24. Мне тошно находиться здесь
Сначала машина ехала по городу, потом мчала по скоростной трассе, потом снова замедлилась. Затем я услышала, как открываются металлические ворота и как со скрипом разъезжаются двери гаража. Послышался звук скрежещущего под колесами гравия, и я поняла, что мы едем в дом Каулитцев. Мотор заглох, Билл вышел из машины и грохнул кулаком по крышке багажника.
— Я выпущу тебя отсюда, если будешь паинькой. Согласна?
— Даже не надейся, — ответила я. — Я буду паинькой где угодно, но не здесь. Ты намучаешься со мной, подонок. Обещаю тебе!
— Что ж, по крайней мере я спросил, — ответил он и ушел. Шаги стихли.
Я лежала в багажнике в позе эмбриона и была едва жива от страха. В прошлый раз все закончилось хорошо только благодаря чуду. Руки и ноги начали неметь, их словно пожирал миллион маленьких муравьев, и эта боль затмила все. Сначала я даже шевелиться боялась, но теперь колотила по крышке багажника и кричала. Без толку. Билл не собирался выпускать меня отсюда.
Темнота и замкнутое пространство сводили меня с ума. Время потянулось не линейно, а урывками.
Мне было плохо. Страшно, тесно и больно. Однако, когда некоторое время спустя снова послышались шаги и Билл, вновь ударив по багажнику ладонью, спросил, буду ли я молчать, если он выпустит меня, – я ответила, что скорее сдохну в этом багажнике, чем буду молча выполнять его приказы, и что если он хочет, чтобы я молчала, ему нужно просто пристрелить меня.
— Твою мать, — процедил сквозь зубы он и снова ушел, щелкнув выключателем.
Я провела в багажнике еще несколько часов. Возможно, больше, так как потеряла счет времени. Я совсем ослабла, но когда Билл вернулся снова и распахнул багажник, мои силы словно утроились, и я завопила изо всех сил. Завизжала так громко, что, казалось, дрогнули стены. Билл перевернул меня на живот, вывернул мою руку, чтобы обездвижить, и я тут же ощутила шлепок по мягкому месту и жжение. Этот подонок что-то вколол мне! То ли снотворное, то ли транквилизатор, потому что голова внезапно стала такой тяжелой, что я больше не смогла ее поднять.
***
Я очнулась от того, что надо мной звучали голоса. И оба были мне знакомы. Один принадлежал Биллу, а другой... Господи, какую же бурю этот второй голос вызывал в душе! Я открыла глаза и увидела, что лежу в постели в незнакомой комнате с приспущенными шторами и обоями в тонкую-тонкую полоску. Надо мной стояли двое, но, как я ни старалась, не могла различить их лица.
— Билл, что ты с ней сделал?
— Да ничего я с ней не сделал. Просто дал шанс хорошенько выспаться. Скоро она отойдет.
— Какого черта? Почему ты просто не привел ее сюда? Не все хорошо переносят транквилизаторы, ты не должен был. Она что, животное, по-твоему?
— Извини, бро, я бы, конечно, предложил ей душ с ужином, но мы с ней так и не договорились. Что касается твоего последнего вопроса: так лучше ты ответить мне на него.
— Она человек и заслуживает адекватного обращения.
Билл только хмыкнул и ответил с насмешкой:
— Господи, как будто не ты сам попросил меня привезти ее сюда, Том!
***
Ни увещевания родителей, ни убийства родственников, ни рассказы о жестокости Каулитцев - ни слова́, ни действия - не смогли сделать со мной того, что сделала всего одна последняя ночь. Меня снова похитили, снова везли в багажнике, меня усыпили, как какое-то безмозглое животное, а теперь заперли в комнате без права покидать ее. Если бы сейчас в мою руку вложили пистолет, я бы наградила пулей каждого из них - и Билла, и Тома, всю их родню и всех, кто им прислуживает.
— Здравствуйте, я ваша горничная, миссис Блум, — обратилась ко мне женщина неопределенного возраста с прической-ульем и с маленькими золотыми очками на носу. Прямо-таки фея-переросток. - Как вы себя чувствуете?
Я сфокусировала взгляд на незнакомом лице и подумала, что ее, пожалуй, я бы пристрелила тоже. Легко. Она коснулась моего лба, поправила мое одеяло и ласково улыбнулась.
— Мистер Том не отходил от вас всю ночь. Он очень переживает.
Смех царапнул мое горло. Я подавилась им, как давятся костями.
— Скажите ему, что, будь у меня пистолет, я бы пристрелила его, не раздумывая.
Фея-переросток сдвинула брови и покачала головой. На ее щеках выступили два розовых пятна, как у куклы.
— Давайте я принесу вам завтрак?
