Глава 15.
Ламин
Элиана избегала разговора о том, что произошло.
Я знал, что-то не так.
Я даже написал Дэну, чтобы он поговорил с их отцом, если он вдруг увидит фотографии, тот позлился, но согласился. Значит, все было не так страшно, верно? Так почему она избегала меня? Может, она не хотела этого? Не хотела, чтобы все зашло так далеко?
Элиана всегда была острой на язык, дерзкой, упрямой, но сейчас она казалась... потухшей. Как будто что-то внутри неё сломалось, но она отчаянно пыталась скрыть это.
Я пытался ловить её взгляд, но она почти не смотрела в мою сторону. Когда мы загружались в самолёт, она только мельком улыбнулась, поцеловала меня в щёку — слишком быстро, будто боялась задержаться — и прошла мимо, усаживаясь рядом с Лаурой.
Я сел на своё место, рядом с Кубарси, но всё ещё ощущал её странный взгляд, наполненный... сожалением?
За что сожалением, Элиана?
— Чувак, ты вообще меня слышишь? — Кубарси хлопнул меня по плечу, и я моргнул, выныривая из мыслей.
— Что?
— Я говорю, матч был огонь. Особенно твой гол, — он усмехнулся. — Чувствую, фанаты будут обсуждать не только его, но и твой поцелуй с Эли.
Я поморщился, но ничего не сказал. Мне было плевать на фанатов и обсуждения. Меня волновала только она.
Я снова посмотрел на Элиану. Она сидела, чуть повернувшись к Лауре, что-то тихо говоря ей. Свет из иллюминатора освещал её лицо — уставшее, напряжённое, и на долю секунды мне показалось, что в её глазах промелькнул страх.
От чего ты бежишь, Элиана?
***
Элиана
Аэропорт шумел, гудел голосами пассажиров, хлопками чемоданов, объявлениями о рейсах. Я глубоко вдохнула, чувствуя, как сердце сжимается в груди.
— Помни, если что — сразу звони, — тихо сказала Лаура, кладя руку мне на плечо.
— Ты не одна, Элиана, — добавил Дани, глядя на меня серьёзно. — И мне все еще не нравится, что ты отказываешься от помощи. Ты ведь сказала, что Ламин написал твоему брату, да?
Я кивнула, не в силах выдавить из себя слова. Потому что если бы я заговорила, голос, наверное, дрогнул бы.
Я не одна. Они правы.
Но почему тогда мне кажется, что я стою на краю пропасти, и никто не может меня удержать?
Куда подевались все мои стены, холодные речи и все, чем я защищалась? Как один мальчишка смог их разрушить?
— Спасибо, — всё же сказала я. — Правда.
Лаура сжала мою руку, а затем я увидела, как ко мне идёт Ламин.
Чёрт.
Он был в расслабленных спортивных штанах, футболке и с рюкзаком на одном плече. Волосы взъерошены, губы тронуты лёгкой улыбкой. Он выглядел... родным.
Я не могла.
— Вот ты где, язва, — сказал он, подходя ближе.
— А где мне ещё быть? — попыталась улыбнуться я.
Ламин закатил глаза и прежде чем я успела что-то сказать, наклонился и поцеловал меня.
Я замерла.
Мои пальцы рефлекторно сжались в ткани его футболки, а сердце пропустило удар. Поцелуй был нежным, мягким, как будто он смаковал момент. Как будто он хотел его запомнить.
Как и я.
Когда он отстранился, его карие глаза смотрели прямо в мои.
— Я позвоню вечером, ладно?
Я кивнула, делая шаг назад.
— Ладно.
— Не думай, что избавишься от меня так легко, язва, — он ухмыльнулся, но в его взгляде промелькнула какая-то тень.
— Как будто я могла бы, — выдохнула я.
Мы смотрели друг на друга пару секунд.
— Такси уже подъехало, мне пора.
— Тогда... до завтра?
Я улыбнулась, но сердце колотилось слишком сильно.
— До завтра, Ямаль.
Развернувшись, я пошла прочь, и с каждым шагом мне казалось, что этот разговор звучал как прощание.
