Глава 29
Юля
Лавина часто сходит с гор только потому, что верхний слой снега слабо скреплен нижними. Иногда для катастрофы хватает какого-нибудь несчастливого лыжника или слишком смелого альпиниста.
Как оказалось, в отношениях примерно так же.
У нас с Дашей все же было слишком мало времени друг для друга. Вначале три дня отпуска, потом - лишь выходные и мои редкие поездки.
В первую из них я обнаружила в доме мужа детскую комнату. Как назло, тогда сразу же вспомнились слова Кристины. И о том, что муж до сих пор не простил себя за смерть ребенка. И о том, что именно он выбрал имя.
Это вроде бы уже не было важно. Но стало первой пригоршней снега в нашей лавине.
После этой поездки я долго не могла уговорить себя на Москву. Мы с Дашей вновь перешли в формат «воскресная семья». Уставший с дороги он. Соскучившаяся и слишком активная я. И максимум сутки на двоих.
Иногда такие встречи получались каждую неделю. Иногда - через две, а то и через три. Но сценарий каждый раз был одинаковым: миллион поцелуев, горячие объятия, быстрая близость и только потом разговоры.
Чаще говорила я. Рассказывала о подготовке к экзаменам. Делилась приключениями лучшей подруги - ее попыткой избежать брака с Пановым и беременностью от Лёшки. Получив горький отворот-поворот, тот теперь уже ни во что не верил и не спешил второй раз звать Наташу в ЗАГС.
Даня почти ничего не рассказывал. С каждой встречей он становился только все более молчаливым и замкнутым. Сильнее обнимал, жарче любил и все настойчивее просил беречь себя... ценить. Читал самые настоящие лекции о том, что в отношениях самое важное - не другой, а я сама.
Чаще всего эти лекции меня пугали. Они слишком сильно походили на подготовку к чему-то важному и нехорошему. Порой я ощущала себя полной дурой, которой любимый мужчина не решается доверить свои проблемы.
Ну а после, спустя полгода после свадьбы, случилась моя третья поездка в Москву.
Наученная горьким опытом, я предупредила Даню за три дня до вылета. Заранее сказала, что не поеду к нему домой, и поклялась дождаться в ресторане.
Наверное, нужно было предупредить еще и перед самым вылетом. Освежить свои планы в памяти мужа! Но за последние месяцы я столько раз отрывала его от важных дел, что сейчас звонить не решилась.
Вместо напоминаний устроилась в удобном кресле самолета. Потом на такси доехала до офиса Дани. И снова осталась с носом.
- Здравствуйте. А Данилы Вячеславовичп, к сожалению, нет на месте, - огорошила меня секретарша мужа.
- Но известно, когда он вернется? - Я мысленно отругала себя за очередную неудачную попытку устроить сюрприз.
- Мне жаль... - Дамочка пожала плечами. - Когда суды, он предупреждает, а сегодня... У меня нет информации.
- А вообще известно, где он?
Вряд ли это могло помочь. Более бредовой идеи, чем гоняться за мужем по Москве, и придумать было сложно. Но секретарша странно побледнела, и мне временно стало не до скромности.
- С Даней что-то случилось? - В первую очередь подумалось о больнице. - С ним всё хорошо?
В голову тут же стали лезть диагнозы, которые можно было приписать Дане. Одна только его постоянная усталость чего стоила!
- Да... Всё хорошо... - Дамочка как-то странно замялась.
- Тогда где он?
Демонстрируя всем своим видом, что не уйду, пока не получу ответ, я уселась в удобное кресло напротив ресепшен.
- Он...
Будто надеясь на чью-то помощь, секретарша посмотрела по сторонам. Поменяла местами две стопки с бумагами. Но все же созналась.
- Он на кладбище. Недавно было два года со дня аварии. Родители Алины Николаевны смогли приехать только сегодня. Он повез их лично.
После встречи в детской комнате, мне казалось, что прошлое больше не сможет сделать больно. Одежда и игрушки малышки тогда душу вынули. Но сейчас снова стало плохо.
