21
Всего наилучшего и ещё раз надеюсь, что вам не составит неудобств присмотреть за Сарой (конечно, за мой счёт) до субботы.
Остаюсь искренне ваш,
Джаспер Б. Косгроув.
Констебль Бамфер привык к разного рода потрясениям и неожиданностям, однако письмо с надписью КОНФЕДЕНЦИАЛЬНО, которое ему только что подали на стол, оставило у него, по его же собственным словам, «дурное послевкусие».
Колледж Эпплъярд,
Вторник, 24 марта.
Уважаемый месье Бамфер,
Простите если обратилась к вам неверно, ведь я никогда не писала джентльмену из австралийской полиции. Мне весьма затруднительно найти объяснение на английском, почему я пишу вам сейчас, почти в полночь, - кроме того, что я женщина. Мужчина, вероятно, подождал бы появления более определённых доказательств. Однако, я сердцем чувствую, что должна действовать без промедления и как вам может показаться, без основательной причины.
В прошлое воскресенье (22 марта), около полудня, когда я вернулась в колледж после мессы, мадам Эпплъярд сообщила мне, что Сару Вейбурн – девочку около тринадцати, нашу младшую ученицу, - забрал её опекун, сразу после того как все уехали в церковь. Я очень удивилась, ведь месье Косгроув (опекун) прекрасно воспитан, а появился у мадам без предупреждения. До этого, насколько мне известно, он никогда столь неучтиво не поступал. По этим словам, я полагаю, вы не видите особых причин для моего беспокойства.
Но дело заключается в том, месье, что я боюсь, несчастная малышка странным образом исчезла. Я весьма осторожно расспросила двух человек, которые были в доме во время визита месье Косгроува, помимо мадам, обе – честные и добрые женщины. Ни одна из них (горничная Минни и кухарка) не видела, как месье Косгроув приехал или покинул дом вместе или без малышки Сары. Однако, я понимаю, что у этого может быть объяснение.
Другие причины моих страхов кажутся намного серьёзней и их гораздо труднее объяснить на английском. Сейчас поздно и в доме темно. Сегодня утром я провела час в комнате, которую занимала Сара, а с самого начала Миранда. Там, помогая служанке прибраться, при внимательном осмотре я кое-что заметила, о чём расскажу вам позже. Сейчас у меня нет ни времени, ни возможности без словаря описать вам все те ужасные мысли, которые постепенно, с невероятной ясностью стали ко мне приходить с тех пор, как как я утром покинула ту пустую комнату.
Поскольку послезавтра (в четверг) я покину колледж и в пасхальный понедельник выйду в Бендиго замуж, то ниже прилагаю своё новое имя и адрес, если вы захотите написать мне по этому вопросу.
Между тем м. Бамфер я серьёзно обеспокоена и буду очень вам благодарна, если вы приедете в колледж как можно скорее и наведёте некоторые справки. Разумеется, вы не станете сообщать мадам или кому-либо ещё об этом письме. Надеюсь, вы получите его в четверг утром. К сожалению, у меня нет возможности отправить его раньше, поскольку мадам лично просматривает всё что отправляется на почту, и мне придётся подождать того, кому я доверю его отправку. Я вымотана и постараюсь немного поспать до рассвета. Без вашей помощи я больше ничего не могу сделать. Простите за беспокойство.
Доброй ночи...
Диана де Пуатье.
Сегодня горничная Минни рассказала мне, что в то воскресное утро мадам настояла на том, чтобы открыть переднюю дверь сама.
Из-за жутких подозрений я нахожу это тревожным.
Д. де П.
У Бамфера сложилось прекрасное мнение о французской воспитательнице ещё с того дня, как они ездили с Эдит Хортон на «Поляну для пикников». Она не из тех молодых особ, что теряют голову без всякой причины. Он ещё раз прочёл письмо с нарастающим беспокойством. Опрятная, оббитая вагонкой вилла Бамфера находилась поблизости с полицейским участком, на соседней отдалённой улице. Теперь же, удивив жену, он появился на веранде и попросил чашку утреннего чая.