***
Ламин
Я ехал в такси, глядя в телефон, но толком не видел текста. Мысли были где-то далеко, зацикленные на Элиану и её странное поведение.
Вместо того чтобы теряться в догадках, я просто набрал номер Дэна.
— Да, Ламин? — раздался в трубке уставший голос.
— Мы уже в Барселоне, Эли едет домой, — сказал я.
На той стороне повисла тишина, но потом Дэн резко выдал:
— Сейчас? Ты же говорил, вы прилетите в час дня?!
Я нахмурился.
— Ну да, но мы вылетели раньше. А в чём проблема, собственно?
— Ни в чём, — ответил он слишком быстро. — Чёрт с тобой.
И сбросил звонок.
Я уставился на погасший экран, нахмурившись ещё сильнее.
Что за хрень?
***
Элиана
Телефон сел, когда я была в такси, но я даже не стала пытаться его включить. В груди теснилось странное, вязкое чувство — то ли тревога, то ли страх.
Дэн уже должен был быть дома, напоминала я себе. Всё будет нормально.
Я глубоко вдохнула, встав перед дверью. Пальцы дрогнули, когда я взялась за ручку, но всё же повернула её и шагнула внутрь.
Тихо.
Слишком тихо.
Я сделала пару шагов вглубь квартиры, и тогда услышала голос.
— Ты знаешь, дочь, что ложь жестоко карается?
Мой отец сидел в кресле в гостиной, спиной ко мне. В его голосе не было гнева — только ледяная угроза.
Я замерла на месте, сердце сорвалось в бешеный ритм.
— Папа...
Он медленно встал, и я заметила, как его пальцы сжимают обрывок газеты. В следующее мгновение бумага полетела в меня, шурша и падая к ногам.
На первой странице, размытой от типографской краски, я увидела себя. Себя и Ламина.
Вкус паники ударил в горло. Дэна нет дома. Но я поняла это слишком поздно.
— Ты... ты не так понял...
— Не так понял!? — голос отца взорвался гневом, как молния, разрывающая ночное небо. — Значит, ты теперь шатаешься по странам с каким то смазливым мальчишкой, врёшь мне, позоришь семью?
Я попятилась назад, но он шагнул вперёд. В груди застыл страх. В его глазах я не видела ни капли добра, которые проскакивалт когда то в моем детстве. Только презрение. Море презрения.
— Ты такая же, как твоя мать, — процедил он с отвращением. — Легкомысленная шлюха.
Воздух исчез. Грудь сжалась, в голове загудело, а горло обожгло, как будто я проглотила стекло.
Нет.
Я знала, что сейчас будет.
Я сама была виновата. Я это заслужила. Может, я и не шлюха, но определенно легкомысленная. Я знала, чем это кончится еще до того, как это началось.
Знала по тому, как отец напрягся, как сжались его кулаки, как сверкнули глаза.
Но даже зная — не смогла подготовиться.
Его рука взлетела слишком быстро. Слишком резко. Я не успела ни увернуться, ни закрыться руками, ни даже отстраниться.
Громкий звук удара вспыхнул в воздухе, и мир дернулся.
Боль пронзила скулу, обжигающая, хлесткая. Голова дернулась в сторону, перед глазами замелькали искры. Ноги дрогнули, но я удержалась, сжав зубы.
— Не смей, — голос отца был низким, полным ненависти, — не смей марать моё имя.
Я прикусила губу, чтобы не сказать ничего.
Потому что знала — если отвечу, если позволю хоть одному слову сорваться с губ, то будет хуже.
Никогда не перечь ему. Никогда не спорь. Никогда не смотри ему в глаза слишком долго.
Простые правила. Я знала их с детства.
И всё равно, что-то внутри меня рвалось, кричало, требовало не молчать.
Глаза жгло, горло сдавило, но я не проронила ни звука.
— Я... я не хотела... — выдохнула я.
Но отец только усмехнулся.
