14
Яркие кучерявые волосы рассыпались по плечам гроздьями рябины. Видар, словно зачарованный, смотрел на неё во все глаза. Смотрел и не мог поверить, что сейчас она медленно, словно крадущаяся нимфа, подходит к нему с игривой улыбкой на губах.
Тонкий халат падает к босым стопам, позволяя королю детально рассмотреть кружево на бледном теле. Он бегло облизывает губы, чувствуя тяжёлое дыхание.
Эсфирь кривит губы в обольстительной улыбке, забираясь к нему на колени.
— Мы... мы не должны! — неразборчиво хрипит Видар.
Должны или не должны, да какая разница, когда на себе он видел произведение искусства! Кожу приятно обжигает от близости, а руки давно исследуют дурманящие изгибы.
— Разве нам не плевать? — сладко шепчет она, впиваясь в его губы.
Плевать. Настолько плевать, что в этой комнате не останется и тэррлии, на которой альв не будет обладать дьяволицей.
Мозг коротит. Яркая вспышка ослепляет последние клетки разума. Он остервенело-оголодавшим зверем врезается в неё, крепко сжимая лицо в ладонях, боясь, что она растворится в воздухе. Последнего катастрофически не хватает, но это абсолютно не волнует. Весь безумный мир сконцентрировался на божестве в собственных руках.
Слабый стон срывается с её губ, обласкав острый слух Видара. Он может поклясться, что это лучший звук за последние двести лет.
Эсфирь, против его воли, разрывает поцелуй. В глазах сверкает огонь ненависти, только ослеплённый рассудок не в силах этого разобрать. Она резко толкает его в грудь, заставляя лечь на кровать.
Вместо улыбки появляется опасный оскал.
— Я же обещала сравнять тебя со льдом? — томно шепчет она.
— Что ты делаешь?
Видар пытается двинуться, но мышцы парализовало.
— Становлюсь королевой! — нараспев тянет Эсфирь.
В руке сверкает лезвие длинного клинка. Король не успевает среагировать, получая удар прямо в сердце.
Его крик – симфония сфер для ушей новой Кровавой Королевы.
Видар резко раскрывает глаза, обнаруживая свою руку на шее грёбаной ведьмы. Она кряхтит, извивается, шипит, умоляет отпустить её.
— Видар! Ваше Величество!...
Последнее обращение заставляет ослабить хватку. Пелена сна спадает с глаз, а под собой он обнаруживает перепуганную герцогиню Кристайн.
Резко убирает руку. Со скоростью света отскакивает на другую сторону кровати. Проводит ладонями по лицу, пытаясь восстановить события былого дня: Первое испытание, жуткое восхищение ведьмой, ужин в компании Кристайн, затем ночь и... очередной кошмар. Никакой малварской ведьмы, слава Хаосу, не было в его постели.
Видар резко поднимает глаза на герцогиню. Та всё ещё держится за шею, ошарашенно хлопая глазами.
— Прошу извинить меня, Кристайн! — Видар поднимается, одаривая её взглядом, наполненным сожалением. — Я не хотел причинить боль.
— Ч-что Вам снилось? Снова война?
Она сочувственно приподнимает уголки губ. Видар отворачивается.
— Да, — коротко отвечает он. — Кристайн... не прими близко к сердцу, но мы более не можем так часто ночевать в моих покоях. Я не хочу причинять Вам боль. Перейдём к прежним встречам.
Кристайн ошарашенно смотрит на короля.
«Он разум потерял? Всё должно было быть наоборот!»
— Конечно, Ваше Величество. Как Вам угодно, — кивает она. — К слову, есть один отвар, что поможет Вам высыпаться. Распорядиться, чтобы его подавали перед сном?
— Будьте так добры, — кивает король.
Как только Кристайн покидает покои, он, тяжело выдыхает. Единственное, чего он желал всем сердцем – отправить демонову ведьму туда, откуда она пришла. Плевать ему на Ритуалы равно так же, как Малварме на дань традициям.