- Сейчас, всё на кухне. У меня как раз ещё есть минутка.
Когда чайник закипел, он небрежно спросил:
- Собираешься сегодня на один из своих званых чаёв?
Миссис Бамфер фыркнула.
- Когда это меня последний раз звали на чай? Если хочешь знать, я как раз собиралась привести в порядок дом к Пасхе.
- Я просто спросил, - мягко сказал муж. – В последний раз, когда ты выходила в общество, ты принесла домой те вкусные кремовые пирожные из дома викария... и много сплетен.
- Ты прекрасно знаешь, что я не люблю сплетен. Что ты вынюхиваешь?
Он усмехнулся.
- Проницательная жёнушка, да? Мне интересно, слышала ли ты что-нибудь от подруг о миссис Эпплъярд из колледжа?
По опыту Бамфер знал, что обычная домохозяйка может удивительным образом инстинктивно знать то, над чем полицейский будет биться неделями.
- Дайка подумать. Что ж, я слышала старушка становится настоящей мегерой, когда впадает в ярость.
- Впадает в ярость, правда?
- Говорю, что слышала. Когда я встречала её в деревне, всё шло как по маслу.
- Ты знаешь кого-то кто видел её в ярости?
- Пей чай, я пока подумаю... Знаешь Комтонов из коттеджа с айвовым деревом, вниз по дороге? Колледж там покупает джем. В общем, хозяйка рассказала, что была в ужасе, когда сделала ошибку в счёте, - муженька тогда не было дома, ей пришлось всё делать самой и она описалась на фунт. Миссис Эпплъярд послала за ней и устроила сущий ад.
- Ещё что-то?
- Девушка по имени Элис, что работает в колледже, говорила продавщице из фруктового, что та немного выпивает. Эта Элис никогда не видела её навеселе или ещё что, но ты же знаешь, как любят болтать в этом городе! Особенно после «загадки колледжа».
- Мне ли не знать!
За второй чашкой чая, он попытался выведать хоть что-то о французской гувернантке, сообщив, что она собирается замуж на следующей неделе.
- Продолжай! Я не очень люблю лягушатников, ты знаешь (помнишь того флейтиста?), но должна сказать, та девушка настоящая красавица. Однажды я была рядом достаточно близко, чтобы разглядеть её лицо.
- Где это было?
- В банке. Эта мадмуазель обналичивала чек и Тэд – кассир с рыжими волосами, - дал ей слишком много сдачи. Она уже прошла полпути вниз по дороге, когда заметила это и вернулась. Я запомнила, потому что Тед тогда мне сказал: «Вот это честность, миссис Бамфер! Мне бы пришлось выложить эти деньги из своего кармана».
- Ну, спасибо за чай, мне пора, - сказал Бамфер, отодвигая стул. –Вернусь, когда вернусь. Возможно, очень поздно.
У неё был прекрасный кусочек мяса к чаю, но миссис Бамфер была замужем 15 лет и знала, что лучше ни о чём не спрашивать.
Обещанная прекрасная погода на Пасху продлилась до четверга. К 12 часам было почти жарко, и Бамфер, делающий заметки в душном уединении своего кабинета, снял пиджак. Мистер Уайтхед тоже снял куртку, окучивая георгины. Закончив ранний ужин, садовник пошел в сарай с инструментами и вытащил шланг, уже убранный на зиму, намереваясь полить клумбы пока те не подсохли. Том спросил, может ли чем-то помочь, а то он собирался прогуляться с Минни вниз по дороге. Садовник отказался, сказав, что привёл всё в отличный вид, чтобы завтра отлучиться; не польёт ли Том немного гортензии, если завтра на страстную пятницу выдастся такое же солнце? Том согласился, и взяв Минни за руку, был милостиво избавлен от участия в событиях последующих нескольких часов.