— Конечно, не хотела. По этому, если я еще раз увижу тебя с этим мальчишкой, я заставлю тебя пожалеть. Отправлю на другой конец чертовой Испании в школу для проблемных детей, а он... я сделаю все, чтобы его карьера рухнула.
Его рука снова поднялась.
Боль была повсюду.
Горячая, колющая, невыносимая.
Я не помню, сколько раз он ударил меня. Первый был по лицу, второй - в живот, третий - куда-то в бок. Потом я сбилась со счета.
Вкус крови наполнял рот, перед глазами плыло.
Я пыталась закрыться, но его руки были сильнее. Каждое новое движение приносило новую волну боли.
— Неблагодарная дрянь, — прошипел он схватив меня за волосв дернув вверх.
Темные пятна начали заполнять зрение.
Я почувствовала, как ноги подкашиваются, как сознание ускользает.
И вдруг - грохот.
Дверь распахнулась с таким треском, что дом словно содрогнулся.
— Отпусти! Живо!
Знакомый голос прорезал воздух, но я уже почти ничего не слышала.
— Ты же сейчас ее убьешь! Элиана!
Все, что я успела увидеть перед тем, как мир окончательно провалился в темноту, — силуэт Дэна, бегущего ко мне.
***
Элиана
Я очнулась от ноющей боли во всём теле. Каждое движение отзывалось тупыми, пронзающими ударами, а веки казались слишком тяжёлыми, будто я провалилась в бесконечный кошмар и теперь с трудом выплывала из него.
Комната была тусклой — сквозь шторы пробивался слабый дневной свет. Воздух пах чем-то знакомым, тёплым. Не дома.
Я с трудом повернула голову и увидела Дэна.
Он сидел рядом с кроватью, устало потирая лицо ладонями. Под глазами тёмные круги, на скулах напряжение.
Когда он заметил, что я пришла в себя, его плечи слегка опустились.
— Эли, — голос был хриплым, натянутым, — что же ты натворила?..
Я сглотнула. По щеке скатилась предательская слеза.
— Прости...
Дэн тяжело выдохнул, провёл рукой по волосам.
— Здесь были врачи. Тебе нужно отдыхать. Неделя без школы, минимум.
Я кивнула, хоть это движение далось мне с трудом.
— Я говорил с ним, Эли, — продолжил он после паузы. — Пытался убедить, чтобы он передал мне опеку. Но он сказал «нет». И мы оба знаем, что с его связями судиться бессмысленно.
Глухая, отчаянная злость вспыхнула в груди, но я знала — Дэн сделал всё, что мог.
— Это не твоя вина, — прошептала я.
Он скептически хмыкнул.
— Я знала, что так выйдет. Он всегда был таким... Я просто... я должна отпустить Ламина.
Дэн нахмурился:
— Эли...
— Я не должна его втягивать. Не могу. — Мой голос дрожал, но я продолжила: — Остался всего год. Год до восемнадцати. Потом я смогу уйти.
Дэн провёл ладонями по лицу, пытаясь взять себя в руки. Я видела, как его челюсть сжалась, как он глотает злость, но глаза выдавали — он был в ярости.
— Эли, — его голос прозвучал хрипло, но твёрдо. — Этот год. Всего один. Потерпи, слышишь? Не ввязывайся ни во что. Не давай ему повода.
Я смотрела на него, и внутри меня всё сжалось.
— Дэн...
— Если бы я не успел... — он замолчал, резко вдохнул и с силой сжал подлокотник кресла. — Если бы приехал на пять минут позже...
Он не договорил, но мне и не нужно было.
Я и так чувствовала это — во всём своём изломанном теле.
— Просто пообещай мне, Эли. Один год.
Я закрыла глаза.
Один год.
— Хорошо, — прошептала я.
Дэн кивнул, но в его взгляде всё ещё было что-то тяжёлое, тревожное.
Я знала — он мне не верил.
***
Я устала.
Устала от страха, устала от боли, устала от того, что мне всегда нужно быть начеку.
Когда-то я думала, что привыкла. Что моя кожа стала толще, а сердце — твёрже. Что всё, что происходит в этих стенах, не способно сломать меня.
