Глава третья. "Предубеждения"
Я перестала дрожать и в целом успокоилась, стоя около умиротворяюще нагревающегося чайника. Ками побегал по кухне и куда-то убежал. Хёнджин вернулся со второго этажа, протягивая мне нитку, иголку и пуговицу, очень похожую на мои, только чуть крупнее, но это не страшно, со скрипом в дырочку войдёт.
- Она здорово подходит! – посмотрела я на неё. – Спасибо! Где ты такую взял?
- От своей рубашки оторвал, - пожал он плечами. Пуговица от его рубашки! Я не знаю, что меня шокировало сильнее: что у меня будет что-то, что принадлежало ему, или что он вот так запросто мог оторвать что-то от себя и отдать мне. Бескорыстно, без просьб, без сожалений, бахвальства.
- О, не стоило...
- Да ладно, мелочь.
- Всё равно спасибо большое, - я огляделась вокруг, ища укромный угол, чтобы раздеться и пришиться, но поняла, что для этого нужно уйти и потерять драгоценное время в обществе Хёнджина. Я этого делать не буду, как и раздеваться при нём. Поэтому я вдела нитку в игольное ушко и, прижимая подбородок к груди, стала приштопывать пуговицу прямо на себе. Было неудобно, но выбора не оставалось. Вообще после нападения я вряд ли какое-то время смогу находиться одна, везде будет мерещиться опасность.
- Ты можешь сходить наверх, - понял причину моих мучений Хёнджин, - или я могу выйти.
- Нет-нет! Ничего, я справлюсь, тут быстро.
Но я давно ничего не шила, а тут ещё на себе! И пальцы после стресса слабо слушались, на это я и поспешила сослаться, чтобы не выглядеть неумёхой:
- Просто руки ещё дрожат после всего...
- Цц! – щёлкнул языком Хёнджин и в два шага подошёл ко мне впритык: - Дай сюда, горе ты рукожопое.
- Не обзывайся, - попросила я, покраснев всем телом, наверное, от этих самых рук, до той самой жопы. Если у меня температура не поднялась до сорока, то я не знаю, что со мной. Я закипала быстрее чайника, сгорая изнутри от эмоций и ощущения предельной близости Хёнджина. Он забрал у меня иголку и там, где в промежутке между пуговицами проглядывался лифчик, стал приделывать ещё одну. Он же видит всё в этом разрезе! Господи, неловко как, но сил отказаться от его услуги нет. Он так близко, согнулся надо мной, вертит пальцами у моей груди, такими длинными, такими ловкими. Я задохнусь сейчас, я не могу дышать от счастья и смущения, боже!
- Я же нежно, не в обиду, - улыбнулся Хёнджин, поглядывая из-под бровей. Когда он смотрел вот так, из-под них, они невинно приподнимались внутренними концами к середине лба, придавая выражение детской безгрешности и очаровательного простодушия. Я чуть не рухнула на пол, но удержалась за стоявший позади разделочный стол. Сердце забилось так часто, что я была уверена – он его слышит. Слышит, что я едва дышу.
- А ты откуда умеешь пуговицы пришивать?
- А что тут трудного-то? Я всегда сам себе штопал, ещё когда в при... пригороде жил. – Он вдруг стал наклонять лицо к моей груди, так что я, не понимая, что происходит, вскрикнула и попыталась податься назад.
- Ааа! Ты... Ай!
Хёнджин просто перекусил нитку, опять использовав зубы для манёвра, что забивало гвоздь в крышку гроба моего самообладания, и, выпрямившись, кончиками двух пальцев поправил свою работу.
– Чего ты? – засмеявшись над моей реакцией, он сказал: - Готово, недотрога.
- Я не... - «не недотрога!», хотелось заявить ему, но вместо этого только поскорее застегнула блузку. У меня чуть в глазах не потемнело, когда он склонил голову к моей блузке, я успела такого себе надумать! Я буквально уже чувствовала его губы сквозь ткань, как он берёт меня за талию и прижимает к себе, зарываясь в вырезе моей блузки и срывая оставшиеся пуговицы.
- Ты на меня не в обиде? – выключив закипевший чайник, полез он за заваркой. Я удивлённо на него воззрилась:
- За что?
