Глава 20
— Кто звонил? — облокачиваюсь на перила лестницы и, зевая, спрашиваю я.
— Нужно оплатить пребывание Алекса в отдельной палате за этот месяц, — задумчиво отвечает Джен, даже не глядя на меня и продолжая крутить мобильный телефон в руках.
Она все еще не оправилась от случившегося, хотя прошел уже месяц. Все также холодно она смотрит на меня, все также разговаривает исключительно на бытовые темы.
Врачи говорят, что пока трудно сказать: будет ли Алекс действительно прикован к коляске всю оставшуюся жизнь.
Большего всего я боялась, как меня встретит Алекс после того, как действие снотворных пройдет. Мне было ужасно стыдно, и все время плакала, пока я сидела у его кровати, когда сам Алекс просто тихо смотрел на меня. Он сказал, что мне не стоит извиняться, потому что он сам виноват в том, что произошло. Я не стала спорить тогда, поскольку в палату зашла Джен и мне пришлось уступить ей место.
— Деньги на обед — на столе, школа у тебя через сорок минут, следи за временем, — сухо говорит она. Я наблюдаю, как она обувается, надевает свое пальто, смотрится в зеркало, поправляя прическу и макияж, и выходит из дома, прихватывая перчатки и кожаный деловой портфель.
Мне хочется злиться и гневно кричать, но я понимаю, что не из-за чего.
Но мне так хочется.
Держась одной рукой за перила, я сажусь на ступени и снова зеваю.
Не успевает пройти и пары минут, как входная дверь начинает снова открываться. Я думаю, что это Джен что-то забыла, но это Мэтти, держа в одной руке белый пакет с логотипом местного супермаркета, отворяет дверь, засовывая ключ от нее, который дала ему Джен, в задний карман джинсов.
Я честно не понимаю, почему Джен так доверяет ему.
Может, потому что он был с нами с самого начала, с того утра в больнице?
Гарри тоже мог бы быть тем самым, кто сейчас бы пришел в мой дом, если бы я не попросила его тогда держаться подальше от меня на время.
— Что ты здесь делаешь? — не сразу заметив меня на лестнице, Мэтт относит пакет на кухню и идет ко мне.
— Пытаюсь до конца проснуться, — я смотрю на него снизу вверх и снова, не сдерживаясь, зеваю. Мэтт смеется и тянет меня за предплечье, поднимая на ноги.
— Я сделаю кофе, у тебя еще сорок минут до школы, — говорит он. Мэтт пытается откашляться сначала, но этим он не отделывается, и его горло захватывает хриплый кашель. Я уже не раз слышала, как ужасно Мэтт кашляет. Ему помешало обратиться к врачу, хотя, возможно, если он пойдет на обследование, его наверняка могут упрятать в наркологический диспансер.
Мэтт неплохо вжился в роль няньки за это время. Почти каждое утро он приходит ко мне, иногда готовит завтрак, иногда подвозит до школы. Я, правда, не понимаю, как он успевает на лекции в колледже и ходит ли он на них вообще.
Мне в разум слишком глубоко засел та вечеринка, тот разговор у бассейна. Я просто не могу отречься от тех своих слов и сейчас делать вид, что все между мной и Мэттом хорошо. Хотя Мэтту это довольно-таки хорошо удается.
— Ты можешь больше не приходить так часто. Я справляюсь одна, — говорю я. Мэтт замирает на мгновение, отпускает мою руку.
— Я мешаю тебе?
Я не могу оценить выражение его лица, потому что эти слова он говорит, когда уже поворачивается ко мне спиной и идет на кухню. Слова застревают у меня в горле. Я поступаю сейчас неблагодарно, потому что как-никак Мэтт помогал мне весь этот месяц, был рядом, хотя иногда меня дико выводило из себя его присутствие.
— Не то, чтобы мешаешь…
— Я мешаю Гарри? — спрашивает он, вставая у стола и начиная доставать продукты из пакета. Мэтт поднимает брови вверх и смотрит на меня не без усмешки. Он проверяет меня. Он знает, что я почти не общаюсь с Гарри теперь даже в школе и не по своей воле.
Слова Мэтта вызывают у меня отвращение к нему.
— Что ты несешь? Причем он тут вообще? — я мотаю раздраженно головой. Сейчас скорее легче сказать, что Мэтт действительно меняет именно мне, чем назвать более существенную причину.
— Мне казалось, между нами установилась некая взаимопомощь, разве нет? Мы помогали друг другу своим присутствием, потому что… мне бы было тяжело справиться со всем случившимся одному. Кто знает, сколько препаратов бы я смешал с алкоголем, если бы был один в своей квартире, а не здесь, — он усмехается.
— Просто… — я выставляю перед собой руки, пытаясь помочь себе выразиться жестами. — Просто… Я не могу быть с тобой друзьями, и я ясно дала это понять уже давно.
Мэтт почти закатывает глаза, но откашливается и слегка улыбается.
— Я уже привык к тому, что когда что-то происходит в твоей жизни, ты цепляешься за это, рассматриваешь с разных сторон, пытаешься найти какой-то скрытый смысл. Ты держишься за свои мысли о произошедшем, когда давно уже надо было отпустить их и идти дальше. Я уже давно принял и смирился с тем, что тебе ничего от меня не надо и что я сам тебе совсем не нужен. Но ты продолжаешь поднимать эту тему на поверхность, тем самым мучая не только себя, но и окружающих, — несерьезным тоном говорит он, иногда на его лице даже проскальзывает улыбка. — Я не претендую уже на что-то большее, разве не ясно? Мы можем просто оставить все в прошлом и общаться так, как общались весь этот месяц?
