Глава 18
— Мить, я, наверное, здесь тебя подожду...
— Лер, что за глупости? Пойдем вместе. Ты же в прекрасных отношениях с моими родителями.
— Да, но сейчас вам стоит поговорить семьей, наедине. Я буду здесь, а как вы поговорите, просто напиши или позвони мне, я зайду в палату. Правда, я все понимаю, морально я рядом с тобой...
— Спасибо, котенок, — он быстро поцеловал меня и скрылся за дверями больничной палаты.
Я совершенно не знаю, что мне делать, как себя вести, что говорить... Надо как-то поддержать, помочь, только как. Когда твой самый близкий человек... Нет, нет, она еще не умирает. Это нужно помнить. Вдруг вообще произошла медицинская ошибка? Рак еще не подтвержден, Кирилл же сказал, только подозрения... Опухоль может оказаться доброкачественной и операция поможет. Да, все точно должно быть хорошо! По-другому и быть не может.
Вспоминая, как Дима вел себя дома, сразу после телефонного разговора, сейчас он совершенно не верит в то, что все может обернуться удачно и закончиться хорошо. Я понимаю его, шок, злость, страх, да, самое главное страх — он может сделать прямо монстра из человека. Я никогда еще не видела, чтобы он так плакал. Мой вечно веселый, иногда серьезный парень, просто превратился в комок эмоций. Разбитая посуда, беспомощный рык, слезы — я прекрасно понимаю его эмоции. Мне нужно быть рядом, но как помочь, как забрать хотяб часть его боли? Как же это тяжело. Но он же сильный. Он со всем справиться. Надеюсь...
"Котенок, мне очень тяжело без тебя, но сейчас нам надо поговорить наедине с отцом. Побудешь с мамой?" — буквально тут же, приходит сообщение на мой телефон. В каждом слове я чувствую боль. Еще немного и я сама расплачусь видимо.
Сейчас мне сделать несколько шагов к палате намного страшнее, чем когда я косячу и знаю, что через несколько таких же шагов меня сильно накажут. Теперь точно осознаю, что все это не так страшно, как возможность потерять близкого человека. Хотя, вспоминая, свою прошлогоднюю истерику, когда было непонятно выживет ли Дима после того ранения... Понять, что сейчас переживает он не составляет никакого труда.
Напоминаю себе, о том, что нужно быть сильной и все же захожу в палату. Митина мама просто спокойно лежит на кровати и недовольно фыркает. А, я поняла, мужчины, жестко приказали ей лежать и не двигаться видимо. Зная, эту семью все именно так, а теть Владе это явно не нравится. Так даже как-то проще. Неужели Дима решил, что я буду хорошей сиделкой и мы послушаем их наказ? Странные они, конечно...
— Добрый день, как вы?
— Ой, Лера, привет. Я то нормально! А вот наши с тобой мужчины совсем с катушек съехали. Воспитала называется сына... Теперь приходится лежать и не вставать, а я вообще-то не инвалид! И хочу хотяб на балкон выйти, воздухом подышать, — как я рада, что она не теряет оптимизм, так намного проще. — Расскажи мне лучше, что-нибудь, как у вас с Димой дела? Он тебя не обижает?
— Неееет, что вы! Хотяяяя... да, когда я болею он обижает, тоже заставляет лежать и не вставать с кровати.
— Весь в отца своего пошел! И вот что нам делать с этими мужчинами! Лер, хоть ты выпустишь меня на балкон?
— А нам потом не достанется? — она цокнула и закатила глаза.
— Ну пусть поворчат. У меня анализы только завтра. Еще ничего непонятно и неизвестно. Даже, если... хотя нет, не будем об этом. Я не хочу думать про это. Лучше расскажи про университет, про ваши отношения, про Даню с Элей, да что угодно. Только бы вечно не слушать про то, как страшно я больна.
Вздохнув, поняла, что она права. Чем больше думать о плохом, тем хуже будет. Даже если подтвердится самый страшный диагноз, во-первых, есть случаи, когда после операции и химии люди спокойно жили и до 100 лет, во-вторых, плохими мыслями себе не помочь и все равно надо не отчаиваться и жить дальше.