Но я поняла, что ошибалась.
Я сжимала пальцы в простынях, пытаясь унять дрожь в руках. Казалось, что боль пропитала каждую клетку моего тела, что стоило мне сделать резкий вдох — и всё внутри разорвётся на части.
Я хотела к маме.
Глупо, да? Захотеть того, чего уже никогда не будет. Захотеть её тёплые руки, её голос, её защиту. Она бы не позволила этому случиться.
Но её нет.
И защитить себя я должна сама.
Я знала, что делать. Я знала, что единственный способ уберечь себя — это не давать ему повода. Притвориться. Дотерпеть.
Но я знала и другое.
Как больно будет смотреть в добрые, тёплые глаза Ламина и лгать.
Как больно будет смотреть, как в его взгляде вспыхивает растерянность, как его губы дрогнут, как он сожмёт кулаки, пытаясь понять, что он сделал не так.
Как больно будет выдавить это слово.
«Прощай.»
Как больно будет делать вид, что мне всё равно.
Но по-другому нельзя.
Если я не оборву это сейчас, его втянут в мой кошмар, и я не переживу, если он пострадает.
Я стиснула зубы, вбирая воздух сквозь боль, и прижала ладонь к груди, будто так могла удержать себя от распада.
Один год.
Я выдержу.
Я должна.
***
Ламин
Я сидел на диване, уставившись в одну точку. Друзья уехали, Марселла была рядом, но мне не было легче. Неделя прошла, а Элианы не было в школе. Я пытался дозвониться, но она не брала трубку. Все мои попытки связаться с ней заканчивались неудачей.
Я несколько раз стучался в дверь, но Дэн всегда отвечал, что она не хочет меня видеть.
Я чувствовал себя беспомощным. Как будто что-то важное и хрупкое просто исчезло, и теперь я не знал, что делать.
Марселла сидела рядом, не пытаясь мне ничего навязать, просто молчала, внимательно слушая.
— Может, она не готова к чему-то такому серьезному, — наконец сказала она, когда я снова прошёлся по комнате. — Может, всё просто слишком быстро.
Я вздохнул. Да, может быть. Она всегда была закрытой, всегда держала дистанцию, но не до такой степени.
— Или... — продолжала она, немного задумавшись, — может, что-то случилось. Никто из нас не может знать, ее трудно разгадать.
Я подпер подбородок рукой и посмотрел в окно. Я знал, что она была не похожа на других. Элиана никогда не позволяла себе быть уязвимой. И чем больше я пытался понять, тем больше чувствовал, что её мир куда сложнее, чем я мог представить.
Марселла посмотрела на меня с пониманием.
— Ты не виноват, Ламин, — сказала она тихо. — Ты не можешь контролировать всё, что происходит.
Я хотел что-то сказать, но не мог найти слов. Я чувствовал, что что-то внутри меня ломается, что всё это не может продолжаться так долго. Но я не мог заставить её открыться. Это был её путь. А я все равно, черт возьмт, не мог позволить себе бездействовать.
— Ты права, — выдохнул я, стараясь успокоиться. — Но меня достало быть терпеливым. Она заполоняет мою голову уже несколько месяцев, и все равно как закрытая книга для меня.
— Уверен? — спросила Марси.
Я покачал головой отрицательно. Нет, не уверен. Я знал, что Элиана Делон любит ругаться на французском, любит музыку и чертовых жареных лягушек. Она пьет черный кофе без сахара и безупречна в иностранных языках, она закрытая и непробивная снаружи, но все равно каждый раз хмурится когда видит грустные видео в ленте тик тока. Она действительно без ума от футбола и умеет набивать мяч... ровно 20 раз, больше не получается.
Я знал все это, но не знал, что ее гложет. Я не знал причину, почему она такая, какая есть.
Марселла кивнула, не став допрашивать, и обняла меня за плечи.
— Все будет хорошо. Я верю в вас обоих.