- За то, что поцеловать тебя тогда пытался, - достав коробочку, он стал насыпать оттуда крупинки в чайничек. Сам на меня не смотрел, разговаривал, занимаясь своими делами.
- Нет, не в обиде, - заверила я, и опять подумала, что в обиде за то, что он этого так и не сделал. Но сказать не решилась.
- Хорошо.
- А... - А почему ты пытался это сделать? До сих пор волновал меня вопрос. Но язык прилип к нёбу. Хёнджин стоял совсем рядом, заваривал нам чай, это было так уютно и тепло, и если я напрошусь на то, чтобы услышать нечто неприятное, то это всё испортит. А вдруг он скажет, что прикалывался и забавлялся? Скорее всего, так ведь и было.
- Что? – поднял он, наконец, взгляд. Убрал назад упавшие к лицу волосы.
- Можно задать личный вопрос? Если он тебя не обидит тоже.
- Валяй.
- Что случилось с твоими родителями? – Я вдруг поняла, что это тревожит меня куда сильнее. Он сам. Почему он то до мерзкого вредный, то душевнейший парень, жертвующий цельностью своей рубашки. Почему он бывает заводилой и развязывает мордобои, но при этом заступается за попавших в беду, почему он вечно огрызается и матерится, но ласкает собаку с любовной нежностью.
- Ничего, - с напускным безразличием ответил он.
- В смысле? Они...
- Живы и здоровы, и всё у них в порядке. Да.
- Но ты живёшь с дядей...
- Потому что они от меня отказались. Решили, что ребёнок им не нужен. Надоел, - посмотрел мне в глаза Хёнджин. – Да, бывает и вот так.
- Боже...
- Только жалости не надо, ладно? – испарилась его открытость. Он весь стал твёрдым и резким, колючим и наэлектризованным, как всегда.
- Прости, нет, конечно... а сколько тебе было лет?
- Шесть.
Уму не постижимо! Родить ребёнка, воспитывать его, и через шесть лет понять, что он тебе не нужен! Что он тебе мешает! Господи, бывают же твари, а не люди!
- Как же так... разве так можно? Человек же не животное какое-то...
- А животных, что – можно бросать? – зло полюбопытствовал Хёнджин. Я осеклась, закачав головой:
- Нет! Нет, конечно, никого нельзя...
- Но люди считают, что им всё можно. Люди не умеют привязываться и любить, - процедил он, кривя язвительно губы, и я стала догадываться, насколько на самом деле он ненавидит бросивших его родителей, насколько он сам обижен на мир за то, что случилось. Я думала, они хотя бы честно погибли каким-то образом, героически умерли, а они... просто бросили его. Уроды.
- Господин Чжан любит тебя, - тихо сказала я. Не про Йеджи же я буду говорить? По ней не заметно, чтоб она умела глубоко чувствовать. Ну и не о себе, разумеется, я буду заявлять.
- Нет, - хмыкнул Хёнджин. Налил чай в две чашки. Одну подвинул мне.
- Почему «нет»? Он заботится о тебе.
- Он заботится из чувства долга. Он тоже не умеет любить и привязываться. Если со мной что-то случится – он даже не всплакнёт.
- Зря ты так думаешь...
- Уж мне виднее, наверное? – высокомерно посмотрел он на меня. Я не выдержала этого взгляда и опустила свой в чай, подняв чашку на блюдце.
- Я всё равно уверена, что люди любить умеют.
- Тогда тебя ждут разочарования.
- Пускай, я по-другому мыслить не стану.
- Нравится быть наивной? – Теперь я узнавала Хёнджина. Тот самый: грубый, едкий, токсичный. Зачем я только упомянула о его родителях!
- Что плохого в наивности?
- Ну, например, можно в тёмном закоулке нарваться на двух алкашей, думая, что мир состоит из пони, радуг и бабочек.
- Я же не специально! Я не могла знать...
- Надо быть чуточку предусмотрительнее в жизни. Ты не могла знать точно, но всегда нужно иметь в виду, что так может быть. Неужели трудно голову включать?
- Но всё же хорошо закончилось! – оптимистично возразила я. Хёнджин устало посмотрел на меня, как на умалишенную.
