КРОВАВЫЙ КОРОЛЬ

Лагерь Генерала Узурпаторов, наши дни

Темнота скрывает в себе множество пороков. Однако ошибочно полагать, что она – лишь тёмное время суток. С сутками, увы, понятие совершенно не связано. Темнота – время тёмных душ. Они прекрасно себя чувствуют и при свете белого дня. Наиболее простые пороки, конечно, прячутся. Но не архисложные, что используют сотни схем и тысячи ухищрений. Те, что окутывают терновником Людской мир, мир Нежити, Междумирье и, конечно, все существующие или ранее существовавшие миры.

Тьма – названная дочь Хаоса – всегда знала, что она – улучшенная версия «родителя». От её последствий нельзя спрятаться или укрыться. Для неё всё существовало словно на ладони, она прокрадывалась червивым зерном во все души, что когда-либо существовали. Прокрадывалась и старалась извести их, опорочить до неузнаваемости. Она мечтала править. В гордом одиночестве. Как когда-то правил Хаос.

Может, со стечением веков, она и потеряла былую физическую сущность, будучи запертой в недрах Пандемониума, но это совсем не означало, что её путы растворились в Вечности и посмертии. А это ли не победа? Пусть она не правила в полном смысле этого слова, пусть от её блестящей юности осталась лишь скрюченная старая карга, пусть она была поймана самым низким для неё способом! Пусть! Из века в век все живые отчаявшиеся существа, проигнорированные Хаосом, всё равно обращались к ней. А к кому ещё? Если демиургу всё равно на свою маленькую игрушку в огромном количестве Вселенных, то почему она не могла присвоить себе этот прогнивающий клочок? По какой причине она должна соревноваться с другими, более благородными созданиями Хаоса и, что хуже, Бога – за пальму первенства?

Могуществу Тьмы не было предела, и Генерал Узурпаторов знал это как никто иной. Он ставил на неё. Или, по крайней мере, делал такой вид.

Генерал, лениво развалившись на жёстком стуле, сканировал своих союзником звериным взглядом. В тусклом свете рассмотреть лицо становится практически невозможно: только правый глаз цвета мёда с акацией ловит отблески свечи, левый же – перетягивает белая слепая пелена. Подданные, окружающие его при ярком свете, отмечали уродливый шрам, рассекающий слепой глаз.

Про то, как Генерал получил его, слагали легенды. По одним источникам – он был настолько стар, что являлся свидетелем правления Хаоса, разрухи, устроенной Тимором и Тьмой (названными детьми Хаоса – Страхом и Мраком), наблюдал за исчезновением этих двоих, за возрождением и угасанием Тэрр, а шрамом наградил его сам Хаос за ослушание. Другие утверждают, что Генерал являлся Первым Рыцарем при Тиморе и Тьме, что обязан был когда-то охранять вход в тюрьму, но вместо этого покорился им, сумел покинуть Пандемониум, получив от Всадника Войны подарок в виде шрама, а затем скрылся в Междумирье. Третьи клянутся, что Генерал Узурпаторов и есть тот самый Тимор – олицетворение страха, разрухи и живой паники, верный последователь и «любимый» брат Тьмы. Что глаз он потерял при легендарной схватке с Анталем Благородным, и уже множество веков вынужден восстанавливать силы, а Тьма нужна ему вовсе не как «любимая сестра» и верная союзница, как источник для обретения силы и власти.

До правды не доходил никто.

Знали, что он был старше самого старого из королей Пятитэррья – Лорензо Адрайана Файра – короля Великого Бассаама – Третьей Тэрры.

Знали, что именно к нему нужно идти за протекцией всем изгнанникам, неугодным и неблагим.

Знали, что по силе его армия равна только альвийской.

Знали и то, что у него когда-то было заброшенное поместье на границе Междумирья с землями сильфов. Могло ли это указывать на его происхождение? Навряд ли.

Знали, что он был Генералом. Склоняли перед ним нечестивые головы и клялись служить.

Генерал одним видом внушал страх. Он медленно облизывает губы раздвоенным языком, опасно скалясь.

— Всё это – полнейшая чушь! — Одним резким движением костлявой руки он скидывает карты со стола на пол. — Вселенская глупость!

— Но... Мой Генерал, таково указание госпожи...

Его подданный осекается, наткнувшись на адский взгляд.

