«- Шипперят их все. Смотри, сейчас поцелуются...»
Утро после клуба
Томми проснулся позже обычного. Свет пробивался сквозь плотные шторы, телефон вибрировал от сообщений. Он щурился, щёлкнул пальцами по экрану, отложил. Голова — ватная. В груди — странное, но тёплое ощущение, будто внутри горит медленный огонь. Он сел на постели, вспоминая: Кто уронил ананас в шейкер? Почему у Пардa на лбу была наклейка «ISRAEL»? ...И что он сказал Ноэми?
Он сжал пальцами переносицу. Момент, как она смотрела на него, всплыл первым. Потом — свои собственные слова. Без фильтра, честные, почти глупые в своей прямоте. «Я бы остался с тобой здесь до самого утра.»
Он резко выдохнул.
— Чёрт...
Но вместо стыда было странное облегчение. Он не пожалел. Возможно, впервые за долгое время он говорил так, как чувствовал. Без шоу, образа, странных штанов и пост-иронии. Он встал, умылся, глядя в зеркало.
— Финал. Но и кое-что другое начинается, да?
У Ноэми утро началось с чашки кофе и насмешек Марианны.
— Ну? — с порога.
— Что — «ну»?
— Не притворяйся. Я видела.
— Видела что?
— То, как вы смотрели друг на друга, когда музыка затихала. И особенно — как ты его слушала. И как он тебя. Ты хоть понимаешь, как это со стороны выглядело?
Ноэми улыбнулась, отхлёбывая из чашки.
— Это выглядело... правильно.
— Оууу. — Девушка хлопнула ладонями. — Он тебе нравится.
— Он мне... интересен.
— Ага. «Интересен». Так мы теперь это называем?
Ноэми кивнула, стараясь скрыть улыбку.
— И не думай меня шантажировать.
— Поздно. У меня уже скрин из сторис, где он на тебя смотрит, будто у него в голове оркестр.
Репетиция за день до финала
Огромная сцена, свет прожекторов, волнующая пустота зала. За кулисами кипела работа. Участники выходили по очереди, проверяли звук, проходили хореографию, подстраивали свет и графику на экране позади.
Томми вышел на сцену третьим. В руках — микрофон. Его образ был снова на грани безумия и стиля: белая рубашка, синий костюм, длинный красный галстук.
— Espresso Macchiato — звучала уверенно, чётко.
Но на третьем припеве он увидел, как в зале, в первом ряду, сидели Марианна и Ноэми. И вот — лёгкое замедление. Песня продолжалась, но его улыбка менялась. Он почти неосознанно повернул микрофон в их сторону, и когда дошло до повторяющейся строчки — девушки подпели. Только... в шуточной версии:
— Мы пидоры, мы пидоры, сосущие залупу и ебущиеся в сраку!
Обе сдерживали смех, едва не свалившись со стульев. Томми замер на долю секунды, удивлённо фыркнул в микрофон, рассмеялся и продолжил куплет — уже с игривой интонацией. После выступления он подбежал к краю сцены, наклонился к ним:
— Если это видео утечёт — я вас найду.
Ноэми, скрестив руки, ответила:
— Тогда начни с Марианны. Это её идея.
— Предательница — прошипела подруга и скрылась за сиденьем.
После того как сцена замерла от финального аккорда экспрессивного номера Томми Кэша, зал ненадолго погрузился в полутень. Свет притух, техника зашевелилась, ассистенты поднимали новые декорации, и сменился настрой. Наступал момент — совсем другой по духу, но не менее мощный.
— Италия, готовность на сцену.
Из-за кулис шагнула Ноэми Беллини. В чёрном блестящем комбинезоне с открытыми плечами, красными узорами, прямыми волосами, с серьгами-кольцами и чётким, подчеркивающем глаза мейком — она выглядела не просто артисткой, а центром притяжения. Её походка — в точку. Лёгкая, но с пружиной. Музыканты и бэк-танцоры заняли свои места, сцена стала почти театральной.
Зазвучал первый бит. Свет ударил в пол. Подсветка снизу, движения — как порыв ветра. Песня рванула сразу — голос, насыщенный, с хрипотцой, ритм, задающий гипноз. Зритель чувствовал: она поёт не только голосом — телом, взглядом, каждым микродвижением рук.
