часть 10
— Ну, прямо картина маслом, — жуя после завтрака яблоко, умилялся Цубаки, рассматривая сопящих в обнимку Дазая и Чую.
— Не буди, — сказал Кусакабе, натягивая чистую футболку.
— А уроки? — удивился Фурихата.
— Сам отмажу, — буркнул парень.
— Нет, ты только посмотри, — возмутился Цубаки. — Он его отпиздил, а теперь жмётся к нему, как ни в чём не бывало. А на меня Чуя до сих пор косо поглядывает! — продолжал ворчать парень.
— Он просто чувствует твою гнилую натурку. Говорят, у животных и детей инстинкт самосохранения работает лучше, — сказал Кусакабе.
— Да ну тебя, — фыркнул пирсингованный. — И вообще, — отходя от мини сонного царства, сказал он, — где был его инстинкт самосохранения, когда он Дазая бесил?
— Ну, всё же обошлось, — пожал плечами Фурихата, увлечённо выдавливая свежий прыщ перед зеркалом.
— А ты чего так прихорашиваешься? — поинтересовался Цубаки. Он этим утром был не в лучшем расположении духа и считал своим долгом ко всем придраться.
— Так сегодня же Белый день*, — напомнил он.
— И кому ты собрался дарить шоколад? — спросил Кусакабе. — Дазаю? Или Чуе?
— Я бы на твоём месте не рисковал, — рассмеялся Цубаки. — А то можешь остаться без члена. Причём, в обоих случаях.
— Фу, — фыркнул Фури. — Ничего вы не понимаете. Зелёные ещё совсем.
Парни переглянулись.
— Ты это о чём?
— А о том, — ухмыльнулся Фурихата, радуясь тому, что знает что-то, чего не знают они. — У старших есть традиция в этот день.
— Какая? — нахмурился Кусакабе.
Подросток, наконец, закончил давить несчастный прыщ и развернулся от шкафа.
— Мы, когда мелкие были, только и мечтали о том, чтобы сюда перебраться и дожить до Белого дня, — глядя на Дазая, сказал Фурихата. — Старшие девчонок в этот день проводят.
— Их и так можно провести, — пожал плечами разочарованный Цубаки. Он ожидал новости поинтереснее.
— Не двух, максимум трёх, — возмутился парень. — Сюда целыми толпами приходят из девчачьей школы.
— А охрана? — спросил Кусакабе.
— А ты думаешь Дазай по приколу насобирал целый ящик вискаря? — кивая на дно шкафа, поинтересовался Фури. — Поколения меняются, а охрана — нет.
— Не понимаю, — нахмурился Кусакабе.
— Ну что они, не люди что ли? Ещё и мужики. Всё понимают, — разжёвывал Фурихата, пытаясь оттереть слюнями пятно на подоле рубашки. — Берут по- божески. Одна девушка — одна бутылка.
Цубаки и Кусакабе переглянулись.
— Дазай тут собрался целый гарем организовать? — спросил пирсингованный.
— Подожди, к вечеру ещё с других комнат принесут, — фыркнул Фури. — Вкладываются все, потому что пати займёт весь этаж.
— Я не понимаю, почему никогда об этом не слышал? — спросил Цубаки. — Я здесь уже пять лет.
— И я, — поддакнул Кусакабе, закуривая.
— А мы тут семь, — высунул язык Фури. — После одного инцидента, вечеринку решили больше не устраивать. Мы тогда ещё маленькими были.
Да и договориться не получалось. А Дазай смог. Вы же его знаете. Он с Рождества охрану окучивал.
— Что за инцидент? — спросил Кусакабе.
— Поинтересуйся у Дазая. Посчитает нужным — расскажет. Я не буду. Парни переглянулись и пожали плечами.
***
Чуя проснулся от того, что ему было неудобно и слишком жарко. Завозившись, он понял, что жарко и тяжело из-за навалившегося на него Дазая. Но выбираться не спешил. Комнату заливал яркий солнечный свет и...
— Дазай! — подскочив, закричал Чуя.
Осаму дёрнулся от неожиданности и уставился на мелкого бешеными со сна глазами.
— Дазай, вставай! — расталкивая парня, потребовал Чуя. — Мы проспали! — вскакивая с кровати и начиная искать форму, объявил Накахара.
Осаму приподнялся на локтях, сощурился в сторону будильника и плюхнулся обратно, прикрывая глаза рукой. Он что-то промычал и перевернулся на бок.