— Не прикрывайте свои ошибки Её «хотелками», — ледяной голос окатывает холодом подданных.

— Простите, Генерал.

— Наступление на Великий Бассаам отменяется. Я знаю, за какую ниточку потянуть, чтобы недоумок Лорензо перешёл на нашу сторону.

По небольшой тусклой зале прокатывается раскат недовольных голосов.

— Мы же не хотим умереть от рук ведьмы-собачки Кровавого Короля? — медленно хмыкает Генерал.

— Убьём её – и дело с концом! — выкрикивает кто-то из толпы.

— Кажется, когда-то, вместе с твоим дружком маржаном, ты пытался сделать это, никс Горлинг, — скрипит зубами Генерал, устало переводя взгляд на поднимающегося мужчину.

Кожа никса блестит светло-голубыми оттенками, глаза оттеняют кожу. Сальные черные волосы сосульками спадают на лоб.

— Это Третья Верховная на моей памяти. А твоя память, случаем, не подсказывает, где теперь твой дружок? И чем тогда закончилась ваша вылазка?

— Генерал, но...

— Это даже не обсуждается! Её переродил Хаос, возвёл на ступень древнейших созданий – Тьмы, Тимора, Каина, Адама, Евы, Авеля; созданная хранить тёмную магию и, возможно, когда-нибудь, править этим мирком. Ей ничего не стоит стереть такую мелкую Тэрру, как Великий Бассаам, с лица Вселенной и нас вместе с ней. Убивать же ведьму – безрассудство. Она нужна нам и нужна Тьме.

— Вас понял, Генерал. Прошу прощения, — головорез склоняет голову.

— Скройся с моих глаз, — лениво протягивает Генерал, еле поднимаясь с места.

Он берёт трость с наконечником в виде переплетений веток шиповника, что иглами стремились к центру.

— Следующая остановка – Айшграйф – Четвёртая Тэрра. Поместье Ливней. Собирайтесь. Умойтесь, черти. Оденьтесь поприличней. Армии расположите по границам Междумирья. Вы не должны вызывать подозрений жителей и моего негодованья. Используйте чары.

— Какой план, Генерал? — долетает до его слуха.

— Вывести из строя Сердце Малвармы и Разум Халльфэйра, — старик ухмыляется, ударяя тростью об пол. — А затем – выполнить своё предназначение – вернуть власть Истинному Королю.

Его окутывает чёрно-золотистый дым. На ногах появляются тёмно-синие сапоги и бежевые брюки. Из-под пресно-фиолетовой жилетки выглядывает светло-голубая рубашка. Завершал образ бархатный камзол, расшитый сиреневыми нитями. Старческие руки превратились в молодые. А лицо... Теперь на месте дряхлого генерала стоял молодой юноша, один его глаз сверкал медовым отблеском, а другой светло-серым. Единственное, что осталось неизменным – шрам. Пшеничные волосы спадают на плечи, а тонкие черты лица будто источают слабое свечение.

— С этой секунды я – герцог Тропы Ливней Четвёртой Тэрры, Таттиус Имбрем Орфей Цтир. Прошу любить и жаловать!

Разноцветные глаза сверкают. Генерал бегло облизывает губы, пока раздвоенный язык превращается в обычный.

⸶ ⸙ ⸷

Халльфэйр, королевство Первой Тэрры, наши дни

Страх имеет привычку проявляться магнетической дрожью вокруг сердца. Её можно игнорировать специально, не замечать в силу других эмоций, а можно просто стоять, ловя каждую вибрацию вокруг мышечного органа и совершенно не знать, как эту дрожь победить. Страх имеет страсть сжирать подавляющую часть эмоций медленно, методически играючи.

Эсфирь чувствовала его, ощущала, как кончики остроконечных ушей леденеют. Знала, что от этой дрожи не избавиться до конца испытаний, но не знала, чего боялась больше: довериться долбанному альву или позволить ему копаться в своей душе.

— Готова? — глубокий голос Себастьяна промелькнул где-то рядом с ухом.

Она почувствовала, как Баш быстро оценил её внешний вид, удивленно вскинув брови. Платье не украшало фигуру ведьмы, взамен его – элегантный комбинезон древесного цвета с золотой отделкой на груди облегал каждый изящный изгиб. Золото уходило вверх до плеч, где встречалось с воздушными рукавами с разрезами до локтя из фатина, который своей длиной ласкал траву.

