Опиоид

Так проходит неделя, окутывая отель дурманом похоти и забвения. Гости, словно тени, прибывают и растворяются в этой пропитанной наркотиками атмосфере. Бан Чан и Чонин, пленники зависимости, уже не мыслят себя без этого дурмана. Минхо, страшась причинить боль Джисону, с титаническим усилием отвергает наркотики. Феликс, призванный арестовать Хенджина за незаконную транспортировку зелья, замирает, сражённый его словами: Хван знает слишком много. И вот уже Феликс сам оказывается на грани падения в этот омут.

На фоне этой декадентской вакханалии, Хенджин, словно паук в центре паутины, плетет свои интриги. Он наблюдает за Феликсом, улавливая малейшие колебания в его взгляде, каждое сомнение в его сердце. Хенджин видит в Феликсе не просто полицейского, но и потенциального союзника, человека, которого можно сломить, переманить на свою сторону. Его слова - тщательно выверенные отравленные стрелы, направленные в самые уязвимые места души Феликса.

Джисон, чувствуя надвигающуюся бурю, пытается вырвать Минхо из этого порочного круга. Он видит, как наркотики медленно, но верно разрушают его возлюбленного, и готов на все, лишь бы спасти его. Его любовь - единственная чистая искра в этом кромешном аду, луч надежды, способный пробиться сквозь тьму зависимости.

Бан Чан и Чонин, потерявшие себя в наркотическом тумане, становятся лишь тенями самих себя. Их лица бледны и измождены, глаза пустые и безучастные. Они уже не чувствуют боли, не испытывают радости, лишь неутолимую жажду новой дозы. Отель стал их тюрьмой, наркотики - их надзирателями.

Феликс, раздираемый внутренним конфликтом, стоит на перепутье. Долг перед законом и искушение, предлагаемое Хенджином, борются за его душу. Он понимает, что от его решения зависит не только его судьба, но и судьбы тех, кто попал в эту паутину наркотиков и лжи. Выберет ли он правосудие или поддастся искушению, станет ли спасителем или одним из падших?

На фоне этой трагедии разворачивается игра не на жизнь, а на смерть, где каждый шаг может стать последним, а цена ошибки - потеря души.

В один из тех дней, что тонули в пыльной дрёме старого отеля, Джисон проснулся с первыми лучами солнца. Спустившись в холл, он застал Минхо спящим за стойкой регистрации, словно изваяние усталости. Рядом, остывая, томилась кружка кофе. Не решаясь потревожить его сон, Джисон присел рядом и, подперев голову рукой, погрузился в созерцание умиротворённого лица Минхо.

Внезапно, словно разряд молнии, в отель ворвался Хенджин, его голос сорвался в панический крик:

- Бегите! Скорее! Прячьтесь!

Джисон, решив, что Хвана настигла галлюцинация, попытался его успокоить, поднимаясь с места.

- Хенджин, что с тобой?

В этот момент в холл, как зловещая тень, вошёл Феликс в полицейской форме и, не говоря ни слова, выстрелил в потолок. Джисон, инстинктивно прикрыв голову руками, присел под стол. Минхо, резко проснувшись, был тут же затащен туда же. Феликс, казалось, не заметил их.

- Хах, ну что ты, Хенджин, весь сюрприз испортил, - ухмыльнулся Ликс и выстрелил в пол рядом с Хенджином.

Хенджин, забившись в угол, дрожал как осиновый лист. Феликс, наслаждаясь его страхом, медленно подошел к нему, целясь дулом пистолета прямо в лицо.

Но вдруг, тишину разорвал голос Бан Чана, прозвучавший словно гром среди ясного неба.

- Что здесь творится?!

Феликс, не дрогнув, развернулся, направляя пистолет на Чана. Палец безжалостно сжал курок...

- Чан! - отчаянно выкрикнул Чонин и, бросившись вперед, заслонил его своим телом.

Минхо и Джисон, затаившись под столом, наблюдали за разворачивающейся трагедией. Кровь бешено стучала в висках, отсчитывая последние мгновения перед неминуемым...

Пуля, выпущенная Феликсом, пронзила тишину, а вместе с ней и плечо Чонина. Парень вскрикнул от боли и пошатнулся, но удержался на ногах, продолжая загораживать Чана. В глазах Чонина плескались непонимание и страх, смешанные с отчаянной преданностью. Бан Чан, ошеломленный произошедшим, замер на месте, не в силах поверить в происходящее. Время словно остановилось.

