Любовь цвета клубники (18+)

Луи

Если меня спросят, в чем главное отличие между Италией и Россией, я скажу: в воздухе. Дома он танцует под Toto Cutugno, разносит по улицам смех и запах теста. Здесь же он гуляет неприкаянным среди многоэтажек, впитывая пыль с дорог и напряжение с лиц прохожих.

Ну а если выключить романтика и вернуться в реальность — для меня здесь все чужое.

Не могу сказать, что мне тут не нравится. Нет, Москва — красивый величественный город. Мои новые родственники — прекрасные гостеприимные люди. И все же здесь я чувствую себя не на своем месте.

А где оно, это место, я не знаю.

Я стою у окна, опираясь руками на подоконник, и смотрю вниз, где машины, мигая белыми и красными огнями, рассекают широкие улицы. Серые крыши домов даже отсюда кажутся размером с вертолетные площадки. Собираясь в ряды, они уходят вдаль и исчезают за горизонтом. Москва огромная. Она пугает меня.

И в то же время вселяет надежду. Может, тут я наконец смогу найти то, что мне действительно нравится?

— Та-дам! — звучит за моей спиной.

Я оборачиваюсь. Синьора Фролова, мать жены моего двоюродного брата — сложно, знаю — торжественно сдергивает покрывало, и посреди комнаты появляется роль. Я невольно замираю. Белые бока блестят на солнце. Ножки изгибаются, подпирая корпус, изрезанный золотыми узорами. Немного старомодно, но должен признать: работа выполнена искусно. Проверить бы звук.

— Он уже настроен, — довольно кивает синьора Фролова, предупреждая мой вопрос.

С нами она говорит по-английски, изредка вставляя базовые итальянские словечки — часто не к месту, но нам все равно приятно. За границей родная речь всегда как глоток свежего воздуха.

— Ты решила научиться играть?

Маша, новоиспеченная синьора Бертелли, бросает на мать удивленный взгляд.

— Нет, это для вас с Франческо. В квартиру заберете.

Маша переглядывается с мужем и тяжело вздыхает. Почувствовав неладное, синьора Фролова нервно одергивает блузку.

— И куда мы его запихнем? Вместо кровати в спальню? С ума сошла, мам?

Франческо осторожно касается ее руки, пытаясь успокоить.

— В детскую поставите, — доносится голос из коридора.

В дверном проеме показывается синьор Фролов, грузный мужчина в кожаной куртке и мешковатых черных штанах. Они усеяны карманами и металлическими кольцами, которые звенят при каждом шаге. Франческо рассказывал про чудаковатый стиль его тестя, поэтому я несильно удивился, когда увидел его на свадьбе в ярко-желтой рубашке и в этих самых штанах.

— Серьезно? — Маша всплескивает руками. — Да эта махина даже в дверь не пролезет!

— Почему же? Бочком как-нибудь...

— Мам, зачем нам вообще рояль?

— Это подарок на новоселье. Франческо будет играть, да?

Синьора бросает на него взгляд, полный надежды. Франческо закусывает губу, сдерживая смешок. Вот ему делать больше нечего! В консерватории с учениками играет, с оркестром на концертах играет, еще и дома будет, конечно!

— А я говорил, надо было машину покупать, а не этот расписной коробок, — ворчит синьор Фролов, надевая ботинки с толстыми подошвами. Такими и убить можно.

— Ну, значит, продадим, раз не понравилось!

Синьора Фролова всхлипывает, поднимает с пола покрывало и в отчаянии сминает его.

— Я хотела как лучше, а ты...

— Мам, ну не начинай!

— Не переживайте, я буду иногда приходить к вам играть, хотите? — Франческо широко улыбается, подхватывает тещу за руку и ведет к выходу. — Будет повод устроить семейный ужин. Приготовим ваше любимое ризотто.

— Лучше лазанью, — синьора Фролова вытирает нос тыльной стороной ладони и улыбается.