— Эсфирь? — почти беззвучно произносит Баш.

Она не была готова. Она не могла исчезнуть в жерле Пандемониума только лишь из-за ошибки короля.

— Мне куда привычнее – «Эффи», — внезапно выдаёт она, затем заправляет кучерявые локоны за уши и мутным взглядом осматривает вход в Железный Лес.

Себастьян рассказывал, что такое название он получил из-за деревьев. А, точнее, из-за прожилок между древесной корой, которые в закатном солнечном свете всегда мерцали серебром, наводя на ассоциацию об острых лезвиях кинжалов.

— Приятно познакомиться, Эффи. Я – Баш, — альв протягивает ладонь для рукопожатия.

— Баш, — словно пробуя имя на вкус, тихо произносит Эсфирь.

В этот момент генерал хотел почувствовать ток, узреть хоть какой-нибудь знак того, что перед ним стоит судьба. Но пусто: ни боли, ни дрожи, ни сбитого дыхания. Лишь глупая ослеплённость, что отбирала ночами сон. Может, Видар прав? Может, она околдовала его забавы ради?

— Я думал, Вы опоздаете, — голос короля раздаётся, как гром среди ясного неба. К чему юлить, выглядел он также.

Себастьян отпускает руку, почему-то стыдясь собственной выходки. Он кланяется королю, в то время, как Эффи лишь приподнимает подбородок.

Видар стоит в сопровождении троих солдат, блистая величием невиданных размеров, самодовольством и изумрудными пуговицами на жакете.

Эсфирь в открытую осматривает недовольное лицо, не боясь быть пойманной – королю она не интересна. С ярким гневом в глазах он смотрит на генерала. Себастьян едва заметно отрицательно качает головой, а Видар облегчённо выдыхает.

Если бы только Эсфирь знала, что в эти несколько безмолвных секунд обсуждалась она – вряд ли бы выдержала их с таким холодом и спокойствием.

Всю дорогу до выжженного поля Дочерей Ночи – молчат. Видар всё больше погружался в себя, размышляя о том, что при любом раскладе не сможет довериться ведьме. Разве что ей нужно было родиться альвийкой или (так уж и быть) кем угодно, но не дочерью Вальтера Ги Бэриморта, не принадлежать к расе, которую он ненавидел, будучи ребёнком и презирал сейчас, не принадлежать к близкому кругу короля Малвармы.

Себастьян иногда оборачивался на Эсфирь, ободряюще улыбаясь. Может, родства душ и правда давно не существует? Тогда он смог бы добиться её расположения. А если убедить Видара в своих намерениях, то и его тёмной благосклонности. Себастьян тихо усмехается. Видар никогда не позволит связи альв/маржанка, даже и зарекаться не стоит. Оставалось только наслаждаться больной ослеплённостью и быть ведьме верным плечом в Первой Тэрре, на что король тоже скрипел зубами.

Эсфирь осматривает короля и генерала со спины. Оба высокие. Себастьян в несколько раз крупнее, мускулистее. По нему сразу можно сказать: регулярные занятия – часть его жизни. Двигается резко, уверенно, что ни движение – опасность. Видар же обладал аристократической фигурой, присущей танцору или натурщику. Наверняка являлся искусным фехтовальщиком, наездником и танцором. Он не шёл, плыл, грациозно перешагивая через коренья и уклоняясь от ветвей деревьев, что так стремились «обнять» короля.

Она могла безоговорочно довериться первому, но предстояло это сделать со вторым. В сознании яркой вспышкой возникают три тюбика с лечебной мазью. Для чего он это сделал? Почувствовал раскаяние? Укол вины?

Он останавливается и оборачивается, наконец, представляя ей для рассмотрения расслабленное лицо: ни толики хмурого выражения и бесноватой злости. Лишь странная домашняя усмешка и неясный блеск ярких глаз. Тогда он будто бы оценивал её, старался задеть за живое. Сейчас – её не существовало и вовсе. И к лучшему.

Эсфирь подкусывает губу. Она сделает это. Доверится, поверит, отдаст ему часть себя, раз так требует Хаос. И всё равно, если король не примет такой жертвы. Ей важно сохранить свою жизнь. Вернее, свою жизнь после смерти.

— Мне кажется, или здесь стало ещё чернее, чем было?

