Глава 26.
Вечер окутал город тёмными тенями, и девушки остановились у аллеи, охваченной ласковым светом фонарей. Ева снова выложила очередную историю, обманчиво уверяя маму, что остаётся на ночь у Жени. Это маленькое преступление стало её вторым «я» - она прятала от матери правду о своих чувствах, о том, что каждую ночь исчезает в объятиях чего-то большего, чем просто дружба.
Мать не замечала обмана. Ева знала: Женя пленила её сердце, покорила с первого взгляда, и именно поэтому родительское недоверие не могло пересилить взрослеющее восхищение.
Ева поднялась на носочки, словно искала высоту, чтобы прикоснуться к губам Сони. Мгновение ожидания, когда воздух наполнился трепетом, и одна рука Сони легла на её талию, другая обхватила её волосы, заправляя их с умелой грацией. Это было привычно.
Ева ответила осторожным объятием, в котором соединялись лёгкость и серьезность их чувств, словно в каждом движении прятались миллионы невысказанных слов. А тот поцелуй - неспешный, но преисполненный нежности - исчез в воздухе. В этот миг Астафьева понимала: «Она моя». Повторяющаяся мантра, оберег, укрытие, что согревает её сердце, как - вечность, обыденная и трепетная одновременно.
И все такое же привычное ощущение защищенности окутывало Еву. Ничто не могло отобрать у нее это чувство, хотя совсем недавно одиночество преследовало ее на каждом шагу. Любовь, как яркая звезда на ночном небосклоне, оказалась сильнее всего.
Соня, с легкостью и нежностью, взяла лицо Евы в свои ладони, словно боясь, что она может исчезнуть, и коснулась губами ее носика. В ее глазах отражалась нежность, которую она всегда так усердно прятала.
Показывать свои чувства для Сони было сродни проявлению слабости, и она не хотела открывать эту хрупкость даже перед Евой.
– Иногда мне кажется, что я тебя недостойна. – тихо произнесла Соня, и ее голос дрогнул. – Тебе вообще не стоило начинать что-то со мной.
Ева, отстраняясь, с недовольством ответила:
– Может, тогда расстанемся? – Ева отстранилась недовольно взглянув на Кульгавую. – Мне Ангелина свою кандидатуру предлагала, может, мне к ней уйти?
Ева смотрела на Соню с нежностью, но сердце заполняло непонимание. Почему, спрашивала она себя, эта девушка вновь облекает себя в тени сомнений? Ева не могла это вынести.
Но Астафьева понимала, чем больше они проводили времени вместе, тем яснее становилось: за привычной оболочкой злости пряталась хрупкая девушка, которая жаждала не просто любви, а искреннего принятия.
– Как тебе такое? – заговорила Ева, игриво подмигивая, хотя на самом деле в её внутренних мыслях не было места для Ангелины. Но ревность, словно туча, собиралась на горизонте.
– Да я убью её. – с ненавистью выговорила Соня, а её челюсти дрожали от гнева.
– Тогда фигни не неси! – резко, но с легкой улыбкой, ответила Ева, стараясь немного разрядить напряжение.
Соня, собравшись с мыслями, притянула к себе Еву, их губы соединились в еле уловимой искре.
– Ревнуешь? – шутливо поинтересовалась Ева, наблюдая за сменой эмоций на лице возлюбленной.
– Ревную. – процедила Соня, уткнувшись головой в макушку Евы. – Не перестану тебе говорить, что ты вкусно пахнешь...
Ева, всхлипывая от смеха, вернулась в воспоминания:
– Помнишь, как ты меня понюхала в самом начале?
– О боже, я хотела сделать тебе комплимент! – с игривой покорностью закатила глаза Соня. – Теперь кокос ассоциируется только с тобой.
Ева смутилась, порой Соня становилась настолько милой, что Ева и не знала, как реагировать. Эта легкая трепетная неловкость порой захватывала в плен, обволакивая словно тонким слоем тумана.
Вдруг раздался звук нового сообщения, прервавший их тишину. Ева потянулась за телефоном, вдруг это репетитор по английскому? Да, это была Анна, уже не в первый раз девушка созванивалась с Евой и проводила урок, когда та была у Сони. Чаще всего Анна даже отменяла занятия, словно интуитивно чувствуя, что в воздухе витает что-то особенное, что-то, что изменяет привычный порядок вещей.
Соня, надув губки, прочитала сообщение, и в её глазах заблестела искорка игривости.
– Она отбирает тебя у меня на час. – приподняла бровь Соня, не скрывая лёгкого раздражения. – Бесит!
