Глава 5.
«Нулевая точка»
Тишина после того вздоха была самой оглушительной за весь этот кошмарный вечер. Элина сидела на полу, обхватив колени, и не могла унять дрожь. Слезы высохли, оставив после себя стянутую, соленую кожу и пустоту. Но что-то изменилось.
Давящее чувство наблюдения исчезло. Его сменило... отсутствие. Глухая, безжизненная тишина в собственной голове. Будто отключили звук в наушниках, в которых ты не знал, что играет музыка. Она впервые за долгое время осталась наедине с собой. И это было почти так же страшно.
Он ушел. Она почувствовала это с той же необъяснимой уверенностью, с какой чувствовала его присутствие. Не просто отключился, а... отшатнулся. Ее истерика, ее слезы стали последней каплей, переполнившей чашу его холодного любопытства.
— Ну и слава богу, — прошептала она хрипло, пытаясь встать. Ноги не слушались. — Сил моих уже нет...
Но в ее словах не было облегчения. Была какая-то непонятная, предательская пустота. Она осталась одна со своим страхом, и он внезапно показался больше и страшнее, чем когда за ней наблюдали.
Она доползла до дивана и повалилась на него, натянув на себя плед с остатками запаха масляной краски и скипидара. Ее взгляд упал на тот самый злополучный эскиз. Серебряный медальон с синим камнем. Теперь он казался не просто странным — он казался зловещим.
— Что ты такое? — прошептала она, протягивая дрожащую руку и проводя пальцем по линиям карандаша. — Что ты со мной сделал?
И в тот же миг ее пронзило.
Не боль. Не чувство. А образ. Яркий, как вспышка.
Старый верстак. Луч фонарика в пыльном мраке. Мужские руки в темных перчатках, лихорадочно роющиеся в ящике. И всепоглощающее, острое чувство — не ее, а его — отчаянной, лихорадочной надежды.
Элина ахнула и отдернула руку, будто обожглась. Образ исчез. Но ощущение осталось. Он не ушел. Он... переместился. Искал что-то. Что-то важное.
Сердце забилось чаще, но уже не от страха. От странного, щемящего предчувствия. Она поднялась с дивана и подошла к мольберту, к незаконченной картине особняка. Она смотрела на него уже не как на объект для рисования, а как на карту. Ключ.
Ее пальцы сами потянулись к кистям. Она не смешивала краски, она брала то, что было на палитре — черный, умбра, темный ультрамарин. Ее рука водила по холсту почти без ее участия, будто кто-то вел ее.
Она не рисовала фасад. Она рисовала то, что видела внутри. Глубокий двор. Полуразрушенный флигель. Окно с выломанной решеткой. И внутри — сгусток тьмы и тревоги, пронизанный тонкой, яркой нитью чужой надежды.
Она отшатнулась от картины, не веря своим глазам. Это было не воображение. Это было... знание. Переданное ей по той самой связи, которая, казалось, оборвалась.
Он был там. В том самом особняке. И он был близок к разгадке. Она чувствовала это кожей.
Элина стояла посреди мастерской, вся в краске, и смотрела на свою дрожащую руку. Страх никуда не делся. Но теперь к нему добавилось нечто другое. Острое, неудержимое любопытство. И... понимание.
Онa не была просто жертвой. Он не был просто мучителем. Они были звеньями одной цепи. Замкнутыми в одном и том же кошмаре, из которого нельзя было выйти поодиночке.
Она медленно подошла к телефону и набрала номер Вики.
— Вик, — голос ее звучал непривычно твердо. — Ты говорила, что у твоего парня есть друг с дроном?
— Эль? Ты в порядке? Что случилось?
— Скажи ему, чтобы заряжал аккумуляторы. Мне нужно кое-что посмотреть. На Остоженке.
Голос Вики в трубке стал мгновенно собранным, все следы сонной хрипотцы исчезли.
— Сейчас позвоню Жене. Он живет рядом. Через пятнадцать минут будем на месте. Эль, ты точно в порядке? Ты говоришь как... как на задании.
— Я не в порядке, — честно ответила Элина, глядя на свою картину-видение. — Но я знаю, что делать. Встречаемся у кафе через дорогу от особняка.
Она бросила трубку, не слушая возражений. Сомнений больше не было. Только холодная, отстраненная ясность. Она чувствовала его присутствие там, в глубине двора, как магнитную бурю на краю сознания — тревожное, притягивающее возмущение.
Через двенадцать минут она уже стояла в тени акаций, кутаясь в тонкое пальто. Ночь была тихой и влажной. Подъехала Вика на своем хэтчбеке, из пассажирской двери вывалился долговязый парень с рюкзаком — тот самый Женя со своим другом и его дроном.
— Так, — Вика уперла руки в боки, окидывая Элину испытующим взглядом. — Объясняй. Кого мы тут ночью шпионим? Бывшего? Я его лично забью этой штукой, — она кивнула на дрон.
