Отель "Мелководье"

***

Ноа устало откидывается на спинку кресла – встречи с Борисом, кажется, лишь ухудшают его состояние. С каждой секундой, с каждым проведенным здесь днем, парень все больше соглашается с тем, что он ненормальный.

Браво, Романов. Кажется, даже такой, как Ноа, смог сломаться.

Может, в этом была цель этого чертового врача? У него такая методика? Раз за разом задавать одни и те же вопросы, заставляя вспоминать детали, копаться в прошлом, словно в грязном белье.

Это место уже перестало наводить тоску – она переросла в зарождающийся ужас. Ужас перед этими кровавыми стенами, словно ошметки лица того парня, что Ноа убил своими собственными руками. Костюмы персонала, от которых парень всегда отворачивается, если даже видеит мельком силуэт Ламии, что передает ему ужин, стоя под дверью, или глядя в её спину, пока она выполняет свои бессмысленные для него обязанности по уборке.

Красный – обязывает. Так работает Романов? Подчиняет сознание, вырывая внутренности? Кусок за кусочком, вытягивая пинцетом.

Ноа был уверен в том, что он нормален. Обычен. Как и любой человек, что он встречал. На работе, в колледже, в школе, во дворе. Даже когда парень убил человека, он продолжал считать себя адекватным.

- Мистер Ландау, ваш ужин.

Юноша резким движением распахивает дверь, заставив Ламию вздрогнуть, едва удержать поднос. Прежде она не видела Ноа таким – расстегнуты уже четыре пуговицы рубашки, объемные волосы чуть взлохмачены, а очки съехали на край носа.

- Переоденься.

- Ч-что? – девушка хлопает глазами, нахмурившись.

- Есть хоть один чертов номер, где нет красных стен?

Взгляд Ламии меняется. Она тоже не любит этот цвет. Ноа уловил эту перемену в её взгляде – понимания он точно не ожидал.

- Я уточню у администратора. Прошу вас, поешьте.

Она и без того не сомневалась в том, что Ландау является пациентом. Но, кажется, он сейчас находится в той самой переломной стадии лечения, а у всех она протекает по-разному. Грудь парня тяжело вздымалась, пока взгляд бегал вокруг, пытаясь найти хоть один предмет, что не окрашен алым оттенком.

Взгляд остановился на светло-голубых глазах девушки, точно небесных. Даже её темные волосы, цвет которых оказался спасительным, но больше именно глаза. Так контрастирующие со ставшим ненавистным им красным.

Ламия тоже не сводила с него взгляда – привыкла выдерживать долгий зрительный контакт. Не хотелось отводить его от лица, к уже привычному ей поиску деталей в брюках – раньше она никогда не заглядывалась на очки.

Ноа перенимает поднос девушки, не открывая, проверив содержимое потом. Иначе если он опять встретит какой-нибудь чертов стейк с кровью, то тот тут же полетит в стену.

Дверь захлопывается перед лицом Ламии, а она лишь отводит взгляд в сторону, расстроившись, что не разглядела юношу получше.

Проходит обратно, вдоль коридора, не замечая сидящего в углу Каина. Он редко выходит из своего номера, особенно вечером, когда в фойе много людей. Взгляд уже привычно находит светловолосую макушку – кажется, скоро Каин будет сверять по девушке часы, настолько она, как обычно, спускается на ужин. Неизменными были и её платья, всегда разные по фасону, по ткани, но бессменно темные, мрачные.

Парень дольше всех находился в отеле, так что не мог не заметить эту пациентку, что довольно часто попадается ему на глаза, и каждый раз он находил новую деталь в ее образе, за которую хотелось зацепиться. Она заперта здесь, как и он сам? Кажется, даже Ламия толком ничего не знает о ней, ведь он пытался выяснить.

Что же с тобой не так?

Он был одним из тех, с кем Лэйн заводила бессмысленные разговоры, ограничиваясь парой ответов, затем теряла интерес и покидала помещение, оставив после себя лишь шлейф недосказанности. Меняла платье, по-разному заплетала волосы, даже цвет каблуков на туфлях всегда был разный. Несменяемо было одно – крестик на шее, что, кажется, уже врос к ней в кожу.

Но не заметить парня с необычайно светлыми волосами она тоже не могла. Даже несмотря на то, с каким бесстрастным взглядом она смотрит не то, что на людей, а на весь мир.

- Каин.

Она слышит его имя, пока тихо стоит в саду, оглядывая незамысловатые постриженные кусты, вслушивается в отдаленное кваканье лягушек, что водились на озере неподалеку. Не поворачиваясь, называет свое имя, а парень чувствует зависть.

Зависть к чертовым кустам, потому что они привлекают её внимание больше, чем он сам? Зависть к тому, что если бы Борис не был бы его родственником, то не держал бы его столь долго, чем саму Лэйн? Зависть к тому, что его просят забыть, а Лэйн явно требуют вспомнить?

Зависть к её локонам, цвет которых выглядит гораздо естественнее и органичнее, чем его собственные. К ткани, что плотно обтягивает её тело, словно не позволяя даже воздуху коснуться её кожи. Зависть к кресту, висящему на шее, как память о чем-то, а само имя «Каин» противоречит всему религиозному.