***
Элиана
Я сидела в машине с Изабель, пытаясь не поддаваться боли, которая снова и снова напоминала о себе. Я постаралась сделать вид, что всё в порядке, но ощущения были такие, как будто всё тело было изломано. Когда она спросила, где я пропадала, я едва ли не поспешила ответить, что болела. Это была самая лёгкая отговорка, чтобы не объяснять, что на самом деле происходило. И как бы я ни старалась, скрыть это было сложно. Всё, что мне оставалось — это скрыть следы, накладывая слой тонального крема, стараясь замаскировать все синяки и следы от побоев.
Лаура за эту неделю звонила мне по меньшей мере сотню раз и каждый раз в трубку влезал Ольмо со своими предложениями. Он просто не понимал, во что может ввязаться. Ему это не нужно. Никому из них. Это мое бремя.
Я взглянула в зеркало, пытаясь успокоиться, но в голове продолжала звучать только одна мысль: «если кто-то узнает, он меня убьет».
Когда мы приехали к школе, я постаралась сдержать дыхание и шагала, делая вид, что всё нормально. Но мои ноги не слушались, как будто они не знали, куда идти. Всё вокруг казалось каким-то чужим. Когда мы вошли в школьный коридор, я почувствовала взгляд. Это был он.
Ламин. Он стоял у стены и смотрел на меня. Его взгляд был серьёзным, но в нём не было осуждения, только... волнение? Он сделал шаг вперед...
Но в ту же секунду раздался звонок, и все начали спешно двигаться в свои классы. Я вздохнула с облегчением и, не раздумывая, направилась к своему кабинету, надеясь, что он не подойдёт ко мне. Я не могла, не могла сейчас встречаться с ним. Всё было слишком запутано, слишком больно.
Я резко открыла дверь класса, почувствовав, как сердце колотится. Тело болело, но я не могла позволить себе показать это. Нужно было быть сильной. Нужно было прятать всё это внутри.
Села за парту, прикрыла лицо руками на несколько секунд и попыталась собраться. Но в голове крутились лишь его глаза полные заботы и непонимания.
***
Мне удалось прятаться от него в женском туалете две перемены. Изабель требовала от меня информации о том, что происходит. Я сказала, что расскажу, когда придет время.
Это была правда, я понимала, что если не хочу лишиться и ее, то должна буду рассказать все рано или поздно, но не сейчас.
Впрочем, удача не могла сопутствовать мне весь день. Едва прозвенел последний звонок, как я помчалась во двор к уже заказанному такси. Я мчалась, молясь не увидеть его, оттянуть этот момент на еще один день, но прямо на полпути он притянул меня к себе. За талию. И смотрел мне в глаза.
Я потеряла дар речи. Мне нельзя было стоять с ним так. Нельзя было наслаждаться его сильными руками и добрыми глазами полными переживаний.
— Язва, объяснишь мне, что происходит? Ты пропала на неделю, не отвечала на звонки, твой чертов брат не пускал меня, а теперь ты весь день пряталась от меня в туалете, зная, что я не настолько бесстыжий, чтобы туда зайти?
Я выдохнула и сбросила себя его руку.
Это будет больно, но я должна это сделать. Ради нас обоих. Выстроить холодные стены заново.
— Я не обязана объяснять, что происходит.
Он отшатнулся видимо от холода в моем голосе, но посмотрел с недоверием.
— Прекращай, язва, я тоже люблю шутить, но я правда переживал.
Черт. Черт. Черт. Как я могу отталкивать его когда он так говорит, когда он так смотрит?
Я посмотрела в его глаза, пытаясь затушить последний огонёк надежды, который я видела в его взгляде. И тогда я сделала это.
— Всё кончено, Ламин, — я сказала это спокойно, не дав себе возможности жалеть. — Это было ошибкой. Я хотела попробовать, но мне надоело, стало скучно.
Его лицо побледнело, и он молчал, а я продолжала с жестокой уверенностью:
— Ты же не думал, что это всерьёз, правда? Ты привык, что все девчонки на твою удочку клюют, и я решила не разбивать твоих ожиданий, сначала... Я всего лишь экспериментировала, и мне не понравилось.