Франческо всегда умел располагать к себе женщин. Меня этому искусству с детства учил, но до его уровня мне все равно далеко.

— Может, все-таки возьмете? — вздыхает синьора Фролова у выхода.

Она надевает на голову повязку, выпуская наружу волнистые темные локоны. У Маши такие же, только короче — по плечи. Молодая синьора Бертелли прячет их под капюшоном, открывает дверь и рукой подгоняет всех на выход.

— Мам, обсудим это позже, ладно? Мы опаздываем. До квартиры с час ехать. Пока все вещи поднимем, пока обратно в пробках простоим, там и Маттео в аэропорт везти надо.

— Я сам доеду, не переживайте.

Уже и забыл, что мой старший братец тоже здесь — так тихо он сидит. Наверное, листает анкеты на сайте знакомств, ища, с кем перепихнуться напоследок.

На другом краю дивана, ближе к электрическому камину, сопит Марта. Ресницы трепещут в полудреме. Она жутко вымоталась за эти пару дней, а впереди еще столько работы. Я рад, что она вызвалась мне помочь с рестораном, и в то же время чувствую себя виноватым за то, что не уговорил ее остаться дома.

— Я подкину тебя, Маттео, — настаивает синьор Фролов. — Не лишай меня возможности поболтать с тобой по дороге! Ты обещал мне рассказать про ту модель из Рима, помнишь? С который вы у барной стойки...

— Дима! — шикает на него жена. — Не смущай парня! И вообще, тебе-то эта модель зачем? Меня не хватает?

Они продолжают выяснять отношения, но дверь захлопывается, и их слова больше до меня не долетают. Маттео присвистывает и встает с дивана, параллельно печатая сообщение.

— Я в душ. Потом отъеду ненадолго... К восьми вернусь.

Быстро же он нашел себе девчонку.

— Если Дмитрий объявится раньше, скажи, чтобы не переживал. Так и быть, доеду с ним до аэропорта.

— Так и быть, — я передразниваю его. — Мог бы сказать ему спасибо за помощь.

— Да, спасибо за то, что изговнял мне планы. Я мог бы и не такси доехать.

Маттео скрывается в ванной и щелкает задвижкой.

Неблагодарный ублюдок.

Все три дня, что мы были в Москве, он ночевал в квартире Фроловых. Только ночевал. Остальное время шлялся по барам, сливая семейный бюджет на водку и девчонок-однодневок. С нами время провел лишь на свадьбе. И то умудрился склеить какую-то рыжую красотку со стороны невесты. Я видел, как они целовались на балконе. Он, как спрут, обвивал ее руками за талию, обтянутую серебристым платьем. А она жалась к нему так, будто была готова отдаться прям там, на плетеном столике у перил.

Сначала я подумал, что это Ника. Сердце почему-то кольнуло.

Присмотрелся. Оказалось, другая. У Ники волосы длиннее, и платье на свадьбу она надела пышное, расшитое клубничками.

Я помню его. Рукава-фонарики. Тонкие завязки. Они перекрещиваются на груди и сплетаются в бант на шее. Чуть тронутой загаром тонкой нежной шее с притягательными ямочками у ключиц.

Я помню все детали.

Я помню тот вечер.

Бросаю взгляд на Марту, и совесть дает мне смачный подзатыльник. Зачем я думаю об этой едва знакомой девчонке? У меня уже есть девушка. И она прекрасна. Золотистый свет от камина ласкает ее оливковую кожу. Наклонившись, я оставляю легкий поцелуй на ее щеке.

— Они уехали? — сонно бормочет Марта.

— Да. Пойдем положу тебя на кровать.

Я подхватываю ее на руки и несу в спальню. Фроловы настояли, чтобы первое время мы пожили у них, а не в отели, пока съемная квартира, которую нашла нам Маша, не освободится. Мы не хотели их стеснять, но после того, как Фроловы провели нам экскурсию по своим владениям, успокоились. Помимо кухни, совмещенной с залом, у них еще четыре комнаты: родительская спальня, детская, гостевая и кабинет. Последний с огромным книжным шкафом в две стены. Окна выходят во двор. Тихо и уютно.

