amor.
Omnia vincit amor et nos cedamus amori — Все побеждает любовь, и мы покоряемся любви
Антон сам не помнит, как оказывается на улице. Он часто-часто хватает ртом воздух и едва придерживает за воротник накинутую на плечи куртку, но кончики его крыльев все равно выглядывают из-под нее, и какой-то ребенок показывает на них пальцем, но Ангел словно не замечает этого. У него сердце колотится так, что этот звук буквально оглушает его, пульсирует и раздается в груди, норовя разбить ребра изнутри. Совсем рядом снуют машины, от которых он так отвык, а над головой — ясное солнце, лучи которого заставляют зажмуриться. И Антон все равно смотрит, задрав голову вверх, и по его щекам пробегают слезы от того, как немилосердно оно режет по глазам, и с каждый секундой все сильнее хочется сомкнуть ресницы, но так страшно, что это все развеется, стоит только упустить картину перед глазами на крошечное мгновение…
Не исчезает. Ни через секунду, ни через пять, когда он все-таки непроизвольно моргает и утирает образовавшуюся влагу с щек. Не исчезает.
***
И нежно-голубой цвет по кругу заполняется черным, застилая злостью взор. В его жилах — праведный гнев, который он готов выплеснуть на всякого, кто осмелится бросить ему вызов. Снаружи он кажется непобедимым и уверенным в себе, но внутри него отчаяния столько, сколько возможно вынести. Оно штормящим океаном заполняет его тело, и громким стуком отдается в груди. Внутри него — настоящее сердце, впервые за много лет напомнившее ему о том, что он — живой. Многие годы казалось, что Дьявол давно властвовал над самой смертью, находясь выше нее, но сейчас он ощущал себя обычным смертным. Жалким влюбленным человеком, который готов принять смерть, зная, что сердце Ангела не остановится вместе с его собственным. Он отпустил его, и пытается убедить себя, что не сожалеет об этом решении.
***
У Антона на сердце неспокойно. Он сидит на крыше, где проводил сотни ночей ранее, смотрит на вишневый закат, вытеснивший с неба голубые оттенки, и понимает, что все это — не то. Раньше в душе всегда царила гармония и он просто отдавался этим теплым закатным лучам, жмурил глаза и подставлял лицо солнцу, и мог сидеть неподвижно, пока последний лучик не соскользнет с его кожи. А сейчас он только и может, что покусывать сухие губы, постоянно мельтешить и совершать ненужные движения, и тереть руками лицо, раздраженный тем, что лучи слишком теплые, и напоминают ему о месте, которое он, наверное, хотел бы позабыть. Ему не спокойно. Ни в небе, ни на земле, ни под ней. Он потерял свой покой и не мог найти утешения в том, что спасало его раньше.
Шум города раздражал. Счастливые люди, проводящие вместе свой досуг, вызывали необъяснимо неприятные ощущения, хотя раньше он мог наблюдать за милыми парочками долгие минуты. Он не мог смотреть ни на воду, ни на огонь, ведь и то и другое ассоциировалось у него с тем, кого лучше бы поскорее забыть.
Антон гулял около парка, когда навстречу выбежала девочка лет шести. Она посмотрела на него своими большими заплаканными глазами, шмыгнула носом, и вдруг бросилась дальше, за его спину, где находилась дорога. Ангел, словно выйдя из оцепенения, бросился следом, подхватывая легкое тельце на руки, прижав к себе. Девочка уставилась на него, и этот взгляд вдруг показался ему таким знакомым. Он обернулся на громкий голос и увидел, как к ним приближается брюнет с голубыми глазами.
И землю как будто выбило из-под ног. И образ сам собой появился перед глазами. Тот самый, которому он сопротивлялся изо всех сил. И по телу разлилось фантомное ощущение прикосновений в тех местах, где руки Арсения порой грубо, а порой и со всей нежностью, на которую он только способен, касались его. И шея словно вспыхнула огнем, напоминая о том, сколько поцелуев-укусов покрывало ее когда-то. У Антона мурашки и желание скинуть с себя руки, которых рядом нет, но он чувствует их так сильно… так ярко…
— … спасибо, — расслышал он фрагмент из речи брюнета. И этот голос отрезвляет его. Это не его голос. И не его глаза. Антон моргнул пару раз, громко выдохнул через нос и, не отвечая, молча двинулся дальше, накидывая на голову капюшон.