Себастьян приседает на корточки, проводя ладонью по выжженной земле. От состояния почвы сердце пропускает удар.

— Ты давно здесь не был, — быстро бросает Видар. — Должно быть, тут тебе легче дышится.

Ух, ты, целое предложение обращено к ведьме!

Здесь и правда холоднее, чем в окрестностях замка. Земля не обжигала стопы, а на привычной черноте взгляд отдыхал.

— Так и есть, — Эсфирь отвечает коротко и сдержанно, не ведясь на ироничное замечание.

Король удивленно приподнимает бровь, убирая руки в карманы. С ней явно что-то не так. Может, действие мази?

— Спина прошла? — интересуется он.

Закрадывается сомнение, что у ведьмы могла быть аллергия на альвийские травы.

— Ей ещё долго заживать, — нехотя отзывается она, наблюдая за тем, как в его глазах сгущаются облака.

Темнота постепенно опускается на плечи.

— Объяснись, — выражение лица Видара становится жёстким, а Себастьян оглядывает её спину, пытаясь под одеждами разглядеть шрамы. Находит только выглядывающую полоску на плече, под фатином.

Огонёк озорства мелькает в разноцветных глазах.

— Я должна быть благодарна за эту... — «Заботой» это не назвать. — Благосклонность. Но я не просила, а потому мазь куда-то... исчезла!

Видар медленно моргает, сдерживая ярость, а затем и вовсе отворачивается.

Чёрный туман появляется из ниоткуда, а вместе с ним поднимается сильный ветер, расчищающий поле от сухостоя.

— Пора, — произносит Видар.

Эсфирь следует за ним.

— Удачи, Эффи, — дергает уголком губы Себастьян, укладывая локоть на эфес меча.

— Спасибо, Баш, — Эсфирь озорно подмигивает ему.

— Вам, Ваше Величество, не желаю. Вы там частый гость, — хмыкает Баш в ответ на поражённый взгляд Видара.

Видар и Эсфирь равняются с границей тумана. Прежде чем шагнуть в самую гущу, Эсфирь хватает его за рукав жакета, встречаясь с брезгливым пустым взглядом.

— Я хотела сказать, что доверяю тебе. — Эсфирь смотрит чётко в глаза. — Ты можешь рассчитывать на меня.

Оба застывают на границе тумана, не замечая настороженных переглядок Себастьяна и охраны.

Видар пытается проникнуть в глубь разноцветных глаз, чтобы понять степень её лжи, но ничего не выходит. Она смотрит не моргая, ничего не прося взамен. Просто ошарашивает своим намерением довериться кровному врагу.

— Вы, — сквозь зубы выплёвывает Видар, скидывая холодные пальцы со своего предплечья. — Рассчитывать можно только на себя.

Он окидывает её презрительным взглядом, шагая вглубь тумана. Эффи на секунду прикрывает глаза, а затем идёт следом.

Внутри царит холод, электричество сразу обдаёт подушечки пальцев. Как Эсфирь не пыталась привыкнуть к черноте, окутывающей всё, и ярким вспышкам молний, она не могла. Ведьма застывает на месте, прислушиваясь. Вокруг раздаётся шёпот, он зовёт, обретает разные голоса родных людей, насмехается. Она чувствует, как большая горячая ладонь ложится на плечо.

Эсфирь резко разворачивается. Непозволительно близко стоит король, яркая вспышка молнии за его затылком бросает тень на суровое лицо.

— В первый раз в Тумане? — дергает бровью он.

— Да, — слетает с губ ведьмы.

— Эти три Старухи живут здесь, в Железном Лесу. Но настигнуть могут даже в людском мире. — Сухо оповещает он. — При помощи их Тумана. Они ошибочно думают, что таким образом могут испугать до смерти.

— Кровавый Король и Верховная Тринадцати Воронов! — Безумный смех градом сыплется со всех сторон. — Как же долго мы ждали Вас!

Наконец, ведьма видит говорящих. Три иссохшие старухи с тонкими руками, лишённые глаз и укутанные в лохмотья, содрогались от смеха, оголяя острые гнилые зубы.

— Госпожа Верховная, именно так Вас и описывала Мать Тихе, — одна из Старух выходит вперёд.

Она протягивает тонкий палец и проводит им по щеке ведьмы.

Видар подаётся вперёд, но Эсфирь опережает, хватает руку Дочери Ночи и отбрасывает в сторону.