— Не бывшего, — Элина отвела взгляд. Ей казалось, что особняк напротив смотрит на них слепыми темными окнами. — Там... там кто-то есть. Мне нужно увидеть, кто.
Женя, не задавая лишних вопросов, уже раскладывал оборудование на капоте.
— Готово. Какая цель? Окна? Двор?
— Флигель во дворе. Задворки. Окно первого этажа, решетка сломана, — слова вылетали сами, будто она знала план местности наизусть.
Дрон с тихим жужжанием взмыл в воздух, словно ночная птица. Элина затаила дыхание, уставившись на экран планшета в руках у Жени. Изображение плыло, зелено-черное, подернутое рябью ночной съемки.
Двор. Груды старого кирпича. Заброшенный флигель. И... да. Окно. Ломанная решетка. Темный проем, словно вход в пещеру.
— Приблизь, — тихо попросила Элина.
Камера дрогнула. И они увидели.
Внутри, в луче света от фонарика, сидел парень,в темной одежде.Из-за того что он был в капюшоне и из-за недостаточного освещения лица — его мы так и не разглядели.Он сидел на корточках на грязном полу, его плечи были напряжены, а голова склонена над чем-то в его руках. Каким-то блокнотом или книгой. Он не двигался, застыв в позе такого крайнего, поглощенного внимания, что казалось, он даже не дышит.
— Боже, — прошептала Вика. — Кто это? Вор?
Элина покачала головой, не отрывая взгляда от экрана. Нет. Не вор. Его поза, его абсолютная концентрация... это была поза исследователя. Археолога, нашедшего артефакт. Ученого, на пороге открытия.
И она чувствовала это. Чувствовала лихорадочный бег его мыслей, холодную сталь логики, пытающейся распутать клубок. И под этим — тонкую, дрожащую нить того самого отчаянного ожидания, что она видела в своем видении.
— Я кажется знаю кто это и...Он что-то нашел, — выдохнула она.
В этот момент парень на экране поднял голову. Как будто почувствовал их взгляд сквозь стены и расстояние. Его лицо было бледным и напряженным в зеленоватом свете ночной камеры, черты — резкими, незнакомыми. И абсолютно опустошенными.
Их взгляды встретились через экран, через сотни метров ночи и камня. Он не мог ее видеть. Но он смотрел прямо в камеру. Прямо в нее.
Элина почувствовала, как по спине бегут ледяные мурашки. Не страх. Нечто другое. Узнавание.
Женя нервно кашлянул.
— Э-это кто? Вы его знаете?
— Нет, — прошептала Элина. — И да.
Парень на экране медленно поднял руку. Не для того, чтобы отмахнуться от дрона. Он провел пальцами по виску, по тому самому месту, где она чувствовала его боль. Жест был до жути знакомым. Жест крайней усталости.
И Элина внезапно поняла. Они оба были в ловушке. Он — в ловушке своего расследования, своей одержимости. Она — в ловушке его любопытства. И единственный способ выбраться — не бежать друг от друга.
— Саша, — тихо сказала она, не отрываясь от экрана. — Спускай. Он нас заметил.
Дрон послушно поплыл вниз. Последнее, что они увидели, — как парень опустил голову и снова уткнулся в свою находку, но его поза уже была иной. Не просто сосредоточенной, а... преднамеренной. Он знал, что за ним наблюдают. И он позволял это.
Элина отшатнулась от планшета, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Игра изменилась. Она больше не просто наблюдатель. Она стал участником.
— Все, — ее голос дрогнул. — Я всё поняла. Мне нужно домой.
Вика и Женя переглянулись, но не стали спрашивать. Они видели ее лицо.
* * *
Элина шла по спящей улице, не чувствуя под ногами асфальта. В ушах стучало: «Он все понял.Он ждет.»Но...Видеться с ним вот так...Было страшно и волнительно.
Она зашла в мастерскую, захлопнула дверь и прислонилась к ней. Тишина. Снова тишина. Но на этот раз она была иной. Наполненной. Звенящей, как струна перед ударом.
Она подошла к мольберту, к эскизу особняка на Остоженке и снова взглянула на него. Она больше не чувствовала страха. Только огромную, всепоглощающую жалость. К нему. К себе. К этой абсурдной связи, которая свела их вместе.
Она взяла кисть. Не для того, чтобы рисовать видения. Она обмакнула ее в черную краску и крупными, размашистыми буквами вывела на чистом листе бумаги, приколотом к стене:
«Я ЗДЕСЬ».
Она не знала, увидит ли он это. Но она должна была попытаться. Выйти на контакт. Прекратить это молчаливое, изматывающее противостояние.
Она отступила на шаг и смотрела на эти два слова, горящие черным по белому. Вызов. Признание. Приглашение.
И ждала.
Продолжение следует...