Глава 18. Юля
Спустя неделю после событий в Москве
– Данил, приветствую, – произносит отец и мне приходится приложить максимум усилий, чтобы не крутануться на сто восемьдесят градусов.
Кожу на спине пощипывает, но я продолжаю изучать историю Драматического театра, достойно оформленную в позолоченные рамки. Хорошо, что в нашей семье поход на спектакль считается чем-то вроде особой традиции и принято наряжаться, как на похороны к английской королеве дальним родственникам.
Дорого-богато, но не совсем мрачно.
– Добрый вечер, Михаил, Анастасия, – вежливо здоровается Милохин, игнорируя моё присутствие. – Как поживаете?..
Нудила чертежная!
– Даночка, отлично выглядишь. Изумрудный цвет стопроцентно твой.
Вздрагиваю от голоса мамы и всё-таки разворачиваюсь. Не изумрудный, а болотный. Самое то для жабы..
– Здрасьте, – произношу с наигранным весельем. – Вы тоже просвещаться, Данил Вячеславович?
– Ю-ля, – мама меня осаживает, а Айсберг вообще не реагирует. Всё, как и обещал.
Там, в тишине московской ночи, он сказал, что всё останется по-прежнему. На пары я пока не ходила, но его поведение в эту минуту кажется вполне логичным.
Подумаешь, видели друг друга голыми, и я мастурбировала, глядя на его толстый член.
Ничего особенного, правда?
Теперь просто забудь, Юлька, и отвечай на его взгляд светской улыбкой.
– Да вот, выдернула своего работягу, – щебечет «Даночка», пробегаясь пальцами по широкому предплечью спутника.
Своего?.. Чёрт.
Снова отшатываюсь к спасительной стене. Буквы размываются от застрявших в глазах слёз, но я изо всех сил держусь. В ушах непрекращающийся гул, в душе шквал невысказанных, болезненных эмоций.
Как раньше больше не будет.
Неужели, он такой глупый и этого не понимает?..
– Пойдём, Юль? – спрашивает мама, когда мы остаемся одни.
– У меня голова разболелась, – говорю, еле слышно. – Я домой поеду.
– Как домой? Ты ведь так хотела после болезни наконец-то куда-нибудь выйти. Платье выбирала, с укладкой и макияжем заморочилась.
Действительно, наряд пришлось поискать. За последнюю неделю я похудела ещё больше, поэтому даже «икс-эс» сейчас болтается на мне как на вешалке. Скоро буду покупать одежду в «Детском мире».
– Видимо, рано мне ещё… В люди выходить, мам…
Напяливаю сумку на плечо и выискиваю как бы пройти к лестнице.
Очередной провал.
– Хорошо, Марат тебя отвезёт, – кивает папа, извлекая из внутреннего кармана пиджака мобильный.
Мама растерянно смотрит то по сторонам, то на отца, тот судя по лицу расстраивается и тяжело вздыхает.
Всхлипываю горько, не могу я… Не могу себя заставить сидеть в одном зале с ними. Видеть его в антракте или по окончанию спектакля наблюдать, как Дана садится в его машину, и Данил Вячеславович везет её к себе.
Осознание, что он прикасается по ночам к Морозовой, ласкает её руками и языком, а меня и пальцем не задел, больно выкручивает каждый нерв на теле. Выворачивает наизнанку и без того растерзанную душу.
Он… мой.
Просто об этом никто не знает. Это тайна умрёт вместе со мной, потому что рассказать её кому-то, значит смириться с неудачей. И с тем, что это правда.
Есть только один человек в мире, который знает, что ночь в Москве я провела в номере нашего преподавателя по архитектурно-строительному черчению.
Это староста.
Она поняла всё сама, когда на завтраке Рудаков громко спросил:
«Как спалось, девчонки? У вас в номере тоже окна на дорогу выходят?».
Я растерянно посмотрела на Мухаметову, а та, незаметно мне кивнув и удивленно взглянув на невозмутимое лицо Данила Вячеславовича, тут же ответила Алану, что окно нашего номера упирается прямиком в глухую кирпичную стену. Стену, которую я лично в глаза не видела.