- Да? – он отставил чашку и сделал шаг в мою сторону. Я дёрнулась невольно, чуть не облившись. – А если я тебя привёз сюда, чтобы изнасиловать? Если ещё ничего не закончилось?
Я уставилась на него растопыренными глазами. Руки опять затряслись, и чашечка зазвякала о блюдце. Хёнджин заметил это и, сбавив обороты, сжал мою руку. Сказал тише, спокойнее:
- Да брось ты, я же пошутил, чтоб напугать и образумить.
- Да я даже не подумала... у тебя Йеджи есть, зачем тебе кого-то насиловать? – глупо захихикала я. Глупо и нервно. И расстроенно. Это очень слышно или только я заметила?
- Одно другому не мешает. Ещё одно твоё заблуждение.
- Ты... разве не любишь её? – спросила я, поторопившись. Не успев подготовиться к ответу «да», который воткнёт мне копьё толщиной в фонарный столб прямо в сердце.
- Я же сказал – люди не умеют любить.
- Я думала ты о других, не о себе.
- Я в первую очередь о себе. С чего я должен уметь, если другие не умеют?
- Ты мог бы подать пример другим...
- Чего ради? Выглядеть клоуном для тех, кто в это не верит? – Хёнджин засмеялся, возвращаясь к своему чаю. – Юджин, Юджин... какая же ты!
- Какая?
- Глупая.
В рюкзаке, который я бросила на стул, войдя на кухню, пропищал телефон. Я полезла за ним, чтобы прочесть сообщение и не ввязываться в перепалку с Хёнджином. Он знает, что говорит обидные вещи, но он специально это делает. Нравится ему подковыривать людей и смотреть, как они встают на дыбы, отмахиваются, скандалят. Живи мы несколькими веками раньше, он бы работал в пыточной помощником палача. Достав мобильник, я посмотрела на экран.
- Мама с папой потеряли уже? – с уловимой иронией спросил Хёнджин. Мне всё стало понятнее. Ему тоже хотелось, чтобы хоть раз в жизни его мама и папа поняли, что потеряли его. Вернулись и умоляли о прощении, объясняли свой поступок, раскаивались. Но вместо этого он видел, как у всех вокруг родители заботятся, беспокоятся, тревожатся. А у него нет. У него нет ни мамы, ни папы, которые позвонили бы и спросили, где ты, сынок, что делаешь? И он ненавидит нас всех, тех, у кого такое есть, и делает вид, что ему это не надо, втаптывает в грязь наши ценности, чтобы не смели жалеть его и считать ущемлённым в чём-то. У Йеджи вот не было хотя бы одного родителя, и она ему была куда ближе, чем мы все вместе взятые. Она тоже могла смеяться над семейственностью и ответственностью, любовью и привязанностью. Наверное, отец её бросил, и они с Хёнджином кроют всеми нецензурными словами своих «предков».
- Нет, это Рюджин, - открыв сообщение, я прочла: «Я уже дома, можешь не волноваться».
- Она там с Чанбином?
- Откуда ты знаешь? – удивилась я, повернувшись к однокласснику.
- Вообще-то, они при всех в школе договаривались, - отпив чай, он пожал грациозно плечами. Эта грация всегда резонировала с его словесным нахальством, с грубостью, на которую он был способен, с неприкрытым хамством, словно что-то было естественным, природным, а другое натужно вымучиваемым, и непонятно совершенно, какая часть его настоящая, а какая – наносная, наигранная. - Ну и он звонил и спрашивал вечером, что лучше надеть.
Надо же, как наш Дон Жуан беспокоился о грядущем свидании! Я спросила у Рюджин: «И как всё прошло?». Она ответила: «Да нормально. Даже не целовались. Посмотрели кино, поржали и разошлись». Ничего себе! Вот это поворот. Чанбин для этого её больше года донимал? Чтобы сводить в кино и угостить айс-кофе? Небеса падают. Я посмотрела на время:
- Но мне на самом деле пора домой...
- Пошли, отвезу, - оттолкнулся он от стола, допив одним глотком чай.
- Извини за неприятности и спасибо за всё ещё раз...
- Должна будешь, - бросил он с ухмылкой.
- Что, например?
- Пока не знаю, но потом при случае припомню.
