Неидеальная Чарли Тэйр

В белом свете магических ламп он выглядел как будто ненастоящим. Одетый красиво, но не по здешней моде: в широкое пальто, из-под которого виднелся свитер с высоким горлом, и мешковатые брюки без стрелок. Волосы были собраны в небрежной пучок, глаза казались очень темными, почти черными, на бледном лице резко выделялась разбитая бровь. Не мигая, он следил за тем, как я спускаюсь.

– Ноэль, как ты здесь?.. – растерянно спросила я, от удивления забыв поздороваться.

– Слышал, что ты меня искала.

– Ты из-за этого приехал?

Мы оба понимали, что преодолеть путь от академии до пансиона, чтобы просто узнать, на кой демон я заявилась в общежитие, не очень-то нормально.

– Нет. Я хотел тебя видеть.

Обезоруживающая прямота, пристальный взгляд, голос, звучащий красивее, чем мне запомнилось, спокойная уверенность, исходящая от высокой фигуры, – абсолютно все в нем заставляло мое сердце совершенно неприлично колотиться в груди. Даже не в груди, а где-то в горле.

Я сделала глубокий вздох, чтобы что-нибудь сказать, но вдруг из закрытой гостиной донеслись шепотки и сдавленное тоненькое хихиканье. Очевидно, за нами следил вовсе не домовик. Ручки на высоких двустворчатых дверях истерично крутились. Девчонки висели на них, что ли?

Мы с Ноэлем обескураженно переглянулись.

– Послушай, Чарли, – он перешел на северный диалект, видимо, ради конспирации, – я не очень хорошо знаю город, но, может быть, прогуляемся?

– Я не могу, – с сожалением покачала головой.

– Ясно. – Он замялся, видимо, почувствовав себя по-дурацки. – Извини, что предложил.

– Господи, нет же! Ты неправильно понял! – всполошилась я и даже замахала руками, чего, на моей памяти, вообще никогда себе не позволяла. – Я с радостью прогулялась бы, но завтра пересдача, а в эссе для Канахена написано без ошибок одно слово «эссе». И то на шай-эрском.

– Ты не успела на экзамен?

– Незамысловато провалила, – покачала я головой. – Профессор посчитал мой акцент непотребным.

Губы Ноэля дрогнули, но он зачем-то сдержал улыбку. Видимо, догадался, что смеяться, когда девушка страдает, не очень-то красиво. Зря!

– Нужна помощь? – предложил он.

– Хочешь убить вечер на бесплатное репетиторство?

– Отчего же бесплатное? – усмехнулся он. – Если завтра сдашь экзамен, то будешь должна мне прогулку. По рукам?

– По рукам, – не колеблясь ни секунды, согласилась я.

– Девочки, я вообще не понимаю, о чем они говорят, но уже хочу упасть в обморок! – раздался из-за двери громкий шепот соседки с первого этажа.

Ради приличий мы с Ноэлем устроили урок северного диалекта в столовой. Можно сказать, у всех на виду, чтобы ни одна благородная девица не заподозрила нас в чем-то посущественнее написания эссе. Все равно большая комната с длинным столом частенько заменяла моим соседкам общий кабинет для занятий.

Однако появление северянина, о котором пансион сплетничал все выходные, вызвало нешуточный переполох на всех трех этажах. Соседки сновали туда-сюда, не давая ни поговорить, ни сосредоточиться на злосчастном сочинении. Даже домовик из любопытства отметился: пробежал шустрой рысцой поперек комнаты и с противным мяуканьем вошел в посудную горку, оставив после себя облачко серого дыма.

Но Зои переплюнула всех! Она представилась моей лучшей подругой, уселась на противоположном конце стола и, прихлебывая теплое молоко с медом, начала делать вид, будто почитывает роман, еще в прошлом году купленный в книжной лавке на библиотечной площади. Книгу эту три раза по кругу прочитали всем пансионом!

Шпион из простуженной подружки вышел так себе: когда она одобрительно подняла вверх большой палец, Ноэль повернул голову. Последовала странная пауза. Зои покраснела так, словно ни с того ни с сего показывала нежданному гостю неприличный жест. Она попыталась оттопыренным пальцем почесать нос, но вышло еще хуже. Оставалось только опустить руку и удалиться из столовой.

– Ой, книжку-то я уже читала, – с дурацкой улыбкой объявила она и поднялась из-за стола. – Было приятно познакомиться, господин Коэн. Жаль, что нашей Вербены нет дома.

С загадочным видом подружка закрыла за собой дверь.

– Вербена – это не растение? – уточнил «господин Коэн».

– Третья соседка по этажу, – подсказала я.

– У тебя забавные соседки... и имена у них интересные, – прокомментировал он и наконец сосредоточился на эссе.

С задумчивым видом он скользнул глазами по строчкам, а потом начал исправлять ошибки, и я попала в ученическую преисподнюю. Каждый раз, когда самописное перо острием выводило очередную позорную правку, мне, как на уроке грамоты, хотелось забраться под пол и сверху заложить себя паркетными дощечками.

– И как? – вытягиваясь на стуле и заглядывая в исчерканный листок, спросила я.

– У тебя красивый почерк.

– Долго тренировалась. Ты скажи про эссе.

– Совсем не дается северный диалект, принцесса? – с фальшивым сочувствием протянул Ноэль и в очередной раз невозмутимо подрисовал в слове пропущенную букву.

– Может, ты просто напишешь, как надо, а я перепишу, – шустренько придумала я, по-моему, самый лучший способ подготовки к экзамену.

Ноэль бросил на меня фальшиво-укоряющий взгляд:

– Это неспортивно.

– Наплевать! – воскликнула я. – Поздно заботиться о гордости! В этом соревновании я продула еще на старте. Если ты напишешь эссе, я не буду чувствовать себя униженной, а приму его с большой благодарностью.

– Смотрю, ты вообще любишь мошенничать, принцесса.

– А если я завтра не сдам? Придется отменить прогулку, – развела я руками.

– Мы отменим прогулку и будем заниматься диалектом все каникулы, – предложил он, как-то ловко перебив шантаж весьма соблазнительным предложением. – У тебя много планов на каникулы, Чарли Тэйр?

– Никаких, – без колебаний ответила я, мысленно отправив письмо отцу и избавив себя от праздничной недели в родовом поместье Чейсов. Даже почувствовала облегчение, хотя еще ничего не сделала. – К слову, профессор Канахен советовал ближе общаться с носителями языка. Сказал, что это исправит мой провинциальный акцент.

– У тебя очаровательный акцент, – хмыкнул Ноэль.

– И я так думаю! Но увы, профессор с нами не солидарен.

– Значит, все к лучшему, – с улыбкой заметил Коэн и вдруг начал быстро дописывать мое эссе мелким, но твердым почерком.

