Хана Цукури: Дитя оступников.

Хана тихо вздохнула, немного обдумывая, с чего начать. Она стояла перед Наруто и Саске, не зная, что будет дальше. Признание и воспоминания о времени, проведённом в прошлом, были тяжёлым грузом, но она знала, что должна рассказать им правду.

– После того как я уничтожила яд, я столкнулась с незнакомцем. Он... он перенёс меня в прошлое, – начала Хана, её голос был ровным, но в нём слышалась тяжесть. – Я оказалась в прошлом, где встретила свою мать, Яру. Я не могла поверить, что её здесь... что она жива. Но вскоре узнала, как она стала отступником из-за того, что её подставил Данзо.

Наруто и Саске смотрели на неё с растерянностью и беспокойством. В глазах Наруто читалась неуверенность, а Саске всё так же сохранял свою сдержанность.

– Я была рядом с ней, когда она приняла решение стать отступницей, – продолжала Хана. – Я пыталась помочь, но она не могла уйти от этого пути. Это была её судьба.

Хана снова замолчала, словно сдерживая поток воспоминаний, которые давно мучили её.

– Потом я встретила Дейдару, – продолжила она. – Он был уже в организации Акацуки, и его взгляд на мир изменился. Он стал тем, кем он стал... Я не могла помочь ему, как бы не хотела. Но мы столкнулись. Он объяснил мне многое.

Наруто, похоже, был готов вскочить, но Саске удержал его взглядом. Оба они понимали, что Хана не хочет терять контроль над своими словами.

– А потом, – сказала Хана, её взгляд стал более мягким, но всё равно тревожным, – я столкнулась с вами. Ты, Наруто, был таким шумным и энергичным, а ты, Саске, был всё таким же угрюмым. Сакура... ну, она всегда била тебя за твою глупость.

Наруто неожиданно улыбнулся, даже несмотря на тяжесть её слов. Саске тоже слегка расслабился, но всё равно держался сдержанно.

– И я нашла способ вернуться, – продолжила Хана, её голос стал тише. – Это был мой единственный шанс.

Наруто и Саске обменялись взглядами. Оба были удивлены её рассказом, но на лицах читалось облегчение. Они снова видели её, и она была живой.

Наруто не удержался, его взгляд скользнул по её волосам. Он не мог не заметить, как сильно они изменились.

– Ты... ты обрезала волосы? – спросил он, слегка удивлённо, будто это было всё, что он смог воспринять в тот момент.

Хана кивнула, её взгляд стал немного мягче, но в нём читалась усталость.

– Да, обрезала. Пришлось, – сказала она тихо, как будто оправдывая своё решение. – Было слишком много всего, и они мешали.

Саске наблюдал за ними с какой-то глубокой внимательностью, и, несмотря на свою сдержанность, его взгляд всё равно выдавал, что он был рад видеть её вновь.

Когда Хана вернулась в деревню, её встречали с радостью и облегчением. Всем было приятно видеть её живой и невредимой после всех тех событий. Однако, несмотря на всё внимание и радушие, Хана скрывала одну важную деталь — её руку. Она всегда тщательно прятала её под плащом и перчаткой, делая так, чтобы никто не увидел, что с ней что-то не так.

Никто из окружающих не знал, что случилось, и почему она так скрывает свою руку. Мало кто задавался вопросом, ведь её возвращение в Коноху было важнее всего остального, но друзья начали замечать её странное поведение.

Сарада, Баруто и Мицуки сразу заметили, что Хана всегда прятала одну руку, будь то под плащом или скрытая в перчатке. Сарада, наблюдая за этим, тихо спросила её:

– Хана, что с твоей рукой? Ты совсем не показываешь её.

Хана на мгновение замолчала, и её взгляд стал серьёзным. Она старалась скрыть свою тревогу, но не смогла полностью скрыть эмоции.

– Всё в порядке, – ответила она, стараясь избежать дальнейших вопросов. – Просто не обращайте внимания.

Сарада не поверила в этот ответ, но она понимала, что Хана не готова была делиться подробностями. Хана была стойкой, и её скрытность, возможно, была частью её личности. Она не хотела, чтобы её видели как слабую или уязвимую, даже если дело касалось её здоровья.

Мицуки и Баруто не задавали лишних вопросов, но они тоже не могли не заметить, что Хана избегала взглядов на её руку. Это вызвало у них подозрения, но они решили не беспокоить её, зная, что время и доверие могут помочь раскрыть все тайны.

