Dni Maroderov

Высокая сухая трава с мягким шуршанием расступалась перед Лили, легонько царапая голые ноги.
Раскаленная земля обжигала даже через подошву сандалий, а с ослепительно-голубого неба, несмотря на раннее утро, уже нещадно палило солнце. Вокруг густела знойная тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечиков и мягким плеском воды в реке, к которой и направлялась Лили.
В этом году лето под конец сошло с ума и заодно решило свести с ума все население Англии. Август пронесся по стране чередой пожаров, удушающей засухой и чудовищными грозами, в ходе которых несколько графств оказались затопленными. Каждый вечер в сводке новостей сообщали о погибших от удара молний людях, об урагане, который сорвал крыши с домов, и о серии беспорядков в самом центре города, повлекших за собой огромное количество жертв.
От всех этих событий так явственно разило работой Пожирателей Смерти и черной магией, что Лили только головой качала, когда ведущие новостей списывали все это на какие-то нелепые вспышки на солнце.
В "Ежедневном пророке" говорилось, что Пожиратели смерти отлавливают маглорожденных волшебников именно на границе — "словно золотоискатели — камни", как написала эта странная журналистка. Темные силы взяли страну в кольцо, и все равно, несмотря на страх и огромный риск быть пойманными, волшебники в панике бежали из страны и за этот месяц Лили пришла целая пачка прощальных писем от прежних, хороших школьных знакомых, писем, которые и прочитать-то было сложно из-за растекшихся чернил.
Грузовик с мебелью отбыл раньше, чтобы успеть в аэропорт. Оставалось отвезти только личные вещи... и уехать самим.
Находиться в опустевших комнатах было тяжело. Хотелось присесть на увезенный диван, включить отключенный телевизор или разогреть на исчезнувшей кухне упакованный чайник. Из голых углов с упреком смотрела прожитая в этом доме жизнь. Не в силах выносить звучание грустного эха в родных комнатах, Лили с самого утра выбралась на улицу и помогала папе грузить вещи в машину. Магией теперь пользоваться было слишком опасно, так что процесс занял много времени и Лили очень обрадовалась, когда папа отпустил ее прогуляться к любимой реке перед отъездом.
Лили спустилась с холма и её охватил чистый речной запах и пряный острый аромат полыни.
Вода мурлыкала, катая по берегу мелкие круглые камешки. Приятно пахло чуть подгнившей на солнце речной травой и кувшинками.
Лили взялась за пуговки на платье.
Раздевшись до белья, она шагнула в воду — холод обжег ступни, но Лили решительно двинулась вперед и, зайдя по пояс, рыбкой нырнула в ледяную, пронизанную солнцем воду. В детстве она часто приходила сюда плавать. Сначала одна — Петунья кривилась, глядя на дикую воду, а потом — с Северусом. И совсем недавно — с Алисой, когда та приехала попрощаться...
Лили как раз собралась сделать гребок руками и так и застыла, каменея — как будто большая лапа стиснула ее сердце так, что онемело все тело.
События, случившееся в лесу в июле все ещё не изгладились из её памяти и по ночам она то и дело вскрикивала и просыпалась, когда в её сны врывалась паникующая толпа.
Но если с кошмарами ещё можно было как-то справиться, то другие сны, полные рассыпчатых звезд и хлопчатобумажного аромата мальчишеских рубашек приносили ей куда больше страданий и после них Лили до утра металась по комнате, сжимаясь, рассыпаясь и разваливаясь на куски.
Раньше она бы немало удивилась, если бы кто-то сказал ей, что однажды Джеймс Поттер будет занимать все ее мысли. Но это «раньше» было в другой жизни. В этой жизни она просыпалась на мокрой от слез подушке, прижимала игрушечного олененка к разорванному сердцу, словно целебный аконит, и кусала губы, на которых весь этот месяц чувствовала те, другие — теплые, сухие и чуть-чуть обветренные...
Лили провела пальцем по губам и, зажмурившись, с головой ушла под воду.
За все лето он прислал ей одно-единственное письмо, и состояло оно из трех слов, написанных кривым мальчишеским почерком: «Я тебя люблю». Это было прощание — она почувствовала это так же хорошо, как если бы он сказал это ей сам. Закапав пергамент слезами, Лили написала ответ, отправила и погрузилась в оцепенение, а потом очнулась, но так и не смогла вспомнить, что делала последние несколько дней.
Едва ли они когда-нибудь снова увидятся. Совы долго летят через Тихий океан. Возможно, даже вероятнее всего, она когда-нибудь снова полюбит и, может, даже выйдет замуж за какого-нибудь безликого незнакомца, который сможет подлатать её душевные раны. Но сейчас Лили чувствовала, понимала с какой-то поразительной ясностью, что Джеймс Поттер — тот самый Ее Единственный Человек и что другого такого она уже не встретить, и что теперь она вынуждена навсегда, навсегда с ним расстаться.
Как в каком-нибудь дурацком черно-белом кино.
Только вот ей совсем не смешно... и не интересно, что будет дальше.
Лили вышла на берег и натянула платье. Тряхнув тяжелыми, темными после воды волосами, она тщательно отжала их, скрутив в тугую косу.
Застегивая верхние пуговицы, Лили услышала, как за спиной коротко и резко хрустнула сухая ветка кустарника.
За последнее время Лили так много боялась и пугалась, что ее нервы превратились в туго натянутые струны. И теперь она даже не дрогнула — палочка как будто сама влетела в руку. Девочка развернулась так стремительно, что мокрые волосы хлестнули ее по лицу.