Некоторое время я смотрела, как перо скользит по бумаге. На лицо парня падали темные волосы, и в свете люстры на два десятка магических огней мерцали русые пряди. В ушном своде по-прежнему блестел золотой шарик.

– Парни с факультета высшей магии просили передать, что искренне извинились и я их простила, – отвлекла я Ноэля от работы.

– А ты их простила? – бросил он взгляд искоса.

– Конечно! Я же потратила их деньги на сирот!

– Почему ты выбрала благотворительность?

– Никогда не была щедрой за чужой счет. Неудержимо захотелось попробовать. – Я дернула плечом. – Так что, Ноэль, выходит, ты умеешь держать людей в страхе?

– Разве я виноват, что некоторые очень пугливы? – усмехнулся он.

– Тогда почему ты позволил Алексу себя избить? – кивнула я, намекая на разбитую бровь и синяк на скуле, заметный с близкого расстояния.

– Не догадываешься?

Он перевел на меня серьезный взгляд. Возникла долгая и тяжелая пауза. Смотреть ему в глаза было неловко, и я опустила голову, принялась изучать собственные руки, спрятанные под крышкой стола. Ничего нового не обнаружила: тот же сдержанный маникюр с короткими аккуратными ногтями, серебристая нить, неуместно светящаяся сквозь рукав домашнего платья.

– Мне очень, очень жаль, что я втравила тебя в эту дурацкую историю! – быстро проговорила я. – Не думала, что Алекс вдруг взбесится и накинется на тебя с кулаками. Такие последствия мне даже в голову не пришли.

– Ты что сейчас делаешь? – тихо спросил он, когда проникновенная речь закончилось.

– А? – очень по-умному уточнила я, резко подняв голову.

Он выглядел по-настоящему озадаченным.

– Не пойму, Чарли, почему ты извиняешься?

– Но ведь у тебя неприятности из-за меня, – тоже ровным счетом ничего не понимая, напомнила я.

– Из-за тебя? – переспросил он, словно пытался разобраться в сложной головоломке, но никак не мог уловить ее суть. – Нет, Чарли, так не пойдет...

Он даже покачал головой и с преувеличенной аккуратностью, словно боялся швырнуть, отложил на стол самописное перо.

– Как бы тебе объяснить... Я всегда принимаю осознанные решения, – быстро сказал он, похоже, не заметив, что перешел на диалект. – Было бы малодушием перекладывать их последствия на других, особенно на тебя.

В растерянности я смотрела на северянина, не до конца понимая, что он говорил. В голове зло и издевательски кричал голос Алекса, словно стоящего в дальнем углу столовой и бросающего обвинения: «Разве ты не хотела драки?»

– Что бы ты ни думала о ваших отношениях с Александром Чейсом, я в полной мере осознавал, что целовал чужую невесту, Чарли. – Ноэль пытливо заглядывал мне в лицо. – А если бы ты позволила и не сбежала с бала, то поцеловал бы еще не один раз.

Сама не знаю отчего, но мне вдруг стало ужасно обидно, что в пятницу я струсила и действительно дала деру.

– Держи... – Он вновь перешел на шай-эрский с ужасно сексуальным акцентом.

Я вздрогнула, словно выходя из-под одурманивающего разум заклятия черной магии, и растерянно спросила:

– Что держать?

– Твое эссе. – Он подвинул пальцем исписанный лист. – Уверен, ты сможешь переписать его без ошибок.

– Будет лучше, если ты проверишь! – выпалила я с такой поспешностью, словно Ноэль уже был на полпути к входной двери, а мне хотелось провести вместе еще чуточку времени.

Его губы дрогнули в тщательно спрятанной улыбке:

– Хорошо.

Он ушел перед ужином, когда эссе было полностью закончено и переписано начисто три раза. Больше причин оставаться не нашлось, а угроза оказаться за одним столом с десятком любопытствующих девиц становилась реальнее с каждой минутой промедления. Входная дверь проводила гостя переливчатым звоном колокольчика.

Прижимая к груди папку с записями, я стремглав поднялась в спальню и первым делом недрогнувшей рукой бросила в почтовую шкатулку сложенное квадратом, запечатанное сургучом письмо к отцу.

Собираясь на следующее утро в академию, я то и дело кидала нервные взгляды на секретер, но почтовая шкатулка, стоящая на полке, загадочно молчала. Похоже, папа решительно взял паузу, чтобы обдумать щекотливую ситуацию. Но мы жили не в темные времена первородного языка, никто не мог насильно выдать меня замуж ни за Александра Чейса, ни за любого другого мужчину. Своим посланием я не спрашивала разрешения, а ставила в известность и... уехала без ответа из далекого Эл-Бланса.

Номер аудитории, где профессор Канахен планировал принимать пересдачу, пришлось выяснять на информационной доске в холле учебного корпуса. Между собой мы называли ее «доской позора», сюда вечно вывешивали списки должников, выговоры, странные приказы и прочую ерунду, которую, один раз увидев, хотелось немедленно забыть. Возле объявления, написанного рукой профессорского помощника, висела кривовато выдранная из блокнота страничка с запиской.

Я мазнула невидящим взглядом по чужому посланию, написанному северным диалектом, но замерла, вдруг обнаружив под незнакомым выражением знакомые инициалы.

– Это что еще за непереводимый северный фольклор? – пробормотала себе под нос, сорвав пришпиленный на простенькое заклятие листочек. По отдельности все слова имели смысл, а сложенные в одну фразу, превращались в околесицу. Вряд ли Ноэль послал меня за линию горизонта, наверняка пожелал удачи на экзамене, но способ выбрал витиеватый.

«Перевести не смогла. Вы обо мне слишком хорошего мнения, господин репетитор», – вытащив из портфеля ежедневник, быстро написала я и выдрала страницу. С помощью легкой магии послание было подвешено на доску объявлений, а записка Ноэля уютно спряталась в моем блокноте.

Пересдача прошла прекрасно. Канахен находился в чудесном настроении. Деревенский акцент, который все еще был при мне, его совершенно не смущал, а эссе восхитило. Пока я переписывала текст, нарочно делая мелкие помарки, успела выучить его наизусть и без проблем ответила на все вопросы.

В табеле растворилось позорное «неудовлетворительно», чернильной кляксой испачкавшее идеальную репутацию семьи Тэйр, и появилось «хорошо». Довольная результатом, я собралась уходить, но под занавес не сдержалась:

– Профессор, я тут прочитала один текст, и кое-что мне осталось непонятным. Подскажите, что означает поговорка...

Старательно следя за произношением, я повторила фразу из утренней записки. Канахен начал меняться в лице, седые брови поползли на прорезанный морщинами лоб. На страшную секунду показалось, что Ноэль надо мной подшутил и написал скабрезность, а я громко и четко, как стишок, продекламировала ее преподавателю.