Я хотел выбрать его, а Марте отдать гостевую, но выяснилось, что кабинет уже занят — то ли няней, то ли подругой дочери Фроловых. На родительскую спальню я посягать не решился. Хотя очень хотелось, лишь бы разбежаться с Мартой по разным комнатам. Странно говорить такое о своей девушке, но...

Мы ни разу не спали с Мартой.

То есть секс у нас, конечно, был, но мы не ночевали вместе. Мы могли целый день провести у меня или у нее дома, сходить в ресторан, прогуляться по набережной, допоздна просидеть в машине, слушая музыку и целуясь, но в конце концов мы всегда просыпались в разных постелях.

Остаться с ней на ночь значило бы перевести отношения на новый уровень. Я понимаю, этот этап неизбежен. Рано или поздно мы с Мартой поженимся, как того хотят наши родители. Я не против их решения. Заключить сделки с Фьори, семьей Марты, было единственным выходом. В тяжелые времена они помогли нам поднять ресторан со дна — выделили баснословную сумму, без которой Il Rosso перестал бы существовать. Николас, мой прадед, не готов был лишиться своего детища. Il Rosso всегда был одним из членов нашей семьи, для Николаса — определенно любимым. Я видел это и поначалу злился, что бизнес для него дороже любого из нас.

Потом смирился. Здорово, наверное, жить с вечным огнем в сердце, зная, что ни один ливень не сможет его потушить. Идти вперед к своей цели и быть твердо уверенным, что она верная. Я бы тоже хотел найти такой ориентир, каким для моего прадеде стал Il Rosso.

А пока его нет, я готов помогать Николасу чем могу.

Тем более Марта — действительно чудесная девушка. Ей было восемнадцать, когда мы познакомились, и она сразу мне понравилась. Пара семейных ужинов, прогулка наедине, первый поцелуй в лимонной роще на краю города. Наши чувства разгорались постепенно, без ярких вспышек, скандалов и жарких примирений. С Мартой стабильно хорошо, больше мне и не надо.

Так я думал до тех пор, пока не встретил Нику.

Чертова русская.

Я опускаю Марту на кровать, сдвигая в сторону декоративные подушки. Они ярко-красного цвета, как и шторы. Все остальное в комнате нежных кремовых оттенков. Марта уже успела фыркнуть по поводу этого «нелепого дизайна», когда мы заселялись. Ей всегда нравились более приглушенные тона. Я уяснил это, когда подарил ей на нашу первую годовщину эклеры в ярко-зеленой коробке. Думал, она нахлобучит мне ее на голову — таким испепеляющим взглядом она меня прожгла. Но вслух ничего не сказала. Поцеловала, а потом мы долго трахались в душе. В общем, вечер удался.

— Свет, — бурчит Марта.

Я задвигаю шторы, погружая комнату в полумрак.

— Марта... — касаюсь ее руки, и она приоткрывает глаза. — Ты можешь вернуться домой, если хочешь. Полетишь с Маттео одним рейсом. Я посмотрел, еще есть места.

— Уже устал от меня? — грустно усмехается она.

— Нет, что ты!

Я заправляю волосы ей за ухо. Пропускаю между пальцами угольно-черную прядь. Она мягкая, словно шелк.

— Просто подумал, что зря тебя мучаю. Что тебе делать тут, в России? Дома семья, друзья...

— Ты же знаешь, я не планирую оставаться в Триесте. Мне там тесно.

— Милан? Почему бы тебе не найти работу там?

Марта приподнимается на локтях и сверлит меня взглядом под названием «Какой же ты дебил, Луи».

— Я хочу быть с тобой. Где бы ты ни был. Поедешь в Милан, значит, и я поеду. Останешься в России, значит, и я буду жить здесь.