— Кто здесь? — крикнула она.
Из выжженного солнцем кустарника, который закрывал от глаз гнилой страшный мост, выбрался Северус Снейп — багровый от стыда, он смущенно сверкал на Лили темными глазами из-под спадающих на лоб волос и сжимал побелевшие губы.
— Привет, — беззвучно шепнул он. Губы дрогнули, как будто он хотел улыбнуться, но передумал.
Лили опустила палочку, стискивая на груди расстегнутое платье.
— Ты что, следил за мной? — чуть задыхаясь, спросила она. Сердце колотилось, как птица, и дышать было тяжело.
— Нет... да, — болезненно морща брови, он рассматривал ее голые мокрые ступни и стискивал в белых, совершенно не загоревших за лето руках предательски треснувшую ветку чубушника. — Извини.
Чуть прищурившись, Лили вглядывалась в него, пытаясь разыскать в этом чужом, отталкивающем человеке знакомые с детства черты. Голос у Северуса странно просел и стал неестественно тихим и низким. Сам он сильно вытянулся и похудел — щеки совсем ввалились, обостряя скулы, нос заострился, глаза в ободке теней горели каким-то лихорадочным блеском, и взгляд их перебегал с места на место, как загнанный зверек. Вокруг рта разлилась желчь. Волосы отросли еще больше и теперь доставали до плеч и выглядели грязнее прежнего. Казалось, что он перенес длительную и тяжелую болезнь.
— Ну и как, понравилось? — дрожащим голосом поинтересовалась Лили. Внутри все просто полыхало от ярости и ей совсем не хотелось держать это в себе.
— Прости, я... я должен был тебя увидеть... все эти соб... — он сглотнул, — события, и я тебя не видел давно...я не хотел, так получилось, в смысле, следить за тобой, я же не... просто увидел, а т-ты такая...
Лили подняла брови, и Северус мучительно покраснел.
— ... ты... здорово выглядишь, правда, — наконец промямлил он.
— А ты — не очень, — прохладно сказала она, крепко запахивая платье и скрещивая на груди руки. — Ты здоров?
Лили и рада была бы сейчас просто грубо отшить его и уйти, но, несмотря ни на что... в конце концов, не таким уж и плохим было их совместное детство, чтобы просто выкинуть его из головы. И она и в самом деле волновалась за его жизнь. Что бы там ни было.
— Все в порядке, спасибо, — отозвался он. Правая щека его собралась морщинами, правда, улыбка пропала так же быстро, как и появилась. — Я видел, как миссис Эванс повесила объявление о продаже дома, — судя по тому, как требовательно поджались тонкие губы, это интересовало его в первую очередь, и ради этого разговора он и перешел мост. — Вы переезжаете?
— Не твое дело, — уже холодно ответила Лили. В другое время Северус был первым, к кому бы она побежала с этой новостью. Но только не теперь.
— Значит, переезжаете... — прошептал он. Ветка треснула в беспокойных пальцах.
— Даже если и так, тебя это не касается, — горько отозвалась Лили.
— Я могу помочь! — выпалил Снейп, делая шаг ей навстречу.
Повисла пауза. Казалось, температура на берегу упала на несколько градусов. Северус, опустив голову, ломал ветку на куски. Лили, сузив глаза, внимательно смотрела на его ресницы.
— Твоя помощь... или помощь твоих друзей мне не нужна, — отчеканила она.
Северус запаниковал. Разговор шел совсем не так, как он планировал, совсем не так. Он открыл было рот, но она не дала ему заговорить.
— И если ты и в самом деле хочешь мне помочь сейчас — лучше просто уйди и дай мне собраться с...
Пытаясь как можно быстрее снова запахнуться, она слишком резко дернула рукой, и одна из пуговиц оторвалась
Лили машинально попыталась ее поймать, выпустила платье, и оно распахнулось, на миг показав тонкое салатовое белье. Черные глаза Северуса полыхнули недобрым. Все его угловатое сутулое тело метнулось вперед в секундном порыве, но Лили тут же закрылась руками и шарахнулась назад, как от огня.
Северус, испуганно взглянув на нее, медленно нагнулся и поднял упавшую в траву пуговицу.
— Вот, — спокойно произнес он, протягивая ее девушке. — Я и правда хочу тебе помочь, Лилз.
Старое детское прозвище хлестнуло девочку, как удар кнута.
— Прости, Северус, но я тебе больше не доверяю, — тихо произнесла Лили и, выхватив из неприятно горячих пальцев старого друга свою пуговицу, отвернулась и стремительно зашагала по холму вверх.
Северус смотрел ей вслед, а в душе его ширилась жестокая обида. И злость.
Да что он такого в самом деле сделал, что она до сих пор так жестоко мучила его?!
Да, он виноват, виноват, тысячу раз виноват, но за кого она себя принимает, что воротит от него нос!
Уязвленное самолюбие немедленно подсунуло тщательно завернутую в тридцать долгих дней картинку — Лили и Поттер в обнимку спят на траве.
Воспоминание ужалило его, как оса, и он сорвался с места, догоняя девушку.
— Послушай, Лили, в самом деле, сколько можно? Я извинился перед тобой, я извинялся уже сто раз, я вправду виноват! Я все, что хочешь, сделаю!
Лили ускорила шаг, и он тоже, стремительно нагоняя ее.
— Я не понимаю, почему ты не можешь хотя бы поговорить со мной?!
— Я тебя прощаю! — крикнула Лили, коротко обернувшись. — Я тебя прощаю, если для тебя так это важно! Отстань от меня!