– Да успокойся ты, – улыбнулась Ева, опуская взгляд на экран, и тут же ощутив тепло в груди. – сегодня не будет занятия.
***
Ева вышла со стен школы. Явно потепление. Снег, лежавший повсюду, плавно таял, капли с крыш начинали свою танцевальную песню. Слякоть под ногами.
Соня стояла около школьных ворот, её руки прочно втиснуты в карманы куртки. Её глаза упрямо смотрели в землю. Явно замерзшая. Ева подошла к ней.
– Долго стоишь? – мелодично спросила она, обняв Соню, как будто мир мог исцелиться от холода лишь одним этим движением.
– Нет. – прохладно отозвалась Соня, но Ева не унималась. Она взяла её холодную руку в свои теплые ладони.
– Прости... – прошептала Ева, внезапно осознав, насколько её возлюбленная выглядит уязвимой.
– Я же сказала, я не замерзла. – с легкостью ответила Соня, хотя её улыбка лишь слегка тронула уголки губ.
Соня заправила прядь волос за ухо Евы, которую откинул легкий порыв ветра, заставив ту вновь почувствовать нежное тепло в груди. С каждым взглядом на свою возлюбленную Ева ощущала, как счастье заполняет её. Эта простая близость, эта невидимая нить, связывающая их, порой до слёз напоминала о том, как непросто быть такой счастливой, когда мир вокруг кажется серым и холодным.
Девушки пришли во двор к Еве с планами, скорее, мечтами провести день вместе. Матери сегодня не было, она была на работе. На самом деле они изначально собирались пойти к Соне, но всё изменилось в один миг. Время остановилось, когда Ева решила взять Соню за руку, и вдруг из неподалёку раздался голос.
– Евочка! – закричал её отец который вернулся с вахты, и в этот момент Ева, словно замерзшая во времени, резко убрала руку от Кульгавой.
Соня осталась стоять возле подъезда, как будто сама не могла поверить в происходящее, а Ева, переполненная противоречивыми чувствами, подбежала к отцу, стоящему возле машины.
– Ты почему пешком? Где водитель? – осторожно поинтересовался он.
– Его не было, возможно, сейчас уже ждёт меня. – ответила Ева.
– Надо ему позвонить. – махнул головой отец. И вдруг в его вопросе проскользнуло нечто большее. – А что это за девочка?
– Это Соня. – просто и гордо произнесла Ева.
– К которой ты в тот раз так рвалась? Или это другая? – отозвался отец, поднимая бровь.
– Она самая. – с улыбкой подтвердила Ева.
– Вы лучшие подруги? – спросил отец, и в этот миг Ева обернулась, чтобы увидеть Соню, которая, казалось, застывала в ожидании, как будто хотела обнять её слишком сильно.
– Да. – кивнула Ева, но тут же вспомнила слова матери. – Только маме не говори, что ты видел нас с ней. Она запретила мне с ней общаться.
– Хорошо, милая. – отозвался отец, уставившись куда-то вдаль. – Зная нашу мать про такое, лучше молчать.
– Спасибо. – закивала Ева.
– Позови её к нам в гости, что ли. – на мгновение нахмурился папа.
– Чтоб мама неожиданно пришла и за уши её выгнала? – рассмеялась Ева.
Это вызвало неожиданную улыбку на лице отца.
– Евочка, ну как скажешь что-то, хоть стой, хоть падай, но ты права, да. Лучше не рисковать. Злая в последнее время ужасно.
В последние месяцы мать Евы становилась всё более неузнаваемой. В её голосе притаились крики, которые разрывали тишину дома. Убежавший на работу отец, как ни старался, не мог принести желанного мира в родные стены, и порой его возвращение лишь нагнетало атмосферу страха и недопонимания.
Ева, наблюдая за этой разрушительной симфонией. Иногда спрашивала себя: что же происходит с мамой?
Ева чувствовала, как в ней растёт чувство вины. Её мама бушевала, но Ева знала, что сказать ей об этом - значит вызвать ещё большую бурю. Несмотря на то что она была ещё девочкой, внутри неё зрело осознание, что что-то глубинное, неестественное происходило в её семье.
А отец, словно вдруг стал тенью своего собственного «я», привык укрываться за непроницаемой броней молчания. Он избегал конфронтации, как будто одна мысль о разговоре с матерью могла бы его сломить.
Под конец какой-то вайб недосказанности, вы тоже это чувствуете, да?
(тгк: unffrdbl)