— Не спи, — подлетая к кровати с другой стороны, рявкнул Чуя, снова его потряся за плечо. Дазай рыкнул и перевернулся на спину.
Чуя, тем временем, собирался залезть под кровать в поисках своей формы. Но едва он нагнулся, длинные ручищи сверху утянули его обратно на кровать, пытаясь уложить.
— Нельзя, Дазай! — с трудом выпутавшись из рук и усевшись на его бёдра, закричал Чуя.
— Успокойся, — прохрипел Осаму, перехватив за туловище попытавшегося снова встать Чуя.
— Ребята тебя отмажут.
— Но!
— Чуя, — проскулил Дазай. — Я не спал три ночи. Пожалуйста, давай ещё поспим, — прохныкал он.
Накахара упёрся ему руками в грудь и посмотрел немного красными глазами в лицо сонного Осаму. А потом ощутил, что...
— Ой, — начиная усиленно краснеть, буркнул мальчик.
— Даже не пытайся меня пристыдить, — не открывая глаз, сказал Дазай и пересадил ребёнка на себе удобнее. — Это утренний стояк, знакомься. Чуя, это стояк. Стояк, это Чуя.
— Тебе снился приятный сон? — предположил мальчик.
— Нет, — покачал головой Дазай и всё же открыл глаза. — В моём возрасте это не зависит от того, что снится.
— А у меня тоже будет...так? — Чуя многозначительно поёрзал бёдрами, от чего Дазай едва не взвыл и поспешил переложить мелкого рядом с собой.
— Тебе ещё предстоит вытерпеть все муки подросткового возраста. Начиная волосами, заканчивая независимым стояком и мокрыми снами.
Накахара задумался.
— Что такое мокрый сон?
— О, господи, нет. Не заставляй меня это тебе рассказывать, — проскулил в подушку Дазай, перевернувшись на живот.
— Но кто ещё мне об этом расскажет? — пересев обратно на него и принимаясь мять широкую спину, спросил Чуя. — А я тебе массаж сделаю.
— За урок полового воспитания?
— Это так называется?
Дазай закатил глаза. — Делай свой массаж.
Чуя улыбнулся и начал мять руками чужую гладкую спину сильнее. Он пока не мог определиться, что ему нравится больше: живот Дазая или спина Дазая, поэтому пользовался любой возможностью потрогать и то, и это.
— Мокрый сон — это непроизвольная эякуляция во время быстрой стадии сна.
— Что такое эякуляция? — надавливая под лопаткой, спросил мальчик.
— Когда кончаешь во сне, — пробубнил Осаму. Он хотел послать Чую к чёрту со своими вопросами и заурчать, подобно коту. — Это-то знаешь, что такое?
— Знаю, — смущённо отозвался Накахара.
— Ну вот. Мокрые сны и стояк по утрам — вещь от тебя независящая. Так что, когда это произойдёт, не пугайся.
— И как идти учиться, если стоит? — задал резонный вопрос мальчик.
— Сходить в душ и подрочить, — сказал Дазай. — Хотя Фури вон не стесняется, каждую ночь, как по часам, под одеялом лысого гоняет.
— А ты тоже?
— Ну не здесь же, — прогибаясь от удовольствия, пока Чуя начал разминать шею и плечи, пропыхтел Осаму.
— Дрочка помогает? — спросил мальчик.
— Это временная мера, — выдохнул Дазай. — Помогает регулярный секс. Но в стенах мужского интерната его найти сложно.
— Почему?
Дазаю сначала показалось, что ему послышалось.
— Может, потому что тут нет девушек?
— А с парнями нельзя?
— Так, стоп, — перевернувшись и сев, оборвал Дазай. — Ты знаешь, что такое секс? — спросил он, глядя в растерянное лицо.
— Да, — уверенно кивнул мальчик.
— И что?
— Соитие с целью зачатия, — процитировал строчку из какой-то книжки юноша.
— Ты в курсе, что такое «соитие»?
Чуя задумался, похмурил брови и пожал плечами.
— Ладно, а чем мальчики от девочек отличаются, знаешь?
— Первичными половыми признаками, — кивнул Чуя, цитируя теперь учебник биологии.
— То есть?
— Гениталиями.
— А ещё конкретнее?
— У парней член, у девушек вагина, — закатил глаза мальчик.