Странный голос. Неужели она... боялась?
— Лил, да подожди ты наконец! — он схватил ее за руку, но Лили выдернула ладонь.
— Не трогай меня!
Она побежала.
Северус, чуть не лопаясь от злости, побежал следом. Теперь это было похоже на погоню, но Северус ничего не мог с собой поделать.
— Значит, этому ублюдку тебя можно трогать, а мне нет?! — выкрикнул он. — Ему ты доверяешь по полной, да?!
— Не смей так о нем говорить! — яростно крикнула Лили, оборачиваясь.
— Ты сама его так называла, разве нет?! — Северус обогнал ее и встал перед Лили, не давая ей уйти. — Ты же презирала его, Лили! Т-ты его ненавидела! А теперь валяешься с ним в траве как... как...
Он не смог договорить, потому что Лили вдруг переменилась в лице.
— Ты что, подглядывал?!
— Нет! — голос его возмущенно взлетел. — Я увидел вас случайно и... и... — он запнулся, а когда совладал с собой, слова его зазвучали тихо, почти умоляюще: — Как ты могла Лили, это же... Поттер. Поттер!
— Я не обязана перед тобой отчитываться, Северус Снейп. Оставь меня в покое, я прошу тебя! — она обошла его, как обходят фонарный столб, и пошла дальше.
Злость.
Густая и вязкая, она поднялась в Северусе и затопила голову ненавистью.
Не к Лили. Даже не к Поттеру.
К тому миру, в котором Его Единственный человек в нем не нуждался.
— Видимо, чтобы завоевать твое внимание, в самом деле достаточно подставить свою тупую башку под проклятие! — выпалил он, охваченный бессильной яростью.
Лили налетела на его слова, как на стену, и остановилась.
Очень медленно она обернулась и сделала пару шагов в его сторону.
— Что ты сейчас сказал?
— Я...
— Что ты сказал сейчас?! — требовательно крикнула она, широкими шагами приближаясь к нему и выхватывая из кармана платья палочку.
— Лил... — он чуть отступил.
— Ты был там той ночью! — завопила она, глаза ее от злости позеленели так, что Северусу стало не по себе. — Это ты был в лесу, ты ранил Джеймса! — голос ее взлетал все выше.
— Я этого не делал!
— Ты хотел убить его?! Или меня?!
— Что?! — взвизгнул он. — Нет! Никогда!
— Говори правду! — от злости у нее выступили слезы на глазах. — Ну!
— Да, я был там! — наконец не выдержал он. Удивительное дело, но ему сразу стало легче после этих слов. — Но я хотел тебя спасти, клянусь, я хотел помешать Рагнароку...
Полыхнула вспышка. Северус даже не понял, что произошло, как грохнулся на спину.
Дыхание с хрипом вырвалось из груди. Он поднялся на локтях, недоуменно глядя на Лили.
— Больше никогда... — она задохнулась, моргнула, и по щекам побежали слезы, но Лили их как будто не заметила, кривя покрасневшие губы. — Никогда больше не смей подходить ко мне, Северус Снейп, слышишь?!
— Лили... — он попытался встать. — Лил...
— Не подходи! — Лили отшатнулась, вытянув палочку.
— Лилз... — умоляюще пробормотал он.
— Не смей даже обращаться ко мне! Я знать тебя больше не хочу! И забудь то, что я тебе сказала. Я тебя не прощаю. Я никогда не прощу! Ты клялся мне, что никогда не станешь... — она сглотнула. — А сам убивал таких, как я!
— Нет, Лили, пожалуйста, послушай...
— Считай, что ты убил и меня той ночью.
Лили опустила палочку. Северус вскочил, но девушка смерила его исполненным презрения взглядом и побежала прочь, так отчаянно, словно за ней гналась свора голодных волков.

* * *

В детстве Джеймсу всегда нравилось приезжать первого сентября на платформу девять и три четверти. Нравился вкус первого сентября в Лондоне. Нравилось видеть алый, блестящий «Хогвартс-экспресс», похожий на паровозик, который был у него в детстве в железнодорожном наборе. Нравилось встречать своих одноклассников, загорелых, довольных, с промытыми летом глазами.Нравилось вдыхать запах самой платформы — смесь паровозного дыма, кожи чемоданов и сырого кирпича.
И сегодня было такое же первое сентября, как всегда — веселое, яблочное, чуть подпаленное жарой и городской суетой.
Только Джеймс ровным счетом ничего не чувствовал.
Голоса студентов, свистки паровоза, привычная суета... все это раздражало до ужаса. Лица людей были раздражающе веселыми. Звуки — чересчур громкими. Запахи — навязчивыми. Солнце — палящим и прилипчивым.
А еще на нервы сильно давили плакаты, залепившие стены платформы. Со всех на него смотрели лица Пожирателей Смерти, перечень предметов, которые необходимо иметь при себе на случай экстренной трансгрессии, школьные основы Защиты от Темных Сил, краткая инструкция по вызову Патронуса, призыв в добровольческую армию мракоборцев (Только от семнадцати лет и старше!), а ещё это идиотское изображение Министерства, в виде могучего волшебника, борющегося со змеей.
Обидно, но родители воспринимали всю эту чушь всерьез. Мама, не снимая, носила на руке крошечный ридикюль, в которым, Джеймс знал, скрывалась палатка, запас консервов и теплая одежда на всю семью. Отец вечерами просиживал за картками, в компании волшебников из городка. Они курили, пили брэнди, слушали новости по радио и громко ругали Министерство.