— Не промах! — смеётся та.

— Должно быть, ты счастлив, Кровавый, — улыбается вторая, заметив, как душа Видара против воли мозга ринулась защищать ведьму.

— Говорите уже, каковы испытания Ритуала Доверия. Нам некогда возиться с вами, — грозно рычит он.

— Как же много Вам предстоит узнать! — Наконец, Третья подходит максимально близко к королю, вглядываясь в глаза. — Ну, как? Нашли, где смерть сыскать? — Она едва ли поворачивает голову в сторону расслабленной ведьмы.

Та, казалось уже привыкла ко всему происходящему. Её грудь вздымалась спокойно и размеренно, здесь оказалось даже комфортнее: среди холода, разрухи и безумия, чем в защищённом замке.

— Путь Вам долгий предстоит! Сложный...

— Уверенны ли Вы, что хотите отдать единственное, что у Вас пока есть?

Та, что стояла рядом с Видаром, снова возвращает внимание к нему.

— Готовы, — Эсфирь отвечает за обоих.

«Спасаешь свой малварский зад, ведьма!», — ухмыляется Видар про себя.

Одна из Дочерей внезапно обхватывает Эсфирь за плечи, вглядываясь в её взгляд.

— Кругами ходишь, Верховная! Тыкаешься, как слепой котёнок! А правда – в безумстве! Те, кто дороги тебе – чужими станут! А Священник с Доктором рядом будут! Только не вылечиться от той заразы ни духовно, ни физически! Древняя Кровь от Крови Древней! Да прольётся она повсюду!

— Как это понимать?

Разноцветные огни вспыхивают яростью.

— Ваш Ритуал состоит из Трёх этапов! — Дочери Ночи внезапно отходят от них, встают рядом друг с другом и берутся за руки. — Доверие в Междумирье, Доверие Душ, Доверие Бесстрашия на Альвийском каньоне...

— И Первое... — безумно улыбается одна.

— Начнётся... — растягивает вторая.

— Сейчас! — рычит третья.

Яркая вспышка ударяет в глаза, шум заволакивает ушные раковины. Туман резко рассеивается.

Эсфирь и Видар оглядываются по сторонам. В радиусе нескольких тэррлий царят различные оттенки серого – пыль на дороге, деревьях. От тяжелого воздуха при каждом вздохе что-то противное оседает на лёгких.

— Noun!

Эсфирь произносит заклинание, но оно не отзывается ничем, кроме как насмешливым взглядом Видара.

— Междумирье, — хмыкает он.

— Выходит, магии здесь не водится, — рычит она. — Что нужно делать?

— Выжить? — дёргает бровью король.

— Я буду счастлива, если Вы случайно сдохнете, — бурчит ведьма, обходя Видара.

— Наконец-то «Вы»? — притворно удивляется он.

— Содержание предложения тебя не заботит?

— Я тоже буду счастлив, если ты будешь гореть заживо в Пандемониуме.

— Страдания интереснее смерти?

— Определённо, — хмыкает он, двигаясь за ней. — Куда ты идёшь?

— Если не заметил, то здесь единственная тропа. Глядишь, куда-нибудь приведёт. Жаль, хлебных крошек с собой нет.

— Тебе лишь бы пожрать!

— Если бы я была голодной, я бы сожрала твоё сердце.

— Оно весьма чёрствое.

— Значит, погрызла бы.

— Я же говорю, тебе лишь бы пожрать что-нибудь!

— С чего Достопочтенное Величество говорит со мной?

— Неизвестно, сколько мы проведём здесь, — хмыкает Видар. — Может, я тебя достану в край, и ты тут останешься навсегда.

Эсфирь хмыкает, ускоряя шаг. Видару остаётся только уныло плестись за ней. Ведьма и он, застрявшие в Междумирье с единственной тропой в никуда – точно не предел мечтаний.

Она внезапно останавливается, отчего Видар уходит на два шага вперёд.

— У тебя без магии отказывают конечности? — ядовито усмехается он, вглядываясь в сосредоточенное лицо.

Эсфирь слушает тишину с таким видом, будто улавливает чужое присутствие.

— Ты слышишь? Голоса вдалеке... Здесь кто-то обитает?

— Если только изгнанники. Но до них ещё идти и идти...

— Теперь топот... копыт?