Мы долго разговаривали про универ, про иронию судьбы с Олей, я, конечно, не стала рассказывать про то, как на самом деле Дима познакомился с ней. Потом я рассказала и про Даню с Элей, только в общих чертах, не стоит ей переживать о судебных разбирательствах. Она в свою очередь рассказала мне о том, как папа Мити думает уйти из школы и перевестись в мой универ. Это издевательство какое-то! А главное Дима даже не знает про это, значит это хотяб не его желание контролировать меня, уже радует. Но вот зачем ему этот перевод мы так и не поняли. Надеюсь, он просто останется директором школы... Я, конечно, стараюсь сильно не косячить в универе, но... преподаватель в виде отца моего парня мне точно не нужен. Сомневаюсь, что он меня прикрывать станет. В отличие от куратора, с которым мы нашли хороший общий язык.
— ВЛАДА! ЛЕРА! — слышим мы крик мужчин из палаты. Мы с Митиной мамой посмотрели друг на друга и синхронно вздохнули, про себя отсчитывая от 5 до 0.
И ровно на счете 0, они ворвались на балкон и затащили нас обратно в палату, собственно ожидаемо. В глазах Димы и дядь Леши чертики беспокойства. Вот правда носятся, как с младенцами.
— Влада, тебе нельзя вставать! Лежи спокойно! Тебе нужно отдыхать, — начал выговаривать отец Димы. Да, точно, они одинаковые. Смотрю на парня, который с прищуром разглядывает меня, и лишь пожимаю плечами.
— ЛЕША! Я НЕ РЕБЕНОК ВООБЩЕ-ТО!
— Да какая разница, ребенок или нет! Отдыхать-то нужно!
— Дорогой, давай поговорим не при детях, — лукаво отвечает она и в глазах Димы появляются смешинки, кажется он понимает, что будет дальше. — Родные, погуляйте где-нибудь пару часиков и дверь закройте хорошенько.
— Влада, это не смешно... — устало вздохнул мой бывший директор.
Мы с Митей, сделали вид, что ничего не поняли и просто вышли в коридор. А вот теперь видимо нотацию выслушивать придется мне и я так легко не отделаюсь от него. Эх, все же хорошие у него родители.
— Дим, пойми пожалуйста...
— Я не собирался тебя ругать. Котенок, подойди, я лишь обнять хочу и сказать спасибо, — а вот это для меня удивительная реакция. Он обнял меня и усадил на свои колени. — Лерик, правда спасибо, что подняла настроение маме, я понимаю, что сейчас нельзя отчаиваться и тем более еще 100% ничего неизвестно. Но нам с отцом намного тяжелее, чем даже маме. И папа... Он такой же, как я. Мы очень переживаем и хотим оградить своих любимых от всего, вы у нас хрупкие девушки.
— А как же равноправие? Ты вон когда болел, вообще и вел себя, как ребенок, и делал вид, что все хорошо, собирался на работу, и...
— Леееееера. Ты правда хочешь поговорить сейчас об этом? Я же извинился тогда за свое поведение перед тобой.
— У меня получилось вогнать тебя в краску! Я победитель!
— Ну, Лееееееера, — застонал парень. — Пойдем лучше пройдемся за кофе. Потом с Киром поговорим, я хочу узнать все, что известно на этот момент. Попрощаемся с родителями и... Знаешь, котенок, а давай, как и хотели сегодня проведем день вместе и куда-нибудь съездим. Нам обоим нужно выдохнуть.
— Хорошо, я так рада, что несмотря ни на что ты нашел в себе силы не унывать и оставаться сильным.
— Ну я же парень, должен держаться, — этот козел закатил глаза.
— Это что за дискриминация! Мить, я скоро начну думать, что ты сексист.
— Котенок, во-первых, я шучу. Во-вторых, я себя веду, как дискриминирующий сексист, как ты говоришь, только, когда тебе плохо или нужна помощь с чем-то серьезным. А то, что я запрещаю тебе таскать тяжести, это обычное проявление уважения, как минимум. Да и вообще...
— Все, стой, хватит. Дим, я не считаю тебя сексистом, сколько раз за последнюю минуту прозвучало это слово... Короче, я тоже пошутила, ты у меня просто очень заботливый и мы оба это прекрасно знаем. Я просто тоже переживаю и за тебя, и за твоих родителей. Я понимаю, как это тяжело, мне тоже тяжело, но... это все равно далеко не то, что чувствуете вы.
— Знаю милая, и очень тебя люблю. Ладно, пойдем за кофе и к Кириллу.