И сегодня Джеймс понял, что не только его родители так бурно отреагировали на начало войны. Несмотря на праздничную веселость, отъезд в школу был больше похож на эвакуацию. Родители в такой спешке запихивали своих детей в Хогвартс-экспресс, словно платформу уже со всех сторон окружали полчища Пожирателей смерти.
К родителям, идущим позади, подошли поздороваться родители Вуд. Джеймс толкнул тележку и зашагал вперед.
Ему не хотелось ни с кем здороваться и слушать в сотый раз, как сильно он вырос за лето.
С того самого дня, как он, злой, как три тысячи чертей, раненый и страшный, с горящими глазами вернулся домой, родители сначала перепугались как положено, потом добрых три дня его откармливали и лечили, а когда увидели, что ест их сын через силу, лечится неохотно и с каждым днем все больше и больше замыкается в себе, совсем отчаялись и накинулись на Сириуса. Тот атаку выдержал с достоинством, ничего им не сказал, но потом потребовал от Джеймса, чтобы тот перестал играть в великомученика и все им выложил.
Ну он и выложил.
И началось.
Мама по часу убеждала его, что расставание — это не конец света, и он непременно встретит другую девочку, куда лучшую, чем Лили Эванс, но тем не менее периодически пыталась выяснить у него о Лили все, что можно, и видела ее в каждой рыжей соседке.
Отец же ограничился только сочувственным хлопком по плечу и на весь месяц завалил Джеймса работой по дому, чтобы у того не оставалось времени на «сопли». Но при этом он считал своим долгом каждые несколько дней напоминать Джеймсу, что настоящий мужчина должен всегда держать себя в руках.
Да разве он не держит себя в руках?!
Джеймс врезался в чей-то багаж, чертыхнулся и, не оглядываясь, потопал дальше, краем уха слыша, как Сириус, шедший рядом, торопливо извинялся за него перед какой-то «милой леди».
Каждое утро с того дня, как он трансгрессировал из садика дома Эванс, Джеймс просыпался, как от удара, и первым делом думал о том, что должен ей написать. Он проводил за письмом все утро, потом перечитывал его, спокойно рвал на кусочки, валился на кровать и пялился в потолок до тех пор, пока Сириус не возвращался со своих ночных набегов на деревеньку, весь в женских духах, сонный и довольный.
Джеймс знал, что должен попрощаться и сказать последнее слово, но так, чтобы оно ее не ранило. А вся та сентиментальная чушь, которую он гнал в этих неотправленных письмах, совсем не вязалась с тем воем, который рвал его изнутри, и с тем, что он на самом деле хотел ей сказать. Задача казалась невыполнимой.
В конце концов, испепелив себя, он написал всего одну-единственную строчку, отправил, рухнул на кровать и проспал целые сутки. Проснулся совершенно опустошенным. На подушке уже лежал ответ, а на заваленном бумагой столе щелкал клювом желтоглазый Гермес. Пергамент, который теперь ехал у него в нагрудном кармане, был тогда влажным, из-за чего слова совсем смазались, но Джеймс верил в их существование.
Там было написано: «Я тоже тебя люблю, Джеймс».
Черт подери.
И это написала ему Лили Эванс.
— Серьезно, Сохатый, мне наплевать, как ты выглядишь, — сказал Сириус, нагнав его, — но если ты не начнешь бриться и одеваться, как человек, то тебя переселят из нашей башни в Запретный лес, и вы вместе с Лунатиком будете выть на луну. Ты и сейчас уже пугаешь людей.
В ответ на его замечание Джеймс ответил красноречивым молчанием, но Сириус ни капельки не обиделся и шел рядом, добродушно посвистывая и провожая взглядом загорелые ноги девочек.
Сириус был единственным человеком, которого Джеймс был способен выносить в последнее время, да и то только потому, что он, в отличие от остальных, не доставал его утешениями и уверениями, что «все будет хорошо», а просто торчал неподалеку, готовый в любой момент либо пойти с ним в поле и швырять квоффлы до тех пор, пока руки не отвалятся, либо устроить дуэль (после случая в лесу они решили, что им нужно потренироваться), и Джеймс был только рад полдня сморкаться с ним на пару кровью и думать только о том, как бы эту кровь остановить. В конце концов, когда мысли о звездной ночи на холме становились уж слишком навязчивыми, и Джеймс просто не мог с ними справиться, Сириус тащил его в «Семь гномов», который держала красивая грудастая ведьма, и надирался там с ним до сиреневых единорогов.
— Привет, друзья ночей беспутных! — Джеймс узнал голос Гидеона Пруэтта, но настроения подпевать близнецам не было, поэтому он просто взглянул на них и толкнул чемодан вперед, чуть не протаранив багаж какой-то девчонки. — Привет, любимцы бранных дней!
— В часы тревог и мыслей смутных нам с вами всяко веселей! — слегка озадаченно добавил Фабиан, пожимая руку мрачному угрюмому Джеймсу.
— Не обращайте внимания, у Джима критические дни, — жизнерадостно объявил Сириус, пожимая мальчишкам руки. Джеймс пропустил эту реплику мимо ушей — в толпе вдруг полыхнуло рыжее пламя, и он весь похолодел, но, конечно, это была не Лили, а какая-то мелкая четверокурсница.
Лили не было не только на этой платформе, но даже в этом городе, а он дергался. Если так будет продолжаться весь год, учитывая, сколько в школе рыжих девочек, то он просто умом тронется, вот и все.