Она резко фокусируется на нечто движущемся с огромной скоростью.

Видар резко оборачивается, замечая двух лошадей. Король замирает, не веря глазам. Прямо к нему скакали Цири – вороная лошадь его матери, и Глен – белоснежный конь отца. Он стоит, как завороженный, в тайне надеясь увидеть наездников.

Эсфирь бросается вперёд, в первый раз забывая, что магия здесь ей не подвластна.

— Собираешься помахать им руками? — усмехается Видар, не осознанно заводя ведьму обратно за свою спину. — Я знаю их.

После этих слов лошади замедляют бег, переходя на высокомерный шаг. Обе подходят к нему, утыкаясь мордами в плечи. Эсфирь, тем временем, зажимает фатин в дрожащих пальцах, отступая назад.

Она боялась лошадей. Верховная ведьма, что не боялась боли, пекла, Хаоса, до дрожи в пальцах боялась лошадей. Этот отпечаток нанесла Холодная война, когда её жизнь чуть ли не оборвалась под копытами обезумевших зверей. Это был отпечаток Малвармы, когда зачарованная лошадь сбросила с себя старшего брата, а тот свалился на огромной скорости, получив перелом позвоночника. И лечила его она, маленькая девчонка, не подпускавшая к брату ни единую живую душу, кроме Паскаля.

— Умоляю, скажи, что ты растворилась, — ядовито улыбается Видар, когда оборачивается к ведьме. Улыбка пропадает с губ. — С ними что-то не так?

Король мешкает. Вдруг, ведьма видит их реальное обличие, вдруг это и не лошади вовсе, а на нём не более, чем морок?

— Это же... лошади!

Эсфирь нелепо моргает. Белоснежный конь издаёт недовольное ржание, а ведьма отступает ещё на шаг. Видар не может сдержать лёгкий смешок, что провоцируют появление нескольких ямочек на правой щеке.

— Конечно, лошади, — облегчённо выдыхает Видар, трепля Цири и Глена за ушами. Та, кого боятся Пять Тэрр замерла при виде лошадей. Вот песня! — Дальше поедем на них.

Видар с лёгкостью седлает Глена.

— На... них?

— Давай, инсанис, в первые видишь лошадей? Или всю жизнь в каретах провела? Помогать забираться не буду, кисейная барышня. Лошадь должна чувствовать твою уверенность и доверие! Особенно Цири, она должна повери... поверить тебе! — Его осеняет. — Ты их боишься! Это проверка твоя!

— Я не залезу на неё!

Эсфирь удаётся побороть внутреннюю дрожь.

— Ты думаешь, я вечность буду с тобой тут торчать? — недовольно фыркает король под ржание Глена. Но глядя на перекосившееся лицо ведьмы, закатывает глаза. — Да, демон тебя дери! Глен, никуда не уходи!

Видар треплет коня по гриве, грациозно возвращаясь на землю. Он протягивает ведьме раскрытую ладонь. Скажи ему об этом несколько часов назад, он бы приказал казнить бедолагу за крамольную речь.

— Нет, у тебя точно конечности без магии отмирают, — сдержанно произносит король, наблюдая, как Эсфирь скользит взглядом по лошадям, его руке, лицу и снова по уже знакомому кругу.

— К чему это?

— На свидание приглашаю. Конные прогулки по Междумирью под луной. Чего так смотришь? Даже предложение сделаю!

Эсфирь раздражённо выдыхает и вкладывает свою ладонь в его, ощущая жар кожи. Он крепко обхватывает ладонь ведьмы, заставляя идти за ним.

— У лошадей особая энергетика, инсанис. Они лечат души. Смотри, какие у неё добрые глаза. Это Цири, когда-то она была лошадью моей матери.

При упоминании королевы, лошадь издаёт тихое почтительное урчание. Эсфирь уже хочет дёрнутся назад, но хватка у короля стальная.

— Смотри на уши, — мягко произносит он, отчего у Эсфирь в грудной клетке трепещущее нечто растекается вокруг сердца. — Видишь, направлены на нас. Значит, всё её внимание наше, Цири заинтересована... Да, красавица? А если бы они были прижаты, то тогда лучше к ней не подходить: это говорило бы либо об её страхе, либо о гневе. Прижатые уши, кстати, тут только у тебя!

— Очень смешно, — фыркает Эсфирь, на секунду отвлекаясь от мыслей, засматриваясь на королевскую беспечность и уверенность.