Все время пока мы были в дороге, несмотря на то, что мы разговаривали, я внимательно следила за состоянием парня. Он умело скрывает свою боль, но от меня тяжело это спрятать. Он явно не хочет, чтобы я лезла с поддержкой. Скорее всего, внутренне он очень хочет побыть один и переварить все, просто не хочет меня оттолкнуть и обидеть, поэтому и носится со мной. Но как мне оставить его с этой болью? Да и вдруг я ошиблась и он правда хочет, чтобы я была сейчас рядом, тогда, я обижу, если оставлю его одного. И вот как лучше поступить? Оставить одного, чтобы пережить и переварить или быть рядом и поддерживать маску?
— Котенок, ты меня вообще слушаешь или как всегда в своих мыслях? — понятно, он меня слишком хорошо знает...
— Как всегда...
— Дай угадаю, сейчас ты размышляешь, что со мной делать. Да?
— В смысле? Ты о чем? — строю из себя...
— Не строй из себя дурочку, — я даже додумать эту мысль про себя не успела, как он озвучил. — Лерик, я тебя уже слишком хорошо изучил, поэтому по твоему лицу могу прочитать некоторые мысли. Я тебя чувствую, также хорошо, как и ты меня. И сейчас ты думаешь, что лучше оставить меня одного или быть рядом, потому что прекрасно видишь боль, которую я маскирую под улыбкой. Я не стараюсь спрятать свои чувства от тебя, солнышко. Просто это нужно пережить, такие эмоции быстро не остывают и оставляют осадок внутри. Но если тебе интересно мое мнение, я бы не хотел, чтобы ты оставляла меня в одиночестве. Кому-то и правда легче переварить наедине с собой, мне же намного лучше, когда ты рядом.
— Да, ты слишком хорошо меня знаешь. Мить, простишь меня?
— За что, котенок? Что ты уже себе надумала?
— За мое недоверие к тебе, за...
— Может по попе тебе дать?
— Эй! За что уже?
— За то, что опять наговариваешь и надумываешь лишнего, — он и правда слегка шлепнул по попе, от чего я скривила нос, мы все же в общественном месте блин! И не важно, что тут сейчас никого нет! — Котенок, я тебя люблю, так что не говори бред пожалуйста.
— Ладно, я тоже тебя люблю.
Мы наконец взяли кофе и себе, и Киру и направились прямиком в его кабинет. В этот раз нас пустили быстро без каких-либо вопросов. Кирилл долго объяснял нам разницу между доброкачественной и злокачественной опухолью и какие последствия бывают от одной и другой. Судя по снимку опухоль злокачественная, но подтвердить это сможет только биопсия легкого. Сейчас важно быть рядом друг с другом, поддерживать и верить в лучшее. Результаты анализов и биопсии будут только через несколько дней, сейчас даже про лечение толком сказать ничего нельзя. Так как важно понимать, что послужило причиной образования и собственно какой вид опухоли в организме.
— Дим, сохраняйте оптимизм пожалуйста. Это касается всех. Я знаю, насколько это тяжело. Сам потерял отца меньше года назад. Хорошее эмоциональное состояние правда может, если и не вылечить, то хотяб замедлить ход болезни.
— Я понимаю, спасибо... Сделайте все, что возможно. Она слишком молода... Я не могу ее потерять. А как же Мила... Она еще совсем ребенок... — все же он расплакался, как же ему сейчас тяжело.
Мы сидели на диване в кабинете Кира, но Митя поставил свои локти на колени и спрятал свою голову в ладонях. Даже обнять его сейчас в таком положении тяжело. Кир понял, что сейчас лучше ничего не говорить. У меня получилось убрать его руки и пересесть на него, чтобы обнять и дать возможность плакать в мое плечо. Он слишком много раз выступал в роли моей подушки для слез, пришло время поменяться ролями.
— Ребят, я понимаю, как вам тяжело. Но это еще не приговор. Знаю, что мои слова вас сейчас никак не утешат. Просто помните, что вы есть друг у друга. Проводите все возможное время мира вместе. Это нужно всем вам.
Только мы с Митей хотели согласиться, как услышали звонок телефона. Кириллу звонил неизвестный номер. Мы все притихли.
— Да, здравствуйте, Кирилл Александрович это я, — у меня опять появилось плохое предчувствие, поэтому я прислушалась к разговору.
