Океаны

  Интерьер «Синей розы» являл собой абсолютное убожество, уныние и мрак. Расположившись на жестком стуле в ожидании заказа — сырников и горячего чая «Эрл Грей». За круглым деревянным столиком, увенчанным потертой светлой скатертью, я рассматривала зигзагообразную металлическую люстру на посеревшем от времени потолке, и с трудом справлялась с навязчивым ощущением, что внутреннее убранство кафе не менялось со дня сенсационного открытия.

  Я вновь мельком окинула взглядом темный интерьер и пришла к выводу, что, возможно, в моих суждениях таилась доля правды. Если без должного внимания всматриваться в огромные безвкусные детали тускло освященного помещения, где будто бы терялся счет времени, не вдыхать носом непроветриваемый кисловатый запах сомнительного происхождения, осевший вокруг словно невидимый смог и не прислушиваться к монотонному постукиванию дождя по крыше — то в мрачных стенах, сужавшихся под натиском десятка пустующих круглых столиков, окруженных деревянными стульями, точно стражами, сиделось вполне терпимо. Не сказать чтобы приятно, но сносно для двадцати минут ожидания.

  Тихо хмыкнула, ибо выбор все равно был не велик.

  Я посильнее откинулась назад, до боли уперлась лопатками в низкую деревянную спинку стула, тяжело вздохнула и, опустив взгляд перед собой, уставилась глазами в телефон, лежавший на столе экраном вниз, как и прежде, глубоко в душе надеясь, что Мира могла позвонить в любую минуту.

  Буду честна хотябы сама с собой: если бы она позвонила, то я не задумываясь покинула бы стены, давящие на мои виски своей тяжестью. И плевать на дождь. И на заказ, который почти потерял свою актуальность. К сожалению, двух человечный персонал «Синей розы», состоявший из повара и официанта, на удивление оказавшимся не моей подругой, не могли похвастаться своей пунктуальностью — еще одно из положений в списке вышеперечисленных фактов почему отец ни за что не стал бы здесь завтракать, а следовательно не додумался бы искать меня на случай если бы снова пришлось уйти из дома и где-то переждать ливень.

  «Долгое ожидание, пыльный и угрюмый интерьер, неприятный запах...» — так звучали бы его первые оценки окажись он не столичным бизнесменом, а каким-нибудь ресторанным критиком. Тогда, под его зорким взглядом, оценочную степень точно не прошло бы почти ни одно заведение.

  Иногда, вместо того, чтобы наслаждаться трапезой, принесенной в именитом ресторане в центре Москвы, он (особенно в дни испорченного настроения) занимался тем, что критиковал навыки повара или поведение официантов.

  И весь смех в том, что временами он действительно оказывался прав. Я не раз замечала, что в дни, когда он обедал вне стен дома, со мной, Мирой и на тот момент еще и с мамой, некоторые совсем молоденькие официантки, будто нарочно игнорируя мою мать, вместо того, чтобы принимать заказы открыто строили ему глазки. В детстве, я и понятия не имела, где они всему этому понабрались, но знала, что отца это злило до мозга костей.

  Он считал их пустышками. И, кажется, совсем не скрывал, разговаривая с ними в нарочито брезгливой форме.

  А потом, когда они, как правило, возвращались к столу еще доброе количество раз, девушки прикрывались тем, что в кухне закончился тот или иной ингредиент для приготовления фуа-гра или вовсе нарочно путали напитки – вместо красного сухого вина, приносили белое, на замечания отца, они едва ли не кланялись в извинениях, выпячивая вперед полуоткрытое декольте.

  К великому разочарованию, прекращалось это цирковое представление лишь когда отец грозился уйти из ресторана или со злостью требовал привести в зал менеджера. Тогда официанточки испарялись в воздухе, а стол принимались обслуживать настоящие профессионалы: мужчины или строгие женщины лет тридцати и старше. Они слушали с непроницаемыми лицами и всегда с дотошностью проверяли заказанные блюда. Тогда на столе и красное сухое вино оказывалось и, что любопытно, к нему добавлялось то самое заказное фуа-гра в абсолютно полной готовности.