— Чем вагина отличается от члена, кроме названия?
Накахара почувствовал, будто сдаёт зачёт или играет в викторину.
— Вагина — это отверстие.
— Ну, в общих чертах всё верно, — задумался Дазай. — Зачатие происходит, когда парень кончает в девушку.
— Я знаю, — кивнул Чуя.
— Если следовать твоей логике, то сексом могут заниматься только парень и девушка, правильно? — спросил Дазай.
— Если они занимаются им с целью зачатия, — согласился Накахара. — Но ты сказал, что нужен регулярный секс. А как он может быть регулярным, если каждый раз повлечёт за собой ребёнка? — наклонив голову к плечу, спросил юноша.
— Ладно, — тряхнул головой Осаму. — Допустим, секс — это не просто соитие с целью зачатия.
У него есть разные цели. Но как ты себе представляешь секс двух парней, если у них нет вагины?
Чуя задумался. До этого момента ему в голову не приходил этот вопрос. Он, почему-то, был уверен, что все могут заниматься друг с другом сексом. Даже если люди одного пола. Он точно откуда-то это знает, но не помнил, откуда.
— Но у парней же тоже есть отверстие?
— О боже, — спрятал лицо в ладони Дазай.
— Что? — не понял мальчик. — Что я такого сказал?
— Ничего. Только больше никому этого не говори.
— Так парни могут заниматься сексом или нет? — недовольно спросил Чуя.
— Технически, могут, — нехотя согласился Дазай.
— Тогда почему тут никто этим не занимается?
— Ну, во-первых, доподлинно не известно, занимается или нет, — пересаживая Чую к себе спиной, чтобы его расчесать, начал Осаму. — А во-вторых, такой секс — очень трудный. Это больно, и нужно заморачиваться с подготовкой...
— То есть? — ощущая, как щётка прочёсывает его кудри, запрокинул голову назад Накахара.
— Ну, отверстие у парней имеет назначение.
Не сунешь же ты туда, всё не промыв. И это больно, надо растягивать...
— Как?
— Напомни, почему я тебе это рассказываю? — спросил Дазай.
— За массаж.
— Точно, — вздохнул он. — Чуя, просто не бери это в голову. Секс двух парней — это дело вкуса. Кому-то нравится, но большинство предпочитают девушек. Понятно?
— Да, — пожал плечами мальчик. Воцарилась пауза. — А ты кого предпочитаешь?
— Да ебаный в рот, — рыкнул Осаму, у которого от вопроса руки дрогнули, и непослушные пряди выпали из пальцев, а косичка распалась. — Я пока не уверен.
— Как это? — спросил Чуя.
— Ну, вот так, — недовольно отозвался Дазай. — Каждый сам для себя должен решить, кто ему больше нравится. А есть те, кому все нравятся одинаково. Но уже обществу такие люди не нравятся.
— Правда? — удивился Чуя и мотнул головой. Очередная косичка снова развалилась и Дазай решил зачесать ему волосы в хвост.
— Да. Поэтому, будет классно, если ты окажешься по девочкам. Понимаешь?
— Если честно, то не очень. Весь подростковый возраст я проведу в компании парней. Тогда удобнее, если я окажусь по мальчикам.
— Ну, в чём-то ты прав, — задумался Осаму. — Но запомни, если так случится, то не говори о своей ориентации каждому. Говори только тем, в ком ты уверен.
— Тебе?
— Ну, мне тоже можешь сказать, — пожал плечами Дазай. — А ты мне скажешь?
Дазай рассмеялся, затягивая резинку на рыжих волосах.
— Как только определюсь, обещаю, ты узнаешь первым. А теперь марш умываться!
***
Дазай отходил от утреннего разговора с полчаса. А от стояка, который из утреннего грозился перетечь в перманентный, под холодными струями душа с час. Он вообще не помнил, когда последний раз дрочил, а тут появился Чуя и всё испортил.
Сам же мальчик начал задаваться ещё более интересными вопросами в своей голове. «Урок» Дазая сделал всё более непонятным. И он решил развеять все сомнения.
— Цубаки, а ты по мальчикам? — жуя онигири, спросил Чуя.
Цубаки, глотнувший в этот момент чая с ликёром, подавился и всё с шумом откашлял на пол. Пока Дазай зашёлся в приступе истеричного хохота, сидя на подоконнике с сигаретой.
— С чего ты взял?! — возмутился пирсингованный.
