Глава 26
ЛИСА.
Далия задерживается в конце обеда, после того как мы все попрощались, а две другие женщины ушли, пока я ищу Uber.
— Ты в порядке? — Тихо спрашивает она, ее голос приглушается журчанием бамбукового фонтана в вестибюле ресторана. — Я хотела проверить тебя, так как вчерашняя ночь была первой ночью, когда ты осталась с ним. — Она закусывает губу. — Как прошло утро? Пуговка? Она была недовольна когда ехала с курьером, которого прислали, но я дала ей много угощений. Наверное, слишком много.
— С ней все в порядке, — быстро заверяю я ее. — Теперь она уже обосновалась. Спасибо, что присмотрела за ней.
— В любое время. Особенно теперь, когда она живет в этом шикарном пентхаусе, в котором, я уверена, живет Чонгук. — Далия усмехается. — Как все прошло?
Я вздрагиваю, вспоминая реакцию Чонгука.
— Не очень хорошо, — признаюсь я. — Наверное, мне стоило предупредить его, честно говоря. Но что, если бы он взбесился?
— Понятно. Не волнуйся, он переживет это. — Далия оглядывается, ее взгляд скользит к окну. — Кстати, о том, что может расстроить Чонгука, где Гас?
Выражение мгновенной вины на моем лице выдает это. Глаза Далии мгновенно расширяются.
— Ты ускользнула без телохранителя? Лиса, о чем ты думала? Чонгук будет в ярости.
Я морщусь, нажимая кнопку вызова Uber.
— Я никому, кроме тебя, не рассказывала об этом, — шиплю я, закусывая губу. — Ни о пожаре, ни о Чонгуке, ни о свадьбе, ни о чем-либо еще. Я не хотела объяснять Вэл и Бонни. Я не так уж хорошо их знаю. Мне и так было сложно уклоняться от их вопросов, а представь, если бы я пришла с телохранителем?
— Я знаю, но… — Далия хмурится. — Лиса, тебе никогда раньше ничего подобного не угрожало. Такие люди, с которыми ты имеешь дело, даже такие люди, с которыми связан Чонгук, - это опасные люди. Если Чонгук думает, что тебе нужен телохранитель, я ему верю, честно говоря. И тебе тоже стоит.
Чувство вины снова лезет внутрь.
— Я сейчас же вернусь в пентхаус, — обещаю я ей.
— Видишь? — Я поднимаю телефон, Uber в нескольких кварталах от нас. — Мне просто нужно было немного отдохнуть от всего этого. Я вернусь к Чонгуку в кратчайшие сроки, без вреда.
Далия вздыхает.
— Я не пытаюсь говорить тебе, что делать. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Я тоже не очень хорошо знаю этот мир, но я немного знаю, судя по людям, с которыми имеет дело мой отец. К этому нельзя относиться легкомысленно. Тебе нужно послушать Чонгука.
Я морщу нос.
— Ты, говоришь мне слушаться мужчину?
Она смеется.
— Я знаю - это смешно. Но только сейчас. Ты моя лучшая подруга, Лиса. Я не знаю, что бы я делала, если бы с тобой что-то случилось. — Она наклоняется, крепко обнимая меня, и я отвечаю тем же, как раз когда мой телефон вибрирует, давая мне знать, что мой Uber почти здесь.
— Мне пора. — Я обнимаю ее еще раз, а затем спешу на холод, ища золотой Nissan, который должен меня забрать.
Я вижу, как он приближается из-за угла, но как только я начинаю идти в ту сторону, из переулка выезжает черный автомобиль, подъезжая к
обочине прямо рядом со мной.
Меня охватывает страх, и я хватаю сумочку, боясь, кто это может быть, и готовясь бежать. Но у меня нет шанса, потому что еще до того, как машина полностью останавливается, одна из задних дверей распахивается, и прямо передо мной выходит Чонгук.
Я никогда не видела никого таким злым. Его лицо напряжено, челюсти сжаты, глаза потемнели, когда он смотрит на меня. Холодок пробегает по моей спине, и я понимаю, в этот самый момент, что я совершила ужасную ошибку.
Чонгук не просто расстроен из-за меня. Мы не просто так будем спорить об этом. Он чертовски зол, и я, возможно, только что все испортила.