- Два года. – сухо отвечает девушка на вопрос, как долго она здесь, хотя парень и так знает ответ.

- Тебе лучше?

- Я не знаю, что значит, лучше.

Зависть к отсутствию эмоций на её лице, ведь свои Каин сдержать не сможет.

Лэйн отворачивается, только заметив выложенную камнями дорожку, отходит в сторону. Парень поднимает голову, замечая, что из окна за ними наблюдает Борис.

Зависть к тому, что он интересуется ей, а не им.

Он не прячет её в номере, позволяя свободно выходить. Не дал ей другое имя, позволяет получать, что потребуется. Каин вынужден играть чужую роль, сидя в тени.

Лэйн тихо уходит, не обернувшись, пока парень сжимает кулаки.

Зависть к тому, что не вызывает ответный интерес.

- Знакомы с моим племянником?

- Не знала, что он ваш родственник.

Лэйн закрывает глаза, расслабляясь на кушетке. Сеанс начался необычно – вопросы изменились.

- Обычно я не говорю об этом так просто. Но, все же, вы здесь уже довольно давно.

- Да. Довольно давно.

- Почему вы ушли?

...и тому камнями разбили голову...

- Мне не понравилось.

- Гравий? Булыжники?

Лэйн протерла лицо ладонями, а лицо Бориса преобразилось в удивлении, не отрываясь, от наблюдения, он продолжил писать.

- Не рождена я со грехом. Но почему-то все говорят обратное.

- Кто, все?

- Почему его зовут Каин?

- Кто, все, Лэйн? – с напором повторил Романов.

- Я тоже хочу задавать вопросы.

Но, как и раньше, на них никто не ответит. Разве она имела право спрашивать? А сейчас? Что-то изменилось? Почему платье сегодня не привычного темного оттенка из плотной ткани, обтягивающей тело, а струящегося фасона из серебряного шелка?

- Задавайте. Постараюсь ответить на все, что Вас интересует.

- Не вам. И не себе.

- Представьте, что я, тот самый человек, от которого вы ждете ответов. Я сделаю все, чтобы помочь вам.

Ибо многих Он исцелил, так что имевшие язвы бросались к Нему, чтобы коснуться Его.

- Вы знали, что это больно?

Борис тихо качал ногой, вслушиваясь в слова девушки, не перебивая. Мягкая улыбка сползла с лица, на смену пришло хирургическое бесстрастие, словно он и в самом деле на настоящий операции, отделяя внутренности друг от друга, вспарывая кожу.

Вы наслаждаетесь?А они?

- Разве я могла простить? Разве я должна?

Всё это зло извнутрь исходит и оскверняет человека.

- Вы считаете, что поступили справедливо?

- Я не могу быть мерилом справедливости. Я просто хотела лишь впервые сделать что-то, потому что я этого хочу, а не

Ты? Ты хочешь?

- Если с вами поступали неправильно, то вы в этом не виноваты.

- Да. Это они виноваты. Но они поплатились, я знаю.

- Лэйн, это было больно, я не представляю, что вы чувствовали.

Я не могла стоять на ногах, потому что в них попадали сразу же. После тупая боль проходилась по затылку, стоило лишь согнуться. Названные мне братья и сестры, что должны были стать мне родными, отступились от своего пути, впустив в себя дьявола, а уверяли в том, что он во мне. Я не слушала их слова, но почему-то слушали остальные. Слышать и слушать это разные вещи.

Разве рожденный вами ребенок мог стать чужим, в отличии от тех, что вы приняли, как своих? И где же были эти «свои» пока вся ваша гнусть была перед моими глазами? Почему лишь я это видела?

Я стояла перед часовней, сжимая у сердца ключ, рядом с крестом, что был повешен на мне, как петля, стягивая шею до сих пор. Я улыбалась, очищаясь, ведь лишь огнём можно полностью очиститься от смрада, что веяло от вас, хотя вы все были убеждены в том, что вина на мне.

Ну и где теперь ваш Бог?

- Лэйн, Лэйн!

Борис бьёт по лицу еле пришедшую девушку в себя, что стала задыхаться от всхлипов, царапая шею.

- На сегодня все. Как Вы себя чувствуете?

Слёзы текли по щекам даже тогда, когда выражение лица девушки вернулось к бесстрастному. Она провела ладонью по коже, словно не поверив, что это происходит на самом деле.

- Что это?

- Слёзы. Кажется, мы с вами, Лэйн, перешли на следующий уровень.

- Я... - девушка осматривает свои влажные ладони, прокручивая перед лицом. – Вы считаете меня виноватой?

Борис склонил голову, улавливая перемену в настроении Лэйн. Что-то поменялось. Что-то сдвинулось с мёртвой точки.

Каин стоял у двери, стараясь максимально не выдать своего присутствия. Исчез буквально за несколько минут до того, как из кабинета вышла и сама Лэйн, все еще стирая с лица стекающие слёзы. Сердце билось непривычно быстро, кажется, даже застоявшаяся кровь вновь зациркулировала.

Ламия не обратила внимания на девушку, вольно шагая по коридору, поглядывая на наручные часы. Лэйн повернула к ней голову, удивляясь своему собственному интересу, протянув руку, подхватив под рукав.

- А? – горничная обернулась, склонив подбородок. – Вам что-то нужно?

Спасение?

- Каин.