— Теперь я хотя бы смогу вас различать, — сказал Сириус, кивая на порез, пересекающий лицо Фабиана через все лицо от лба до скулы. Порез Фабиан заработал еще в лесу, но он не зажил, и теперь казалось, словно кто-то перечеркнул веснушчатое улыбчивое лицо, словно ошибку в контрольной.
— Нет в мире смеха ничего ужасней и страшнее... — начал Фабиан.
— Чем шрам на хитрой роже лицедея, — закончил за брата Гидеон, хлопнув его по спине. — Я хотел сделать себе такой же, но Фаб почему-то против.
— Потому что теперь я в кои-то веки стал симпатичнее тебя, — фыркнул тот, картинно откинув назад длинные рыжие волосы.
— А еще шрамы украшают мужчину, — тренькнул воздушным колокольчиком голос Марлин Маккиннон у них за спинами, а в следующий миг и она сама появилась из клуба пара. Красивая, загорелая, в облаке белокурых кудрей вокруг округлившегося лица, она обняла Фабиана за пояс и с гордостью поцеловала его в щеку, а напоследок не удержалась и все-таки кольнула взглядом Сириуса: мол, смотри и кусай локти, подлый негодяй.
Пруэтт и бровью не повел на стремительный диалог, который пронесся между ней и Блэком, и только довольно обнял свою свежеиспеченную подружку за плечи. После того, что произошло в лесу, они просто не могли не начать встречаться.
Джеймсу при виде их нежностей показалось, что огромная лапа, стискивающая его сердце все лето, выпустила когти. Ничего удивительного, если в этом году все, даже Хвост, обзаведутся девчонками, а он будет смотреть на них со стороны и пускать слюни, пока не сдохнет от зависти. Или не захлебнется.
— О-о, дамы! — обрадовался вдруг Сириус, картинно раскрывая объятия. Следом за Марлин к мальчикам присоединились девочки с их курса, Алиса Вуд и Эммелина Вэнс — обаятельная девочка с длинной темной косой, круглыми щеками и грустными серыми глазами. У них за спиной возвышался Фрэнк Лонгботтом. — Тебя, что, оставили на второй год?! — ужаснулся Сириус, пожимая его руку.
— Должен же кто-то за тобой присматривать, — двусмысленно заметил Фрэнк, одной рукой обнимая Алису, а другой крепко стискивая ладонь Сириуса. — Привет, Поттер, — он обменялся рукопожатием и с Джеймсом.
— Привет, мальчики, — Алиса в это время принялась вручать собравшимся маленькие сувениры с побережья Карибского моря, куда ее в спешке увезли родители в начале августа. — Как лето провели?
Несмотря на бодрый голос, Алиса выглядела грустнее обычного. И когда они переглянулись, Джеймс вдруг понял, что не ему одному было тоскливо этим августом, и что не он один включал по вечерам радио и с падающим сердцем слушал имена маглорожденных волшебников, погибших при попытке пересечь границу.
— Привет, девочка из Страны Чудес... — Сириус с удовольствием нацепил на загорелое запястье кожаный браслет с деревянными бусинами. — Все было о-отлично, мы...
— Привет, Блэк, — промолвил чей-то голос.
Блэйк Забини неторопливо проплыла мимо них в сопровождении своих высокомерных, великолепных родителей. Взмахнув пушистыми закрученными ресницами, она окатила Сириуса таким взглядом, что даже Джеймсу, апатичному ко всему в мире, стало жарко.
— ... великолепно провели время... — пробормотал Сириус и обернулся вслед терпковатому шлейфу её духов, свернув голову, как филин, почти на сто восемьдесят градусов.
— Хоть что-то не меняется, — ухмыльнулся Фрэнк.
— Видели новую охрану в Косом переулке? — подала голос Эммелина Вэнс. — «Дырявый котел» теперь «под охраной» этих меченых ублюдков, представляете?
— Эм, тише! — обворожительно улыбнулся Гидеон.
— ... мы едва смогли купить учебники в этом году — Флориш был на грани истерики, потому что у него отобрали все книги.
— И в «Аптеке» пустые полки — где теперь брать ингредиенты?
— Магазин «Все для квиддича» вообще был заколочен досками! Когда они успели?
— Да, а еще регистрируют волшебные палочки на выходе, как будто мы преступники, — яростно добавила Алиса.
— Такими темпами, когда мы приедем в Хогвартс, выяснится, что половина преподавателей — Пожиратели, — тихо пробормотал Джеймс, невольно вспоминая слова мистера Эванса, и опустил голову, опираясь на ручку своей тележки, как вдруг кто-то закрыл ему глаза мягкими ладошками.

* * *

«... Видимо, чтобы завоевать твое внимание, в самом деле достаточно подставить свою тупую башку под проклятие!..»

Северус, который говорит ей, что она волшебница. Северус, который бежит к ней по улице в отцовских огромных ботинках и размахивает письмом из школы. Северус, который поит заболевшую Корицу совиным лекарством.
Это же тот самый Северус.
Её старый добрый Северус.
Убийца. Пожиратель Смерти, который пытался убить Джеймса.
...Джеймс в крови в траве...
...Джеймс обнимает её в траве...
Машина резко дернулась в пробке и мистер Эванс гневно надавил на гудок.
Лили раздраженно вздрогнула и отвернулась в окно.
Нет, хватит!
Все.
Не надо себя мучать. Ни к чему.
Ну ни к чему, ни к чему, ну не надо, ну пожалуйста, только не сейчас...
— Все в порядке? — спросила миссис Эванс, обернувшись к дочерям. — Тебе плохо, Лили?