– Ох! – шумно выдохнул он.

Удивительно, как у меня не случился паралич дыхания. Мысленно я так громко выругала северянина, что он, где бы сейчас ни находился, был обязан услышать, словно наяву.

– Вы потрясли меня, госпожа Тэйр!

– А уж как я потрясена, профессор, – в тревоге поглядывая на табель, не превратилось ли «хорошо» в «совершенно неудовлетворительно», проблеяла я.

– Вижу, вы всерьез приняли мой добрый совет и действительно занялись северными диалектами! И как вам трактат о «Воинах света»?

Кхм...

– Познавательный, но не во всем понятный, – боясь сказать лишнее слово, осторожно отозвалась я. Пусть у меня отлегло, но сердечко еще покалывало.

– Понимаю, госпожа Тэйр! Классика всегда сложна для восприятия, но вы круто взяли!

Я подавилась на вздохе, а старик сделался таким восторженным, как деканесса нашего факультета, рассуждающая об особенностях шай-эрской пунктуации.

– Но это вовсе не пословица, а принятое в восточной части полуострова пожелание удачи перед большой битвой! – продолжал он. – Превосходно, госпожа Тэйр. От души одобряю.

– Благодарю, профессор...

Я сдержала испуганный смешок, когда в табеле в моих руках «хорошо» поменялось на «отлично».

– Сегодня дед вами гордится! – торжественно объявил он с такой уверенностью, словно получал послания от него напрямую. Даже возникло желание передать дедуле привет и уточнить, куда он задевал первое издание Парма на первородном языке, адски редкое и дорогое, но я вовремя прикусила язык.

– Всего доброго, профессор!

– И вам, госпожа Тэйр, – попрощался он со мной почти как с лучшим другом.

Я уже добралась до выхода, когда Канахен вызвал на плаху следующую жертву, но повернулась:

– Профессор, можно еще вопрос?

– Конечно, госпожа Тэйр, – с таким непривычным дружелюбием отозвался он, что стало неловко перед однокурсниками.

– Недавно я услышала одну фразу, но перевод найти не смогла, – приукрасила, прямо сказать, собственные ученические порывы. – Возможно, она тоже из какого-нибудь трактата. Человек, ее сказавший, явно увлекается классикой...

Я постаралась припомнить фразу, которую Ноэль бросил в сердцах, когда мы поцапались на балу. Не знаю, насколько правильно сумела произнести, но Канахен вдруг сделался очень странным и одарил меня понимающей улыбкой. Обычно такие посылают сумасшедшим или полным тупицам. Не хочу думать, к какой категории меня отнесли.

– Любопытно, – вымолвил он. – Эта фраза о долге мужчины перед женщиной, но точный перевод все-таки, думаю, стоит спросить у юноши, который вам сказал такие замечательные слова.

Между тем юноша, ожидающий пересдачи перед преподавательской кафедрой, уже посматривал на меня без лишней симпатии и, похоже, тоже хотел сказать очень много слов. Замечательных, запоминающихся ругательств. Да я и сама была не рада, что спросила. Никогда не страдала чрезмерным любопытством, а тут дернул демон за язык!

– Спасибо, профессор! – выпалила, когда Канахен на секунду прервался, чтобы перевести дыхание. – Счастливого Нового года!

– Счастливого Нового года, – согласился он и, с молниеносной скоростью изменив дружелюбный тон на недовольный, буркнул парню: – Полагаю от вас, господин Наэрт, ждать высказываний из классической литературы Норсента не имеет смысла?

Выйдя из аудитории, первым делом я занесла в деканат табель с оценками, а потом из любопытства проверила доску объявлений в холле. Как и подозревала, меня ждало новое послание: «Поздравляю, принцесса!» Похоже, Ноэль не сомневался, что экзамен пройдет успешно.

Только я потянулась за листком, как его сдернули буквально перед моим носом. Удивленно обернувшись, я обнаружила за спиной Алекса в спортивной черной форме. С мрачным видом он изучал записку.

На обратной стороне северянин назначил встречу: «В шесть на городском катке».

Я честно пыталась спрятать улыбку, но она нахально лезла на лицо, растягивала губы и никак не желала мирно потухнуть. Думать, отчего ощущаю такое воодушевление от мысли о катке в трескучий мороз, совсем не хотелось.

– Решила брать уроки фигурного катания? – Пронзая меня остро-режущим взглядом, в общем-то, привычным, а потому совершенно не задевающим, Алекс протянул записку. Видимо, мысль, что кто-то желает пригласить бесящую Чарли Тэйр на свидание, не умещалась в его голове.

– Я умею кататься на коньках, – забирая листик, напомнила я почти бывшему жениху.

– С каких пор?

– С пяти лет, вообще-то.

Как ни горько признавать, но в этом заключалась суть наших отношений: я знала об Александре Чейсе почти все, а он не знал обо мне почти ничего.

– И еще, Алекс... – Решила не тянуть с новостями, пусть будет в курсе. – Вчера я написала отцу о разрыве нашей помолвки.

Он смотрел с непроницаемым видом и молчал. Казалось, новость, что совсем скоро мы станем друг другу никем, его не тронула.

– Просто хотела, чтобы ты знал, – добавила я. – Думаю, все скоро закончится. Счастливого Нового года.

– И снова ты ошибаешься, Шарлотта, – бросил он мне в спину.

Ненавижу, когда Алекс делает вид, будто позволяет оставить за собой последнее слово, а потом начинает, как последняя высокомерная скотина, разговаривать с затылком, заставляя разворачиваться!

Вернуться пришлось, но доставлять ему удовольствие, задавая наводящие вопросы, я не собиралась.

– Поверь мне, все только начинается. Я считал, ты понимаешь, что развязать эту нитку куда сложнее, чем завязать, – с усмешкой кивнул он на мою руку, сжимающую лямку портфеля.

Рукав форменного платья сполз и открыл широкий золотой браслет. Через металл нить не просвечивала, но мы оба знали, что она была. Точно такая же, как у него. Удивительно, но из нас двоих именно Алекс никогда не прятал обручальную метку. Не знаю, из каких соображений. Возможно, она отпугивала ретивых девиц.

– Но ведь ты как-то планировал избавиться от бесящей невесты, так? – Я с раздражением отметила, что в моем голосе прозвучала досада.

– Бесящей невесты? – неожиданно развеселился Алекс.

– Ой, да брось паясничать! Мы оба знаем, что ты обо мне думаешь. – Я закатила глаза. – Просто если у тебя есть план, то стоит его озвучить и для разнообразия начать действовать вместе. Раз уж у нас одна цель: избавиться друг от друга.