Так, несмотря на возвращение Ханы, её тайна оставалась скрытой от всех. И, возможно, в какой-то момент она бы рассказала всё, но сейчас она не была готова делиться этим с другими.

Вечером Хана сидела на одном из больших деревьев в лесу. Луна мягко освещала её лицо, а тени от ветвей создавали успокаивающую атмосферу. Она смотрела на свою руку, скрытую под перчаткой, и это был тот момент, когда она не пыталась скрыть её от всех.

Когда Хана сняла перчатку, её рука, вместо обычной человеческой, была металлической. Она была выполнена из тёмного, гладкого металла, который искрился в лунном свете. Это была не просто протез — это был результат того, что ей пришлось пережить, чтобы вернуться в настоящее. После того, как она вернулась в своё время, её обычная рука была уничтожена. Она не могла вернуться без последствий, и она знала, что это был её личный выбор, но это отозвалось болью и потерей.

Хана задумчиво смотрела на своё новое тело, её металлическая рука ощущалась как тяжесть и в то же время как напоминание о том, что она прошла. В ней было что-то холодное и отчуждённое, но и нечто, что напоминало ей, как много она пережила. Это было напоминание о её внутренней силе, о её решимости и о том, что она не сдавалась.

"Ты пережила многое, Хана", — подумала она, сжимая кулак, чтобы ощутить, как металл скрипит. Она ещё не привыкла к этому ощущению. Каждый раз, когда она пыталась повернуть руку, почувствовать её как свою, как часть себя, это казалось чуждым.

— Это не сделает меня слабой, — тихо произнесла она вслух, сама себе, будто убеждая себя в этом.

Но Хана знала, что рано или поздно она должна будет открыться перед кем-то, кому-то рассказать о том, что случилось. Но сейчас было не время. Она предпочитала молчать, пряча свою боль в тени, скрывая её от всех, даже от тех, кто был ей дорог.

Хана сидела неподвижно, поглощенная своими мыслями, когда внезапно ощутила лёгкое колебание воздуха. В мгновение ока, как кошка, на дерево прыгнул Каваки. Он приземлился рядом с ней, не сказав ни слова, и сразу же, без предупреждения, схватил её в объятия.

— Что ты делаешь? — едва успела выдохнуть Хана, пытаясь отстраниться, но его хватка была крепкой, и она почувствовала, как её сердце быстро бьется.

— Ты думаешь, что я не замечаю, как ты скрываешь свою руку? Ты скрываешь это от всех, но я видел, — его голос был мягким, но твердым, с лёгким оттенком обеспокоенности. — Почему не сказала мне? Почему ты не говоришь никому?

Хана молча посмотрела в его глаза. Он не отпускал её, и что-то в его взгляде было слишком серьёзным. Он был обеспокоен, его голос не был таким холодным и отстраненным, как обычно. Она почувствовала, как его рука крепко держит её за талию, как если бы он боялся, что она снова исчезнет.

— Это… не твоя проблема, Каваки, — ответила она тихо, пытаясь освободиться из его объятий. — Ты не понимаешь.

Каваки только крепче прижал её к себе, не отпуская.

— Ты думаешь, что я не пойму? Ты думаешь, что я не переживал, когда ты исчезла? — его слова были наполнены раздражением и заботой одновременно. — Я не позволю тебе скрываться, Хана. Я не позволю тебе снова быть одна.

Её сердце, как будто в первый раз за долгое время, затрепетало от этих слов. В его голосе не было агрессии или холодности, он был… беспокойным, и это заставило её замолчать. Она посмотрела на его лицо, пытаясь понять, что он чувствует.

— Это не просто так, — тихо сказала она, её голос дрогнул. — Ты не понимаешь, Каваки. Я… я не могу позволить никому снова увидеть меня такой.

Её рука, по-прежнему скрытая под перчаткой, казалась ей тяжёлой, как камень. Она не хотела, чтобы кто-то видел её так, с этой металлической частью, которая напоминала ей о её потере.

— Я не отпущу тебя, — сказал Каваки, его взгляд был твёрдым. — Ты не одна. Не переживай об этом. Я буду рядом. Мы вместе пройдем через это.

Хана замолчала, чувствуя, как его слова словно наполняли её пустоту, как напоминание о том, что она не должна нести всё в одиночку. Но она всё ещё не была готова поделиться этим с ним. Она закрыла глаза, ощущая, как его объятия дарят ей хотя бы немного тепла.

— Ты не должен был так делать, — прошептала она, но уже не с такой решительностью, как раньше.

Каваки не ответил. Вместо слов, он лишь крепче обнял её, будто пытаясь быть её опорой.