И пока ты живешь, он умирает. Буквально. Антон бы и рад перестать думать об этом, но, черт возьми, ангельская сущность, живущая в нем, так и норовит упрекнуть своего обладателя. Ты ведь рожден, чтоб спасать, а он… он умрет. Умрет в одиночестве. Умрет, не помня настоящей жизни… И о чем он будет думать в последний момент? О мраморном коридоре или кровавом тумане? О том юноше, что продавал газеты на площади?..
Антон знает правильный ответ. И ему смешно от того, как сильно он пытается его отрицать.
Арсений будет думать о нем. До самой последней секунды. О том, кто даже не попытался дать ему второй шанс.
***
Мужчина, прислонившись спиной к стене, медленно сполз вниз. С металлическим звоном из ослабевшей руки выпал заостренный клинок, сделав пару вращательных движений и замерев около своего хозяина. Привычно-серебряный цвет окрашивал лишь половину рукоятки, остальной же металл окрасился в ядовито-вишневый, от которого перед глазами уже рябило. Арсений устало усмехнулся и поднял глаза к потолку. На белых заостренных зубах осталось немного крови — уже его собственной, от прокусанной в нескольких местах губы.
Его армия — куча никчемных крыс. Да, кто-то принял сторону Арсения, до последнего веря в своего предводителя, но Сереже удалось сплотить куда большее количество существ. Даже интересно, что он им наобещал, если даже Стражи, один из которых пытался убить Ангела, встали на его сторону…
Ангел. Одно слово и взор застилают воспоминания. Из коридора доносятся хрипы, крики и звуки борьбы, но Арсений понимает, что тех демонов, что не сбежали и остались охранять его, не хватит, чтоб сдержать оборону. И он сидит здесь, в своем кабинете, и вместо того, чтоб разрабатывать план спасения (а может и отступления), лишь думает о родных зеленых глазах. Раньше он находил в Ангелах привлекательным только их крылья, без которых они становились обычными, но Антон… ах, черт, в нем было больше. Если не сказать, что в нем было все.
И, к сожалению, он стоил даже жизни. Так глупо. Так безумно и отчаянно. Так… так хочется увидеть его еще раз. Только раз.
Глаза проясняются, становятся нежно-голубыми, как раньше. И он чувствует, что готов.
Готов перестать бороться. Ради чего?.. Если бы Антон сказал хоть слово, одно только слово — он пошел бы за ним. Он оставил бы все и, будь она проклята, бросил бы эту чертову Преисподнюю, только бы слово. Но он его не сказал.
Следующее, что помнит Арсений — ухмылка Сергея. Демон остановился перед ним, и Арсений впервые почувствовал себя таким жалким, глядя на него снизу вверх. Собрав последние силы, Дьявол поднялся на ноги, с незыблемой гордостью глядя на соперника. Ему ни за что не победить его, но достоинство — единственное, что у него не могли отнять.
В его дрожащей руке сжат клинок, и он готов дать свой последний бой.
***
Антон бьется головой о стену в самом прямом смысле и рычит от досады на самого себя. Он не может спать, не может есть. Прошло уже семь дней. Ровно неделя. Он чувствует, что Арсений все еще может быть жив, и его трясет от того, что он игнорирует возможность помочь ему. Множество раз он мог погибнуть, если бы не Дьявол… но и неприятностей он доставил ему не меньше. А правильно ли будет сохранить ему жизнь и способен ли на это какой-то Падший Ангел?..
А что, если?.. От этого вопроса уже болит голова. Ночами он просыпается от кошмаров, а днем не может даже выйти на улицу: все буквально кричит ему об Арсении. Неизвестные прохожие с голубыми глазами или черный кот, которого он хоть и выпер на улицу, но тот все равно ошивался рядом, в подворотнях и на крыше. В конце концов совесть замучила настолько, что даже кота он притащил в квартиру. И желание притащить в эту квартиру и самого Арсения не оставляло его. Он просто хотел знать, что мужчина жив. Этого бы хватило. Просто… жив.
«Это тупо» — слышит он в мяуканье своего кота, когда прячет за ремнем нож, предназначенный скорее для разделки мяса, чем для битвы, в которую он рассчитывал бы не попасть.