Камеры следили за ней вблизи — лицо, яркое, живое, дразнящее. То она играла на грани дерзости, то — прятала усталость за ухмылкой. Хореография была чёткой, но не машинной. Она двигалась, как будто танец был продолжением её эмоций. Танцоры работали в полном синхроне: резкие рывки, волны рук, выбросы тел, и всё — на одном дыхании.
На припеве свет вспыхнул так, будто разорвался день. Зал затрепетал — даже те, кто были здесь всего ради техники, непроизвольно начали двигаться в такт. Один из операторов, не отрываясь от камеры, пробормотал:
— Чёрт, она как будто ведёт за собой весь этот зал. Это же просто репетиция...
Марианна сидела в зрительской зоне и снимала на телефон.
— Посмотрите на неё! Посмотрите! — шептала она взволнованно окружающим.
— Вот это Италия, вот это девочка!
Когда песня подошла к последнему куплету, Ноэми сменила подачу — будто выбросив весь вызов и оставив только энергию. Последний взгляд — в камеру, будто прямо в душу зрителя. И тишина. Финальный аккорд. Полная темнота. Через секунду — свет и хлопки. Даже режиссёрская группа зааплодировала. Кто-то в микрофон сказал:
— Если это репетиция, то что будет завтра?
Ноэми медленно отошла за кулисы, переводя дыхание. Её плечи подрагивали от напряжения, но лицо оставалось уверенным. Она сняла наушник, заправила выбившуюся прядь за ухо и тихо сказала кому-то из своей команды:
— Вот теперь я чувствую, что всё правильно.
Ноэми спустилась со сцены, и в тот же миг к ней кинулась Марианна — с объятиями, с бешеным сиянием в глазах.
— Ты была сумасшедше хороша! — выдохнула она. — Я в тебя влюбилась ещё раз.
— В который уже? — усмехнулась Ноэми, сжимая подругу в ответ.
— В восемнадцатый, — парировала Марианна. — И не последний.
Из зала вышли и остальные: Кайл, ДжейДжей, Сиссаль, Пард. Один за другим они подходили, обнимали, хлопали по плечу, кто-то делал селфи, кто-то успевал пошутить. Атмосфера после генеральной репетиции была лёгкой, почти детской — в ней чувствовалась гордость за друг друга, даже несмотря на то, что завтра всё будет по-настоящему.
— Завтра вы разнесёте, я говорю — уверенно сказала Ноэми, обращаясь ко всем друзьям сразу. — Не забывайте, для кого мы это делаем. Для тех, кто верит.
— И для себя — добавила Сиссаль, приподнимая бровь. — Не забывай про себя.
Спустя пару минут, когда толпа слегка рассеялась, из бокового коридора показался Томми. Он шёл неспешно, с бутылкой воды в руке, с уже привычной полусонной походкой, будто только что вернулся с другой планеты. Его взгляд скользнул по пространству, заметил её — и задержался.
— Ты, кажется, слегка сожгла сцену — сказал он, когда оказался рядом. Голос — тот самый ленивый, бархатный, но в нём сквозила насмешка, как будто он провоцировал.
Ноэми развернулась к нему, откинув волосы с плеча.
— Я предупредила заранее. На мне — огнеопасное.
— А я, знаешь, думал, что меня сложно впечатлить.
— Что ж... Возможно, ты просто впечатляем в глубине души — она подмигнула.
Он усмехнулся, коротко, с тем же выражением лица, как в тот вечер в клубе — когда правда сквозила сквозь лёгкое опьянение.
— Я вот что скажу. Когда ты поёшь, зал забывает, кто где сидит. Это редкий трюк.
— А ты умеешь говорить без сарказма?
— Только по праздникам. И только с нужными людьми.
Они обменялись взглядами. Не затяжными, не драматичными — но цепляющими. Из тех, что запоминаются кожей, не памятью.
— Ну, — сказал он после паузы. — Тогда до ужина?
— Только если ты не снова придёшь по фальшивому вызову.
— Только если ты снова будешь выглядеть как глюк в системе.
Они разошлись в разные стороны. Но и он, и она знали — это было не «пока». Это было: "мы ещё не закончили."
Интервью финалистов
Здание было залито светом — камеры, стойки с микрофонами, логотипы Евровидения на фоне и очередь журналистов, тянущаяся, как бесконечная лента. Все участники, прошедшие в финал, подходили к прессе — один за другим, кто-то быстро, кто-то задерживался, кто-то играл в образ, кто-то был сам собой.
— Представительница Италии, Ноэми Беллини! — раздался голос.