— Нет, мам, — устало отозвалась Лили, отворачиваясь в окно. Слез уже не было — кажется, она выплакала все, что могла, за этот месяц. — Со мной все хорошо... — раздельно произнесла Лили.
В открытое окно машины вместе с ветром врывался запах гари и мокрого асфальта. В городе было гораздо прохладнее после недавнего дождя, и Лили подставила лицо потоку ветра, сделав вид, что ее просто немного укачало.
Петунья, которое в это время взбивала челку, смотрясь в маленькое зеркальце, вскинула взгляд и удивленно огляделась.
— А куда мы едем?

Джеймс обернулся так резко, что чуть не свернул себе шею.
— Мэри, — раздраженно буркнул он и, не скрывая своего разочарования, твердой рукой убрал ее руки от своего лица. — Не делай так больше.
— Почему? — удивилась Мэри Макдональд, выглядывая у него из-за плеча с лукавой улыбкой. Джеймс отвернулся, увидев проталкивающегося сквозь толпу Ремуса.
— Лунатик! — Сириус первым заметил его, махнул рукой и нырнул в толпу.
Ремус подошел к их компании, толкая перед собой тележку, на которой громыхал потрепанный чемодан и клетка с совой. Они обнялись, похлопали друг друга по спине.
— Как ты, Сохатый? — спросил Ремус, отстраняясь и сжимая его плечо.
Джеймс скривился, давая понять, что не намерен в сотый раз все это обсуждать. Ему и так было достаточно хреново, когда он рассказывал обо всем друзьям.
Мэри бросила на него пытливый, взгляд, вздохнула и повернулась к девочкам.
— Кстати, это правда, что Лили Эванс в этом году не вернется в школу? — спросила она. Голос ее слегка дрожал.
— Правда, — сдержанно ответила Алиса, коротко переглянувшись с Марлин. Девочки знали, что Мэри с третьего курса влюблена в Джеймса, а Мэри знала, как он относится к Лили. Впрочем, трудно не заметить, если человек, который тебе нравится на всю гостиную кричит: «Эванс, выходи за меня замуж!»
Мэри поджала губы.
— Ну и правильно, — сказала она. — На ее месте я бы тоже постаралась убежать как можно быстрее, когда вокруг такое творится!
— Мэри! — шикнула на нее Алиса, сердито сверкнув глазами.
— А что? Хотите сказать, что это не трусость — бросать все и убегать, когда начинается в...
— Это здравый смысл, — перебила ее Алиса. Лицо ее от плохо сдерживаемого гнева пошло красными пятнами. — Лили храбрая и честная, и тебе стоило бы быть ей благодарной хотя бы за то, что ты все еще можешь ходить!
— Я ей благодарна, — высокомерно заявила девочка, взметнув пшеничными волосами. — Но это не значит, что я не могу называть вещи своими именами. Ведь ее здесь нет? — Мэри пожала плечами. — Значит, она сбежала. Я вот не сбежала, хотя я тоже маглоро...
— Заткнись, Мэри, — не выдержал Джеймс и, не в силах больше это слушать, пошел к родителям.

— Джим, милый, я положила тебе чистые рубашки, пожалуйста, не забывай менять...
— Ладно.
— Я положила тебе обед в рюкзак. Если захочешь есть — не ешь конфеты, съешь лучше сэндвич, — не зная, что еще сделать, Дорея в третий раз поправила воротник на рубашке у сына (ей все казалось, что ткань топорщится) и пригладила непослушный вихор на макушке.
— Хорошо, мам, — покорно согласился Джеймс, проводя ладонью по волосам и возвращая привычный беспорядок.
— И не забывай писать, негодяй, а то от преподавателей письма приходят чаще, чем от тебя! — добавил Карлус. — Хотя бы раз в неделю, но письмо должно быть, ты понял?
— Понял.
— Так, белье я упаковала, теплые вещи ты взял? Хорошо... так, что еще... — Дора провела ладонью по лбу, рассеяно оглядывая платформу. Взгляд ее замер, она медленно поднесла у губам ладонь.
— Что такое? — спросил Джеймс, почти уверенный в том, что мама вспомнила про забытую пару жизненно важных теплых носков.
— А? — мама словно очнулась и замахала рукой. — Нет-нет, ничего, просто там прошла рыженькая девочка...
— Ма-ам! — простонал Джеймс, запрокинув голову. За последние несколько недель мама заподозрила уже полсотни «рыженьких девочек» в том, что они — Лили.
— Дора, в самом деле! — вступился за сына мистер Поттер.
— Ладно-ладно, просто она показалась мне похожей на ту девочку с фотографии.
— Я прошу тебя, сын, соберись, сейчас не самое удачное время расклеиваться, — сказал густым басом Карлус, глядя на сына поверх очков.
— Я в норме, пап, — твердо сказал Джеймс, взглянув на отца из своего персонального ада.
Карлус только вздохнул, пошевелив усами, обхватил сына ладонью за шею и на секунду прижал к себе его голову, напоследок растрепав ему волосы.
Раздался второй свисток.
— Пора заходить, — переполошилась Дорея, схватила его голову обеими руками и крепко поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую, а потом крепко-крепко обняла. Джеймс услышал всхлип. — Я буду волноваться, очень сильно волноваться, учти! Так что пиши, слышишь? Обязательно пиши!
— Хорошо, мам, — пробурчал Джим — ему всегда было и неловко, и приятно попадать в омут материнской заботы. Он погладил ее по спине, чувствуя, что еще немного — и все отцовские указания пойдут насмарку.