На мгновение его глаза потемнели от шока, а потом в них вспыхнула обида. Но я не останавливалась, не позволяла себе сдаться. Я не могла. Я не должна была.
— Ты неплох, правда, но не стоишь того, чтобы я тратила на тебя время, — я улыбнулась холодно и как-то даже удовлетворённо. Это была не я, но я делала это ради него. Чтобы он забыл меня. Чтобы этот раз был последним, когда ему больно.
— Я тебе не верю, язва, оно не такое, твое сердце, оно...
Я перебила его:
— Ты даже не представляешь, что такое моё сердце, — я произнесла эти слова, выдавливая презрение, хотя внутри меня все рушилось. — Ты думаешь, что ты что-то изменишь, что я изменюсь? Ты просто не можешь понять, что я давно замёрзла внутри, Ламин. Ты слишком долго жил в своём мире, где все девчонки падают к твоим ногам.
Он замолчал, но боль в его глазах была очевидной. Он, наверное, не хотел верить. Но мне нужно было, чтобы он отпустил. Чтобы он не держался за эту иллюзию.
— Это была твоя ошибка, что влюбился в меня, — я сделала шаг назад, и каждый мой шаг был как нож в его душу. — Ты был занят поисками очередной игры, со временем я решила в нее вступить, ты влюбился, а для меня это все еще просто игра.
В ответ на моё холодное заявление, его лицо исказилось от разочарования, а затем он почти не слышно выдохнул:
— Ты говоришь, как будто у тебя вообще нет сердца.
И тогда я улыбнулась. Слишком ледяной, слишком отчужденной улыбкой.
— Есть, ледяное.
И я прошла мимо него, не оглядываясь.
Его лицо исказилось от боли, но он не сказал ни слова. Он просто стоял, обескураженный, пытаясь понять, что только что произошло.
***
Ламин
Я не знал, как реагировать. В голове крутилось столько мыслей, но ни одна не могла объяснить, как она могла так поступить. Как она могла сказать мне такие слова? Как могла врать мне все это время? Я встал там, на улице, с ощущением, что земля ушла из-под ног. Леденящая тишина. Мне было больно и пусто. Просто больная пустота, от которой хотелось кричать, но я молчал.
Я достал телефон, набрал номер Пау, не зная, что сказать, не зная, зачем вообще звоню. Просто нужно было выговориться, хоть кому-то.
— Я... черт. Она... — мой голос дрогнул, и я поспешил продолжить. — Я не могу поверить... просто приедь, ладно?
Пау ответил мгновенно, его голос был мягким, но я услышал в нём и тревогу:
— Подожди, скоро приедем.
Через десять минут они приехали. Сначала я увидел их машину, а потом Марселлу. Как только она увидела меня, её глаза стали мягче, и она сразу подошла ко мне, крепко обняла, без слов. Она не сказала ничего, просто держала меня, хотя я был в разы больше ее. И её теплые руки ощущались как последняя опора.
Следом из машины вышли Пау, Берта и Фермин. Надломленным голосом я рассказал им все.
Снова, черт возьми. Сначала Алекс, теперь Элиана. Видимо, мне не вездо с девушками.
— Ты не заслуживаешь этого, Ямаль, — голос Марс был заботливым . — Элиана просто дура.
Слеза катится по моей щеке, и я ничего не мог с собой поделать. Я был разбит. Устал, опустошён, но всё равно знал, что мне нужны они.
Пау хлопнул меня по спине, ведя к машине, и я чувствовал, как эта поддержка даёт мне силы. Фермин добавил:
— Всё будет хорошо. Мы все вместе, не переживай.
Берта, которая всегда не могла удержать едкие коментарии сказала:
— Я вырву ее чертов язык и «ледяное сердце», как она выразилась, и скормлю их ей.
Мы сели в машину, и я почувствовал, как мои друзья обвивают меня своей поддержкой.
В голове эхом звучал голос Элианы. Ее смех, саркастичные шутки, ее пение. Все это ощущалось так искренне, что ее последние слова казались страшным сном, но это была реальность.