— Садись в машину. — Его голос жесткий и сердитый, и я отказываюсь, хотя знаю, что если когда-нибудь и будет время послушать его, то сейчас оно.
Я никогда не была тем человеком, который просто встанет в очередь и повинуется, и сейчас для меня инстинктивно быть независимой. Делать свое дело, по-своему.
На этот раз эта тенденция могла бы доставить мне массу неприятностей.
Чонгук видит мои колебания, и его челюсти сжимаются еще сильнее.
— Я сам тебя подниму и закину в машину, Лиса, если ты сейчас же не сядешь. Я не собираюсь с тобой из-за этого драться. — Его тон - глубокий рык, такой полный ярости, что у меня дрожат колени. — Садись в машину.
На этот раз я подчиняюсь. И понимаю, когда я прохожу мимо него и сажусь в теплый кожаный салон, что я влипла по уши. И не только с Воронами, или с Мафиози, или пытаясь удержать свой магазин от полного развала, но и...
С самим Чонгуком.
Я недооценила его.
Я переоценила свою способность с ним справиться. И теперь я понятия не имею, что произойдет.
Он мертво молчал, садясь в машину рядом со мной. Водитель отъезжает от обочины, и я смотрю на него краем глаза, сцепив руки на коленях, чтобы пальцы не начали дрожать.
— Чонгук...
— Мы поговорим, когда вернемся домой. — Его голос ровный, бесстрастный, и он посылает мне заряд страха.
В любое другое время я бы, возможно, возразила, что его пентхаус на самом деле не мой дом, но в этот раз я крепко сжимаю губы, вместо этого сохраняя молчание.
Напряжение в машине такое, что его можно резать ножом. Я пытаюсь дышать, пытаюсь подавить страх, который сдавливает мое горло, заставляет мое сердце колотиться в груди, неуверенность в том, что сейчас произойдет. Далия была права, я не знаю, во что я ввязалась. И то, что я считала крошечным актом бессмысленного бунта против жизни, которая больше не ощущается как моя собственная, превратилось в нечто гораздо большее.
Машина въезжает на парковку под зданием Чонгука, и он выходит, не говоря ни слова. Когда я следую за ним, он подталкивает меня вперед, когда мы приближаемся к дверям, его рука крепко держит меня за поясницу, когда мы заходим в вестибюль. В его прикосновении нет ничего настойчивого, пока нет, но крепкое нажатие его руки на мой позвоночник напоминает мне, что если я попытаюсь убежать, он меня поймает. Если я попытаюсь пойти куда-то, а не прямо к лифту, чего он, как я знаю, хочет, чтобы я сделала, он меня остановит.
Это отличается от всех других раз, когда он так ко мне прикасался, когда мы танцевали, когда мы заходили на вечеринку, и в это же самое здание только вчера вечером. В его прикосновении есть напряжение, скованность - предупреждение.
Двери лифта открываются, и Чонгук подталкивает меня вперед, вытаскивая черную карточку-ключ, когда двери закрываются за нами.
— Я хочу вернуть свой другой ключ, — говорит он ровно, не глядя на меня, когда вставляет свой в щель, чтобы впустить нас в пентхаус, и мое сердце колотится о ребра.
Он хочет вернуть его просто потому, что не доверяет мне? Или потому, что он собирается аннулировать наш брак, и все это закончится? Неужели я так сильно облажалась?
Я не думала, что он будет так зол, что захочет, чтобы я ушла. Что это может стать концом нашего соглашения и будущего моего бутика. Я думала, что он, конечно, нуждается во мне настолько сильно, чтобы я стала его женой, что одно маленькое непослушание не будет иметь такого большого значения. Но теперь я начинаю думать, что я ошибаюсь. Что он так зол, что покончил со всем этим, и что я совершила огромную ошибку, непреднамеренно поймав его на блефе.
Чонгук больше ничего не говорит, пока мы поднимаемся, двери лифта открываются, его рука снова ложится мне на спину, и он ведет меня в пентхаус. Он продолжает подталкивать меня вперед, мимо Пуговки, которая спрыгивает с дивана и бежит к нам, и мой желудок снова падает, когда Чонгук, кажется, едва замечает, что моя собака сидит на его мебели. Он ведет меня в заднюю часть пентхауса, в маленькие комнаты из главного открытого пространства гостиной и кухни. Я знаю, что один коридор ведет в кинозал и ванную комнату внизу, но он толкает меня вправо, в дверь, которую я раньше не замечала и не удосужилась посмотреть.