— Да, Олег Сергеевич, хорошо, я подъеду. Буду через полчаса. Спасибо, что сообщили. Получиться это замять и не доводить до самых плохих последствий? — что? Олег Сергеевич? Мой куратор или кто-то другой? — Да, конечно, штраф оплатим, — боже, что уже произошло... и почему вообще звонят Киру, который судя по лицу уже хочет кого-то убить. Даже Митя уже смотрит с удивлением. — Спасибо, скоро буду.
— Я убью эту паршивку! — как только отключил звонок, закричал Кирилл. Мы с Митей за секунду все поняли и рассмеялись.
— Брат, что она такого сделала, что в универе пришлось вызывать родителей, так еще и она решилась, назвать тебя своим родственником?
— И как вы поняли, что я про Олю? — Кирилл явно был очень зол.
— А стал бы ты так реагировать на кого-то другого?
— Ага. Эта паршивка подралась в аудитории, разбила проектор, сломала профессорскую кафедру и еще какая-то фигня случилась. Сообщила, что я ее опекун на время адаптации, после детдома. Хватило же мозгов главное!
— А то ты сильно против... — Мите явно стало намного веселее, ну да, он то со мной тоже настрадался. А я вот сочувствую Оле, она даже не представляет во что вляпалась, связавшись с нашей компанией. Бедная девочка. Но меня за такое бы точно убили. — И что делать будешь с ней?
— А что делать? Раз сказала, что я ее опекун, стану опекуном. Еще один косяк и...
— Вот не надо только этих ваших садистских наклонностей.
— Лер?
— Да, да, я все еще здесь. Ну правда, вы подумайте просто, она итак не в восторге от общества Кирилла, сейчас она подумала про всех и поступилась своей гордостью. Она могла попросить помощи у тебя Мить, или у Дани, с которыми у нее хоть какое-то более менее общение сложилось и вы ей пообещали любую помощь при необходимости. Но она поняла, что у тебя сейчас проблема посерьезнее, у Дани тоже, так как она знает про Элю и судебные разбирательства. Она не переносит Кирилла, при этом поступилась гордостью, понимая, что жертвует собой, грубо говоря. Пусть она хотяб привыкнет к тебе, а потом уже занимайтесь вашими любимыми воспитательными мерами. Или вы забыли, как я в начале ненавидела Диму, за то, что он хотел меня перевоспитать? Просто поговори с ней, правда, просто поговори.
— Ты ненавидела меня? — Митя так удивился, будто забыл.
— А то ты не помнишь, как я тебя игнорировала и не разговаривала, когда ты впервые наказал меня. Тебя спасли только мои чувства. А Оля пока сама не понимает своих чувств, любит или ненавидит, или что-то еще. Так что не трогайте ее. У нее итак стресс сильнейший.
— Да я и не собирался, пока ничего делать. Но воспитательная серьезная беседа ей точно обеспечена. Друзья, это уже не смешно, еще немного и начнутся нарушения закона.
— О, это мы уже проходили, да, котенок?
— Это было до нашего знакомства! И ты же все замял! — пришлось приласкаться к нему, чтобы разжалобить, он не подвел и сам потерся носом о мое плечо и поцеловал в шею, давая понять, что все хорошо.
— Ладно, вынужден покинуть ваше общество и отправиться к своей теперь уже подопечной, — мы с Митей еще раз рассмеялись.
— Мить, а ты правда меня любишь?
— Конечно, котенок, а ты сомневаешься?
— Неа, не сомневаюсь, просто хотела услышать это еще раз. Просто не понимаю, как ты смог меня полюбить, я же столько проблем тебе вначале приносила.
— Все-таки я точно дам кому-то по попе. Котенок, как ты думаешь кому?
— Ну не наааааадо. Я не хочу.
— А вот пойми уже наконец, что ты никогда не приносила мне таких проблем, которые приносили бы мне тягость. Даже, если я злюсь на тебя, это не значит, что мне в тягость наши отношения. Вот честно, хоть сейчас тебя в ЗАГС забрать готов... А может...
— НЕТ! НЕТ! ЕЩЕ РАЗ НЕТ!
— Ладно, успокойся, не кричи. Это мы еще как-нибудь обсудим. Рано или поздно, тебе все же придется взять мою фамилию и стать моей женой.
— Ты невыносим...
— Я знаю. Пойдем, попрощаемся с моими родителями и поедем в наше место, да, солнышко?
— Я только за.