Как и в тот раз, я почувствовала себя чужой в жизни мужа. Временной. Без права делить с ним его свободное время и его горе.
После такого не хотелось никуда ехать и никого видеть. На голом детдомовском упрямстве я добралась до улицы и заставила себя вызвать такси. Но возле дома Дани и запасы упрямства подошли к концу.
Не зная, как правильно реагировать, я смотрела сквозь окно машины на мужа. Тот обнимал плачущую пожилую женщину. Смотрела на седого мужчину, который понимающе хлопал Даню по плечу. Будто родного. Своего! И, как ни фантазировала, не могла представить себя рядом с этими тремя.
* * *
В ту мою поездку, наверное, еще можно было остановить лавину. Мне бы чуть-чуть мудрости, побольше терпения, поменьше влюбленности... я бы сдержала слезы, смогла выйти из такси и не оправдывалась потом перед Даней за то, что вернулась в Питер.
«Юля, я был не настолько занят, чтобы не встретиться с тобой».
«Как тебе вообще в голову пришло уехать?»
«Ну и что, что родители Алины? Да, они не чужие, но вот так бросать все...»
Это был первый раз, когда муж отчитывал меня, будто маленькую. Он злился, старательно подбирал слова. И с каждой его фразой я все больше чувствовала себя растерянной, глупой и одинокой.
Хотелось кричать от отчаяния, что мне слишком его мало. Что хочу стать для него главной. Занять место всех этих «нечужих» людей.
Меня штормило от собственных эмоций. Выворачивало над унитазом от страха потерять любимого мужчину. Я не понимала, что со мной происходит. И не узнавала себя.
А когда почти смирилась и решилась в четвертый раз лететь в Москву... лавина, которой я пугала себя уже много месяцев, рванула с горы и накрыла плотным слоем все планы.
* * *
Я заранее, каким-то шестым чувством ощутила, что впереди ждет беда. Внезапно. Среди ночи. Проснулась в мокрой от пота кровати и, как ни пыталась, так и не смогла уснуть.
От паники не спасла ни прогулка по саду, ни ромашковый чай в два ночи. К утру я была разбитой и уставшей. Не радовал билет на самолет. Чемодан с вещами казался неподъемно тяжелым. И дождь за окном словно шептал: «Останься! Не лети!»
Нужно было его послушать.
Даня две недели не появлялся в Питере, а последние три дня у него не было времени даже на телефонный разговор.
Муж словно умышленно отдалялся. Снова становился тем холодным, недоступным мужчиной, которого я знала до медового месяца.
Безумно хотелось списать подозрения на свои нервы. Забежать в аптеку за валерьянкой. Или хотя бы получить короткое «Жду».
Из-за этой дурацкой надежды я с ночи не выпускала телефон из рук. Все ждала. Тревожилась. А прямо перед моим отъездом в аэропорт дверь дома неожиданно открылась, и я чуть не упала.
В мужчине, который вошел в мой дом, трудно было узнать Даню. Нет, он не похудел, не отпустил бороду. Муж выглядел как обычно: деловой костюм, белая рубашка и ни пылинки на идеально отполированных туфлях.
Хоть сейчас в суд или на подиум.
Вот только взгляд у него был холодный и слова, которые он произносил, казались неизвестными, непонятными.
«Нужно подписать», «так будет лучше», «было хорошо, но дальше...» и «не получится». Как приговор.
Вместо объятий мне досталась стопка бумаг. Вместо горячих поцелуев - простая шариковая ручка. А вместо сумасшедшей близости - заголовок на первой странице.
«Соглашение о расторжении брачного контракта».
В это невозможно было поверить. Даже сегодняшний кошмар выглядел реалистичнее и добрее.
Но Даня больше ничего не объяснял и не просил. Словно хотел прикоснуться ко мне и боялся этого, он спрятал свои руки в карманы. Незнакомым голосом прохрипел: «Прости меня». И, не дав сказать ни слова, вышел.