— Если я не вернусь, — говорит он резко. — Найди себе нормального хозяина, — кот смотрит на него печальными голубыми глазами, словно заранее мысленно прикидывая, к кому навострить лапы, потому что план — провал с самого начала. — Я… не могу я все так оставить, понимаешь?.. Если он мертв — я должен знать это. А если нет… не знаю… я просто устал гадать, — обессиленно плюхнувшись на высокую табуретку, торопливо договаривает Ангел. И он почти готов добавить: «Кажется, он мне не безразличен», но вовремя себя останавливает. Ему просто… жаль его?
Парень останавливается на крыше. Покончить с собой, чтоб убедиться? Рискнуть остаться в Аду навсегда? Или же просто забить на все и надеяться, что само пройдет?.. Он прикрывает глаза и трет переносицу. Нет, слишком глупо… опасно. Ему нужен демон. Только он знает, как попасть туда, куда ему нужно. Если на земле есть Ангелы, то, пожалуй, и Демоны быть должны? И он знает только одно место, в котором, согласно легенде, можно встретить оного.
Ему нужен перекресток и заклинание. И, так, к слову, его душа. Ангел, самолично отдающий Демону свою душу ради встречи с Дьяволом… комедия какая-то.
— Если ты мертв, — как-то зло шипит Антон. — Я найду тебя, где бы ты ни был, и убью, — грозится он вслух, стоя посреди высыпанной щебнем дороги. Худшее наказание в мире — иметь сердце Ангела, неспокойно бьющееся даже за таких, как Арсений.
***
— Струсил? — нагло растянул губы в усмешке Арсений. У него сбито дыхание и колет под ребрами, а тело истощено. Он не помнит ни минуты передышки с тех пор, как все это началось. Внешне он пытался показать уверенность, но ощущал, что его тело находится на грани. Он в буквальном смысле ощущал, что каждая секунда может стать для него последней. Сергей ничего не говорит, но в его глазах можно по строкам прочитать: «Посмотри на себя… кем ты стал?».
— И где же сейчас твой Ангел? — словесный толчок к действиям. Арсений меняется в лице, а фальшивая улыбка сходит с губ. И он чувствует в себе мимолетный прилив силы, которого хватит-то на один замах, но и это для него — личная победа над телом.
Сергей легким взмахом руки с зажатым в ней клинком отбивает слабый удар, но следующий, к которому он готов не был, оцарапал его руку, оставив небольшой кровавый след. Он взглянул на ранение, а после перевел взгляд на Арсения.
О-о, Дьяволу хорошо знаком этот взгляд. Он сам раньше так смотрел на тех, кто бросал ему вызов. И каждый из тех взглядов заканчивался чьей-то смертью. Арсений же все еще жив. Пока.
— Каково чувствовать, что все кончено? — хрипло спросил Сергей. Он смог подавить в себе жалость к Арсению, но любовь к нему все еще пульсировала в глубине сердца и он как бы невзначай оттягивал момент, когда должен будет убить его. Ему жаль, что какой-то Ангелок сломал такого великого человека. Любовь — самый опасный яд из всех. И некоторый из них лечится только смертью.
— Ты сам узнаешь, — и он уверен в своих словах. Ничто не вечно. На смену полету приходит падение. И чем выше полет, тем больнее финал.
— После тебя, — подытоживает Сергей. Он картинно вытирает кровь с клинка о рукав пиджака и уже готов к тому, чтоб пролить кровь.
Арсений стоит спиной к открытой двери, почти в центре комнаты, и обессиленно сжимает двумя руками клинок, но при этом держит подбородок высоко, как подобает Дьяволу. Никто не отнимет у него этот титул раньше времени. Он смотрит на Сергея, не сводя глаз, и не понимает, почему в одно мгновение эмоции на его лице так резко меняются. Он уже замахнулся и всего секунда отделяла лезвие от встречи с шеей мужчины.
Сначала в дверях мелькает высокий силуэт, а в следующее мгновение за спиной Дьявола раскрываются настоящие крылья. Вытянутые перья, загнутые чуть вверх, расходятся в стороны, и свет преломляется, очерчивая их силуэт. Картина завораживала и пугала одновременно. Арсений, почувствовав какое-то движение и шелест, обернулся лишь на мгновение, а в следующую секунду все заполнила темнота. Она не была непроницаемой, местами можно было рассмотреть светлые оттенки, словно частицы света попадали сквозь темную пелену, но он был уверен, что это — его конец.