— Цири всё чувствует, помни это.

Видар аккуратно приподнимает руку Эсфирь, ощущая, как та напрягается. Он освобождает её от сильной хватки, оставляя свою руку на весу, ладонью к земле. Левой рукой он вновь берет ладонь Эсфирь, укладывая поверх своей. Он аккуратно располагает хрупкие пальцы меж своих, сжимая руку в кулак. Предоставляя время сначала привыкнуть к нему, едва касаясь своим плечом её.

Видара прошибает током от близости с ведьмой. Он резко поднимает глаза, но её взгляд сконцентрирован на лошади. Казалось, она и не замечает его рядом. Он для неё – пустота, и это так играет на руку. Против своей воли, Видар слегка поглаживает большим пальцем кожу. Мягкая. Бархатная. Нежная. А ведь ему казалось, что, коснувшись её можно умереть от отвращения!

Он слегка разжимает ладонь, пытаясь удержать пальцы, и подносит руку к морде лошади, располагая между глаз. Эсфирь чувствует спокойное дыхание лошади и тяжёлое Видара.

Видар ощущает, как в грудную клетку проникает запах черешни, пресного льда и акации. Задерживает дыхание, чтобы её аромат не впитался в кровь. Он медленно убирает руку из-под ладони ведьмы, встречаясь с испуганным взглядом.

Теперь Эсфирь чувствует подшёрсток лошади. Мгновение, и горячая рука накрывает ладонь поверх, словно не давая отдернуть. Успокаивающе. По-семейному делясь теплотой.

— Видишь, ты нравишься ей, — усмехается Видар. — Цири очень сложно понравиться, она была слишком... своевольной.

— Была?

— Глен и Цири погибли от руки Лжекороля, что правил Первой Тэррой во времена Холодной войны. Животных же не пускают в Пандемониум, они вынуждены застрять в Междумирье... — Видар молчит несколько секунд. — Пойдём, помогу тебе забраться.

Эффи хитро щурится. Перед ней стоял кто-то иной, но не Видар Гидеон Тейт Рихард, и уж точно не Кровавый Король. Этого «кого-то» она ни разу не видела. Сердце пропускает удар.

— Держаться придётся за гриву, — хмыкает Видар.

Он разворачивает ведьму лицом к себе, задерживая взгляд на плотно сжатых губах. Сердечный ритм сбивается. Она божественно красива. Её кожа чище малварского снега сияет в полутьме. Разноцветные глаза, обведённые тушью, ненавистью к нему и вселенской усталостью, смотрят прямиком в душу. Он замечает небольшой румянец на щёчках, жадно впитывая весь цвет в себя.

Её губы, как назло, пересыхают. И это доставляет жуткий дискомфорт. Но ещё больший – смотреть на его и без того идеальные черты лица. Сейчас она тонула в сапфировых океанах точно так же, как когда-то в злосчастном озере Малвармы. Только в этот раз Всадник Войны её не разыщет. Из-под обломков своей души, увы, не выбраться.

А он, как дворовый мальчишка, чертил коллинеарные векторы от губ до глаз, не справляясь с бурей эмоции, что вдруг взяли контроль. Их истоков он не знал, разбираться в них не желал и подавно.

Длинные пальцы обхватывают фигуру, в одно мгновение отрывая от земли.

— Перекидывай ногу, я держу тебя!

Эсфирь слышит приглушенный голос Видара, и... в первые, по своей воле, повинуется ему.

Видар, в замешательстве, седлает коня. Мозг изо всех сил старается стереть из памяти назойливое наваждение. Глупость! Лишь помутнение Междумирья. Или его собственного рассудка.

Стоит обоим сесть, как кони, не дожидаясь наездников, срываются на бег.

— Доверься им! — кричит Видар на ходу, запечатлев взгляд, наполненный страхом.

Внезапно мрачные краски Междумирья растворяются. Красный цвет заката заливает небо, а ярко-зелёная трава ласкает копыта лошадей. Глен и Цири несутся по полю, позволяя ветру гулять в их гривах и волосах наездников.

Только посмотрев на беззаботно улыбающегося Видара, Эсфирь расслабляется сама. Он в первый раз открыл ей улыбку. Ту, что была под огромным запретом для всех.