- Ладно... Кстати, а где ты так драться научился?
- Не поверишь! В драках, - улыбнулся он. Я хохотнула, закидывая на плечи рюкзак и выходя следом за ним:
- Логично. Не такое уж плохое дело они, оказывается?
- При хороших целях – плохих дел не бывает.
- Хм, глубокомысленно. Мне нравится эта идея.
- Вольная цитата моего дяди.
- О! Ну, он мудрый, к нему стоит прислушиваться.
Шлем опять достался мне. Я уселась за Хёнджином на мотоцикле, обняла его и прижалась, поскольку езда подразумевала и даже рекомендовала такое положение. Его чосонский* хвост развевался на ветру, и я сквозь визор смотрела на эти колыхающиеся, треплющиеся волосы, которые до сих пор не имела права трогать. Вскоре я была у подъезда. Забрав шлем, пожелав мне спокойной ночи и уехав, Хёнджин закончил этот непередаваемый вечер. Не показывая вида при родителях, что что-то произошло, я улеглась спать. У меня снова не было никаких поводов для надежд. Я не услышала, что он любит Йеджи – да, но я услышала, что он не любит никого вообще. Или не хочет любить? Его слова расходились с делом, потому что выглядел он часто именно по уши втрескавшимся в Йеджи и готовым ради неё на всё. И были ли у меня по сравнению с ней какие-то шансы, учитывая узнанные обстоятельства? Никаких. Но втолковать это собственному сердцу я не могла никак.
Я увидела Рюджин и догнала, приобняв за плечо:
- Доброе утро!
- Доброе, - зевая, улыбнулась она, - спать хочу нереально! А не в школу идти.
- Ты же вчера вроде рано домой вернулась? Почему не выспалась?
- Да мы с Чанбином потом полночи переписывались, я ржать устала, думала всех своих разбужу. Утыкалась в подушку.
- Что ж он тебе такое писал?
- Фигню всякую, приколы и мемы слал. В основном пошлятину. Вроде ни о чём трепались, а гляжу – уже почти три ночи.
Впереди замаячили Хёнджин и Йеджи, но на этот раз я не стала замедляться, а шла вместе с Рю в прежнем темпе, поэтому мы в какой-то момент их догнали и, когда уже обходили, я услышала слова Йеджи:
- Ты задолбал, ни с кем я там не спала!
- Почему тогда трубку в тот вечер не брала?
Они заметили, что мы рядом, и оба замолчали. До тех пор, пока мы не отдалились достаточно, чтобы не было слышно содержания разговора, они его не возобновляли. Я коснулась пришитой вчера пуговицы, как касаются заговорённого талисмана. Вот, значит, как? Хёнджин заподозрил свою пассию в измене? И судя по той ревности, которая пышет в его голосе, ему до равнодушия о-очень далеко. Он любит её, пусть отрицает и отнекивается, но это очевидно! Но неужели Йеджи могла переспать с кем-то ещё?! Неужели ей мало Хёнджина?! Господи, если она не может оценить, какого парня отхватила, пусть отдаст мне! Я смогу в полной мере этим удовлетвориться, не хотеть больше ничего! Я буду благодарна всем богам до конца жизни за этот подарок.
Рюджин, сонная и думающая о своём, не обратила внимание на прозвучавшие рядом фразы – она их и не услышала. На подходе к классу с нами поравнялся Феликс:
- Привет! – поскольку я тоже сказала «привет», а подруга лишь кивнула, он выжал из себя уточнение, обращённое к ней: - Мир, дружба?
Рю посмотрела на него, солнечно улыбающегося с глазами котика из Шрека. Вздохнула и покивала:
- Да, всё в порядке.
- Ну, отлично! Не дуйся на меня больше, ладно? Я не хочу, чтобы ты обижалась на меня.
- Да я не на тебя обижаюсь, - заверила подуспокоившаяся Рюджин, перенёсшая уже три удара роковой безответности со стороны Феликса. – Так, грущу от жизненной несправедливости.
Дойдя до своей парты, она вытащила тетрадку, положила на неё руки, на них – голову, и сомкнула глаза. Дэхви, сидевший рядом с ней, возле окна, ехидно задал вопрос:
- Что, тебя всю ночь Чанбин пердолил?