Больше мы к этой теме не возвращались, но где-то в глубине души чувствую, что надо поговорить с Галей. Всё объяснить, чтобы она не надумывала лишнего.
Он «мой»… Но моим никогда не будет.
Свалившийся мне на голову в Москве инсайт, что он не любит и никогда не полюбит, стал таким мучительным, таким отравляющим всё внутри… Мой организм ему сдался и сразу по прилёту я слегла.
Фолликулярная ангина. Штука неприятная, всё горло покрывается болячками так, что даже разговаривать не можешь.
Кстати, психолог бы обозначила, что моё заболевание с точки зрения психосоматики носит вполне объяснимый характер – невысказанные эмоции всегда оседают либо на губах в качестве простуды, либо дальше – в горле.
Добравшись до дома, переодеваюсь в пижаму, оставляю свет включенным и ложусь в постель..
К сожалению, чуда не произошло, из Москвы я снова привезла с собой кошмары. Они словно невидимой нитью ко мне привязаны… Ночь в гостинице – единственная, когда я спала спокойно.
Это удивительно!
Даже видения боятся Демидова.
Подбираю ноги под себя и обнимаю Котлетку. Носом зарываюсь в её мягкие складки на шее. Пахнет специальным шампунем и, кажется, моими слезами.
– Эх, Котлетка. И что мне теперь делать?..
Вместо ответа она тычется мордой в моё лицо.
– Блин, у тебя слюни, – смеюсь, вытираясь и тянусь к вздрагиващему телефону.
Щеки опаляет жар, когда вижу номер, с которого поступило сообщение.
Айсберг: «Как ты себя чувствуешь, Юля?»
Тут же представляю его сидящим в зале рядом с Морозовой и набирающим украдкой мне СМС.
«Все хорошо, спасибо, Данил Вячеславович» – набираю официальный ответ.
Гипнотизирую мерцающий экран. Проходит минута, вторая, пять, десять…
Тишина.
Чуть с кровати не соскакиваю, когда спустя полчаса вибрирует телефон. Вместо обычного сообщения, Милохин решил продолжить общение в Телеграме.
«Ты похудела. Я думал, просто простыла?»
«Ангина была»
«Сейчас лучше?»
«Да, спасибо, Данил Вячеславович»
«Хорошо. В понедельник выходишь на занятия?»
«Да, конечно. Я уже поправилась»
«Почему тогда со спектакля ушла?»
Черт. Об этом я как-то не подумала. Он что, разговаривал с моими родителями? В чат прилетает новое нетерпеливое сообщение.
«???»
«Просто голова разболелась от звуков»
«Каких звуков, Юля? В фойе было тихо.»
Закатываю глаза. Вот пристал, зануда. Пока я кусаю губы, пытаюсь придумать остроумный ответ, Данил Вячеславович решает не ждать:
«Ладно. До понедельника.»
Разочарованно перечитываю нашу переписку и захожу в профиль под именем Danil, чтобы посмотреть фотографию. На ней Милохин запечатлён со спины. Всё те же бугристые мышцы и загорелая кожа, узкая талия. Внизу живота собирается приятное тепло. Поверить не могу, что видела всё это вживую.
– И не только это, – бормочу про себя, вспыхивая.
Снова возвращаюсь в чат и печатаю:
«Данил Вячеславович»
«Да, Юля?»
«А вы любите французскую кухню?»
«Хм… терпеть не могу. А что?»
«Да так… ничего.»
Задерживаю дыхание и с радостью расцеловываю Котлетку.
Устроившись в кровати поудобнее, прощаюсь с Милохиным:
«Спокойной ночи, Данил Вячеславович»
«Спокойной ночи, Юля. Больше не болей.»
Улыбаюсь, как влюбленная идиотка, и отправляю телефон под подушку.
Закрыв глаза, шепчу:
– Выкуси, Морозова. Так-то. Жаб он терпеть не может…
______________________________________
Звездочки)
Люблю❤️