Кусакабе и Фурихата озадаченно посмотрели на ребёнка.
— Почему ты злишься? — не понял Чуя.
— А мне от радости прыгать из-за того, что ты принял меня за пидора?!
— Ну так да или нет?
Дазая снова накрыло, и он чуть не свалил пепельницу, пытаясь просмеяться.
— Нет! — рявкнул Цубаки, вытирая салфеткой чай с пола. — К чему эти вопросы?
— Ему мало одного экспертного мнения, — усмехнулся Дазай, утирая слёзы, выступившие от смеха.
— Кусакабе, а ты? — не теряя времени, спросил мальчик.
— Не думаю, — улыбнулся бугай.
Чуя нахмурился, откусил онигири, прожевал и посмотрел на Фури.
— Фурихата, но ты-то точно по мальчикам?
Дазай не выдержал и свалился на пол, корчась от смеха, пока Фурихата усиленно краснел. Вероятно, от злости.
— Почему?! — завопил он. — Почему ты так думаешь?!
— Ну ты же дрочишь в комнате, где находятся четыре парня, — невозмутимо ответил Накахара.
Тут уже и Цубаки не выдержал и присоединился к Дазаю, что заходился на полу в истерике.
— Три парня и... и ребёнок, — проскулил с пола Дазай. — Фури, может, ты не просто по мальчикам, а по маленьким мальчикам? — поинтересовался он, пытаясь вдохнуть.
— Дазай! — закричал Фурихата. — Между прочим, тут все дрочат! — в своё оправдание заявил красный, как рак юноша.
— Но они же не в комнате.
— Я восемь месяцев с гипсом проходил, как-то несподручно в душе дрочить! — рявкнул Фури.
— Я об этом не подумал, — подпирая подбородок пальцами, задумался мальчик.
— Чуя, к чему такие вопросы? — спросил Кусакабе.
— Это возраст, — обречённо подал голос с пола Дазай. — Но Чуя у нас теперь осведомлённый.
— Это ты его просветил так, что он теперь нас геями считает? — зарычал Фурихата, агрессивно принимаясь заправлять кровать.
Дазай, с трудом успокоившись, забрался на кровать и лёг рядом с сидящим на ней Чуей.
— Он просто хотел знать, что такое утренний стояк, — сказал Осаму.
— И к слову пришлось рассказать о геях?
Но на вопрос никто ответить не успел, Чуя успел задать новый:
— А девушки ведь тоже друг с другом могут?
— С чего ты взял? — спросил Цубаки.
— Видел у Фури в журнале.
Фурихата, как по команде, снова покраснел, а едва отошедший Дазай взорвался новым приступом хохота.
— Теп-перь ясно...откуда...н-ноги растут, — держась за живот, едва выговорил он.
— Я задаю такие глупые вопросы? — насупился мальчик, погладив всего красного Дазая по голове.
— Нет, ты задаёшь верные вопросы, — улыбнулся Осаму. — Просто, это очень интимная тема.
Но тебе повезло, большинству подростков задать их некому.
Чуя улыбнулся.
— Кстати, об интимных темах, — вставил слово Фури. — Ты помнишь, какая сегодня ночь?
— Какая? — спросил Дазай.
— Это он к тому, что надо реализовать ящик виски у тебя в шкафу, — сказал Кусакабе.
— А, Белый день, — протянул Дазай. — Я и забыл о нём.
— Заделался в мамочку и перестал чтить святые традиции, — наигранно трагично, сказал Фури. — Как вообще можно было забыть о таком важном событии? Чуя, главный пидр этой комнаты сейчас рядом с тобой. Опасайся.
Дазай недовольно на него зыркнул.
— Не все страдают спермотоксикозом, — спокойно заявил он. Чуя было открыл рот, но Дазай его заткнул недоеденным онигири. — Я потом тебе расскажу, что это.
— Ну так что? — спросил Цубаки. — Что за традиция?
— Я же вам всё уже рассказал, — обиженно проканючил Фурихата.
— А я не в курсе, — прожевав рис, сказал Чуя.
— Потому что вы дрыхли без задних ног, когда я рассказывал.
Дазай вздохнул и лениво потянулся.
— Просто, большая вечеринка. Её тут с самого основания закатывали, а потом произошёл перерыв на пять лет, — пояснил Осаму. — Я по пьяни поспорил, что снова устрою Белую ночь, как тут это называется.