Мистер Уайтхед души не чаял в клумбе с гортензиями. Она была шириной в 8 футов и по большей части тянулась позади дома. Этим летом головки цветов достигали не менее шести футов над землёй. Он только прикрепил шланг к ближайшему садовому крану, как почувствовал неприятный запах, который, казалось, исходил со стороны гортензий. Прежде чем включить кран, он подумал, что лучше пойти посмотреть, иначе кухарка поднимет крик из-за вони возле кухонной двери. Последние дни он был слишком занят осенней подрезкой, чтобы остановиться, как он часто это делал, и насладиться близко растущими кустами гортензии: их тёмными блестящими листьями, увенчанными синими соцветиями. Сейчас, к своей досаде он заметил, что одно из самых высоких и красивых растений в заднем ряду в нескольких футах от стены прямо под башней, сломано и сильно придавлено, красивые синие головки свисали со стеблей. Поссумы! Проклятые твари постоянно шатаются по крыше. В прошлом году Том даже нашел в башне их гнездо. Том бы тут же побрёл в кусты в тяжёлых ботинках в поисках мёртвого поссума. Садовник же снял жилет, положил в карман брюк секаторы, чтобы аккуратно подрезать сломанные стебли и стал осторожно ползти между кустами на четвереньках, стараясь не помешать молодым побегам у основания корней. Он был в нескольких футах от повреждённого куста, когда заметил рядом с ним на земле что-то белое. Что-то, что когда-то было девочкой в ночной рубашке, пропитанной кровью. Одна нога согнулась под скорчившимся телом, другая - застряла в нижнем соцветии гортензии. Ноги босые. Голова раздроблена до неузнаваемости, даже заставь он себя рассмотреть её поближе. И всё же он знал, что это Сара Вейбурн. Ни одна девочка в колледже не была такой маленькой и не имела таких тонких рук и ног.
Он с трудом выполз на дорожку и сильно вырвал. Густая листва полностью закрывала отсюда тело. Он, Том и горничные должно быть десятки раз проходили мимо него за последние дни. Он зашел в прачечную и ополоснул лицо и руки. В этой комнате была бутылка виски. Он присел на край кровати, выпил немного, чтобы успокоить разбушевавшийся желудок и пошел прямо вокруг дома к боковой двери, через прихожую, в кабинет миссис Эпплъярд.
Отрывок из заявления Эдварда Уайтхеда, садовника колледжа Эпплъярд, предоставленного констеблю Бамферу утром страстной пятницы, 27 апреля:
Всё это ужасно меня потрясло и ужасно было говорить об этом Мадам, после всего что она пережила за последнее время. Кажется, она ходила взад-вперёд по комнате, когда я постучал. В любом случае, она не ответила, и я вошел. При виде меня, она прямо подпрыгнула от неожиданности. Выглядела она отвратительно, даже для себя, то есть, все на кухне говорили, что она кажется больной. Она не пригласила меня сесть, но ноги у меня так сильно тряслись, что я взял стул. Не могу точно вспомнить, что я сказал о том, как нашел тело. Сначала она просто стояла, глядя в одну точку, словно не слышала ни одного моего слова. Потом она попросила повторить всё заново очень медленно, что я и сделал. Когда я закончил, она спросила: «Кто это был?». Я сказал: «Сара Вейбурн». Она спросила, уверен ли я, что девочка мертва? Я сказал: «Да, совершенно уверен». Я не говорил почему. Она издала что-то похожее на сдавленный крик, похожий больше на животный, чем на человечий. Я не забуду этот крик, даже если доживу до ста лет.35
