45. Скоро.
Сон навалился тяжеленным потоком, унося куда подальше от норовящих забраться под кожу мыслей: стоило лишь прикрыть глаза, и я моментально ощутила утреннюю прохладу из приоткрытого окна.
Утро заставляло думать о приближающейся поездке в Нью-Джерси к Джонатану — о сборе вещей, о вопросах, на которые я сама не хотела давать себе ответы. Конечно, всегда легче оставить всё так, как есть.
Но я устала.
Это была, к сожалению, первая мысль после пробуждения: разговору суждено случиться, но каким образом? Как начать его грамотно, при этом не развалившись на части? Всем ли так просто просить развода у близких, с которыми связано немалое количество лет и прожитых моментов?
Что чувствуют девушки, когда им предстоит разорвать подобные моим отношения? Хочется ли им так же, как и мне сейчас от одной только идеи новой жизни, провалиться сквозь землю?
Может, я просто преувеличиваю, но сейчас не чувствую никакой грусти или печали. Не чувствую страха или тяжести, норовящей свалиться на плечи грузом ответственности и новых впечатлений.
В конце концов, осенняя хандра пыталась достать меня дождём, шлёпающим по стеклу; приподнявшись на кровати, я осмотрелась и поняла, что встала слишком рано: на улице темно, и рассвет только начинал окрашивать небо где-то далеко, за крышами домов и новостройками.
Но спать больше не хотелось: глаза лишь немного покалывало, а тело ныло от непривычного положения, в котором я уснула — свернувшись в клубок и обняв край подушки.
Николас скорее всего ещё не проснулся, да и кто будет подниматься в такую рань, кроме меня, резко открывшей глаза? Наверное, сыграло ощущение непривычной обстановки: в квартире, где я прожила несколько лет, мне всегда было легче валиться в сон.
Я вышла в одной футболке и прошлась по коридору, пытаясь выгадать, где может находиться туалет: требовалось умыться, немного привести в порядок волосы и банально посмотреть на себя в зеркало: всё-таки я уснула с макияжем, напрочь забыв о том, что утром буду сожалеть.
Нужную комнату я нашла сразу — как по зову сердца, и старалась сильно не шуметь, но, когда вышла, то сразу же напоролась на Николаса: он протягивал мне полотенце, отпивая из кружки.
В коридоре запахло кофе — от него, и мылом — от меня. Я с трудом смогла заговорить, на несколько секунд замерев взглядом на растрепанной шевелюре мужчины. Он вновь выглядел притягательно, совсем ничего для этого не делая.
— Доброе утро... — промокнув полотенцем лицо и вытерев руки, я выдохнула, — Давно не спишь?
— Ну, успел сделать кофе, а потом услышал, что ты проснулась. Сэм спит, как убитая, её не поднимешь в шесть утра.
— Шесть утра? — шепнула я, совершенно забыв о том, что для проверки времени у меня есть телефон. В последнее времени он совсем меня не волновал — хватало дел и без интернета.
— Пойдём на кухню... — Ник приобнял меня за плечо, и мне нравилось, как быстро стёрлась эта грань между дистанцией, которую я привыкла ощущать, находясь рядом с ним даже в машине, и тем, что сейчас он может просто так трогать мою спину, наливать кофе из стеклянного кофейника и одновременно рассказывать о соседях.
— Повезло, что сегодня без споров о сериалах... — он передал мне кружку и сел за стол, прямо напротив меня, — Но мне, например, так легче просыпаться.
— Я почти всегда встаю сразу, — я пожала плечами, — Даже согретое одеяло не так держит в кровати. Видимо, я уже старею.
— Говорит та, которой слегка за двадцать пять...
Кофе, немного сладкий и горячий до того, что я вздрогнула от первого же глотка, стал причиной первого утреннего смешка. Кухня утопала в полумраке, из окна виднелось полупрозрачное полотно тумана.
— Поведёшь Сэм в школу? — спросила я, чтобы хоть как-то поддержать наш сонный разговор, пока Николас продолжал налегать на кофе.
— Да, за руль не сяду, разумеется, поэтому сегодня прогулка. Ты со мной или поедешь сразу?
— Я даже не знаю. Мне страшновато.
— Да, это не так просто, как хотелось бы, но главное — понимать, что это именно твоё решение, которое нужно принять. Ты сама в курсе. Почему-то мне кажется, что он и сам уже хочет, чтобы вы поговорили. Я бы на его месте хотел.