Алекс смотрел на меня почти восхищенно... как на непроходимую тупицу. В общем, ничего нового.

– Совершенно точно не перед новогодним приемом Ирэны, – улыбнулся он. – Без обид, Шарлотта, но я хочу спокойно провести праздники, чего и тебе искренне желаю. Поэтому, моя дорогая невеста, встретимся во время новогоднего ужина, и я, как всегда, приму твои поздравления.

– Не находишь, что теперь будет странным встречать Новый год с твоей семьей? – Я начала злиться на издевки.

– Ни в чем себе не отказывай, – все так же издевательски хмыкнул Алекс. – Кстати, ты своей матери говорила, что не собираешься в поместье? Если нет, то непременно обрадуй. Думаю, тебя ждет масса дивных открытий. Удачи, Шарлотта!

– Алекс, можно кое о чем тебя попросить? – окончательно вызверилась я. – Хотя бы напоследок не веди себя, как скотина! Правда, очень сильно достало!

– Что? – У него вырвался ошарашенный смешок, а синие глаза без преувеличения покруглели. – Как ты меня назвала?

– Не надо делать вид, будто ты глухой, а я слепая, и мы не можем договориться языком жестов! Ты прекрасно меня слышал, – высказалась я и, поправив на плече лямку портфеля, сердито зашагала в сторону гардероба.

Умел же, паршивец, испоганить боевой настрой! Всю дорогу до пансиона я фантазировала, как чугунной кочергой без жалости разбиваю не только фамильный сервиз Чейсов, но и окна в их столовой. Когда после мысленного погрома в поместье не осталось ни одного целенького стекла, я наконец успокоилась.

Возле ворот особняка стояла карета, запряженная парой рыжих лошадей, и с помпезным гербом рода Терри на дверце. Однажды в порыве откровенности Зои призналась, что фамильный знак не был подарен королем, как всем аристократическим семьям, и нашей в том числе, а отец купил его в геральдическом обществе подальше от столицы Но-Ирэ, чтобы никто не узнал.

Я прибавила шаг и на пороге едва не столкнулась с огромным дорожным сундуком, размеренно и спокойно вылетающим из особняка на улицу. Пришлось прижаться к перилам и пропустить тяжеловеса, самостоятельно направляющегося к карете.

Зои в пансионе любили, и провожать вышли почти все, кто оказался в это время в доме, кроме мадам Прудо. По вторникам хозяйка особняка наносила визиты подругам, да и с жиличками старалась тесно не общаться. Зато сердобольная кухарка держала наготове корзинку со снедью, накрытую вышитой салфеткой, чтобы в удобный момент сунуть в руки любимице. Впрочем, она всем что-нибудь собирала в дорогу, словно из академического городка до Но-Ирэ было добираться не три часа, а целый световой день.

– Чарли, как хорошо, что ты вернулась до моего отъезда! Успеем попрощаться! – воскликнула Зои. – Как экзамен?

– Сдала.

– Обязательно отметьте вместе с Вербеной! – велела она и кивнула на нашу третью соседку, поглядывающую на меня, мягко говоря, выразительно.

Мы общались только из-за Зои и разделяли единодушное нежелание праздновать закрытие экзаменационной декады друг с другом.

– Непременно, – вразнобой и без большого энтузиазма ответили мы.

Зои издевательски фыркнула, крепко обняла меня на прощание и, щекоча рыжеватыми кудряшками, зашептала на ухо:

– Искренне желаю, Чарли, чтобы ты в следующем году не передумала насчет разрыва помолвки.

– Почему нельзя традиционно пожелать счастья? – тихо хмыкнула я.

– Речь именно о счастье! – как будто даже обиделась она за то, что мне не хватило воображения разгадать витиеватое поздравительное послание.

Мы вышли за порог, чтобы посмотреть, как Зои усаживается в карету. Прежде чем забраться в салон, она помахала нам рукой и наконец уселась. Слуга закрыл дверцу.

– Ты бросила своего жениха потому, что ждешь ребенка от северянина? – проговорила Вербена.

– Я что?!

Больше ничего сказать не удалось, потому как от возмущения я подавилась на вздохе и раскашлялась.

– Нет? – уточнила Вербена.

– Господи, в жизни большей чуши не слышала! – охнула я. – Об этом в пансионе сплетничают?

– Это сугубо мое предположение, – призналась соседка.

– Ты с кем-нибудь им делилась?

– Сначала решила тебя спросить, – как ни в чем не бывало пожала она плечами. – Выходит, Чарли, тебе нужно особое снадобье.

– От чего?

– Для чего, – деловито поправила она, вглядываясь в мое лицо с таким вниманием, словно пыталась отыскать признаки интересного положения. – Для того чтобы у тебя по-прежнему не появился ребеночек.

Пока у меня только нервный тик появился! Глаз характерно дернулся, и я процедила:

– Спасибо, но не надо.

– Как хочешь.

Поежившись от холода, Вербена поплотнее завернулась в вязаную шаль и нырнула в теплый холл.

– Обращайся, если понадобится! – крикнула мне оттуда.

Когда я вошла в комнату, первым делом бросилась к почтовой шкатулке, мерцающей золотистым свечением. Поспешно открыла крышку. Внутри лежали свернутые трубочкой и перевязанные красной лентой каталоги мод из столичного ателье, где мама любила заказывать бальные платья. Больше ничего! Отец по-прежнему сохранял дипломатичное молчание. Похоже, в отличие от Зои, он надеялся, что я передумаю насчет помолвки. Или полагал, будто мы с Алексом просто поссорились и письмо было отправлено в сердцах. В таком случае, его ждало большое разочарование, ведь менять решение я не собиралась.

На первое в своей жизни свидание я прихорашивалась дольше, чем на новогодний бал в королевском дворце, куда мне просто вручили уместное платье и туфли, а вместе с ними в комплекте шли прическа, макияж и прочая красота. Украшения, правда, в тот раз выдали фамильные. В колье с топазами, заговоренном от темной магии, плясала еще бабка Тэйр на первом королевском балу. Но в то время без амулетов вообще в людные места не совались, особенно на королевские приемы. А к выбору одежды для встречи с Ноэлем стоило подойти с умом!

В итоге я очень по-умному перемерила половину гардероба, завалила платьями всю кровать и остановилась на плотных брюках со свитером. Одевшись, некоторое время с любопытством рассматривала себя в зеркале. Почти мужской наряд должен был выглядеть скромно, но штаны плотно облегали бедра, подчеркивая стройность и длину ног. Ничего скромного в этом, конечно, не было.