Нежность сдавливают грудь в тески. Ее преданность всегда поражала меня. Идет ли она от чистого сердца или от осознания того, что для нас уже все решено, не знаю, но я в любом случае ценю это.

Притянув Марту к себе, я целую ее. Она запускает пальцы мне в волосы. Не удержавшись, я неуклюже заваливаюсь на нее, и нам приходится оторваться друг от друга. Смех. Веснушки. Глаза — кофейная гуща на дне чашки.

Я никогда не говорил ей этого, но я люблю ее. Так же, как любят первые лучи солнца, встающего из-за моря, теплом окутывающие берег и пробуждающие пестрые козырьки таверн.

Я люблю ее тепло, спокойно и нежно.

— Никогда мне больше не предлагай уехать, понял?

Я послушно киваю.

— Твой ресторан без меня загнется. Кто тебе персонал подбирать будет? Быстренько за недельку русский выучишь и сам собеседования проводить будешь?

— Это вряд ли, — усмехаюсь я, садясь на край кровати.

Хорошо, что в вузе Марта изучала русский — он был одним из иностранных в ее программе. Если бы не Марта, в Москве мы потерялись бы уже на выходе из аэропорта. Сколько прохожих ни останавливали, все едва ли могли связать два слова на английском. Про итальянский вообще молчу.

Удивительно, что Ника говорит на двух иностранных почти без акцента.

Ника...

Отвожу взгляд в сторону, пытаясь найти в комнате что-нибудь, что заставит меня отвлечься от мыслей о ней. Шкаф. Комод. Зеркало. Картина. На ней корзинка с красными ягодами — с клубникой.

Клубника. Ника.

— Я не буду тебе мешать, если поиграю на рояле? — вскакиваю с кровати и направляюсь к выходу из комнаты.

— Нет, все равно я уже не усну.

Марта кладет подушку под спину, притягивает к себе телефон и утыкается в экран. Переступаю порог, миную коридор и оказываюсь в зале, залитом солнечным светом. Из-за белых стен и зеркал в каждом углу он кажется еще просторнее, чем на есть на самом деле. Под потолком мерцает люстра, состоящая из множества стеклянных шариков. Будь я художником, нарисовал бы золотистые нити, тянущиеся из потолка к полу, — дорожки для солнечных зайчиков. Они бы спрыгивали на паркет, разбегались по комнате, карабкались по стенам и снова тянулись к люстре. Бесконечное движение и поиск себя в огромном мире.

Подойдя к роялю, я открываю крышку и провожу кончиками пальцем по клавишам. Они отзываются приветственным переливом. Придвигаю стул, обтянутый светлой кожей, и опускаюсь на него. Сначала импровизирую. Затем начинаю подбирать ноты, пытаясь сыграть песню Måneskin – Le parole lontane. Получается медленнее оригинала, но мелодию все равно узнать можно.

Музыка — единственное хобби, которое осталось со мной с детства. Меня отдали в музыкальную школу в десять лет. Пока учился, параллельно пробовал себя в других сферах, но душа ни к чему не лежала. Я все ждал какой-то знак, зеленый свет, который указал бы мне верный путь. Но судьба будто специально выключала на моем пути все светофоры, и я понял: выбор в моих руках.

А мои руки привыкли касаться клавиш и теста, когда мы с семьей собирались на выходных на кухне, чтобы приготовить фокаччу или ароматный кукурузный хлеб. Я также частенько проводил время с поварами в Il Rosso. Николас всегда говорил: «Чтобы достать жемчуг, нужно знать, как устроена устрица». Другими словами: хочешь преуспеть в бизнесе, умей делать то, чем занимаются твои подчиненные. Так я и делал. Раскатывал тесто для пиццы, эффектно подкидывая тонкое полотно в воздух, кромсал ровными кубиками болгарский перец, находил идеальное сочетание специй для маринада.