Точно так же неожиданно, как и вошел.
Совершенно нереальный. И чужой.
* * *
Даня
В моей жизни было достаточно случаев, когда умереть хотелось сильнее, чем жить. Но такого жгучего желания исчезнуть я не испытывал никогда. Еще три недели назад стало ясно, как закончится мой брак, а подготовиться не получилось.
Дико хотелось вернуться. Сжать Юлю в объятиях. И попросить уехать... просто уехать. Подальше. Чтобы ничего не видела, не могла вмешаться и не ждала меня.
С первым моя послушная девочка, скорее всего, справилась бы. Ради меня попыталась бы не видеть и не слышать всего того, что скоро должно было начаться. Но не вмешиваться и тем более не ждать...
Сколько шансов на миллион? Один? Два? Ноль.
- Я так понимаю, полицейская машина у соседнего дома по твою душу? - СанСаныч появился рядом как черт из табакерки.
В умении подкрадываться незаметно бывший опер остался профессионалом, несмотря на преклонный возраст.
- По мою.
Скрывать правду от начбеза жены я не планировал. Во-первых, бело-голубой эскорт сложно было выдать за такси. А во-вторых, для Саныча у меня было свое задание. Особой важности.
- Значит, слухи, что в банке кого-то взяли, не просто слухи... - тяжело вздохнул он.
- Не просто.
- И к ней ты сегодня приехал явно не в любовь играть. - Старик обернулся в сторону дома. Посмотрел на окна тяжелым взглядом. И тихо выругался.
- Там на столе документы на развод. Проверь, чтобы Юля подписала. И забери бумаги себе. Завтра приедет мой партнер, отдашь ему. Павел знает, что нужно делать дальше.
- Я так понимаю, девочка не в курсе того, что ты тут задумал?
Теперь мы оба смотрели на полицейскую машину.
- Пространства для маневров, в общем-то, и не было. - Я стянул с шеи галстук. В ближайшие дни, месяцы или годы он вряд ли мог мне понадобиться. - Мошенничество в сфере кредитования. Особо крупный размер, - горько усмехнувшись, произнес название статьи, с которой никогда не сталкивался как адвокат и никогда не подумал бы, что столкнусь как обвиняемый.
- А Юля?..
- На распоряжении о перечислении денег стояла ее подпись. Моя команда до последнего пыталась найти того, кто Юлю так подставил, и не допустить утечки информации. Землю рыли. Задействовали все связи, какие смогли. Но акционеры решили поднять ставки. Денег на Каймановых островах им теперь мало. Они пожелали исполнить давнюю мечту - убрать её из акционеров. Тюрьма - способ грубый, но эффективный.
Начбез нервно сглотнул.
- Твою налево... Это же...
- До десяти лет с конфискацией, - вместо своего собеседника завершил я.
Первый раз даже думать о таком сроке не хотелось. А сейчас произнес легко. Болело теперь от другого. На куски рвало, стоило вспомнить серые глаза, которые я видел, возможно, последний раз. Все тело ломало, как от лютой простуды.
- И ты взял вину на себя... - Начбез словно сдулся. Плечи опустились вниз, а от вечного самодовольства на лице не осталось и следа.
На это мне даже не нашлось что ответить. С моим опытом глупо было верить в правосудие без доказательств и фактов. Никакие слезы Юли не убедили бы судью в ее невиновности. Тот, кто играл против нас, хорошо знал свое дело.
- А ты не думал, что она имеет право на правду? - без особого энтузиазма спросил СанСаныч.
- Сам лучше меня знаешь, как Юля поступит. - Я закрыл глаза. - Подпись ее. Не подделка. Мои люди провели экспертизу. Она не сможет доказать, что не подписывала или что не знала, куда уйдут деньги. Смягчающих обстоятельств нет.