— Ты для этого алкогольный запас хранишь? — спросил Кусакабе.
— Ага. С охраной я договорился, да и учителей оповестил. Надо девушек позвать, — лениво потянулся Дазай.
— В смысле оповестил учителей? — спросил Цубаки. — И они позволили?
— Их не спрашивали, — усмехнулся Фури.
Чуя озадаченно уставился на Дазая.
— Эта традиция появилась тут раньше, чем нынешний состав учителей. Со времени последней Белой ночи почти никто не остался работать. Даже директор сменился.
— Из-за этого и сменился, — усмехнулся Фурихата. Дазай уничтожающе на него посмотрел.
— Что за история тогда произошла? — спросил Кусакабе.
— Неприятная, — поморщился Осаму. — Мы тогда с Фури тут жили только второй год. Вечеринка была большой, ребята перепили, выползли с этажа. Ну, и произошёл инцидент, — парень быстро метнул взгляд на Чую. — Но в этот раз всё будет под контролем. Учителя в Белую ночь уходят отсюда. Даже дежурных нет. Остаётся только охрана, но она внизу.
— Почему они так лояльно к этому относятся? — спросил Цубаки.
— Ходили слухи, что кто-то из первого учительского состава и предложил эту традицию, — сказал Осаму. — А почему, догадаться не сложно, — он усмехнулся.
Но парни, а особенно Чуя, всё равно не понимали. Дазай закатил глаза.
— Возвращаемся к теме спермотоксикоза. Зудело у старшеклассников, — объяснил простыми словами Дазай. — Ну, и у старшеклассниц из женского интерната. А тут раньше совсем мелкие жили, они на них и отрывались. Раз в год учителя и решили позволить им...расслабиться.
— Забавно, — задумался Цубаки. — Дазай, пошли курить.
— Вы только что курили, — заметил Чуя.
— Хочу воздухом подышать, — улыбнулся парень, стаскивая Осаму с кровати за руку.
***
Дазай сидел на перилах крыльца заднего двора и дымил, пока Цубаки занимался ровно тем же самым. Парень размышлял о том, кого бы сгонять пригласить девчонок. Макото не пошлёшь, слишком далеко. А вот кто согласится из старших? Сам он идти упорно не хотел.
— Ну, колись давай, — на половине сигареты не выдержал Цубаки.
— Меня иногда бесит твоя догадливость, — поморщился Осаму, стряхивая пепел на почти растаявший снег.
— Тут и догадываться не о чем. Фури ещё с утра шуму навёл, а толком ничего не сказал.
— Почему-то его язык, а враг мой, — вздохнул парень. — Ладно, чёрт с тобой.
— Ну.
— В общем, мы тогда с Фури были самыми младшими. Жили на четвёртом, он открыт был. Мы Белую ночь ждали, как дара свыше, потому что к весне старшие так зверели, что прохода не давали.
Цубаки изогнул бровь.
— Да нет, не в том смысле. Просто, щемили.
Но случаи разные бывали, — Дазай многозначительно посмотрел на Цубаки. — Мелкие же самые симпатичные. А раньше и отморозков было больше.
— Ближе к делу.
— Ну дождались мы этой Белой ночи. Это уже была вторая за время нашего пребывания тут. Спать, конечно, бесполезно — музыка гремела, что уши закладывало. Учителя ушли.
Нам сказали этаж закрыть.
— Закрыли?
— Закрыли, — кивнул Дазай как-то печально. — Только нам это не особо помогло. Учился тут один парень, у него прозвище было Мамочка.
— Почему?
— Юмор такой, — усмехнулся Дазай. — На Мамочку он походил меньше всего. Почти два метра, что вширь, что ввысь. Не руки — банки. По жизни в армейских ботинках, а кастет у него к пальцам прирос. Больше всех любил мелких донимать. Меня просто обожал, был у него любимчиком, за морду наглую, видимо, — Осаму глубоко затянулся и слегка сощурился. — Он баб водил не важно, белая ночь — не белая. Ему хоть зелёная. Водил и трахал. Так что, ему эта оргия по боку была. Но напился он в щепки.
— И что случилось?
— А что случилось? — повёл плечами Дазай. — На главной лестнице дверь была железная, а на пожарной деревянная. Одного удара ногой хватило. А с ним и армия таких же отморозков, и шлюхи. Естественно, пошёл искать меня.