Она вышла к пресс-стене — спокойная, но с тем же светом в глазах, который не погас даже после многочасовой репетиции. Чётко одетая, волосы собраны, улыбка уверенная — будто сцена по-прежнему была под ногами.
— Ноэми, как ощущения перед финалом?
— Как будто ты летишь на огромной скорости, но в замедленной съёмке. Всё очень быстро и в то же время — каждый момент запоминается. Я чувствую себя живой. Это, наверное, главное.
— Как прошла репетиция?
— Зал был как зеркало. Я почувствовала, что всё, что мы делаем — это не просто номера. Это отпечатки. И завтра... я хочу, чтобы этот отпечаток остался у кого-то в сердце.
— Вы сблизились с некоторыми участниками, верно?
— Да, у меня появилось несколько музыкальных родственных душ, — усмехнулась она. — И одна из них поёт песню про кофе. Очень громко. И странно.
Зал хихикнул. Кто-то сразу переключился:
— Томми! Эстония! Можно вас к микрофону!
Он появился сбоку, как обычно: будто случайно оказался рядом. Чёрная куртка, рваные джинсы, волосы растрёпаны. Он встал рядом с Ноэми, облокотившись на стойку микрофона, и кивнул журналистам.
— Томми, какие эмоции перед финалом?
— Хочу, чтобы в зале наливали эспрессо. И чтобы никто не пел фальшивую версию моей песни в коридорах.
Он бросил взгляд в сторону Ноэми.
Она усмехнулась, не отпуская микрофон:
— Мы просто тестировали, как звучит альтернативный текст. Это называется... художественная интерпретация.
— Это называется кощунство, — серьёзно сказал Томми, потом хмыкнул. — Но ладно. Это был лучший кавер. Из худших.
— Какие у вас с Ноэми отношения? — быстро влез кто-то из журналистов.
Они оба замолчали — на секунду. Потом Ноэми ответила:
— Мы из разных планет, но летаем в одном направлении.
— Иногда влетаем друг в друга, — добавил Томми. — Без столкновений пока.
— Ну, это пока только репетиции.
— Значит, завтра может быть эффект кометы?
Они оба рассмеялись. Журналисты это подхватили моментально — вспышки, крики, улыбки.
— Спасибо, Италия! Спасибо, Эстония! Удачи в финале!
Они отошли от стенда почти одновременно. Несколько шагов — и снова вдвоём, в полутени за кулисами.
— Знаешь, — сказал он, поравнявшись. — Мне нравится, как ты отшучиваешься.
— А мне — как ты не пытаешься выглядеть серьёзно, даже когда говоришь серьёзное.
— Значит, мы оба — иллюзия.
— Или совпадение, которое пошло не по плану.
Он кивнул, чуть склонив голову:
— Завтра будем совпадать дальше?
Она не ответила. Только мягко улыбнулась — и пошла вперёд, в залу, где уже собирались остальные участники.
А он — остался на секунду, наблюдая, как она исчезает в шуме, в огнях, в своей стихии.
Вечер после ужина.
Номер 512. Комната уже стала почти традицией. Кто-то разлёгся на подушках у стены, кто-то сидел на полу, растянувшись у низкого столика с фруктами, чипсами и холодным чаем. Музыка играла на фоне — плейлист из выступлений и странных тикток-трендов.
Ноэми появилась не сразу. Её пригласили — точнее, Марианна почти втолкнула её в номер со словами:
— Если ты не придёшь, Кайл опять включит свой норвежский трэп. Спаси нас всех.
Томми уже был там. Растянулся на диване, лениво просматривая телефон, угощаясь виноградом, который никто не ел, кроме него. Когда Ноэми зашла, он слегка приподнял бровь и постучал по свободному месту рядом с собой:
— Давай. Садись. Мы тут ловим кринж из интернета.
Она уселась рядом, даже не пытаясь скрыть усталую улыбку.
— Что смотришь?
— Нас — сказал он и повернул экран.
На телефоне шёл TikTok. Видео под грустный ремикс, где нарезка: как они переглядываются на пресс-конференции, как смеются друг с другом в кулуарах, как обнимаются после оглашения результатов. На экране были надписи: «Эстония + Италия = хаос и искусство»
«ТомЭми шип жив» «Если они не поцелуются в финале — это не Евровидение»
Ноэми рассмеялась и схватила подушку, шутливо ударив его в плечо.
— Ты сам это нарезал?
— Нет. Но скинул друзьям. Пусть знают, как я страдаю.