Поступив в университет, я стал реже появляться на кухне. Новое окружение, новые интересы. Тусовки, алкоголь... Я чуть было не свернул на дорожку Маттео, но Марта и родители вовремя вправили мне мозги. Четыре года учебы, год работы в Миланском филиале Il Rosso, и вот я здесь. Приехал в Москву, чтобы осуществить мечту Николаса — открыть наш первый ресторан за границей.

Почему из всех стран мира он выбрал именно Россию, для меня остается загадкой. Но я не спрашиваю. Глупо требовать объяснений с человека, который прошел огонь и воду. Его дело сказать — мое сделать.

Я пробегаю пальцами по клавишам. Звучит последний аккорд, и мои руки замирают.

Странное чувство. Мне кажется, будто кто-то наблюдает за мной. Резко оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на девушку с рыжими кудряшками, забранными в небрежный хвост. На голове у нее... лифчик? Да, черный лифчик, застегнутый на затылке. Напоминает корону какой-то инопланетной императрицы.

— Все в порядке? — говорю я по-английски, бросая озадаченный взгляд на Нику.

Не могу поверить... Это она? Огромные карие глаза, как у испуганного олененка. Россыпь веснушек. Вздернутый носик.

Что она здесь делает?

— Луи? Ты... Я... — мямлит она, а затем сдергивает с головы свою «корону». — Мы просто поспорили с Аленкой. Если я просижу так все занятие, она прочитает «Гарри Поттера». Представляешь, она его не читала! Зато Достоевского цитирует, хоть среди ночи разбуди... Ладно, ты, наверное, не знаешь, кто это.

Она нервно приглаживает волосы двумя руками, забывая про лифчик. Застежка цепляется за кудри, и Ника произносит какое-то хлесткое русское слово, видимо, ругательство.

— Не шевелись. Я помогу.

Сокращаю расстояние между нами до десятка сантиметров. Заставляю Нику опустить руки и позволить мне дотянуться до крючка, застрявшего в волосах. Ситуация до безумия нелепая и смешная.

Но моему телу не до смеха. Пульс учащается, а руки почему-то начинают дрожать. Кудряшки щекочут пальцы. Тонкий запах духов Ники проникает в легкие и оседает там осколками клубничных карамелек.

Я касаюсь ее. Чувствую кожей ее учащенное дыхание. Она тоже нервничает.

Одну руку я опускаю чуть ниже и провожу кончиком пальца по ее шее. Кожа покрывается мурашками. Она живая, с ума сойти! Не призрак и не плод моего воспаленного воображения!

— Что ты делаешь, Луи?

Насмешливый голос Маттео врезается в спину, будто нож. Вздрагиваю и бросаю взгляд через плечо. Братец проходит из коридора в зал, взъерошивая мокрые волосы. На фоне раскрасневшейся от пара кожи глаза кажутся еще более зелеными и хитрыми. Пока он не выкинул очередной подкол, спешу оправдаться:

— Это не... Я ничего...

— Спокойно, малой. Даже не буду спрашивать, что тут у вас произошло.

Он подходит к Нике с другой стороны и окидывает ее изучающим взглядом. Задерживает его на талии, подчеркнутой тонким ремешком платья, и удовлетворенно дергает уголком губ. Ника тем временем посматривает на его оголенный торс. Маттео вышел из душа в одном полотенце, которое того и гляди сползет с бедер.

Ловелас хренов.

— Уступи место профессионалу. Поверь, с бюстгальтерами я справляюсь получше тебя.

Недовольно сжимаю челюсть, но Маттео все-таки подпускаю. В ту же секунду он высвобождает крючок из волос и вручает лифчик Нике. Она смущенно благодарит моего братца, снова бросая взгляд на его пресс. Полотенце опасно покачивается, но Маттео успевает подхватить его — в последнюю секунду.

— Как неловко получилось... – качает он головой. – Маттео.

Он протягивает одну руку для знакомства, второй — сжимает полотенце. Оно все-таки упало, оголив его зад, и теперь Маттео держит его так, чтобы не показать еще одно сокровище.

— Ника.

Она улыбается и неуверенно пожимает ему руку.