Она достала бутылку и налила себе и мне крепкого бренди, от которого я отказался. Я спросил сходить ли за кухаркой. Больше в доме никого не было. Она сказала: «Нет, дурак. Ты можешь править лошадью?». Я сказал, что не очень хорошо, но могу запрячь пони. Она ответила: «Значит ты можешь отвезти меня в полицейский участок. Ради бога, поторопись и, если кого-то увидишь, не вздумай открывать рта». Примерно через 10 минут она стояла на поездной дороге у входной двери и ждала пока я запрягу. На ней было тёмно-синее пальто и коричневая шляпа с торчащим вверх пером, в которых она ездила в Мельбурн. С собой она взяла чёрную кожаную сумочку и чёрные перчатки. Я ещё тогда удивился, кто станет думать о перчатках в такой момент. Мы поехали в Вуденд так быстро, как только могла идти лошадь, и никто из нас за всю дорогу не проронил ни слова. В 100 ярдах от полицейского участка, напротив «Извозчьего двора Хасси», она попросила меня притормозить. Она вышла и направилась к тому месту, где пассажиры Хасси обычно ожидают экипаж. Думал, она упадёт. Я спросил, хочет ли она, чтобы я пошел в участок вместе с ней или подождал снаружи. Она сказала, что посидит несколько минут и потом пойдёт в участок сама; и что потом у полиции ещё будет много ко мне вопросов, а сейчас я должен ехать прямо домой. Мне не хотелось оставлять её на улице в таком состоянии, но она казалось точно знала, чего хотела, как и всегда, и я решил, что лучше подчиниться. Особенно, учитывая, как меня тошнило, после того, что я видел в тот день. Прежде чем я уехал, миссис Эпплъярд сказала, что вернётся в колледж на экипаже Хасси после того как сходит в полицию. Она по-прежнему сидела, точно аршин проглотив, когда я развернул лошадь в сторону дома. Это был последний раз когда я её видел.
Подпись
Эдвард Уайтхед
Вуденд, пятница, 25 марта 1900
Заявление Бена Хасси из «Извозчьего двора Хасси», предоставленное констеблю Бамферу в тот же день, что вышеупомянутое.
В четверг перед страстной пятницей мы были очень загружены из-за предстоящих праздников. Я сидел у себя в кабинете, проверяя заказы на экипажи, когда вошла миссис Эпплъярд и сказала, что хочет ехать прямо сейчас. Я почти не видел её со дня пикника у Висячей скалы и меня поразило как сильно она изменилась. Я спросил далеко ли ей нужно ехать. Она ответила, что около десяти миль, - она получила плохие вести от друзей, живущих рядом с дорогой на Висячую скалу и узнает дом, когда его увидит. Поскольку всё мои извозчики были заняты (встречали поезда и прочее), я сказал, что сам её отвезу, если она не против подождать, пока я запрягу симпатичную резвую кобылу, которую недавно подковал и которая, никому кроме меня не даётся. Миссис Эпплъярд из тех людей, что не показывают своих чувств, но в тогда я видел, что она очень расстроена. Я спросил, не хочет ли она присесть и выпить чашку чая пока ждёт, но она пошла со мной и стояла рядом всё время, пока я впрягал кобылу в повозку. Ми выехали без десяти три. Я точно знаю время, потому что записал его для извозчиков в рабочем журнале. После пары миль в тишине я отметил, что сегодня чудесный солнечный день. Она сказала, что не заметила. Больше мы не обменялись ни словом, пока не подъехали к повороту, откуда из-за деревьев начинает виднеться Висячая скала. Я указал на неё и сказал что-то о многих неприятностях, которые принесла многим людям эта скала со дня пикника. Она наклонилась прямо ко мне и потрясла кулаком. Надеюсь, мне больше никогда не представится увидеть подобное выражение на другом лице. Оно меня весьма перепугало, и я был рад, когда она попросила меня остановиться перед небольшой фермой с воротами на дорогу, но без тропки для подъезда. Я спросил уверена ли она, что это то самое место? Она ответила: «Да. Это здесь, ждать не нужно. Друзья отвезут меня назад». Там за загонами был полуразрушенный, похожий коттедж, дом, и снаружи стояли мужчина и женщина с ребёнком на руках. Я сказал: «Хорошо, лошадь ещё не привыкла ждать. Если вы уверены, что справитесь, я поехал. Надеюсь, всё окажется не так плохо». Мы резко тронулись и я больше не оглядывался.