Она выпрямилась, схватила тетрадку, хлестнула ею соседа по лицу и улеглась обратно без слов. Дэхви умолк. Феликс на него хмуро посмотрел:
- Неприлично так говорить с девушками, ты не в курсе?
- Да я просто пошутил! Нельзя, что ли?
Когда мы все уже расселись, пришла Пак-сонсэнним и прозвенел звонок, с опозданием влетел заспанный Чанбин, на котором была недозаправленная в брюки рубашка. Чуть взлохмаченные от бега по лестнице волосы придавали ему похмельный вид.
- Ну точно... - изрёк Дэхви.
- Проходи и не задерживай нас, - разрешила появившемуся классная руководительница.
- Извините, извините, - кланяясь, осторожно прокрался он и уселся на свой стул подле Эрика. Машинально следя за всеми движениями в поле зрения, я отвлеклась, когда он достиг конца маршрута, и покосилась на Феликса, у которого вытянулась шея. Он смотрел на Чанбина и, похоже, сопоставляя все данные и замечания Дэхви, реально уверовал в то, что Рю и Бин провели вместе страстную ночь. Мне хотелось сказать другу, чтоб не верил всему, что говорят, да и глаза порой обманывают, но потом подумала, что и он с нами не делился своим летним рандеву, так что Рюджин сама расскажет правду, если захочет.
Стоило уроку закончиться, как Чанбин, поднявшись, подоспел к парте Рюджин и, не успела она закрыть тетрадь, положил на неё шоколадку. Подруга посмотрела на плитку, потом непонимающе на вставшего в проходе одноклассника.
- Свинокрол, блин! – упёрся в него Хёнджин. – Сдвинься!
- Сам сдвинься, я занят.
Йеджи потянула моего (и заодно, так и быть, своего) возлюбленного за руку – судя по всему, помирились – и обвела его позади парт, чтоб никого не тревожить.
- В пятницу на концерт пойдёшь? – продолжил тем временем Чанбин подкат к Рю.
- Какой ещё концерт?
- Хип-хоп концерт в клубе. У меня два билета есть.
- Бин, слушай...
- Знаю, учёбы много, на носу экзамены, но иногда надо расслабляться. Подумай, - он постучал пальцем по шоколадке, - для работы мозга! И жирного плюсика за то, чтоб согласиться.
- Жирным плюсиком буду я, если съем очередную шоколадку, - взяла её Рюджин, которая действительно была сладкоежкой, но из-за занятий спортом старалась себя ограничивать.
- У девушки должно быть, что пощупать, - подмигнул он.
- Так вы встречаетесь теперь, что ли? – не выдержал снова Дэхви.
- Не твоё дело! – осадил его Чанбин. – Ты претендуешь на что-то? А ну-ка, давай, садись на моё место, а я на твоё сяду, чтоб лишних вопросов не было...
- Нет! – крикнул Эрик, дотянувшись до руки Бина с хватив её: - Не бросай меня! Не подсаживай ко мне его!
- Ладно, только ради тебя, мой сладкий, - похлопал его по руке Чанбин.
- Фух, спасибо! А то напугал! Соседство с Плеслым Хви – что может быть хуже?
- Сам ты плеслый! – огрызнулся тот.
- Да ты со своими наушниками, вечно чешущий в музыкалку со скрипочкой, знаешь, как по-дурацки выглядишь?..
Пока парни пререкались, мы с Рюджин вышли в коридор. Она развернула шоколадку, откусила, и протянула мне:
- Хочешь?
- Нет, спасибо. А Бин серьёзно настроен, я гляжу.
- Разве? По-моему, он как обычно очень хочет секса, и думает ускорить процесс всеми этими трюками. Даже откармливает меня, чтоб не убежала и ему приятно было трогать.
- А он вчера приставал?
- Нет. Один раз, в кино, руку на плечо хотел положить. Я по ней ударила, и он втянул клешни.
- Но он предлагал встречаться?
- Не-а, говорю же, ясно, что ему надо.
- Ну, не знаю...
Джисон выглянул из класса и, увидев нас, подошёл.
- Юджин, а ты тоже на концерт не хочешь?
- Нет, я не люблю концерты, особенно хип-хоп.
