Марионетка

Аттикус

После минета в моём кабинете Эвелин, словно одержимая вампирша, жаждет высосать из меня всю сперму. Её голодный и нуждающийся взгляд говорит мне об этом. Но сама она не решается сделать первый шаг, спросить или попросить повторить.

Я сам не против поместить член в её тёплый рот, но вот только появились дела куда поважнее.

— Я не умею играть в теннис, — возмущается Эвелин, сидя на шезлонге.

— Он тебя научит, — спокойно отвечаю, продолжая курить сигару и просматривать переписку с Мартином.

Эвелин произвела на него хорошее впечатление в прошлый раз, и теперь он не может дождаться их следующей встречи. Честно, этот придурок достал меня. Он пишет и пишет, как доставучая фанатка.

— Он знает, что я не умею?

— Знает.

Я отрываю взгляд от телефона и смотрю на Эвелин. Ее лицо смягчается, щеки чуть краснеют, а в глазах появляется надежда. Чёрт, она так сильно хочет, чтобы я отымел её.

— Сосредоточься на задании. Помни, что ты мстишь за своего отца.

— Я помню.

— И перестань пускать по мне слюни, — говорю я, направляясь в дом.

— Я не... Аттикус!

Раздражённая Эвелин топает за мной. Я веду себя спокойно, как удав. Мои губы трогает усмешка, когда она что-то бормочет себе под нос. Она одновременно хочет быть независимой и принадлежать мне.

— Аттикус...

Я резко оборачиваюсь, и Эвелин застывает с приоткрытым ртом. Она смотрит на меня с восхищением. В её глазах столько мечтательности, что мне приходится подыграть, чтобы посмеяться над ней.

Моя грудь касается груди Эвелин, пальцы мягко держат её подбородок. Я наклоняюсь, приближая наши лица. Девушка заинтригована, её губы чуть приоткрываются, а глаза блестят от волнения.

— Через десять минут чтобы была в машине, — говорю ей, обламывая всю романтику между нами.

Миловидное лицо Эвелин сменяется на яростную гримасу.

— Аттикус, — сердито рычит, пока я, смеясь, иду к машине, — я ненавижу тебя!

— А я люблю тебя. Десять минут, Эвелин.

Я слышу за спиной раздражённый стон и поднимающиеся шаги по лестнице.

Моя любовь к Эвелин может показаться другим странной. Для меня любовь — это контроль и защита моей собственности, то есть Эвелин. А теперь ещё и удовлетворение наших потребностей.

Мне нравится наблюдать, как бесится Эвелин, как она трахает меня глазами. Ещё мне нравится обламывать её возбуждение, как это было сейчас. Не нужно быть гением, чтобы прочесть её грязные мыслишки, потому что я знаю её насквозь.

***

На улице невыносимо жарко, и я не могу выйти из машины, чтобы не попасть в поле зрения камер наблюдения, установленных на каждом доме. Пока меня спасает бутылка воды в бардачке, которая успела нагреться, открытое окно, в которое я высунул руку, и включённый вентилятор.

Ненадолго вздремнув, я напрягаюсь и открываю глаза, когда дверь открывается с пассажирского и показывается Эвелин. Она тяжело дышит, её глаза горят, а грудь, выглядывающая из белого рашгарда, часто вздымается. Это привлекает моё внимание, как и её влажный кончик языка, скользящий по губам.

— В чём дело, Эвелин? — хмурясь, обеспокоенно спрашиваю.

Она внезапно забирается мне на колени и обнимает за шею. Я не успеваю ничего сказать или среагировать. Внутри меня поднимается раздражение, и я сердито смотрю на неё. Она выглядит как та, что напрашивается, чтобы её трахнули. Эвелин пытается дотянуться до моих губ, но я отворачиваюсь.

— Эвелин!

Я с силой бью её по ягодицам под белой теннисной юбкой. Она охает от боли и прижимается ко мне. Я сжимаю её кожу как напоминание, что так нельзя себя вести.

— Аттикус, — шипит она и хнычет.

— Какого чёрта ты вытворяешь?

— Ты первый начал.

— О чём ты?

— Ты возбудил меня, а потом сказал идти собираться.

— Боже.

Я закрываю глаза и опускаю голову на сиденье, ослабляя хватку на заднице Эвелин. Она трётся об меня, похихикивая, и касается губами моей шеи.

— Аттикус, мне нужно, чтобы ты помог мне.

— Что там с Мартином? Он знает, где ты?

— Я сказала ему, что мне нужно в туалет.

— Молодец, ничего лучше не придумала. Знаешь, какой это риск? Здесь полно камер. Если Мартин что-то заподозрит, то проверит их, где ты бегаешь в большую чёрную тонированную машину.

— Аттикус.

Эвелин плевать, что я говорю. Она так сильно хочет кончить, что готова нарушить установленные мной правила.

— Запомни, девочка, — говорю я резко, с ноткой яда в голосе, — я не стану трахать тебя в машине. Не в твой первый раз.