— Вы знаете, что меня похитили? — спросила у нее я, едва сдерживая ярость.
— Да, она знает, — раздался чей-то голос.
Я повернула голову и увидела, что в дверях стоит Том. Бледный, пол глазами круги, а на теле несколько синяков, которое оставило обморожение.
Том подал знак горничной и она вышла, вернее выпорхнула, постукивая каблучками своих туфель.
Медленно, словно пол прогнил и вот-вот мог обвалиться, Том приблизился к моей кровати.
— Привет, Уиллоу, — сказал он. — Я надеюсь, что тебе лучше...
— Это ты распорядился похитить меня? А как же твое обещание о том, что ты меня не тронешь? Чертов идиот!
— Тебя никто не тронет. Просто какое-то время ты побудешь здесь.
Я рассмеялась. Хотелось вскочить и броситься на него с кулаками, и, наверно, я бы так и сделала, если бы не страшная слабость во всем теле после снотворного.
— Да катись ты к дьяволу! — Это все, что смогла вымолвить я, задыхаясь от переполнявшего меня разочарования.
Он пододвинул стул к моей кровати и медленно сел. Провел рукой по волосам, не глядя на меня.
— Отныне дьявол – это я. Просто нужно, чтобы он вернул наркотики, и ты будешь возвращена.
– Кто - он?! Сэм?! Я виновата в том, что ваши наркотики были украдены!
— Нет, не ты. Пока один человек их не вернёт, то ты не выйдешь отсюда.
— Ты клялся мне в любви в своих письмах! — крикнула я, когда выражение его лица поменялось. — Я верила в то, что ты меня любишь! Но ты тварь, Том! Что же будет, если я не послушаюсь?!
Том вышел из комнаты, но скоро вернулся. В его руках была штуковина, похожая на ошейник для коров. Я дар речи потеряла, когда он склонился надо мной и попытался надеть мне его на шею.
— Пока ты в доме или недалеко от него, все будет в порядке. Но если ты отойдешь на значительное расстояние, я моментально узнаю об этом. Потом найду тебя и сделаю так, что убегать еще раз не захочется.
— Багажник, транквилизатор, а теперь ошейник? & усмехнулась я. — Что завтра? Заставишь меня лаять по команде?
Том молча застегнул проклятую штуковину на моей шее. Потом положил руки на мои плечи и сказал:
— Когда все закончится, когда я найду и уничтожу эту тварь, я попрошу у тебя прощения за все это. И надеюсь, ты простишь меня.
Смешок выскочил из моего горла, резкий и злобный.
— Лучше надейся, что я промахнусь, когда доберусь до оружия, — сказала я ему.
Минуту он смотрел на меня не мигая. Потом достал из-за ремня пистолет, взвел курок и вложил его в мою ладонь. Пот выступил у меня на лице, когда он, управляя моей рукой, приставил пистолет к своему животу и сказал:
— Ты правда хочешь этого?
Мысли о ночи в багажнике пронеслись в голове ураганом. О да! Как бы я хотела отомстить! За похищение. За ошейник. За все, что невозможно забыть. За то, что уничтожил мое доверие и мою любовь!
Я сжала в руке оружие.
— Имей в виду, — проговорил Том, — у него очень чувствительный курок. Если твой палец дернется - мои кишки в следующую секунду будут стекать по стене.
Я представила себе эту картину, и мой палец сам сошел с курка. Я опустила руку с пистолетом и расплакалась. Том вынул его из моей руки, поставил на предохранитель и сунул обратно за пояс.
— Вот видишь. Тебе не нужна моя смерть, а мне не нужна твоя. Я хочу вернуть то, что потерял. А ты... Просто мстивая девочка, которая пользовалась моим доверием.
— Я пользовалась?! — взорвалась я. — Из за тебя убили моего отца! Ты грёбаный мудак! Я ненавижу тебя! Ненавижу...
Я забилась под одеяло, не в силах справиться со слезами. Да, ему не нужна была моя смерть, но моя жизнь была тоже ни к чему.
***
Моя горничная не явилась на следующий день. Когда я проголодалась до смерти, то вышла из комнаты и принялась бродить по дому Каулитцев.
Я остановилась возле одной из них - огромной, в широкой раме, на которой Том и Билл были запечатлены в момент смеха. Рядом - картина, на которой они маленькие в матросской форме.
— Утречко, — услышала я позади.
Я резко обернулась. В проеме дверей, что из коридора вели на кухню, стоял Билл собственной персоной и держал вилку с наколотой на нее сосиской. Я почувствовала, как кишки внутри завязываются узлом. Я боялась его до одури. Будучи подростком, он уже был жесток. А сейчас, когда ему стукнуло двадцать, смог бы удавить меня голыми руками. Я попятилась.