Крылья Ангела резко сомкнулись впереди, ограждая Дьявола от внешней опасности, как щит, и клинок, полет которого Сергей уже не контролировал, наткнулся на преграду из перьев. Перерезав несколько, он со звоном упал к ногам Антона. Когда же крылья вновь вернулись в прежнее положение, взгляд Ангела пробрал до мурашек. Одна решающая секунда — и клинок Арсения вонзается точно между ребер противника, который направлен куда-то выше, даже не на него. Мужчина оборачивается. Он готов увидеть что угодно… кого угодно… готов даже к тому, что уже мертв и это лишь видится ему, ведь откуда взялось второе дыхание? Откуда эта короткая пелена перед глазами?.. Готов ко всему, кроме него.
Он смотрит на Антона. На живого Антона, который смотрит на него так, словно готов убить, но почему-то уверен, что он вернулся не за этим. Крылья Ангела раскинуты в стороны, и он вдруг понимает, что за «пелена» спасла его от верной смерти. На обоих крыльях не хватает нескольких перьев, что видно по их длине. У Арсения учащенное дыхание и приоткрытый рот, а в глазах немой шок. Рука сама собой разжимается, роняя клинок, и дрожащие пальцы тянутся к существу, роднее которого просто нет.
И Антон позволяет этой руке коснуться своей щеки. На окровавленных губах расцветает улыбка, в которой наконец нет ни фальши, ни сарказма, и с этих же губ срывается вздох облегчения.
— Ты, — срывается с них слабый шепот. И как же сильно в память врезается фрагмент, когда Антон, истекая кровью, выдавил из себя слово «Ты», глядя на Дьявола, которым оказался Арсений. Он узнает этот тон.
Ноги Арсения держать отказываются. Он буквально падает перед ним на колени. Семь дней без отдыха, в вечной схватке за жизнь. Хотелось закрыть глаза… просто закрыть их и отдаться судьбе.
И он почти закрывает.
— Нет, — слышит он приказной тон над собой. — Даже не думай, — и легкий хлопок обжигает щеку. — Верни нас на Землю, пока мы оба тут не подохли, — Антон старается придать голосу столько убедительности, на которую только способен. — Слышишь меня, — опустившись рядом, он кладет руки на его щеки, обхватывая лицо, вынуждая посмотреть на себя. Видно, что Демон обессилен. Но ведь он пришел сюда спасать их, а не жалеть его. — Пожалуйста, сделай это ради меня, — Арсений смотрит на его губы, находящиеся напротив, а потом переводит взгляд на зеленые глаза. Его собственные наполнены болью и отчаянием. Он всем нутром пытается сделать это ради Антона, ведь за него и жизнь не жалко, но отдать вторую в этот момент было куда проще, чем произнести сложное заклинание, которые отберет у него столько сил, что он, наверное, даже не переживет полет.
— Только тебя, — хрипит он.
— Нет. Нас обоих, — перечит ему Антон, не готовый вернуть все, как было. — Понял меня? Только вдвоем. Иначе никак, — заявляет он строго. Он видит, что Арсений нуждается в хоть какой-то поддержке. И он пользуется единственным, в чем уверен. Его любовью. Их любовью?..
Он накрывает губы Дьявола своими, даря ему первый со своей стороны поцелуй. И он не такой, как все те, что были раньше. Он чувственный. В него заложено что-то искреннее и настоящее, а не желание подчинить. Антон мягко касается нижней губы, подавшись чуть вперед, и чувствует, как мужчина уступает ему этот поцелуй. Арсений не пытается забрать на себя доминирующую роль, а только наслаждается тем, насколько губы Ангела нежные, а прикосновения — ласковые. Без покусывания или пошлого звука, этот поцелуй по-настоящему хочется назвать чистым… ангельским.
— Сделай это ради нас, — произносит Ангел, отстраняясь. И Арсений делает, крепко держа его руку и прижимая ее к своему сердцу, боясь отпустить. Во время полета главное — не потерять его, не отпустить… Поднять их обоих.
***
Он удивленно ощупывает мягкую поверхность под собой и приподнимается на локтях, мыча и щурясь от… солнца? Где он и почему оказался здесь? Все вокруг новое и незнакомое. Землю он помнил такой, какой она была сотни лет назад, поэтому не мог с уверенностью сказать, где находился. Это похоже на дом… только он совсем другой. Раньше таких не было уж точно. Слишком светло и ярко… много вещей, лишь некоторые из которых он видел воочию — в Аду, когда Демоны тащили разное барахло с Земли.