Кончиками пальцев касается губ. Предатели помнили поцелуй, будто тот был явью. Такой яркой, живой. Смертельный для него и блестящий властностью для неё.
— Что ты задумала, демонова инсанис? — с рыком бросает Видар, подрываясь с постели.
Демон знает, что это за странные видения, венцом которых выступала его смерть. Внутри короля горел яркий огонь ненависти, он слепил разум, сердце, душу. Превращал в того юнца, что втайне обещал подчинить себе все Тэрры, что клялся в полной мере овладеть даром предка, что обещал свергнуть Короля Вальтера Ги Бэриморта. Только последнего убила война, а его самого – правильное решение.
С каждым днём он привыкал винить во всём Эсфирь – это становилось своеобразной привычкой, психологическим трюком, что позволял ненавидеть её за все грехи и не срываться на остальных маржан греховным гневом. Он честно много лет учился не ставить барьеры перед другими народами, но она... Она будила в нём древнюю сущность, что так отличалась ото всей нежити.
Желваки заходят за скулы. Даже сейчас он не мог вышвырнуть несносную девку из мыслей.
Солнце медленно садилось за горизонт, роняя небрежный отблеск на Альвийский каньон. Тем временем в тронном зале царило беспокойство. Генерал Себастьян размашистыми шагами сверял квадратуру теоретическую и практическую, прислуга суетилась вокруг импровизированного ритуального места, состоящего из двух кресел песочного цвета друг напротив друга.
Король Видар недоверчиво косится на место, куда ему предстояло сесть, а надоевшей его сердцу ведьмы – и подавно не было.
«Испугалась? Слабачка решила не появляться на Втором испытании? Хвала, Хаосу!»
Но только Видар издаёт облегчённый выдох, как она бесцеремонно, так по-хозяйски, появляется в Лазуритовой зале.
Светлое пудровое платье струится по полу, элегантно оголяя правое бедро каждый раз, когда она делает шаг. Яркие волосы, словно копировали картинку из его сна, хаотично существовали, заманивая в плен изящных локонов, которые того и гляди обернутся змеями Медузы Горгоны и обратят в камень любого, кто посмотрит на хозяйку.
— Какого демона ты опаздываешь?
Тихий голос короля концентрирует в себе весь гнев миров.
— Всё? — холодно роняет Эсфирь, вызвав испуганный возглас у одной из служанок.
Эсфирь сканирует взглядом присутствующих, но когда переводит глаза на Видара, то мир меркнет. Мрак окутывает тронную залу, позволяя остаться внутри злосчастного тумана лишь проходящим испытание и двум креслам, которые давно уже не рады своему нахождению здесь.
— Вы присядьте, Ваше Величество, Госпожа Верховная! — стрёкот старческого голоса витает вокруг тумана.
Ведьма отличается несвойственным молчанием. В ответ на приветствие старух – коротко кивает головой и, под удивлённый взгляд Видара, с королевской грациозностью присаживается на кресло. Смотрит куда угодно – лишь бы не встречаться взглядом с ним.
Он подозрительно щурит глаза, по-хозяйски усаживаясь напротив. Видно, ведьма встала не с той ноги, или провела ночь в не удовлетворительных объятиях.
Только Эсфирь при всём желании хотя бы на толику оправдать мысли короля – не могла похвастаться порочным временем суток. Всё её тело до сих пор ломило от раздирающей боли. Стоило звёздам зажечься над Первой Тэррой, как для неё началась самая настоящая пытка – причин которой она не могла установить до самого утра. Под утро, когда боль решила отпустить измученное тело – зарылась в магические талмуды альвийской библиотеки. Но те книги, на которых акцентировалось внимание Верховной – не несли ответов, скорее вопросы.
— Неужели, Первое испытание было засчитано зря? — насмешливо протягивает одна из Старух.
— Что значит «зря»? — голос Видара наполняется раздражением.