— Нашёл?
— Не сразу, — покачал головой Осаму. — Меня вообще там не было, мне ума хватило свалить на второй. И пока он меня искал — развлекался, как мог. Когда за мной Фури прибежал с фингалом, он уже половину этажа оприходовал.
— Как это?
— Да кого как, — фыркнул Дазай. — Одних бабы облапали, а кого и не облапали. Они же бляди, да ещё и в щепки. А там полсотни восьмилеток, а то и меньше. Решили посмотреть, как это с ними.
С одной стороны, закрытая железная дверь, она только снаружи открывалась, а с другой выбитая деревянная, возле которой стеной пьяные старшаки. Мамочка тогда оторвался. А одному несчастному не повезло больше всех. Его трое отодрали. Восьмилетка. Даже не поняли, как это сделали. Я, когда пришёл, он уже в отключке был, мой сосед по комнате.
Цубаки попытался незаметно вытереть проступившие слёзы.
— Ага, — протянул Дазай. — Тогда здесь и такие были. Мамочка как меня увидел, так сразу обниматься. Но мне тогда ума хватало с собой перо носить. Я ему нож в колено и по съебам. Там, в полутьме, меня поймать особо не могли.
Я с четвёртого на первый слетел тогда, как птица. Ногу сломал, даже не заметил.
— Ты сбежал? — удивился Цубаки.
— Ну, не совсем, — улыбнулся Дазай. — До прихода первых учителей было четыре часа. Они за это время ни одного живого бы не оставили, — Дазай выкинул бычок и закурил вторую. — Я доковылял тогда до охраны, а они сами едва живые, им Мамочка столько бухла отвалил, сколько тебе и не снилось. Я схватил ключи и обратно, только с другой лестницы. Кто половчее — выбрался. Кто посильнее — отбился и побежал, пока старшие не опомнились.
Я им сказал прятаться, где хотят, только не выше второго. И не кучками. Фёдор тогда на втором жил. Он как понял, что происходит, меня к себе за шкирку и в шкаф. Что дальше было — я не в курсе. Он их как-то по разным комнатам распихал, кого в классах закрыл, кого ещё где. Его уже тогда никто не трогал.
— И чем закончилось?
— Утром закончилось. Пришли учителя, весь четвёртый и третий этаж в сперме, крови и рвоте. А парень тот, — Дазай затянулся и посмотрел вверх, чтобы не расплакаться, — они ему шею свернули, даже не заметили. А может, и не они. Может, мелкие, когда ломанулись, затоптали.
Не знаю. В общем, он умер. После этого решили, что настолько маленьким нельзя одновременно со взрослыми. Кто постарше, вроде нас с Фури, расселили на второй. Кто помладше — отправили в другое место. Директора тогда с должности сняли, половина учителей сразу ушли. Проверка началась, все дела. В общем, тогда это место и познакомилось с Огаем. Он приют отмазал, чтобы не закрыли, а в директорское кресло посадил Мацумото. Ну, сам знаешь, зачем, — отмахнулся Дазай.
— Ты при Чуе рассказывать не хотел? — догадался Цубаки.
— Я вообще уже устраивать эту Белую ночь не хочу, — фыркнул он. — Мы спорили с Широ, когда ещё Чуи не было. Теперь его опять к мелким надо отправить, а он только хныкать перестал.
— Ну ты реши, Дазай, что для тебя важнее, его безопасность, или его душевное равновесие.
— О чём говоришь, слышишь? — раздражался Дазай. — Чую дверь не остановит, ты сам прекрасно знаешь. Хоть железобетонная, захочет — свернёт.
— Ладно, — вздохнул он. — Что делать-то будем?
— Ну, учителей не будет, — сказал Осаму. — Они уже сами прочувствовали на своих уроках необходимость этого мероприятия. Вот только надеюсь порошок никто притащить не додумается...
— Надейся, — похлопал друга по плечу Цубаки.
Примечание к части:
*Белый день (яп. , также англ. Howaito day от англ. White day в японской транскрипции) — японский, корейский и тайваньский негосударственный праздник, отмечается ежегодно 14 марта, спустя месяц после Дня святого Валентина (14 февраля). В Белый День мужчины дарят женщинам подарки в благодарность за подарки на День святого Валентина.
с этой части пойдёт трэш. я хз, будет считать это даркфиком или нет, но если да, тыкните мне в комах, я поставлю в жанры.