— Мистер Поттер, — раздался рядом деловитый голос Сириуса и звук рукопожатия. — До скорой встречи...
Дорея, громко всхлипнув, вдруг выпустила Джеймса и без всяких приготовлений схватила в охапку Сириуса.
Карлус только рукой махнул и, похлопав названного сына по спине, помог Джеймсу внести вещи в вагон.
— В-вы же т-только в-вчера п-познакомились, а теперь уже последний год учитесь! — причитала миссис Поттер. — Если тебе хоть что-нибудь понадобится, немедленно п-п-пиши, понял? — грозно говорила она, торопливо гладя юношу по волосам, и Сириусу не осталось ничего, кроме как мужественно сжать губы, чтобы самому не пустить соплю. — Немедленно пиши!
Выпустив Сириуса, она вытерла слезы, снова поцеловала сына и наконец отпустила их обоих. Карлус, обнял ее за плечи и отвел от вагона. Джеймс влез первым, Сириус поставил ногу на ступеньку и обернулся, чтобы махнуть Поттерам.
— Эй! — крикнул Джеймс, когда рука Сириуса вдруг бесцеремонно сграбастала его за воротник и буквально сдернула обратно на платформу. — Ты бешенством заразился? — он пихнул Сириуса.
— Заткнись и протри очки, — посоветовал ему светившийся, как рождественская елка, друг и подтолкнул вперед.
Джеймс сердито взглянул на него и обернулся.
Сначала сердце пропустило удар, а потом все звуки залил густой золотой гул — как будто его кто-то шарахнул по голове кувалдой.
В каких-то семи метрах от него в клубах паровозного дыма стояла Лили Эванс и беспомощно улыбалась. Тоненькая загорелая фигурка терялась в белом летнем платье. Густые темно-рыжие волосы вздымались от гуляющего по платформе сквозняка и скользили по лицу, задевая дрожащие в несмелой улыбке губы и порхающие вверх-вниз ресницы над светящимися зелеными глазами.
— Лили, — озадаченно, без улыбки и почему-то беззвучно пробормотал Джеймс, меняясь в лице.
Лили порывисто улыбнулась и протянула к нему обе руки.
Джеймс сорвался с места.
За спиной раздались громкие голоса родителей и Сириуса, но он их почти не услышал, а уже в следующий миг он упал на колени на жесткую твердую плитку платформы и обхватил тоненькую фигурку руками, утыкаясь лицом в белый хлопок платья под грудью. Платье пахло летом и свежестью, а Лили пахла Лили и Джеймс несколько раз подряд умер и родился в эти секунды, просто обнимая её, просто чувствуя рядом. Люди добродушно смеялись, глядя на них, кто-то похабно свистел, кто-то кричал, но в мире Джеймса не существовало больше ничего и никого, кроме неё.
Он поднялся, почти не чувствуя боли в ушибленных коленках. Вообще-то он не собирался падать перед ней на колени (Джеймс Поттер ни перед кем не падает на колени), это как-то само-собой получилось.
Лили смеялась и кажется даже немного плакала, обнимала его руками за шею, трогала губами, мокрым носом, переступая на цыпочках. Зажмурившись и запустив пальцы в лохматые волосы, она утопала в запахе, который весь месяц пыталась отыскать на своей одежде. Кожу колола щетина, дужка очков впивалась в щеку, но даже это сейчас было приятно.
Отстранившись, он сжал ее лицо и шею ладонями.
А потом притянул ее к себе и поцеловал, так же по-взрослому, как и тогда. А руками обхватил совсем по-детски, словно она была его любимым плюшевым медведем.
Чувствуя, как подкашиваются ноги, Лили схватилась за надежные широкие плечи.
Джеймс целовал ее так же жадно, как тогда, дома, только теперь этот поцелуй был похож на безмолвный диалог.
«Я люблю тебя, люблю, люблю».
«Нет, я больше, больше».
«Я так скучал...»
«Я скучала, я...»
— Лили! Лили, где ты?
— Родители, Джим... — задохнулась она в его губы и обернулась. Джеймс, похоже, совсем потерял голову и, вместо того, чтобы отпустить ее, принялся исступленно целовать ее шею, вызывая одобрительный гул снующих мимо учеников и неодобрительные восклицания их родителей.
— Джим, пожалуйста, — жалобно простонала она, запуская пальцы в его волосы, и поджала плечи, так что Джеймсу волей-неволей пришлось от нее отлепиться.
— Ты как... ты что... — Джеймс лихорадочно улыбался воспаленными губами, стискивая нежные мягкие руки и плечи. В голове шумел теплый прибой, и он никак не мог вспомнить нужные слова. — Как ты здесь... — он прижался к ней лбом.
— Я пришла тебя проводить, — прошептала она, прижимаясь к его носу своим — маленьким, припухшим от слез и влажным.
— Проводить? — что-то страшное было в этом слове, и на миг оно остудило счастье Джеймса, как выплеснутая на огонь чашка воды. Но в следующий миг он увидел, как сквозь толпу к ним проталкивал тележку сосредоточенный мистер Эванс. — Что, с чемоданом? — спросил он, встряхивая головой, точь-в-точь как Сириус, когда однажды во время полнолуния свалился в Озеро.
— С чемоданом, — кивнула Лили, расплываясь в улыбке.
— И с совой? — почему-то наличие совы страшно рассмешило Джеймса.
— С совой, — ласково подтвердила она, гладя его по щеке.
— А как же... как же переезд?
Лили зажмурилась и прижала к его рту пальчики обеих рук, касаясь их губами.