— Ага. Смотри-ка, тут ещё один. Под «La Noia».
— Да, где я в роли скуки, а ты — смысл жизни?
(«La Noia» песня с которой выступала Ноэми)
Они оба тихо засмеялись. Экран телефона мигал новыми клипами: одни и те же моменты, но под разную музыку. Их смех, их взгляды. Даже моменты, которых они не замечали.
— Интересно, мы действительно так странно выглядим со стороны? — спросила она, беря из его рук телефон.
— Странно — это наше нормальное — пожал плечами он. — Но не против. Лучше быть мемом, чем пустым местом.
В комнате кто-то громко чихнул — это ДжейДжей. Потом началась перепалка между Кайлом и Сиссаль, они спорили, кто завтра сделает больше глиттера на лице. Марианна, разумеется, наблюдала за Томми и Ноэми, сидящими вплотную, с таким выражением лица, будто только что выиграла ставку.
— А если серьёзно... — начал он, глядя куда-то в экран, не на неё. — Завтра всё закончится. Кто-то выиграет. Кто-то забудет. Кто-то станет кем-то.
— А кто-то будет шиппериться в TikTok ещё полгода.
— Я не против. Лишь бы мемы были красивые.
— А ты, выходит, романтик.
— Я просто эстет. Даже если хаос. Даже если кофе.
Они снова улыбнулись — ближе, чем до этого. Просто в свете экрана. Просто на чужом диване. Просто накануне финала.
Конечно же, Марианна, главный шиппер этой парочки не удержалась и сфоткала эту милую парочку на заметку.
И в эту секунду — всё, что вокруг: разговоры, музыка, спор о глиттере — отдалилось. Остались они. В своих ролях. В своей правде. В моменте, который даже TikTok ещё не успел смонтировать.
*****
Комната всё ещё гудела — где-то играли в угадай мелодию по первой ноте, кто-то спорил о шансах Швейцарии на победу, а кто-то уже начал дремать в кресле, уткнувшись в подушку.
Ноэми встала первой.
— Мне нужно немного воздуха. Голова гудит.
— Я тоже, — откликнулся Томми. — Проверим, как живёт швейцарская ночь
Они вышли на балкон. Узкий, но уютный. Небо над городом было будто вымытым — тёмное, плотное, без звёзд. Но от этого не менее красивое. Внизу шумел город. Где-то проехало такси. Кто-то смеялся у входа в другой отель. А здесь, на высоте, был почти покой.
Они молчали секунду. Просто стояли, облокотившись на перила. Дул лёгкий ветер. Он шевелил её волосы, и Томми вдруг аккуратно откинул прядь, чтобы она не попадала ей в глаза. Его пальцы задержались на секунду дольше, чем нужно.
— Ты правда не нервничаешь перед финалом? — спросила она, не глядя.
— А ты правда веришь, что я всё это воспринимаю как конкурс?
Она чуть повернула голову.
— Тогда что это для тебя?
Он пожал плечами.
— Это как арт-инсталляция с живыми людьми. Только иногда в этой инсталляции встречаются другие такие же... неправильные. И вдруг всё начинает иметь какой-то... смысл.
— Ты сейчас говоришь про Евровидение или про меня?
— А ты как думаешь?
Она засмеялась тихо, но в этот раз не отшутилась. Не отодвинулась. Не отвела взгляда. Он шагнул ближе.
— Можно?
Она не ответила — просто посмотрела прямо в глаза. И этого было достаточно. Он наклонился, и их губы встретились — мягко, неторопливо. Без театра и сцен, просто... как будто давно пора. Всё было будто естественным продолжением всех тех вечерних разговоров, шуток, перекинутых взглядов. Всего, что строилось день за днём.
За дверью балкона кто-то как раз включал новую песню — бас гремел через стекло, но для них в тот момент был только этот воздух, этот миг и это странное спокойствие между ними. Что они не заметили — у соседнего отеля на крыше ужинала пара туристов. Один из них, увидев двоих на балконе с камерой в телефоне, хмыкнул:
— Эй, это ж Эстония и Италия!
— Кто?
— Шипперят их все. Смотри, сейчас поцелуются...
— Ну-ка, давай сниму...
Флэш они выключили. Ветер был громче щелчка камеры. Ни Ноэми, ни Томми этого не услышали. Фото с балкона, где они целовались в полутени, вспыхнет в сети утром. Но пока — только ночь, только они.
И больше ничего не нужно.