Короткая дубленая куртка делу тоже не помогала: у меня имелся реальный шанс или отморозить филей, или отбить его о лед, а может, все сразу, одним махом, но я не переоделась бы даже под угрозой смертельного заклятия. Совершенно точно из отражения смотрела стройная девушка, а не мальчик в шапочке, как любила презрительно говаривать мама, увидев на мне брюки.

Подкрасив губы полупрозрачным блеском, я бросила последний взгляд на спящую почтовую шкатулку, повесила через плечо кошелек и вышла из комнаты. Так боялась опоздать, что в итоге на нарядную площадь, в центре которой силами магов был залит каток идеально круглой формы, приехала на десять минут раньше. От волнения забыв на сиденье перчатки, выскочила из кареты и, совершенно не чувствуя холода после согретого магией салона, принялась крутиться на месте.

Жизнь вокруг била ключом, бурлила круговертью. В воздухе разливалось волнительное ощущение праздника. Неизбежный Новый год пах хвоей, горячим вином с корицей и сладким ванильным ароматом теплого мороженого, много лет назад придуманного известным магом-кулинаром. Знаменитое шай-эрское лакомство, рецепт которого знала любая домохозяйка, согревало в мороз и дарило приятную прохладу в жару. К слову, никогда не любила мороженое. Ни теплое, ни холодное.

Вокруг было много света: горели уличные фонари, гордо светилось высоченное новогоднее дерево с яркой звездой на макушке, на деревянном бортике катка мерцали гирлянды. От переизбытка световой магии, казалось, абсолютно все должно было колоться магическим током.

Ноэля я нашла у входа на лед. Он стоял в круге света, смотрел в другую сторону, словно ждал моего появления от часовой башни. Без шапки, с аккуратно собранными в косу волосами, в толстом шарфе, плотными кольцами обвязанном вокруг шеи. В опущенной руке он держал, по-видимому, взятые напрокат коньки. Пару длинных лезвий и пару коротких, явно на изящную женскую ногу.

Словно почувствовав слежку, он повернул голову и безошибочно нашел взглядом меня. На лице вспыхнула улыбка, противиться которой было невозможно. Стараясь не поскользнуться на утоптанной дорожке, я быстро преодолела разделяющее нас расстояние.

– Ты приехала раньше, – мягко произнес он.

– Как и ты, – согласилась я.

– Поздравляю со сдачей экзамена, Чарли. Говорят, ты была неотразима.

– Мне повезло с репетитором. Он поклонник классической литературы и подкинул парочку таких впечатляющих фраз, что я мигом превратилась в отличницу, а мой акцент из деревенского стал самобытным, – коротко пересказала я, как проходила пересдача. – Ты успел взять коньки?

– Надеюсь, угадал с размером. – Он посмотрел на лезвия, свисающие на длинных шнурках. – Умеешь кататься?

– Никогда не пробовала, – ни капли не смущаясь, с честным видом покачала я головой. – Настоящих леди в Шай-Эре учат ходить на каблуках, а не кататься на коньках.

– Почему? – как будто искренне удивился северянин.

– На танцевальном паркете в коньках не попляшешь. Да и туфли быстрее изнашиваются, всегда есть повод купить новые, – пошутила я. – Ты меня научишь?

– Разумеется, – включился он в игру. – Я запросто научил сестер.

– У тебя есть сестры? – встрепенулась я.

– Да... были, – отрывисто бросил Ноэль.

Всегда считала, что лезть к человеку в душу и выпытывать личное, если он не желает этим личным делиться, – дурной тон.

Дыша на дубеющие пальцы, я зачарованно следила за тем, как северянин аккуратно подвязывает коньки к подошве моих сапог.

– Где твои перчатки? – не поднимая головы, спросил он и покрепче затянул последний узел.

– Оставила в экипаже, – вынужденно призналась в рассеянности.

Не комментируя типично девичью забывчивость, Ноэль взял со скамьи аккуратно сложенные кожаные перчатки и по очереди натянул на меня. Сначала на правую, а потом на левую руку. Обалдевшая, я сжала и разжала кулаки, пальцы согревались в теплых подбитых мехом коконах. Мысль, что вещь принадлежит Ноэлю, вызывала необъяснимый трепет.

– Неудобно?

– Прекрасно! – излишне поспешно выпалила я и немедленно почувствовала себя обалдевшей дурочкой с екающем сердцем.

Он справился со своими коньками быстрее, чем с моими. Ловко поднялся со скамьи и протянул раскрытую ладонь. Пальцы у него даже не покраснели, словно оказались нечувствительными к морозу.

– Идем?

– Хорошо. – Я схватила его за руку и поднялась.

Тут-то и стало понятно, что изображать неуклюжесть не придется! Если я кого-то и напоминала, то явно не королеву катка, а королевскую корову на катке, неспособную поймать равновесие и совладать с непослушными копытами. За несколько лет, что мне не удавалось встать на коньки, тело напрочь забыло, как следовало двигаться, чтобы не отбить филейную часть о лед или не припасть к нему губами... носом, лбом и вообще всем лицом, потеряв пару передних зубов.

– Все хорошо? – уточнил Ноэль, крепко придерживая меня за талию. – Не бойся, Чарли, я обязательно тебя поймаю.

– А если я все-таки упаду?

– Помогу подняться. Знаешь, как в восточном Норсенте говорят? – Он перешел на диалект: – Что не лежало три секунды, то вообще не падало.

– Очень смешно, – фыркнула я, действительно с трудом сдержав смех. – Ты заметил, что сказал обо мне в третьем лице?

– Это не я, а глубокая народная мудрость, – смеясь, парировал он.

По идеально ровному льдистому полотну, похожему на черное зеркало, скользили люди. Катались парами, компаниями, держась за руки и по одиночке, умело и неловко. Кто-то выписывал коньками необычные пируэты, другие едва переставляли ноги, некоторые держались за бортики.

– Аккуратно, Чарли! – Ноэль легко оттолкнулся, увлекая нас обоих в людской поток, и начал давать инструкции, как не сковырнуться с коньков. Впрочем, очень скоро я почувствовала баланс, преодолела неуклюжесть и довольно уверенно двигалась, удерживая равновесие.

– И давно? – пробормотал он мне в макушку.

– Что? – с невинным видом уточнила я, от его близости ощущая щекотку под ложечкой.

– Ты научилась кататься на коньках.

– Весьма, – расхохоталась я и, хлопнув его по плечу, выкрикнула: – Ты водишь!

От неожиданности он выпустил меня из объятий, позволяя легко, точно не касаясь поверхности коньками, пролететь по льду и красиво остановиться.

– Салки, Ноэль! – обернулась я, расставив руки. – В Норсенте не играют в салки? Ты водишь!

– Что будет, когда я тебя поймаю, принцесса?

– Для начала поймай, – подзадорила я.