Конечно. Я тоже задумывалась о том, что Джонатану, даже несмотря на его виновность в странном и мерзком в моих глазах поведении, которого я, разумеется, не ожидала от своего мужа.
Только в последнее время мне начинало казаться, что я старательно избегала темы наших отношений лишь потому, что верила во «временные трудности». Их ведь можно избежать: обратиться к семейному психологу, выяснить всё в корне, может — даже исправить, долго и монотонно, но всё же не критично.
Но сейчас я думаю о другом. Мне просто не хочется такой жизни: постоянной терапии, ещё и осознания того, что мне изменяли и совсем не стесняются об этом открыто говорить.
Можно было сказать: Оливия, давай разойдёмся. Мне перестало приносить счастье то, что происходит рядом с тобой. Мне перестала приносить счастье ты.
И я бы согласилась — проплакалась бы, но не зная, что он изменял и скрывал это только потому, что хотел остаться «замужним принципиальным специалистом». Красивая картинка оказалась важнее давящей реальности.
— Скоро станет легче, Олив. — сказал тихо Николас, склонив голову, — Обещаю.
— Я хочу этого. Потому что живу в плохом сне.
— И сейчас?
— Нет.
С ним невозможно думать о плохом, пусть моя голова, уставшая от постоянного стресса, выталкивала на поверхность неприятные мысли; Мне не нравилось тратить время, такое драгоценное и бегущее быстрее, чем мне хотелось бы, на волнения.
Николас подвернул рукава кофты, поднимаясь с места и забирая пустые кружки; на улице начинала просыпаться округа, разрушая волнительное спокойствие совсем раннего утра. Зазвучали разговоры за стенами, автомобильные гудки и собачий лай — то, чего я никогда бы не застала на чёрт знает каком этаже собственной квартиры.
— Доброе утро в доме Николаса Буша... — перевёл дыхание он, — На чём поедешь?
— Надо спросить контакты подруги Рэя. В прошлый раз меня забирала она.
— Напишешь, как доедешь?
— Постараюсь.
— Нет, напишешь. — мягко улыбнулся он, — Пожалуйста.
— Хорошо. Я напишу.
Ещё одна непривычная вещь — мужское волнение, испарившаяся между мной и Джонатаном уже очень давно.
Я не знала, хочу ли довести Саманту, сонно гуляющую по квартире в натянутых спортивных штанах и майке, вместе с Ником.
С одной стороны — это был бы не лишний час, проведенный вместе, а с другой — мне вдруг стало настолько печально, что я резко опустила глаза.
Ладонь Николаса медленно огладила мою, когда я застыла у двери, желая как можно быстрее сбежать. Сбежать — потому что сил становилось всё меньше, а навязчивых мыслей — ещё больше.
— Уверена? — спросил он тихо, мельком оглядываясь на Сэм, побежавшую на второй этаж, — Если хочешь, то я могу поехать с тобой.
— Нет. — ответила я резко, почти выплюнув, — Я не хочу, чтобы он плевался ядом ещё и в тебя.
— Думаешь, что всё будет так страшно?
— Надеюсь, что нет. Просто разберусь со всем и...
— Ты бледная. — заметил Ник, убирая прядь моих волос за ухо, — Не заболела?
— Может и да. — сглотнув, я оценивающе застыла, пытаясь понять, действительно ли у меня температура, или я просто подвержена волнению, — Если что, то аптечка у меня есть.
По взгляду Буша было видно, что он не хочет меня отпускать; зажав мою руку в своей, он наклонился ближе и мельком поцеловал — совсем коротко, почти по-семейному, но даже от этого мелкого жеста меня вновь пробрало дрожью.
— До встречи. — шепнула я.
— Всё будет хорошо. Я на связи.
Выходить из тёплой квартиры на прохладную осеннюю улицу, стараясь избегать желания обернуться — та ещё пытка. В совокупности с подкатывающей к горлу слезливой горечью — ещё неприятнее оказалось говорить по телефону.
— Рэй, твоя подруга, Ана, она сможет отвезти меня обратно, чтобы я разобралась с Джонатаном? — всхлипнула я.
— Ты заболела. — догадался Лафферти в первую же секунду, — Сможет. Сейчас позвоню, жди там, где стоишь.
Сейчас мне уже было не настолько понятно то состояние, которое поглотило тело и разум: меня потряхивало, как от лёгкой простуды — она обычно бывает после попадания под дождь или долго распахнутого окна, но я не помню, чтобы мёрзла хоть раз так сильно, чтобы потенциально простыть.
Спокойно, Оливия.
Скоро всё закончится.