, что она должна их увидеть, чтобы знать меня полностью. Теперь же понимаю: лучше их скрыть. Иначе всё, чего мы достигли вместе, рассыплется, и нас снова отбросит в самое, чёрт возьми, начало.

♆♆♆

Закрыв глаза, я тяжело вздыхаю, парясь от ожидания. Киара уже двадцать минут кружится перед зеркалом, словно белка в колесе, пытаясь решить, идёт ли ей новое платье, которое она успела купить в моё отсутствие. Если у неё, чёрт побери, и вправду возникают сомнения (не понимаю, откуда они берутся), то я едва сдерживаюсь, чтобы не сорвать это великолепие с её потрясающего тела. Сегодня Киара выглядит иначе — взрослее, элегантнее. Красное платье сидит на ней так идеально, что я уже представляю, скольким мужикам придётся выколоть глаза за лишние взгляды на мою стервочку. Глубокий вырез обнажает спину, но её почти полностью прикрывают мягкие, ниспадающие тёмные кудри. На запястьях звенят украшения, идеально завершая её безупречный образ.

И красный цвет помады на губах делал её невероятно сексуальной, зрелой, стервочкой. На языке прямо крутится это прозвище, хотя оно практически не соответствует её нежному образу. Но если Киару разозлить — беды не миновать.

— Как тебе? Или, может быть, это слишком для меня… — она задумчиво кусает губу, немного съедая помаду, и глядит в зеркало.

Как же хочется дать ей по губам за то, что она снова сомневается в своей привлекательности.

— Чертёнок, прекращай, иначе я буду ругаться.

— Зачем? — она разворачивается ко мне лицом, а мой взгляд с трудом задерживается на её глазах, хочется опустить его ниже.

— Затем, что ты потрясающая, но какого-то чёрта вечно забываешь об этом.

— Никто никогда мне этого не говорил, поэтому мне трудно в это поверить, Асмодей.

— Хочешь, я буду повторять это тебе каждый день, чтобы ты даже не думала о том, что с тобой что-то не так?

Киара улыбнулась.

— Хочу, а ты сможешь?

— Без проблем.

Я подхожу ближе, теряя голову. Опуская руки на тонкую талию, притягиваю девушку к себе, чтобы она была как можно ближе. Мне хочется чувствовать касание наших тел. От этого я чувствую себя живым. Просто живым. Просто человеком. Человеком, который может что-то чувствовать.

Киара всё ещё улыбается, склоняя голову вбок, и хлопает длинными чёрными ресницами. А потом она теряется, когда я обхватываю её лицо своими ладонями и притягиваю к себе. Но не чтобы поцеловать в губы. Всего-навсего в нос. И Киара этого не ожидала — даже дыхание задержала в ожидании поцелуя. Я ухмыляюсь.

— Так не терпится, да? — шёпотом спрашиваю я, разгоняя мурашки по её коже.

— Не терпится что? — оторопело переспрашивает стервочка.

— Поцелуя.

— Вовсе нет, ты просто… застал меня врасплох, вот и всё!

Ну конечно.

Хватая её за руку, я торопливо веду Киару к выходу, воспользовавшись её растерянностью, чтобы она не успела снова подойти к зеркалу и провести у него ещё полчаса.

Сегодня вечером Каин отправится домой, потому что его присутствие больше не нужно — рядом с Киарой теперь только я, и это наш общий отпуск, который мы должны провести вдвоём, без каких-либо посторонних лиц.

Моя рука, должно быть, просто срослась с её талией и бёдрами, потому что я не убираю её ни на секунду. Мы медленно шагаем по узким улочкам Парижа. Возможно, это проснулся собственнический нрав, которому совершенно не нравится видеть взгляды гандонов на своей женщине. Это не ущемление Киары или неуважение к ней, и это вовсе не про неуверенность к себе. Это про то, что я знаю, о чём думает каждый проходящий мимо неё мужчина, который опускает свои сраные глаза на её грудь или оборачивается, чтобы заценить её задницу. Вот как раз таки это неуважение к моей девушке.