- А какие любишь?
- Я с родителями ходила в филармонию пару раз.
- Ох ты ж матушки мои! Ты из банды Плеслого Хви? – засмеялся он. Я тоже:
- Но мне действительно нравится живая музыка! Что в этом ужасного?
- То, что я в ней ничего не понимаю. Ты отличаешь Баха от Моцарта и всё такое?
- Да перестань. Просто люблю пианинко послушать. А лучше в тишине почитать.
- А групповые чтения бывают? Ну чтобы вместе можно было собраться.
- В компании трудно сосредоточиться на книге. Вот обсуждать её потом можно и вместе.
- А что ты сейчас читаешь?
- Я? – растерявшись, поскольку читала очередной роман Чжан Гынсока, я соврала и назвала предыдущее: - Гу Хесо, «Незнакомое лето». Роман не новый, но автор в прошлом году получил премию И Санга**!
- Надо будет почитать... - почесал затылок Хан. – А ты в этом спец уже, да?
- Просто интересуюсь. Но мечтаю когда-нибудь стать профессионалом.
- Литературовед – это типа профессиональный читатель? – Я кивнула, смеясь. – Круто, и в удовольствие, и деньги получаешь, и не напряжно особо.
- Ну, много вряд ли заработаешь, да и читать придётся всё подряд и дочитывать, как бы ни было скучно и тяжело. Если когда-нибудь появятся идеи – стану писателем и напишу роман.
- Про меня напишешь? – тотчас вставил Джисон.
- А что я про тебя напишу?
- Какой классный парень с тобой учился, - покрасовался он, как обычно шутя, - на все руки мастер, лучший школьный вратарь, отличник, редкий умница и образец нравственности.
- Ладно, я подумаю. С такими характеристиками тянешь на главного героя.
Мы вернулись на урок. Когда закончился последний, Хан напросился зайти ко мне за книгой «Незнакомое лето», так что проводил меня до квартиры, где я ему её вручила. С трудом верилось, что он станет её читать, это просто повод лишний раз со мной пообщаться. Это то же самое, как если бы я взялась за кисточку, чтобы посидеть рядом с Хёнджином на пленэре. Разве научилась бы я от этого рисовать или полюбила бы живопись? Нет. Поэтому, в отличие от Рюджин, я была противницей переступания через себя, чтобы понравиться тому, кто нравится тебе. Ты не сможешь всю жизнь играть и быть фальшивой, поэтому если не получаешь взаимность такой, какая есть, то остальное бесполезно.
Сняв школьную блузку, я повесила её на спинку стула и, переодевшись в домашнюю футболку, села напротив, уставившись в пуговицу. С рубашки Хёнджина. Может, моя любовь какая-то нездоровая? Я радуюсь таким мелочам и трепетно храню их. Фанатский фетишизм. Может, потому я и не получаю взаимности, что веду себя как фанатка? Но вроде бы я скрываю подобное, и Хёнджину знать об этом неоткуда. И всё же, в Йеджи, которую я осуждаю за доступность, выходит, куда больше чувства собственного достоинства, ведь она бы никогда не стала вздыхать по какой-то вещи, если не получила бы в ответ ещё большей доли внимания.
В субботу после обеда зазвонил мой телефон. Я подняла:
- Да, Рю?
- Не занята?
- Над физикой голову ломаю.
- Перерыв сделать не хочешь?
- С радостью!
- Я приду? – было слышно, что она вся на подъёме, в энтузиазме и ажиотаже. – Мне надо кому-нибудь рассказать!
- Что рассказать? Приходи...
- Скоро буду! – положила она, и я, отвлечённая от задач, уже не могла на них сосредоточиться. Рюджин писала накануне, что согласилась пойти с Чанбином на концерт, и, судя по всему, это как-то касалось очередного их свидания.
Поздоровавшись с родителями, явившаяся вскоре подруга прошла за мной в спальню, и мы закрылись. У неё горели глаза, и, вся неусидчивая и как никогда подвижная, Рю беспокойно опустилась на кровать.
- Ну, что стряслось? – нетерпеливо поторопила я её.
- Мы... целовались!
- С Чанбином?! – подивилась я, хотя, собственно, всё к этому шло, и я должна была понимать, что этим всё и кончится.