Чан рухнул на колени перед Чонином. Алая кровь пульсировала из разорванного плеча, окрашивая пол багровым. Дыхание прерывистое, хриплое - оставалась последняя надежда спасти Чонина.

- Ян... - прошептал Чан, и поток слез хлынул из глаз, обжигая щеки.

Джисон забился в рыданиях, рвался к другу, но стальная хватка Минхо удержала его. Слишком опасно.

Феликс вновь навел дуло на Хенджина. Загнанный в угол, Хван отчаянно искал спасения, которого не было. Ледяное прикосновение металла ко лбу. Хенджин задрожал, слезы брызнули из глаз, но вдруг Ликс медленно перевел пистолет к своему виску.

- Хенджин, ты же знаешь, все могло быть иначе...

Хенджин робко коснулся щеки Феликса.

- Прости, - прошептал Хенджин, но было слишком поздно.

Раздался выстрел, и Феликс рухнул на пол бездыханным.

Мир замер в оглушительной тишине.

Джисон и Минхо выскочили из под стола. Джисон бросился к Чонину, а Минхо к Хвану, пытаясь вырвать пистолет из его дрожащих рук. Не успел... Хенджин выстрелил...

Тело Хёнджина безвольной куклой рухнуло рядом с Феликсом.

По щекам Минхо хлынули слезы, обжигая кожу. Чонин, словно надломленный цветок, угасал на руках у Бан Чана, алая кровь пропитывала его одежду. Он терял сознание.

Этот отель был словно проклят, отравлен смертью. Оставаться здесь - значило накликать новую беду. Минхо, шатаясь, подошел к Джисону и, опустившись на колени, уткнулся лицом в его плечо, разрыдавшись в голос. Джисон в ответ лишь судорожно всхлипывал, дрожа всем телом. Чан, склонившись над Чонином, беззвучно плакал, и слезы катились по его щекам, падая на окровавленную рубашку младшего.

Дни тянулись мучительно медленно, оставляя за собой лишь привкус пепла и невосполнимой утраты. Троих предали земле, а Минхо, Джисон и Бан Чан словно онемели, погребенные под обломками собственного горя. Джисон понимал, что не сможет так просто покинуть этот отель, каждый уголок которого был пропитан воспоминаниями, а сердце навсегда привязано к Минхо. И тогда Ли, с мрачной решимостью в глазах, поставил его перед выбором: бежать, стереть все из памяти и начать новую жизнь, или остаться и разделить с ним тьму, что клубилась вокруг них, грозя поглотить обоих.

Джисон поднял на него взгляд, в котором смешались отчаяние и тихая решимость.

- Я останусь.

Минхо не ответил, лишь крепче сжал его ладонь, словно боясь, что Джисон передумает, растворится в воздухе, оставив его наедине с кошмаром. В его глазах мелькнула тень облегчения, столь мимолетная, что Джисон едва успел ее заметить. Он знал, что это решение изменит все, перечеркнет надежду на светлое будущее, но в глубине души понимал, что другого выбора у него просто нет. Без Минхо мир казался серым и бессмысленным, а будущее - пустой и безрадостной перспективой.

Дни превратились в тягучую череду бессонных ночей, наполненных призраками прошлого. Они бродили по опустевшим коридорам отеля, словно тени, храня молчание и избегая отражений в зеркалах. Минхо становился все более замкнутым и нелюдимым, его глаза горели нездоровым блеском, а в движениях чувствовалась напряженность. Джисон старался быть рядом, поддерживать его, но чувствовал, что между ними растет стена, воздвигнутая горем и чувством вины.

Однажды ночью, когда за окном бушевала гроза, Минхо позвал его в свою комнату. В полумраке, освещенном лишь слабым светом настольной лампы, он рассказал Джисону о том, что скрывал все это время - отель был его изощренной местью тем, кто отравил жизнь Минхо, а Джисон - ключом к болезненному прошлому, погребенному в глубинах памяти.

Когда Минхо закончил, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь раскатами грома. Джисон поднял на него заплаканные глаза и произнес:

- Мы справимся. Вместе.