Где-то за дверью мелькнул силуэт. С трудом поднявшись с дивана, он обнаружил, что вместо окровавленной рубашки на нем свободная черная футболка, а вместо брюк — спортивные штаны. Что за?..
— Неужели очнулся? — услышал он знакомый голос со стороны. Обернувшись так резко, что закружилась голова, он увидел знакомое лицо. Крылья Ангела были сложены за спиной и спрятаны за длинной футболкой, а его вид был… домашним, что ли. Арсений его таким не видел никогда. Немного растрепанный, в светлой одежде, с тарелкой чего-то съестного в руке и легкой улыбкой на губах он выглядел как тот, кому хотелось отдать свое сердце. Если он пожелает, хоть в самом буквальном смысле. Хочется обнять его, прижать к себе и искренне извиниться за все, но этому ему еще нужно будет научиться, ведь… так непривычно просить прощения. И спать на диване в странном доме непривычном. И вообще оказаться на Земле — непривычно. — Ты провалялся так сутки, — сообщил ему парень, кладя на журнальный столик тарелку с бутербродами.
Под столиком Арсений заметил небольшую емкость с водой и тряпку в ней.
— У тебя был жар, — объяснил парень, глядя, как мужчина касается своего лба, убеждаясь, что пара прядей все еще мокрые. — Я обработал твои раны. Как чувствуешь себя?
— Как никогда раньше, — заявил Демон, подняв взгляд.
— Это точно подмечено, — усмехнулся Ангел, присаживаясь на диван. Демон же так и остался стоять, удивленно поглядывая на все вокруг. — Боюсь, тебе нужно будет привыкнуть к жизни на Земле. Расстроен? — решил уточнить он.
— Не особо, — задумчиво ответил мужчина, обернувшись на звонкое «мяу». — Люци! — удивленно, но восторженно проговорил он. — Ты все-таки нашелся, — растягивая губы в улыбке, протягивает мужчина. Он хватает кота, который с удовольствием разрешает поднять себя на руки.
— Мне он в руки не дается, — решил вставить свои пять копеек Ангел. — Этот кот был, когда я очнулся…
— Кот? — усмехнулся мужчина. — Это не просто Кот… Люци — из особой породы. Они погибают только вместе с хозяином, — разъяснил он. Что же, это объясняло их внешнее сходство.
— Индикатор смерти — кот, — переваривал информацию Антон, все больше поражаясь этим демоническим порождениям.
Арсений вышел на балкон, окидывая взглядом мир внизу. Многое увиденное действительно поражало его, но перед Антоном он старался делать вид, словно ничто не беспокоит его. Просто жизнь за один день сменила направление на все сто восемьдесят, а так ничего.
— И снова с чистого листа, — невесело усмехнулся Арсений, опустив взгляд на кота, который все еще нежился в руках хозяина, по которому смертельно скучал на Земле. В Аду он уживался плохо, но быстро нашел свое призвание на Земле: охранял тех, кто дорог Арсению. Сначала мать и отца, затем младшую сестру, оставшуюся по его вине без старшего брата, а после и Антона… кот-невидимка, проживший не девять, а, по меньшей мере, девяносто девять кошачьих жизней… как и его хозяин.
Антону предстоит научить Арсения жизни на Земле, как он когда-то, пусть и своеобразными методами, помог выжить в Аду.
Нет, он не забыл обид прошлого. Не забыл того, кем был Арсений и как обращался с ним. Но, стоит Демону обернуться через плечо и заглянуть своими искренними небесно-голубыми глазами в его собственные с некоторой толикой вины, хочется верить, что он изменится к лучшему. Уже начал меняться.
В конце концов, он ведь спас его, когда Антон чуть не погиб в трактире. И от Стража спас точно. Пускай и сам подверг его опасности. Значит, есть в нем что-то Ангельское? Он ведь точно такой же… Падший Ангел.
— Спасибо, — слышит он тихую благодарность от мужчины. И в душе снова воцарилась прежняя гармония, без которой даже закаты были не милы.
— Ты давно закат видел? — без иронии спрашивает он.
— Лет сто назад, — так же честно отвечает Демон… Хотя, Антону больше нравится слово Ангел. Демоном-то он, в самом деле, никогда и не был.