А Киара отнюдь не возражает, потому что даже не обращает на мои касания внимание, ведь оно полностью поглощено Парижем. Её глаза внимательно изучают каждый переулок, каждую плиточку на дороге, каждую магазинную вывеску. А я просто наблюдаю за её неподдельными эмоциями.

Женившись на Киаре, я и не мог представить, что эта девушка будет дарить мне свою улыбку, что она примет меня таким, какой я есть, и попытается полюбить. Но судьба, которая всё это время постоянно заставляла нас пересекаться, сейчас явно радуется тому, что происходит в нашей жизни.

Мы незаметно подошли к самой захватывающей части нашей прогулки — к Эйфелевой башне. Киаре пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть её в полном объёме. И её алые губы растягиваются в широкой, счастливой улыбке.

— Асмодей… — заворожено шепчет она. — Это настолько… потрясающе вблизи! Я видела так много раз башню на картинках, на видео, но в живую…

— Ночью здесь красивее, она зажигается. Мы можем прийти, если ты захочешь.

— Пожалуй, ночью я полюбуюсь ею просто из окна, — посмеивается Киара.

Меня башня не впечатляет. Окружающая атмосфера — тоже. Лишь её эмоции и она сама имеют смысл, и от этих мыслей я сам же удивляюсь. Когда во мне всё это появилось? Кем я стал с её появлением?

— Рад, что тебе нравится.

— Спасибо тебе, — отвечаю я, моргая, не понимая, откуда взялась эта резкость.

— За что?

— За то… что ты такой. За то, что ты даришь мне эмоции и любовь. Спасибо за то, что ты так ко мне относишься.

— С тобой по-другому не получается, — монотонно произношу и медленно разворачиваю Киару снова к себе лицом.

— Я благодарна тебе за многое, Асмодей, но в первую очередь за то, что спас меня.

И тут я теряю дар речи. Как идиот хлопаю глазами, пытаясь прокрутить в голове её слова. От чего я спас её?

— От чего спас?

— От скучной жизни. От страха.

— Казалось, что я, наоборот, добил тебя ещё сильнее.

— Нет! — Киара восклицает и крепко сжимает моё предплечье. — Сначала я жалела о своём решении, а сейчас… рада ему.

Я неотрывно смотрю в её зелёные глаза, которые сейчас стали ещё ярче — они сияют. Грудная клетка начинает вздыматься быстрее. Пальцы сжимают её талию, не зная, куда себя деть.

Киара становится на носочки, и я сразу понимаю, чего она хочет. Но из-за своего роста у неё ничего не выходит, и тогда она тихо шепчет:

— Нагнись, пожалуйста…

Я не стал говорить очередную шутку, которая могла бы её смутить и заставить передумать, а просто наклонился к ней. Вокруг не было никого — мир исчез. В голове стоял только дикий звон и звук наших слившихся губ. Киара целовала по-новому, с большей силой и страстью. Если раньше она стеснялась, то теперь, казалось, что-то в ней изменилось.

Мой язык скользнул внутрь её рта, встречаясь с её неуверенным. Киара не успела отреагировать, и я замедлился, снова сосредоточив внимание на её губах. Однако через пару секунд она смело объединила наши языки.

Не знаю, как это выглядит на самом деле, но в моей голове — словно отрывок из фильма.

Французский поцелуй под Эйфелевой башней прервался внезапным дождём, который сначала мы почти не заметили. Лишь когда вокруг началась суета, а волосы начали липнуть к лицу, мы отстранились друг от друга.

— Давай под навес, — строго произношу я, беспокоясь о том, что Киара простудится. Дождь какой-то холодный, он вовсе не похож на летний.

— Не-а, — громко хохочет Киара, кружась вокруг себя. Ей хорошо и весело.

— Душа моя, пожалуйста, мне не хочется, чтобы ты заболела.

И она, услышав «душа моя», смиренно поплелась за мной, вложив свою ладонь в мою. Нам нужно было вернуться домой как можно быстрее, потому что паршивый дождь испортил романтический момент своим появлением.

Я ненавидел этот дождь так же сильно, как и любил, потому что теперь каждый раз, когда он будет идти, в голове будет всплывать тот момент с нашим поцелуем и тем, как бешено стучали наши сердца.