— Я тебе все объясню... — зеленые глаза взглянули на него, и Джеймс снова попал под их чары. — У нас теперь будет много времени на разговоры...
Джеймс задохнулся от нежности и, разведя в стороны ее ручки, припал к смеющимся губам. Лили обняла его за шею, с радостью отвечая на поцелуй.
У них за спинами раздалось вежливое покашливание.
Они поспешно оторвались друг от друга, но делать вид, что они мирно беседовали, было поздно — миссис Эванс явно волновалась, а сестра Лили до сих пор смотрела на них так, словно они не целовались, а ходили по платформе колесом.
Джеймс торопливо провел рукой по волосам, вызвав у Лили исполненную нежности улыбку, и нервно сглотнул.
— Добрый день, — брякнул он.
— Лили... а мы совсем тебя потеряли! — пожаловалась женщина, поправляя шелковый платок на вьющихся карамельных волосах. Джеймс на секунду обомлел — настолько мать и дочь были похожи, только глаза у миссис Эванс были карими, да волосы не полыхали огнем.
— Это — Джеймс, мам, — тихо сказала Лили, и этот тон как-то сразу насторожил его. — Джеймс Поттер.
— Я так и подумала... — миссис Эванс пару секунд смотрела на него блестящими глазами и казалась ему почти сердитой, а потом вдруг коротко качнула головой и, шагнув вперед, крепко его обняла.
Джеймс страшно растерялся.
— Спасибо тебе, Джеймс Поттер, — услышал он горячий шепот, а в следующую секунду его ждало новое потрясение.
— Джеймс Поттер!
Джон Эванс вышел из вагона на платформу и, шагнув к Джеймсу, сжал его руку в крепком рукопожатии, а потом вдруг резко потянул на себя и тоже обнял, только не так, как миссис Эванс, а скорее как это делал отец — крепко и грубо.
— Лили всё рассказала. Что ты сделал в ту ночь, — сурово рубанул мистер Эванс. — Я даже не знаю, что сказать. Если тебе хоть что-нибудь... — он поджал губы и с силой хлопнул Джеймса по плечу. — Ты всегда можешь обратиться к нам. 
— Что бы ни случилось, — вставила миссис Эванс. 
— Добрый день, — Джеймс обернулся, услышав отцовский голос, а в следующий миг Карлус хлопнул его по спине и вопросительно-вежливо взглянул на Эвансов. — Добрый день, мэм, — он поцеловал руку миссис Эванс, пожал руку мистеру Эванс. — Карлус Поттер, очень приятно. Ну? Что уже натворил мой негодяй?
Когда раздался третий свисток, Лили испуганно взглянула на мать, и миссис Эванс, вдруг прослезившись, схватила дочь в охапку. Плечи ее вздрагивали, она всхлипывала и зарывалась лицом в рыжие локоны младшей дочери. Обнимая Лили, миссис Эванс торопливо говорила что-то, но что именно — Джеймс не расслышал.
Мистер Эванс, крепясь, гладил жену по плечу и с невыразимой печалью смотрел на них, а потом и сам обнял Лили и на прощание поцеловал ее в лоб.
Джеймс, прощаясь в этот момент со своими родителями, видел, что Лили плакала, и его тянуло к ней, как магнитом, но он понимал, что сейчас ему нельзя вмешиваться — скупая на эмоции сестра Лили подошла к ней, сухо обронила пару слов и так же взвешенно и спокойно обняла ее, но Джеймсу со своей стороны было видно, как девушка коротко и резко зажмурилась, прижавшись щекой к голове младшей сестры.

Питер Петтигрю опирался руками на перила лесенки, ведущей в вагон, и с любопытством смотрел на них, завернув губы. Ремус Люпин тепло и немного грустно улыбался, прижимаясь спиной к двери, на которую внизу, все еще стоя на платформе, опирался плечом ухмыляющийся Сириус Блэк.
Когда Джеймс, крепко сжимая ее ладошку в своей руке, подвел Лили к ним и помог подняться в вагон, Питер с шутливым поклоном посторонился, а Блэк произнес едва слышно, с преувеличенной почтительностью:
— Миссис Поттер.
Лили зарделась и улыбнулась. Джеймс, усмехаясь, толкнул Сириуса и поднялся следом за ней, не размыкая рук.
— Значит, все-таки едем домой вместе? — поинтересовался Ремус, когда Сириус последним запрыгнул на ступеньку и захлопнул дверь.
— Вместе... — прошептала Лили и почувствовала, как Джеймс чуть крепче сжал ее пальцы.
Лили взглянула на него и прижалась к его плечу, заворачиваясь в нежность, как в плед.
Поезд, взвизгнув, тронулся с места. Мальчишки открыли окно и замахали провожающим.
Дорея Поттер, красивая пожилая волшебница, держала под руку заплаканную маму и махала за них двоих, пока Джейн жадными блестящими глазами смотрела на Лили с платформы.
Карлус Поттер выглядел очень строгим и почти сердитым, но Лили чувствовала, что он переживал за Джеймса даже больше, чем его суетливая и милая мама — только не хотел это демонстрировать так явно.
Лили взглянула на своего отца — Джон крепко обнял за плечи Петунью и поднял ладонь.
«Все будет хорошо» — твердо решила для себя Лили и помахала им всем.
Выпустив густой клуб пара, поезд засвистел в третий раз, и «Хогвартс-экспресс», медленно тронувшись с места, двинулся в путь. Платформа вместе с любимыми людьми сдвинулась с места и заскользила вдоль поезда, мелькая разноцветными лицами и плакатами на кирпичных стенах...