— Я приготовил завтрак, дорогая, — сказал он лениво. — Поджарить тебе хлеб в тостере?
Я развернулась и пустилась бегом в свою комнату. Залезла в кровать и натянула одеяло до подбородка. Дверь не запиралась изнутри, поэтому оставалось только мечтать, как в детстве, что одеяло станет непреодолимой преградой между мной и монстром...
Сначала было тихо, но через минуту дверь бесшумно открылась, и Билл вошел в мою комнату. В его руках был поднос с едой. Он поставил его на мою кровать и уселся рядом, закинув ногу на ногу. Я наблюдала за ним, совершенно парализованная от страха.
— Сейчас в доме только ты и я, и готовить тебе больше никто не будет. Поешь.
Я бы не смогла проглотить ни куска, даже если бы к моей голове приставили пистолет.
— Помнишь, как ты мне в машине грубила? Ни один сапожник не сравнится с тобой.
— Могу повторить, если только тронешь меня.
Билл протянул мне чашку и расплылся в широкой улыбке. Так улыбаются акулы перед тем, как сожрать кого-то целиком.
— Я не съем ни куска в этом доме. Лучше смерть. И ни ты, ни твоя омерзительная родня не заставят меня есть!
— Ты тоже была для меня омерзительна. Когда-то давно, — ответил Билл и вернул на место чашку, которую я так и не взяла. — Предки всегда говорили, что Хардинги – нелюди. Преследуют нас, охотятся, мешают жить, мешают работать. Первую жену отца отправили на тот свет вместе с детьми. В отца стреляли так часто, что мы шутили, что скоро в него вместо дуршлага можно будет макароны откидывать. Мать двинула в политику, только бы остановить твоего чокнутого папашу, и я перестал видеть ее дома. Бесился. Ненавидел вас все больше и больше. Думал, вы звери, животные. И только в ту ночь, когда Дерек похитил тебя с дискотеки, понял, что нет. По крайней мере, не все из вас. Почти обидно, что ты оказалась человеком.
— Человеком? Неужели? — усмехнулась я. — Которого ты тем не менее снова засунул в багажник, а потом угостил снотворным, как…
— Я просил тебя молчать, Уиллоу, вести себя тихо. А молчание в ту ночь было равноценно жизни, — сказал Билл, понижая голос. — Знаешь почему? Том попросил меня найти тебя. Несколько дней я тебя выслеживал. А когда наконец выследил и привез, оказалось, что брат пьян в дрова. А может, и хуже, под наркотиками. И тогда я решил не говорить ему, что привез тебя, потому что… не знаю, как бы это закончилось. Он и так не в себе после того, как понял, что... не важно. Я мог или оставить тебя в багажнике до утра, или дать снотворное. Ах, ну разве что еще замотать тебе рот скотчем, но не думаю, что это понравилось бы тебе больше. Лично я бы предпочел снотворное, чем отдирать проклятый скотч с лица вместе с кожей… в любом случае прости меня. Ты однозначно не заслуживаешь такого обращения. И если бы не паршивая кража денег, я бы пальцем тебя не тронул, — закончил он.
Билл Каулитц, приносящий мне извинения, – я бы и во сне не смогла вообразить этого. Кажется, у меня задергался глаз от изумления.
— Ты так странно смотришь на меня, — хмыкнул он. — Неужели я начал тебе немножко нравиться? Смотри, как бы к концу дня ты не стала моей верной фанаткой… а теперь поешь.
Билл встал с кровати, матрас вместе с подносом покачнулся – и стоящая на нем чашка опрокинулась прямо на мой завтрак. Кофе залило аппетитные сэндвичи с тунцом и салями. Билл выругался.
— Боюсь, моя прелесть, тебе все же придется спуститься и позавтракать со мной, — сказал он и протянул мне руку.
Своей руки я не дала, но все же решила последовать за ним. Вдруг мне удастся втереться к нему в доверие и сбежать отсюда?
На кухне Билл усадил меня за обеденный стол и засуетился вокруг не хуже моей сиделки. Передо мной возник новый завтрак. Бутерброды на свежем хрустящем хлебе и ароматный кофе, посыпанный корицей.
— Можно мне снять ошейник? — спросила я. — Хотя бы на время. Он очень натер мне кожу.
— Нет. Он на кодовом замке. А код знает только Том. Когда твои люди вернут деньги и ещё расскажут всю правду, Том снимет с тебя ошейник.
— Деньги может и отдатут, но про какую правду ты говоришь? Не думаю, что моя родня могла что-то скрывать...