— Что там? — Пискнула я, упираясь, но Чонгук продолжает двигаться вперед, его инерция заставляет меня спотыкаться к двери, даже когда я пытаюсь остановиться.
— Мой кабинет, — говорит он тем же ровным, бесцветным голосом, отпирая дверь, чтобы я вошла первой.
Мое сердце снова замирает в груди. Он собирается вытащить контракт. Показать мне, где я облажалась. Показать документы для аннулирования. Я чувствую, как слезы подступают к уголкам глаз, и я начинаю думать, как я могу это оправдать, что я могу сказать, чтобы он понял, что я не пыталась его так разозлить, и недооценила, насколько это серьезно.
Оцепенев, я захожу в кабинет, когда Чонгук включает свет. Теплый свет заполняет пространство, освещая комнату, заполненную темной мебелью, от стола у большого окна, выходящего на город, до высоких книжных полок и стульев у барной стойки с одной стороны комнаты. В центре на сияющем деревянном полу натянут толстый ковер, и каблуки моих ботинок утопают в нем, когда Чонгук закрывает за нами дверь, щелкая замком, от которого мое сердце снова замирает.
В комнате внезапно становится слишком жарко, и я расстегиваю пальто, стаскиваю его и бросаю на один из близлежащих стульев.
Глаза Чонгука следят за моим движением, его челюсти все еще сжаты так крепко, что я почти готова сказать ему, что так и останется, если он будет держать их сжатыми еще немного, но я сдерживаю себя. Я не должна сейчас его дразнить. Я не должна ничего говорить, кроме как «извините», и я не уверена, что даже этого будет достаточно.
Чонгук проходит мимо меня, останавливаясь прямо перед столом. Он отодвигает один из стульев перед ним в одну сторону, затем в другую, оставляя пространство прямо перед ним, столешница стола почти пуста, за исключением нескольких книг и бумаг, аккуратно сложенных по обеим сторонам. Там большое пространство блестящего, голого дерева, и я хмурюсь, не понимая, что происходит.
— Чонгук? — Я снова рискую, и он указывает на стол, его рука почему-то опускается к пряжке ремня.
— Наклонись над столом, — говорит он, его голос все еще ровный, и мои глаза так округляются, что мне кажется, что они вот-вот выскочат из головы.
— Что? — Я не понимаю, что он говорит. Ничего в его просьбе не имеет смысла, если только...
Нет. Это невозможно. Он не может иметь в виду...
Чонгук стягивает ремень с резким звуком кожи о шерсть и складывает его в руке.
— Ты не послушалась меня, Лиса, — говорит он ровным голосом.
— Ты знала, что не должна выходить одна, и все равно сделала это. Мне ясно, что недостаточно объяснить, в какой опасности ты находишься. Что моих просьб к тебе отнестись к ситуации серьезно недостаточно, и всего, что я сделал для тебя до сих пор, тоже недостаточно. Поэтому мы сделаем это по-другому. — Он складывает ремень в руке, и у меня пересыхает во рту. — Ты снимешь штаны, наклонишься над столом, и я тебя накажу. А когда закончу, надеюсь, этот урок закрепится.
Я смотрю на него так, будто в любую секунду он рассмеется, пораженная тем, что я поверила ему хотя бы на секунду. Но его лицо остается бесстрастным, а в глазах мелькает раздражение, словно он устал ждать, когда я ему подчинюсь.
— Лиса. — Его голос звучит как предупреждение, и со вспышкой паники я понимаю, что он не шутит. — Наклонись над столом. Я больше не буду просить.
— Нет. — Слово слетает с моих губ, и я качаю головой, делая шаг назад. — Нет. Какого хрена? Конечно нет. Я не буду… — Я даже не могу придумать, как закончить предложение, все это так нелепо.
Чонгук даже не вздрагивает.
— Тогда уходи, — говорит он ровным голосом. — Но если ты выйдешь за эти двери, Лиса, всему конец.