— Я спрашивала не Вас, Ваше Величество, — беззлобно смеётся чокнутая, снова обращая пустые глазницы к ведьме.
— Не я выношу вердикты, — Эсфирь выразительно смотрит прямо в лицо Старухи, чем поражает короля.
В Верховной не было ни страха, ни спокойствия. Лишь пустота, что окутывала и душила хуже чёрного тумана, пропитанного самой смертью.
— Пришло время Второго испытания!
Старух и след простыл, лишь голос звенит в ушах испытуемых.
— Доверие порождает боль...
Раздаётся прямо над ухом Видара.
— Так, способны ли вы выдержать боль друг друга?
— Физическое насилие – оригинальнее некуда, — очаровательно усмехается Видар, замечая, как Эсфирь хмурится. — Мы проходили, да, инсанис?
Она резко переводит взгляд, бессовестно впиваясь в синие сапфиры. Тело ощущает множественные электрические разряды, пока сердце гулко бьётся, подтверждая её фантастическую догадку. Какая же она дура!
— Не физическое... — тихо произносит она. — Ментальное.
— Что ты несёшь, маржанка? — презрительно фыркает Видар.
— Госпожа Верховная права! Сегодня каждый из Вас проживёт боль другого!
Одна из Старух появляется между Видаром и Эсфирь.
Костлявые пальцы хватаются за обивки кресел и с нечеловеческой силой притягивают их друг к другу. Старуха растворяется в воздухе, как только колени короля и ведьмы соприкасаются. Эсфирь задерживает дыхание.
Видар недовольно кривится, будто дотронулся до грязи, но Эффи не ведёт и бровью, испуганно ощущая, как тело отвечает на опасное касание. Её зрачки расширяются, а глаза наполняются безысходностью. То, что дремало долгими веками – произошло с ней. Словно шутка Хаоса, вырвавшаяся из-под контроля. Сердце бешено стучало о грудную клетку, изнывая от желания встретиться с его сердцем. Очередной табун мурашек служил ещё одним подтверждением. Перед ней сидело её безумное открытие, то, что считалось давно исчезнувшим в небытии. Её родственная душа. От безвыходности хотелось завыть так, как воют волчицы, лишившиеся потомства.
— Не переживай так, инсанис, моя самая большая головная боль – это ты, — ухмыляется король, и в этой ухмылке она видит собственную смерть.
— Как бы не так, Кровавый Король! — стрекочут Старухи вразнобой. — Протяните друг к другу руки и да начнётся Испытание! Во имя Хаоса!
Старухи полукругом оседают около кресел ведьмы и короля.
Видар протягивает две ладони Эсфирь, но та медлит. Если король хоть раз в жизни мечтал обрести родственную душу, то поймёт сразу же, прямо сейчас. Если нет – то Эсфирь даст ведьмин обет: никогда, ни при каких мыслимых и немыслимых обстоятельствах не скажет ему об этом. Не дотронется до него даже случайно. Не пойдёт на сближение. Отдалится от него настолько далеко, насколько позволит Пандемониум. А там – обязательно найдёт способ разорвать связь, лишь бы не разлагаться от любви к тому, кого ненавидит она. Кто ненавидит её.
Она вкладывает ладони в его, дерзко глядя в глаза. Убеждаясь, что он никогда не поймёт, кто именно находится у него под носом. Сердце пропускает за раз несколько ударов.
— Как хорошо, что у нас это взаимно, — ядовито улыбается Эсфирь.
— Что? — меж угольных бровей Видара появляется глубокая морщина.
— Говорят, если отрубить голову – боли больше не будет, — она оголяет ровные зубы.
Эсфирь прикладывает неимоверное усилие, чтобы руки не дрожали. Он же безучастно смотрит в разноцветные огни, теряясь в потоке своих мыслей.
Её дикая улыбка и странный отблеск в глазах – последнее, что видит Видар прежде чем оказаться в завьюженных, ледяных полях Малвармы...