Подпись
Бен Хасси
Платные конюшни, Вуденд,
27 марта 1900.
Пастух и его жена, которые позднее свидетельствовали в суде, что женщина в длинном пальто выходила из повозки, запряженной одной лошадью около их ворот и что они видели, как она шла по дороге в сторону «Поляны для пикников». Очень редкие чужаки шли здесь пешком. Казалось, женщина шла быстро и вскоре исчезла из виду.
Несмотря на то, что в тот день, когда Бен Хасси указал на Висячую скалу из повозки, миссис Эпплъярд видела её впервые, она была весьма хорошо знакома с общим видом и ключевыми ориентирами «Поляны для пикников» по планам, зарисовкам и фотографиям из «Мельбурн пресс». Так, после более-менее ровного участка казалось бесконечной дороги стояли покосившиеся деревянные ворота, в которые когда-то въезжал Бен Хасси на повозке с пятью лошадьми; тёк ручей, отражая последние дневные лучи в своих безмятежных заводях. Немного впереди слева - самый фотографируемый участок, - место, где расположись на пикник группа из «Лейк Вью». Справа, вертикальные плиты Скалы уже покрывала густая тень. Подлесок у её основания источал сырое, лесное дыхание распада. Руки в перчатках возились с защёлкой ворот. Артур часто говорил: «Дорогая, ты отлично работаешь головой, но не руками». Она оставила ворота открытыми и направилась по дорожке к ручью.
И теперь, наконец, после всей жизни с линолеумом, асфальтом и аксминстерскими коврами тяжёлая плоскостопная женщина зашагала по пружинистой земле. Родившись 57 лет назад в пригородной пустыне из перепачканных сажей кирпичей, природу она знала лишь по негнущемуся пугалу на палке над полем колышущейся кукурузы. Она, которая так близко жила к небольшому лесу у дороги на Бендиго, никогда не чувствовала под ногами короткую жесткую траву. Никогда не гуляла между ровными косматыми стволами волокнистых эвкалиптов. Никогда не останавливалась, чтобы насладиться торжествующим дуновением весны, несущим ароматы акации и эвкалипта, прямо в передней колледжа. Не вдыхала с предчувствием шквал северного ветра, тяжелого летом от мелкого пепла горных пожаров. Когда земля в направлении Скалы стала подниматься, она знала, что должна повернуть направо к доходящему до пояса папоротнику и начать карабкаться. Земля была неровной под большими мягкими ногами в кожаных сапогах на пуговицах. На несколько минут она присела на бревно и сняла перчатки. Она чувствовала, как по её шее под тугим кружевным воротником струится пот. Она снова поднялась на ноги, взглянув на небо, испещрённое бледными полосами розового за грядой зубчатых вершин. Впервые её осенило, что значило взбираться на Скалу жарким днём, как это давным-давно делали пропавшие девочки в пышных летних платьях и тонкой обуви. Спотыкаясь и потея вверх через орляк и кизил, сейчас она думала о них без жалости. Мертвы. Обе мертвы. И Сара теперь лежит под башней. Когда появился монолит, она сразу узнала его по фотографиям. С колотящимся под тяжелым пальто сердцем, она изо всех сил взбиралась к нему оставшиеся несколько ярдов камней, которые с каждым шагом выскользали из-под её ног. Справа, над пропастью нависал узкий выступ, куда она не осмеливалась смотреть. Слева, на возвышении - груда камней... на одном из них, распластавшись, на солнце спал большой чёрный паук. Она всегда боялась пауков и оглянулась вокруг, ища чем его сбить и увидела Сару Вейбурн в ночной рубашке с одним неподвижным глазом, глядящим из маски гниющей плоти.