Вообще-то, как именно будет подведен счет, представлялось смутно, но в голове уже забурлили мысли, и даже самые скромные из них вызывали в животе предательский спазм. Признаться, я не сильно разгонялась, боясь, что не успею затормозить и влечу в бортик, перевернусь вверх тормашками, воткнувшись головой в сугроб... Но Ноэль мгновенно включился в игру и нагнал меня прежде, чем я успела в кого-нибудь или во что-нибудь врезаться. Крепкие руки сомкнулись вокруг моей талии, спина прижалась к теплой широкой груди.

– Поймал!

Ноги разъехались. Неожиданно даже для себя ужом я выскользнула из объятий и нырнула вниз. Некоторое время мы оба пытались вернуть мне вертикальное положение, но сила скольжения победила! Огни перед глазами затанцевали, шапочка свалилась с головы, перчатки разлетелись в разные стороны. Огласив каток бранными ругательствами, мастерски точной подсечкой я сбила Ноэля с ног и рухнула рядышком с ним. Отбитыми оказались бок, плечо и очень больно – чувство собственного достоинства. Филей в этой схватке за равновесие вообще не пострадал.

Улегшись на спину, северянин прикрыл глаза ладонью. Сильное тело сотрясалось от хохота.

– Ты точно не принцесса, Чарли Тэйр!

– Просто сделай вид, что ничего не слышал, – с трудом выдохнула я, переворачиваясь на лопатки. Пучок растрепался, волосы лезли в глаза и в рот. Свалились мы почти в центре, и рядом проносились люди.

– Господи, я не могу вспомнить, когда последний раз падал на лед! – продолжал от души веселиться парень. – По-моему, вообще никогда, особенно на катке!

– Только не надо выпендриваться, Ноэль Коэн! Если я немножечко покатаюсь, то ты меня не сможешь догнать! – Я села как получилось, не пытаясь принять изящную позу, и сердито пихнула его кулаком в плечо: – Прекрати смеяться!

– И когда смеялся в последний раз, тоже не помню, – вдруг признался он. – Сейчас кажется, что никогда.

– А? – очередной раз продемонстрировала я чудеса интеллекта и виртуозное умение облекать мысли в слова. Просто гений в искусстве флирта! Уровень: богиня.

Неуловимым движением Ноэль схватил меня за руки и ловко привлек к себе. Я фактически плюхнулась ему на грудь и, ошарашенная неожиданной близостью, немедленно попыталась отстраниться. Тяжелой ладонью он надавил мне на поясницу, заставляя одновременно и прогнуться, и прижаться к сильному телу. От властного жеста я даже притихла, а огромный мир, озаренный фонарями, гирляндами и уличными огнями, сузился до светло-карих теплых глаз.

– Ты нравишься мне такой, Чарли Тэйр, – прошептал он на диалекте так серьезно, словно мы клялись в вечной любви в храме, а не валялись, как последние дураки, посреди центрального катка.

– Какой? Сквернословящей?

– Неидеальной.

Если еще пять минут назад я боялась отморозить на льду зад, то теперь опасалась, как бы этот твердый, гладкий лед под нами не расплавился. Захлебнуться в промоине в центре Ос-Арэта было бы настолько нелепо, что о нашей глупой смерти наверняка написали бы в газетных листах, а потом придумали скабрезные анекдоты или ночные страшилки.

– А вы правы, друзья! – проскрипел рядом заполошный голос. – Из этого ада лучше всего выбираться ползком!

Мимо нас на карачках полз парень в расстегнутом пальто с эмблемой счетоводческой академии на рукаве. За ним хвостом волочился длинный полосатый шарф.

– Проползти на лопатках не удалось, но на коленках получается споро! – сам себе бормотал он как сумасшедший. – Ой, матерь божья!

Руки у бедняги разъехались в разные стороны, и он едва не уткнулся носом, как клювом, в поцарапанное заточенными коньками льдистое полотно.

– Уважаемый, вам помочь? – зачем-то спросила я, хотя было очевидно, что лучше бы озаботилась тем, как сама буду изящно подниматься на ноги, изображая гибкую горную лань, а не королевскую корову с плодородных низинных лугов.

– О да! – проскрипел «уважаемый», с завидным упорством продолжая движение уже на локтях. – Просто убейте меня к демонам, господа маги, и остановите этот кошмар!

В общем, рановато я записала нас в герои анекдотов, на катке и других претендентов на это почетное звание хватало.

Для приличия, чинно держась за руки, мы сделали пару степенных кругов вокруг катка. Никто не пострадал, в том числе бедняга с полосатым шарфом. Он благополучно добрался до бортика и, высоко поднимая колени, словно в туфлях на высоких каблуках, тихонечко доковылял до открытых воротец.

– Я впервые оказался в Шай-Эре на новогодних праздниках, – признался Ноэль, когда мы вернули коньки в прокатную лавку и прогуливались по ярмарочной улице между разноцветных домиков с игрушками для новогодних деревьев.

– У нас хорошо? – лукаво спросила я.

– Мы празднуем с большим размахом.

– Эй, да ты просто не проникся новогодним настроением, ворчливый сноб! В Шай-Эре самые лучшие праздники! Тебе срочно нужно теплое мороженое с ванилью, горячее вино с корицей и имбирные пряники.

– Не люблю имбирные пряники, – заметил Ноэль.

– Тогда овсяное печенье. – Я с улыбкой обернулась к нему. – Оно, конечно, не то чтобы очень новогоднее, но его люблю я. Идем!

Я схватила его за руку и решительно потянула в сторону маленькой питейной с традиционным венком из остролиста на двери, двускатной остроконечной крышей и тускло освещенными окнами.

– Сомневаюсь, что в традиционной шай-эрской питейной будет печенье, пряники и мороженое, принцесса, – хмыкнул Ноэль, впрочем, совершенно не сопротивляясь.

– Зато там наверняка будет горячее вино.

Внутри заведения нас обступили полумрак и шумные разговоры. Горел большой камин, на широких столах в стеклянных колпаках лучились свечи. По каменным необработанным стенам от людских фигур танцевали тени. Свободных мест практически не было – все, кто замерз на катке или на прогулке по новогодней ярмарке, теперь отогревались горячим алкоголем.

В нерешительности я остановилась на пороге, не понимая, куда делся распорядитель зала, рассаживающий гостей по столикам... по общим столам и лавкам.

– Чего ты ждешь? – развязывая шарф и расстегивая куртку, тихонечко спросил Ноэль.

– Кого-нибудь, кто нас проводит в зал? – смутно понимая, что несу страшную чушь, вопросительно произнесла я.

– Мне просто любопытно, Чарли, ты когда-нибудь была в обычных питейных?

– Питейная при королевском мужском клубе считается?