Король, как она и думала, оказался прирожденным наездником, даже в условиях того, что не он сейчас управлял лошадью. Казалось, они единое целое, чутко различающее каждое изменение в организмах обоих. Он держится так уверенно, что дыхание Эсфирь перехватывает от этого зрелища. Её сердце целиком и полностью восхищалось королём.

Видар чувствует свободу. От этой свободы кружится голова. Он буквально упивается знанием того, что из-под копыт сейчас летит пыль.

— Дружок, покажем, что мы можем? — тихо спрашивает он Глена, получая в ответ самодовольное ржание.

Глен существенно отрывается вперёд, набирая предел скорости, чтобы скрыться от Цири. Затем огибает огромный многовековой дуб и скачет обратно.

Цири заметив, что Глен не сбавляет скорости, постепенно подтормаживает. А Эсфирь зачарованно смотрит на Видара.

Те останавливаются за несколько несчастных тэррлий от Цири и Эсфирь, а затем Глен отрывает передние лапы и встаёт на дыбы.

Одному демону известно, как Видар удерживался, но делал он это с такой спокойной самоуверенностью в глазах, что у Эсфирь, несмотря на все протесты разума, перехватило дыхание.

Мгновение, и лошади поскакали рядом, бок о бок. Видар прижался всем телом к Глену, ещё крепче обхватывая бока ногами и отпустил руки от гривы.

— Давай руку! — Со счастливой улыбкой кричит он.

А она... она не знает этого альва. Но, кажется, сердце уже давно водит с ним дружбу. И хуже – принадлежит ему.

— Иди ты к демону! Мы разобьёмся!

— Давай же, инсанис! Избавишься от меня и вздохнёшь спокойно!

Она снова подчиняется. Скорость и свобода туманят разум. Эсфирь несмело протягивает ладонь, чувствуя, как он крепко сжимает её.

Внезапный туман охватывает их. Поля и лошади исчезают, а король и ведьма на огромной скорости летят в неизвестность. Сам того не ожидая, Видар резко дергает ведьму за руку на себя, прижимая к телу. Жёсткий удар о землю приходится на его спину, и более мягкий – о него – для Эсфирь.

— Демон, — тихо постанывает Видар.

Секунда, он спихивает с себя ведьму и поднимается с земли, как ни в чем не бывало, оставляя её одну в темноте.

— Я убью тебя, долбанный альв! — еле слышно рычит она, чувствуя, как энергия Хаоса растекается по телу. — Со льдом сравняю!

Она резко подскакивает, отряхивая штаны комбинезона. Её взгляд мерцает всепоглощающей ненавистью и... каким-то новым огнём, что для Видара в новинку. Она уже хочет бесцеремонно схватить его за лацканы жакета, как Дочери Ночи объявляют о себе раскатом грома.

— Первое испытание пройдено, Кровавый Король и Верховная Тринадцати Воронов!

Безумный смех раздаётся со всех сторон и исчезает вместе с туманом.

Первое, что замечают Видар и Эсфирь – двоих спящих солдат. Третий сидит на камне с обречённым взглядом наблюдая за тем, как Себастьян мучает белку.

— Ты где нашёл это зверьё? — не удерживается от смеха Видар.

Солдаты резко подскакивают, Себастьян же разочарованно смотрит в след успешно удирающему животному.

— Должно быть, она молилась на твой приход, — язвительно дёргает бровью Эсфирь, обращаясь к Видару.

Белка, нагло воспользовавшись замешательством Себастьяна, уже, наверное, скакала по деревьям.

— Вы долго! — Себастьян поднимается, отряхивая руки. — Всё хорошо? Прошли? Что за испытание?

— Не разбиться на лошадях, — фыркает Эсфирь, смерив Видара взглядом отвращения.

— Или не умереть со страху, — в тон ей отвечает король. — Всё хорошо, теперь ждём Второе испытание.

Себастьян увлекает Эсфирь расспросами, пока Видар осматривает её в новом свете. Даже у такой сильной ведьмы оказалась брешь.

Странная, почти что больная мысль закрадывается в голову. Теперь одно из её ярких воспоминаний связано с ним. По крайней мере, какая-то полоумная часть его мозга на это надеялась.

Тэррлия – единица измерения. Может быть, как измерением расстояния: 1 террлия = 1 километр = 6,21 миль, так и метража и т.д.

С лат. Лучистая энергия, воспринимаемая глазом.