— Я что-то не заметила, чтобы ты «уже давно принял и смирился». Иначе что ты тогда тут делаешь почти каждое утро? И да, хорошо, мы… я не буду снова пытаться сжигать мосты, просто, Мэтт, пожалуйста, не надо проводить со мной так много времени, иногда мне нужно побыть одной.
Я не отвожу от него глаз, а Мэтт вскоре сдается, опуская взгляд и поджимая губы. Но через мгновение его лицо будто светлеет, озаряясь новой идеей, и Мэтт резко поднимает глаза на меня.
— Джен попросила меня быть рядом, и я буду, пока она не попросит об обратном.
***
Я не могу распознать целей, которыми руководствуется Мэтт. У меня появилась догадка, что у него появилось какое-то психическое расстройство, что-то наподобие биполярного из-за непрекращающегося принятия различных наркотиков, тем более порой в смешанном виде.
Я не уверена, что сам Мэтт понимает, чего он пытается добиться.
— Я не смогу сегодня забрать тебя после уроков, прости, — говорит Мэтт, останавливая машину, что он взял на прокат специально для его новых обязанностей. Некоторые учащиеся все также невольно оборачиваются, завидя Мэтта на школьной парковке, считая, что мы с ним снова вместе.
— Не извиняйся, — я улыбаюсь и выхожу из машины, быстрым шагом направляясь к небольшому строению у школы, где должны отметить мое присутствие сегодня на занятиях.
С тех пор, как я практически осталась одна, я будто бы попала в лабиринт и понятия не имею, как из него выйти, но точно знаю, что выход из этого лабиринта — возвращение моей жизни в привычное русло рутины.
***
— Я не знаю, что меня раздражает больше: то, что Мэтт пытается учить меня жить, когда сам точно не знает, что хочет от жизни; или то, что он пытается проводить со мной каждую минуту жизни, пользуясь данной ему Джен возможностью.
Сидя на подоконнике в мужском туалете, я поворачиваю голову в сторону Гарри, стоящего рядом и прислонившегося плечом к стене. Недоверчиво я смотрю на сигарету в его руке. Эта его привычка, появившаяся в тот недельный промежуток времени, что я не ходила в школу с дня, когда Алекс попал в больницу, вызывает во мне смешанные чувства. Я помню, как не сразу вообще заметила, что Гарри теперь курит, но когда заметила, боялась подумать, что из-за установившихся напряженных отношений межу мной и ним и между ним и Мэттом.
— Он почти не общается со мной, — говорит Гарри, поднося сигарету к губам и делая затяжку. Зажимая ее зубами, он продолжает говорить: — И мне не по себе от этого.
Я успеваю задуматься о том, как тяжело Гарри в последнее время. Все его чувства усилены вдвое из-за его синдрома, несмотря на то, как бы Гарри этого не отрицал. Его единственный лучший друг перестал с ним общаться, как раньше, его единственная лучшая подруга занята мыслями о брате и копаниями в собственном мусоре жизни, попросту говоря Гарри остался один.
Он больше совсем не смотрит мне прямо в глаза.
— Хочешь поговорить об этом? — спрашиваю я, упираясь локтями в колени и наклоняясь ближе к лицу Гарри.
— Не сейчас и не с тобой, — он усмехается и мотает головой, а я понимаю, насколько сильно я упустила ниточку, по которой мы были с ним связаны.
Он так изменился.
— Тебе есть еще с кем поговорить об этом? — подстать холодному тону Гарри, спрашиваю я.
От злости Гарри чуть заметно трясется. Он вырывает сигарету изо рта и сминает его пополам пальцами и выбрасывает в мусорное ведро. Я кладу ладонь на плечо Гарри, но он вырывается. Мне становится страшно от того, что он отвык от меня.
Я не хочу потерять его окончательно.
Спрыгиваю с подоконника и хватаю Гарри за плечо, но теперь крепче.
— Прости меня, я не хотела, — говорю я. Гарри не двигается с места, а я сверлю взглядом его спину. Медленно, боясь, что Гарри снова встанет на дыбы, я кладу вторую ладонь ему на спину, провожу ей до поясницы и только потом осторожно обнимаю ему второй рукой за торс, прижимаясь щекой к спине. Сквозь ткань белой рубашки я чувствую, как напряжены мышцы Гарри, но я сама успокаиваюсь, когда ощущаю, что Гарри расслабляется немного.
— Я знаю: ты злишься на меня за то, что я оставила тебя. Я сама на себя злюсь за это. Но я постараюсь наверстать упущенное. Ты — самое лучшее, что случалось в моей жизни, — говорю я, прикрывая глаза и прижимаясь плотнее к Гарри.
Мы стоим так несколько минут, и мне даже все равно на то, что Гарри ничего не ответил на мои слова. Главное — он их слышал.
Я открываю глаза, когда Гарри убирает мои руки и разворачивается ко мне лицом, смотря прямо мне в глаза. Я не смею отвести взгляда. Я особенно чувствую разницу в росте с Гарри, когда он, ссутулившись, опускает голову и прислоняется своим лбом к моему.
Снова прикрывая глаза, я улыбаюсь, когда Гарри сначала коротко лишь касается моих губ своими, но затем, поддерживая мой подбородок двумя пальцами, целует долго и трепетно.
— Будь со мной, — на мгновение прерывая поцелуй, шепчет он.