— Это все просто предположения. А Тому и моему отцу нужна правда. Он не успокоится, пока все не выяснит. — Билл сел напротив с чашкой. — Он из-под земли этого ублюдка достанет. А потом я даже знать не хочу, каким способом убьет по новому твоего отца.
— Том не убийца, — сказала я зачем-то.
Билл посмотрел на меня так, словно я была не в себе и бредила. Потом, сладко улыбаясь, спросил:
— Ты, наверно, из тех дурочек, которые тигра-людоеда называют «кисонька», а у серийных маньяков берут автографы? Просто помалкивай и будь умницей.
— Сложно не быть умницей, когда с тобой обращаются как со скотиной на ферме.
Я сунула пальцы под ошейник: кожа под ним ужасно зудела, а местами покрылась кровяными корками.
— Дай взгляну. — Билл протянул руку и приподнял ошейник одним пальцем. — Тут где-то была обезболивающая мазь от ожогов. Думаю, поможет.
Он встал и принялся рыться в кухонных шкафах. Наконец нашел тюбик и сел рядом.
— Откинь голову…
Странное это было ощущение: знать, что тебя лечит та же рука, которая еще вчера приставляла нож к боку. Пальцы Билла скользнули вверх по моей шее, стало щекотно, и я невольно улыбнулась. Мазь содержала ментол – приятный холод лег на кожу, успокаивая ее.
— Зря природа наградила тебя такой тонкой кожей, Хардинг. Тебе гораздо больше пригодилась бы пуленепробиваемая броня…
В этот момент входная дверь распахнулась.
Я узнала ее с первого взгляда. Натали – пчелиная визажистка Билла, которая постоянно делала ему макияжи – вошла в дом, сбрасывая на изгиб локтя черный плащ. За ней следовала Линор – сестра-близнец Дерека Гриффина, – ослепительно красивая юная брюнетка с глазами, холодными, как лед. За Линор вошел Том – бледный, как мел.
Я почувствовала, как мое тело наливается свинцовой тяжестью. Как немеют руки, ноги и лицо. Как парализующий страх растекается по всем клеткам…
Первой остановилась Линор. Ее ледяной взгляд пригвоздил меня к месту. А за ней остановились все остальные. Должно быть, они были в курсе планов Тома похитить меня. Но уж точно не ожидали увидеть меня посреди кухни, за столом, как ни в чем не бывало уплетающей завтрак и подставляющей Биллу шею для нежных прикосновений.
Линор повернулась к Тому и сказала:
— Ты рехнулся? Она сейчас же должна отправиться домой. Сейчас же!
Она перешла на немецкий, словно на этом языке до Тома скорее дошло бы. Ее речь звучала быстро, гневно и была похожа на низкий рык львицы. Но он остановил ее жестом и ответил сквозь зубы:
— Она поедет домой, только когда вскроется вся правда и этот человек явится сюда и потолкует со мной. И иначе никак.
— Ты подставляешь всю семью, Том. Мне жаль украденные наркотики, но мне нужно беречь всех вас. А похищенная Хардинг в нашем доме – хуже чумы.
— Тогда просто съезди в Берлин на пару недель, пока я буду все решать дела с Хардингами. И все остальные тоже, адьос, — сказал он. — Но она останется здесь, пока за ней не придут.
— Иди за мной, — приказала Линор, словно она могла что-то исправить, опасно прищурившись и вцепившись в его локоть, и они вышли из кухни.
— Лазанью будешь? — спросил у меня Билл, хмуро глядя им вслед. — С моим братом разговаривать бесполезно. Он даже меня не слушает.
— Она оскорбляет память всех наших родственников, сидя за этим столом, — сказала Натали, пронзая меня глазами.
— Натали, если она не будет есть вообще, то у нас тут будет ее труп, — саркастично ответил Билл. — А за трупом Хардинга, ты знаешь, обычно следует труп Каулитцев или Гриффинов. Ты согласна им быть?
— Да пошел ты к черту, каркаешь тут! — огрызнулась Натали.
— С удовольствием, меня тошнит от твоей кислой физиономии, — сказал ей Билл, взял меня за руку и повел из кухни прочь.
Когда мы вышли, то снова увидели Линор и Тома. Он стоял у огромного окна и смотрел, как ветер раскачивает кроны вековых сосен и как темно-серое небо затягивают тяжелые тучи. В стекле я видела отражение его пустого взгляда – так смотрит человек, который потерял все. Линор стояла рядом и что-то тихо ему говорила.
— Если бы я только могла вернуть эти наркотики тебе, то ничто не остановило бы меня! — крикнула я Тому.
Но он даже шелохнулся. Его словно окружал невидимый щит, за который не проникали ни звуки, ни сожаления, ни плач. И только Линор повернулась ко мне, но на ее лице я так и не смогла прочесть ни одной эмоции.