— Луи. Приятно познакомиться, — машинально выдаю я.

Оба оборачиваются в мою сторону. В воздухе повисает неловкость. Ника бросает взгляд на мои губы, будто не верит, что правильно расслышала сорвавшиеся с них слова.

— Взаимно, — бесцветно произносит она и отводит взгляд.

Черт. Я облажался.

Но, может, оно и к лучшему? Сделаем вид, что незнакомы. Так всем будет проще.

— Ты даже не удосужился узнать, как зовут девушку, с которой целовался? — братец сжимает мое плечо. — Как некрасиво!

Маттео цокает языком, и меня пробирает холодный пот. Откуда он знает?

— Это ведь ты была свидетельницей, да?

Ника кивает и в растерянности отступает на шаг.

Боже, так Маттео говорил про свадьбу, а не про тот вечер на море!

Пора лечиться. Он не мог раскрыть мою тайну. И что я так занервничал?

— Да, Луи — кавалер у нас так себе. Но не переживай. Могу предложить свою кандидатуру. До самолета... — он проверяет время на настенных часах, — еще успеем посидеть в баре. Как вы на это смотрите, сеньорита Фролова?

Ника делает еще один шаг назад, нервно сжимая в руках бюстгальтер.

— Я не Фролова, — выдавливает она, хлопая длинными ресницами. — Наверное, ты подумал, что мы с Аленой сестры? Нет, я ее репетитор.

Из-за стены доносится детский голос, протяжный и явно что-то требующий. Я не могу понять, что именно, потому что девочка говорит по-русски.

— А вот и она. Я обещала ей принести чай, но...

— Так давайте попьем чай вместе, — Маттео натягивает невинную улыбку. Неужели его свидание сорвалось? — Тебе, наверное, долго домой ехать. Московские расстояния — сущий ад!

— Ника!

В коридорном проеме появляется девочка лет двенадцати, в домашнем костюмчике с динозаврами. Ее я уже знаю – Алена, младшая дочь Фроловых. Она деловито поправляет очки, закрывающие пол-лица, и снова выдвигает какую-то претензию на русском, при этом злорадно улыбаясь и указывая пальцем на лифчик в руках Ники.

— Хорошо, я проиграла, так что завтра пойдем с тобой в кафе, — вздыхает та. — И лучше говори по-английски. Ребята тебя не понимают.

— А, по-моему, у нас отличный коннект, — Алена пожимает плечами, но на английский все же переходит. Она говорит с сильным акцентом, тем не менее вполне понятно. — Вон уже чай предлагают нам попить. А знаете, я согласна! — она хлопает в ладоши и направляется в сторону кухни, ведя нас за собой. — Только есть одно «но», мальчики. Хотя некоторым это может показаться плюсом...

Она подмигивает Маттео, и наш ловелас в кои-то веки смущается. Заматывает полотенце обратно вокруг пояса. Алена ни капли его виду не удивляется — или просто этого не показывает. Зайдя на кухню, она щелкает чайником, облокачивается на столешницу и наконец произносит:

— А Нике не надо домой. Ближайшую неделю она будет жить здесь. Так что нам всем стоит познакомиться поближе.

Мы с Никой переглядываемся. Пожалуй, мы знакомы даже ближе, чем нужно.

Так вот кто занял кабинет...

Стоп. Мы будем жить в одной квартире?!

Да уж, компания собралась что надо: бесцеремонная малолетка, моя девушка и девчонка, с которой я с дуру ума переспал на море.

Это было подло по отношению к Марте и неоправданно глупо — совсем не стоило угрызений совести, которые до сих пор меня мучают.

Я могу убеждать себя в этом сколько угодно, но сердце не обманешь. Оно ноет не из-за стыда. Точнее, не от него одного.

В глубине груди прячется что-то еще. Что-то, что бьется о ребра, словно штормовые волны, стоит мне краем глаза посмотреть на Нику.

И это загадочное что-то не предвещает ничего хорошего.