- Это все Биркин! - раненым медведем проревел Саныч. - Он в начале зимы приносил ей на подпись такие пачки бумаг, что и бригада не разобралась бы. Девочка не спала и не ела из-за всех этих приказов, распоряжений и протоколов. А тебе звонить отказывалась.
- Это уже не имеет значения. - Я положил руку на его плечо и крепко сжал. - К счастью, денежный перевод прошел только сейчас. Мое чистосердечное признание уже в деле. Та ее подпись ни на что не повлияет. Юля останется главным акционером. А замену себе я нашел. Биркин еще вчера передал свой пост новому человеку. За ним будут присматривать мои люди, так что можешь не волноваться.
Словно все еще не мог поверить, Саныч покачал головой и сел на верхнюю ступеньку крыльца.
- Но она ведь все равно узнает. Из новостей или от других людей. - Он вопросительно оглянулся на меня.
- Процесс будет закрытым. Моих связей для этого хватило. Акционеры тоже будут молчать. - Я сел рядом. - У меня есть досье на каждого. Стоит кому-то открыть рот - сядут все. И на срок гораздо больший, чем я.
- А Биркин? - Белесые глаза злобно свернули.
- Именно он сдал своих боссов. Когда запахло жареным, инстинкт самосохранения сработал правильно.
Я усмехнулся, вспомнив, как Всеволод неделю назад явился в мой офис. С коробкой, будто уже собрал свои вещи и готов отправиться хоть на край земли. И четким пониманием того, во что вляпался, написанным на лбу крупным шрифтом.
- Но девочка все равно узнает. Рано или поздно. Ты представляешь, что с ней будет? - снова завел свою шарманку начбез.
- Если мне не повезет, она узнает, что я ее обокрал. Это не самый худший финал.
- А если повезет? Если твои люди смогут размотать этот клубок?
- Я все же надеюсь, что не «если», а «когда».
Дверь полицейской машины распахнулась, и водитель вместе с пассажиром вышли на улицу.
Уходить мне не хотелось, но пора было заканчивать исповедь.
- Ладно... Сейчас все это не имеет значения. - Я достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое листок. - Это приглашение в крупную немецкую клинику. Уже послезавтра Юлю будут там ждать. С институтом вопрос интернатуры тоже решен. Твоя задача - проконтролировать, чтобы никто не помешал. И увезти ее.
- В Германию?..
Словно получил от меня пропуск на Марс, СанСаныч осторожно взял в руки рекомендацию.
- Там у нее не останется свободного времени, - быстро продолжил я. - Даже если что-то узнает о суде, вырваться в Питер будет сложно. А новый управляющий знает, какие отчеты слать и о чем молчать. Жизнь продолжится.
Подняться было непросто. Я чувствовал себя древним стариком, который вот-вот развалится. Но как у Золушки в дурацкой детской сказке, мое время уже вышло.
- А сам-то ты хоть как? - вдруг словно очнулся СанСаныч. - Как карьера... Бюро?
- Если смогу доказать невиновность, верну и лицензию, и бюро. - Из груди вырвался странный звук. То ли стон, то ли хмык. - На адвокатов, готовых отсидеть за клиентов срок, особый спрос. Без работы не останусь.
- А она... Ее возвращать тоже будешь?
Впервые за долгие годы начбез смотрел на меня без опаски. Будто заранее простил за все, что я сделал и что могу сделать.
- Юлю? - Я сжал челюсти. И медленно выдохнул.
Дико хотелось сказать «да». Поклясться каждому дереву в саду, что мы с Юлей снова встретимся и что здесь опять зазвучит наш смех.
Больше всего на свете я мечтал снова прижать к себе жену. И вместо нравоучений признаться, наконец, что люблю ее.
Я всё бы отдал...
- Это может затянуться и на год, и на десять лет.
- Она умеет ждать тебя.
- Она единственная такая на свете. - Ответ «да» застрял где-то в области грудины. Намертво. - Но только ждать меня больше не безопасно. Любая Юлина слабость может обернуться против нее. А я буду слишком далеко, чтобы помочь.