– Понятно... – насмешливо хмыкнул он и махнул рукой, предлагая не стоять на пороге, а спуститься в зал и поискать свободные места. Очевидно, что в подобных заведениях ему бывать приходилось, и, возможно, не раз.

Никем не остановленные, да и вообще не вызвавшие у подавальщиков ровным счетом никакого интереса, мы прошли в глубь помещения. Тепло от камина до дальних столов не доходило, а народ тянулся к огню и предпочитал толкаться локтями. Нам достались места в углу. Сесть пришлось рядом, а не напротив друг друга. В полумраке остро ощущалось, как мы прижимались коленями, и, казалось, в том месте, где наши тела соприкасались, проходили магические разряды.

Как ни странно, подавальщик появился немедленно и, через головы соседей, перекрикивая разговоры, огласил разом все меню:

– Красное и белое вино с пряностями, овсяный взвар, теплый имбирный эль и ванильный пунш с бренди. Что нести?

– Смотри-ка, – тихонечко проговорила я Ноэлю, – конечно, не новогоднее печенье, но вкусы-то похожи.

Скрыв смешок за кашлем, он попросил принести нам горячее красное вино и заявил, что проникаться новогодним настроением стоит вдвоем. Вскоре перед нами выросли высокие глиняные кружки с горячим, пахнущим корицей алкоголем, встала тарелка с острыми орешками в перцовой обсыпке – традиционной шай-эрской закуской. Я с интересом проследила, как Ноэль, попробовал напиток, с уважением кивнул и отставил кружку.

– Чувствуешь, что в тебя проникает праздничный дух? – пошутила я.

– Пока нет, но вино хмельное.

Я аккуратно отпила из своей кружки. Вино действительно оказалось крепким и пряным на вкус. По горлу прокатился горячий комок, упал в желудок. Внутри растеклось приятное тепло, а в голове мгновенно стало легко.

– Что скажешь? – Ноэль прихлебнул угощение и ленивым жестом убрал с лица выбившиеся из косы разноцветные пряди. – Чувствуешь приближение смены времен?

– Пока я чувствую, что начинаю очень быстро хмелеть, – призналась я. – Вообще, чтобы ощутить себя настоящим шай-эрцем, ты должен сыграть в застольную игру.

– То есть тихо-мирно выпить вы не любите, обязательно нужно напрягаться, – хмыкнул он.

– Это называется «развлекаться»! – рассмеялась я. – После таких игр люди сближаются, вместе ночуют под столом, иногда встречаются лицами в одной тарелке.

– И часто ты играла в застольные игры?

– С мужчиной – ни разу, – призналась я. – Сыграем в пять честных ответов? Задаем друг другу по пять откровенных вопросов, на которые нужно дать абсолютно честные ответы. Тот, кто не хочет отвечать, опустошает свой бокал.

– Теперь я понимаю, почему после игр вы встречаетесь лицом в тарелках, – хмыкнул он и с улыбкой кивнул: – Дамы вперед.

– Твоя стихия в магии? – не раздумывая ни минуты, спросила я о том, что страшно хотела узнать, но боялась показаться бесцеремонной.

– Свет, – без колебаний ответил он и с выразительной улыбкой отсалютовал мне кружкой. – Воздержись от комментариев.

Ирония заключалась в том, что с первородного языка «Коэн» переводилось как «башня тьмы».

– Я очень стараюсь, – с трудом удерживаясь от смеха, согласилась я.

– Почему мертвые языки? – между тем задал Ноэль следующий вопрос.

– В Ос-Арэте учат или высшую магию, или абсолютно бесполезные в жизни вещи. Магического таланта мне не досталось, с живыми языками тоже возникают сложности, но мертвые – абсолютно моя тема. Они не меняются, застыли во времени, и в них легко разобраться. Если ты услышишь, как я говорю на первородном, то точно влюбишься!

– Скажи, – кивнул он.

– Что? – чуточку обалдела я.

– Что-нибудь на первородном.

– Не боишься влюбиться? – ухмыльнулась я.

– Не вижу в этом ничего плохого, – улыбнулся Ноэль.

Для храбрости я отхлебнула пьянящего вина, потому как ухмыляться, конечно, была способна, но справиться с грохочущим в груди сердцем – не удавалось. Ирэна Чейс, пусть она и помянута не к месту, утверждала, что алкоголь расслабляет. Видимо, поэтому она практически никогда не расставалась с маленькой золотой флягой.

– Хорошо... – Я обтерла вспотевшие ладони о колени и произнесла на древнейшем языке: – Рядом с тобой мое сердце трепещет.

Показалось, что в питейном зале вдруг сделалось очень тихо, словно все разговоры и гул голосов исчезли и мы остались одни, спрятанные за пологом безмолвия и невидимости. Не отводили друг от друга взгляда. В лучистом свете глаза Ноэля блестели, на чувственных губах блуждала едва заметная улыбка. Почти уверена, он меня понял.

– И никакого самобытного акцента, – вымолвил он, подтверждая догадку.

– Ты уже влюбился? – усмехнулась я.

– Мне просто интересно, что ты сделаешь, если услышишь положительный ответ? – Он хитро сощурился. – Сбежишь?

– Вполне вероятно, – согласилась я.

– Твоя очередь спрашивать, принцесса, – легко вернулся Ноэль к игре.

– Маэтр Коэн? – с вопросительной улыбкой коротко спросила я.

– Услышала, значит, – усмехнулся он, мгновенно припомнив разговор у декана и появление куратора, обратившегося к Ноэлю этим уважительным словом. – Наша семья довольно известна на полуострове.

Он замолчал.

– И все?

– И у нас сложные отношения.

– Между собой?

– В том числе, – коротко договорил он, давая понять, что если приоткрыл чуточку дверь в личное, то не надо пытаться открывать ее ногой. – Кто научил настоящую леди, дочь уважаемого посла, так задорно сквернословить?

У меня вырвался испуганный смешок. Я ожидала любого вопроса, но не о своем словарном запасе бранных ругательств, который вообще-то тщательно скрывала. Но, как говорится, иногда характер лез даже из ушей.

– Ты удивишься, какие цветистые выражения знают скромные гувернантки и чопорные преподаватели по этикету, если их разозлить.

– Ты была хулиганкой, принцесса?

– Я могла быть невыносимой, – согласилась я и тут же бросила очередной вопрос: – Почему ты приехал в Шай-Эр?

– Не скажу, что мое мнение по этому поводу учитывали.

Он сделал такой глубокий глоток вина, не остывающего в заговоренной кружке, что невольно напрашивался еще один, возможно, бестактный вопрос:

– Жалеешь?

– Нет. – Ноэль бросил на меня взгляд из-под длинных ресниц. – С тех пор как вышел из экипажа во дворе Ос-Арэта, не жалею.