- Да! – как будто бы сама до сих пор потрясённая, кивнула Рюджин.
- И... как оно? – взбудоражилось любопытство у до сих пор не целованной меня.
- Это... мм... да вроде ничего, - задумалась подруга, прислушиваясь к ощущениям. – Лучше, чем я предполагала.
- Как это случилось-то?
- Ну... мы были на выступлении какого-то хип-хоп бэнда, потом остались на дискотеку. Бин был за рулём, поэтому не пил, но поскольку он угощал, я подумала, а почему бы и нет? Вдруг раскрепощусь и он мне понравится сильнее. Алкоголь же так действует? Я выпила два маленьких коктейля и, в общем, когда он подвёз меня домой... Я даже не была против, - Рюджин потрогала губы, кусая их, - пожалуй, это было даже приятно. По крайней мере, в этот момент он прекратил нести пургу и беспрестанно отпускать пошлые шуточки.
- И... тебе больше не нравится Феликс?
- Да причём тут это?! Нравится, конечно, - Рюджин вздохнула, - думаешь, я бы с куда большим удовольствием не с ним оказалась в машине и на свидании? Но если мне отказано, то я не буду сидеть дома и грустить.
- Но ты как будто бы пытаешься пойти во все тяжкие...
- Нет, это не так. Я же не напилась и не переспала с первым встречным! Чанбин ухаживает, не позволяет себе лишнего... Я приятно провожу время, чтобы не думать о Феликсе. Только и всего. Другое дело... как думаешь, мне надо сказать Чанбину, в чём суть? Что я люблю другого и у нас с ним, кроме секса, ничего не может быть?
- Ты уже и на секс настроилась?! – опешила я.
- Не так чтоб настроилась, но если будет настроение и желание... Бин определённо не самый плохой вариант.
- Это говоришь ты?! Ты его убить была готова за приставания целый год!
- Ну да, было такое... Не переводи тему! Мне сказать ему, как думаешь? Чтобы было по-честному. Если хочет секса, пусть знает, что и мне не нужно ничего другого.
- Не знаю, мне кажется, его это заденет... Тебе бы понравилось, если бы Бин сказал, что любит другую, а с тобой просто проводит время?
- Он и так мне в любви не объясняется. Любовь и Чанбин – это понятия несовместимые, он только членом думает и мир воспринимает. Ничего с ним не случится, а моя совесть будет спокойна. – У неё пропищало сообщение. Рюджин посмотрела на экран. – Блин!
- Что там?
- Бин зовёт погулять. Напишу, что занимаюсь...
- Ты же говорила, что тебе всё понравилось?
- Да, но... одно дело вечером, когда другое настроение. А при свете солнечного дня как-то неудобно даже ему в глаза смотреть. Представления не имею, как себя вести! А если он сегодня целоваться полезет? Нет, у меня уже смелости не хватит. Нет, нет, точно нет, сегодня я никуда не пойду, - строчила она ему отказ.
- Рю...
- А?
- Ты уверена, что вы не встречаетесь? – со стороны, в моих глазах, всё именно так и выглядело. Что Чанбин добивается её, ведёт себя с ней, как со своей девушкой, а моя подруга зависла где-то в своих убеждениях на озабоченности одноклассника и, продолжая мечтать о Феликсе, в упор не замечает изменившихся реалий.
- Что? Нет, конечно, нет! – засмеялась она, отправляя сообщение. – Он не предлагал мне даже.
Интересно, а все ли вещи должны проговариваться вслух? Всё ли парни могут озвучить, или иногда им проще делать, чем говорить? Выходит, иногда попытаться поцеловать, подразумевая этим предложение отношений, им куда проще, чем сначала спросить и обговорить всё. Но если это так, то я последняя дура, просравшая единственный существовавший шанс? Поскольку признаться в этом себе было страшно, я решила признать правоту Рюджин. В самом деле, если ничего не озвучивается, значит, и додумывать за парней ничего не надо!
Примечания:
*Юджин имеет в виду исторический образ корейских воинов эпохи Чосон, носивших подобные причёски
**престижная южнокорейская литературная премия, названная в честь писателя и поэта И Санга, умершего всего в 26 лет