17 глава
Я нахмурилась, кажется, даже сильнее, чем он. Слёзы всё ещё катились по моим щекам, и, похоже, Дилан заметил это только сейчас, его взгляд стал мягче. Он встал с лавочки и неуверенно обнял меня.
Я даже не оттолкнула его, как обычно делала раньше. Сейчас боль была настолько сильной, что хотелось уткнуться кому-то в плечо и плакать, пока не станет легче.
Он осторожно гладил меня по спине, а я тихо всхлипывала, прижимаясь всё крепче. Мы молчали, погружённые в свои мысли, которые казались тяжёлыми и невыносимыми.
— А где Егор? — раздался детский, тихий голосок.
Я вздрогнула, наконец смогла сосредоточиться и задуматься.
— Кто это? — спросила я, наконец, голосом, полным сомнений.
— Твои брат и сестра, — тихо ответил он, не отпуская меня из объятий.
— Что? — не поняла я, все ещё пытаясь осознать услышанное.
— Я пришёл к тебе, — тихо ответил Дилан, — у подъезда сидел Егор, он попросил меня присмотреть за мелкими. Объяснил, что это дети вашей мамы.
— Почему он сам не мог за ними посидеть? — спросила я, не скрывая лёгкого раздражения и усталости.
— Он в магазин пошёл, — ответил он, — попросил меня хотя бы пару минут с ними посидеть.
— А что они вообще здесь делают? — с тревогой прошептала я.
— Я не знаю, ангелок, — его голос был полон неуверенности,
Я взглянула на Дилана, в этот момент он казался совсем другим человеком. Может, это просто мои нервы и ситуация накладывали свой отпечаток, но в нём была какая-то искренняя забота, которую раньше я не замечала.
— Спасибо, — услышала я спокойный голос Егора, который подошёл к нам. — А ты чего плачешь, Лин? — с мягким удивлением спросил он.
Я не стала отвечать, вместо этого задала свой вопрос, игнорируя его:
— Егор, а где мама?
Он глубоко вздохнул и спокойно ответил:
— У нас. Алиса, Марк, пошлите домой. Нагулялись уже.
— Почему она у нас? — с трудом спросила я.
— Она уезжает скоро, и хочет нас с собой забрать. — его голос стал серьезнее. — Алис, кукол не забудь.
Хотя Егор выглядел хмурым и напряжённым, я заметила, что с младшими он говорит мягко и бережно. Он, конечно, злится на маму, но дети ни в чём не виноваты. И в этом было что-то одновременно горькое и трогательное.
Я уже собиралась пойти домой с Егором, но вдруг почувствовала, как Дилан мягко сжал моё запястье, не отпуская.
— Лин, посиди со мной, — тихо попросил он.
Я не понимала своих поступков, но почему-то мне казалось, что только Дилан сейчас сможет меня понять. Внутри меня было так тяжело и тошно от самой себя, но я не могла просто уйти.
Мы сели на лавочку, и Дилан не торопился приближаться, он сел чуть дальше, и я была благодарна ему за это пространство.
— Я шёл к тебе, чтобы сказать что я видел Чейза и Сэдди вместе, — тихо произнёс он.
Я не смогла сдержаться, и слёзы хлынули ещё сильнее.
— Он мне уже всё рассказал, — почти шепотом ответила я, ощущая, как боль внутри разрастается.
Дилан молчал, наблюдая за тем, как слёзы всё катятся по моим щекам. Его тишина была не пустой, в ней была какая-то поддержка, понимание, которые сейчас были мне нужны больше всего.
— Ты не одна, Лин, — наконец сказал он, не поднимая взгляда. — Я знаю, как это больно.
Я попыталась вдохнуть поглубже, собраться с силами, но горло сдавило комом.
— Я не знаю, как быть дальше, — прошептала я. — Всё рушится. Чейз... мама... я теряю всех, кто мне дорог.
— Иногда нужно упасть на дно, чтобы оттолкнуться и подняться выше, — тихо сказал Дилан, и я повернулась к нему, удивлённая глубиной его слов. — Ты сильнее, чем думаешь.
Я смотрела на него, и впервые за долгое время почувствовала, что не одна в этом хаосе.
— Я ведь ему верила... — голос дрожал, слова рвались на новые слёзы. — Думала, что нравлюсь ему, что всё будет хорошо... А он просто играл... — Я опустила голову, чувствуя, как внутри растёт пустота. — Как же больно... — едва слышно прошептала я, сжав руки в кулаки, будто пытаясь удержать разбитое сердце. — Знаешь, Дилан... — я тяжело вздохнула, — я никогда не думала, что кто-то может так просто разбить тебя на куски. Ты ведь веришь человеку, а он... как будто этого никогда и не было. — Я закрыла глаза и слёзы снова покатились по щекам.
Я могла закрыть глаза на то, что он был не совсем честен, попыталась бы убедить себя, что все будет иначе. Но я понимаю, это была лишь моя иллюзия. Иллюзия, которая разбилась о холодную правду.
— Мне больно не только от предательства, — я взглянула на него, голос ломался, — но и от того, что я сама не смогла этого увидеть. Что я была слепой, глупой...
Внутри всё было словно разбитое стекло, острые осколки боли, предательства и пустоты. Казалось, сердце разрывается на части, а каждое воспоминание об обещаниях и словах становится тяжёлым грузом, который невозможно сбросить. Словно в груди поселилась тьма, холодная и безжалостная, не дающая ни сил, ни надежды. Казалось, мир вокруг стал чужим и пустым, и ни одна радость уже не может его заполнить. Каждое дыхание давалось с трудом, а слёзы не могли утолить той горечи, что разливалась по всему телу.