– Поразили красивые горные виды?

– Посмотреть было на что, – согласился он, и я едва не спросила, о чем именно мы говорим, ведь очевидно, что не о природе. – А ты, Чарли? Есть какой-нибудь дурацкий поступок, о котором жалеешь ты?

– Я не склонна к сожалениям, но сейчас взяла бы паузу, прежде чем позволила кому-то повязать себе на руку обручальную нить.

Впервые в жизни меня переполняло столько эмоций, столько красивых чувств! Неприятно думать, что, будучи чьей-то номинальной невестой, я не имела на них права. Хотелось поскорее закрыть тему, чтобы вокруг нас не начал витать дух Алекса и не испортил вечер.

– Что за фразу ты сказал на балу в академии?

– Фразу? – не понял или сделал вид, что не понял, Ноэль.

Я попыталась передать ее четко, как на экзамене, но выпитое горячее вино сделало язык ужасно неповоротливым.

– Ты про это... – Он с легкостью повторил слова, и, произнесенные сексуальным голосом Ноэля, они вызвали мурашки. – Я действительно ее сказал?

– Да! – Я щелкнула пальцами. – Профессор Канахен отказался переводить и заявил, что нужно обращаться лично к тебе. Переведи!

– Говоришь, надо выпить до дна, если не хочешь отвечать? – Со странной улыбкой Ноэль посмотрел в свою кружку, сделал пару ритуальных глотков и отставил на стол. – И раз мы заговорили о том вечере... Почему ты вернулась ко мне, Чарли?

– Ты красивый, – полушутя ответила я и, помолчав, добавила: – И еще ты был первым, кто предложил мне помощь. В смысле, вообще самым первым. Мне всегда самой приходится разбираться... с разными неприятными ситуациями, а потом с последствиями. И мне очень понравилась твоя сережка.

Я указала пальцем на шарик, вставленный в свод его уха. Северянин не отрывал от меня взгляда, словно завороженный.

– О чем ты сейчас думаешь, Ноэль?

– Это твой пятый вопрос? – словно вернулся он в реальность.

– Да.

– О том, каким будет наш первый поцелуй.

Неожиданно меня бросило в жар. Какое счастье, что наш угол утопал в глубоких тенях, с которыми не справлялся тусклый свет свечи, и никто, даже Ноэль, не мог заметить, как у меня вспыхнули щеки.

– Мы уже целовались в первый раз, – наверное, чуточку нервно хмыкнула я.

– Нет, – покачал он головой, – в тот раз был не поцелуй, а только намек, как может быть.

– А есть разница?

– Хочешь узнать? – вымолвил он с улыбкой.

– Более чем...

Ноэль воспользовался приглашением тут же, без колебаний и лишних разговоров, словно только его и дожидался. Его ладонь скользнула по моей щеке и уверено легла на затылок. Неожиданно кожу в том месте, где касалась его рука, закололо от магии. Дыхание перехватило, по спине побежали мурашки. Второй раз я – в прямом смысле этого слова – чувствовала, как он призывал силу, уверенную и спокойную, как безбрежный океан, в котором так легко затеряться. Удивительное ощущение!

Вокруг нас стремительно сгустились тени, через полог едва-едва проступал огонек свечи. Теперь можно было не стесняться соседей по столу – очевидно, мы стали невидимыми для остального зала.

– Закрой глаза, принцесса, – прошептал Ноэль, подаваясь вперед.

Я подчинилась без колебаний и вздрогнула, когда наши губы встретились. Судорожно вздохнула, и его язык мгновенно проник в мой приоткрытый рот. Чувственная, дурманящая ласка выбила из головы абсолютно все мысли. Из живота поднялась горячая тягучая волна, вызывающая немедленное желание избавиться от одежды, по крайней мере хотя бы от ее части. Той, что не давала прижаться к мужскому телу и ощутить обнаженную горячую кожу.

Поцелуй закончился, но меня по-прежнему охватывали чувственная волна и опасные желания. Мысли находились в хаосе, кровь бурлила, сердце колотилось...

– Чарли? – позвал Ноэль.

С трудом я сосредоточилась на его лице. Свет медленно возвращался, и было видно, что светло-карие глаза потемнели от желания.

– Не снимай полог, – пробормотала я и первая подалась навстречу его волшебным губам, умеющим выделывать те самые потрясающие штуки во время поцелуев, описанные в откровенных романах...

Когда мы вернулись в пансион, почти все окна в особняке погасли. Только на третьем этаже, в апартаментах мадам Прудо, горел свет. За воротами Ноэля дожидался извозчик, но попрощаться не было сил. Мы стояли на крыльце под уличным фонарем, дышали морозным воздухом и никак не могли расстаться.

– Тебе надо идти, – с сожалением вздохнула я, понимая, что карета вечно ждать не будет. – До встречи.

– Увидимся в следующем году. – Он мягко погладил мою щеку холодными пальцами и с видимым сожалением убрал руку в карман. Похоже, подальше от греха. Целоваться на пороге женского пансиона было дурацкой идеей, несмотря на то что лично мне она несказанно нравилась.

Когда он спустился со ступенек, я решилась:

– Ноэль!

Он обернулся.

– У тебя есть планы в новогоднюю ночь? – От собственной смелости у меня закружилась голова. – Мы могли бы...

– Извини, Чарли. Нас пригласил ректор. – Он покачал головой. – Я хотел бы отказаться, но действительно не могу.

– Не бери в голову! – Я фальшиво улыбнулась и решительно запретила себе испытывать разочарование. – Встретимся после праздников!

Он было направился к карете, но вдруг развернулся и быстро поднялся по ступенькам. Сжав мой подбородок пальцами, Ноэль нагнул голову и быстро поцеловал меня приоткрытыми губами. Странно, как я в один миг не расплавилась и не растеклась у него под ногами лужей. Видимо, не позволил трескучий мороз.

– Благополучной смены времен, Чарли.

– И тебя с Новым годом, Ноэль.

В холл я заходила полупьяная от счастья. Хорошо, что на лестнице никто не встретился, точно приняли бы за сумасшедшую. В темноте спальни на секретере светилась шкатулка. Я зажгла верхний свет и, на ходу скинув куртку, нервно пересекла комнату. Внутри почтового артефакта действительно лежало долгожданное письмо от отца, скрепленное его личной печатью.

Непослушными пальцами я вскрыла и развернула послание. На белой мелованной бумаге ровным столбиком отец перечислил абсолютно все принадлежащее мне имущество и даже то, что четыре года назад досталось в наследство от покойной бабушки Тэйр. Ниже шла приписка самым нейтральным тоном, на какой был способен папа в сложившейся ситуации:

«Половина твоего приданого останется за Чейсами. Выбери, от чего ты готова отказаться»