  Я взглядом скользнула по черному матовому чехлу, что соблазнительно поблескивал в свете желтых лучей одинокой лампочки, вкрученной в плафон посередине люстры и внешне похожей на ведро. Мобильник не подавал признаков жизни. Сестра, словно назло, не звонила и тогда я перевернула телефон экраном вверх, пытаясь вселить в свою голову ложную надежду, что из-за громких мыслей попросту не услышала оповещений.

  Однако, должный обман не сработал. Прямоугольный экран тот час засветился, предоставляя глазам черные однотонные обои рабочего стола, многочисленное количество цветных квадратных иконок-приложений и огромный циферблат. Никаких сообщений не было и только «11:30» открыто и досадливо твердило, что я прождала еще десять минут к обещанным официантом двадцати.

  Подперев запястьем правую щеку, я левой рукой заблокировала мобильник и сделала вдох ртом, ибо если дышать не носом, то кисловатый запах практически не чувствовался, но призрачным шлейфом оставался на кончике языка.

  Затем усиленно постаралась найти оправдание Мире: вероятно, она так загналась с предстоящей конференцией и присутствием отца вместе с негодяем Лоренсом, что попросту забыла меня известить о начале собрания.

  Или же.. Я ни под каким предлогом не хотела мириться с засевшей в голове, точно сорняк в огороде, назойливой мыслью, что Мира не позвонила потому что не сочла нужным.

  Честно говоря, я бы спустила с рук ей эту выходку, если бы поход в «Синюю розу» оказался именно таким, каким его представляла себе полчаса назад.

  Но (как часто говориться во многих историях) всегда присутствовало одно маленькое и гадкое «но» и как бы грустно оно не звучало, реальность редко совпадала с ожиданием.

  В моем же случае я прогадала полностью.

  Вместо болтливой, миниатюрной, голубоглазой и блондинистой подруги, похожей на эльфа, чьи пухлые губы в изложении скандальных сплетен, не замыкались даже на минуту, на пороге кафе меня встретил некий Иван — парень, безусловно, не подходивший на роль шаблонного официанта. Крайне резкий и по внешности скорее походивший на посредственного поп-идола или стандартного спортсмена, из какой-нибудь киношной футбольной лиги: высокий, подкаченный, возрастом не старше меня, кожа бронзовая, наглый, в меру смазливый, лицо чистое, без единого прыщика, открытое, чем-то притягивающее. Даже почти вселяющее доверие, если бы не его четко очерченные губы, изогнутые в надменной улыбке.

  Я будто на подсознательном уровне ощущала, что в этом Иване крылось что-то неладное. Не могла сказать что именно, однако была уверена — из-за такого парня неприятностей хватит с головой. Светлые волосы, уложенные в модную стрижку, с боковым пробором и выбритыми висками обрамляли высокий лоб, прямой нос, острые скулы и миндалевидные изумрудные глаза с хитринкой. Волевой подбородок искрил уверенностью, граничившей с наглостью и навязчивым желанием в очередной раз показать свое «Я». Ну а украшением всего этого голливудского портрета, точно изюминкой на торте, блестела симпатичная серьга-гвоздика, на вид из чистого серебра, воткнутая в правое ухо.

  Прежде чем подвести меня к столику и выполнить стандартные рабочие обязанности, Иван безо всяких смущений, отчего навязчивый голод свелся к минимуму и с непривычки в животе свернулся в тугой узел, оценивающе оглядел меня с головы до ног, будто мысленно составляя модный портрет, и довольно вздернул правый уголок губ и лишь после того, как я в руке сжала телефон, всем своим нутром показав, до чего неприятно его поведение, Иван вальяжно махнул длинными пальцами на расположенный позади него круглый столик, как бы приглашая сесть. Когда я, не сказав ни слова, развалилась на стуле, он ровным счетом не соблюдая никакой дистанции, вооружился блокнотом вместе карандашом и практически навис надо мной и, изобразив на лице нарочитый интерес, застыл в ожидании заказа.

  Сидя под тяжестью его пристального и цепкого взгляда, чувствовала как мои плечи рефлекторно сутулились и старалась практически не дышать, так как иначе исходивший от него запах ментоловых сигарет, смешанный с кисловатым смогом, царившим в помещении, непременно оказался бы у меня во рту и так въелся бы, что и творожный привкус сырников не сумел бы перебить эту взрывную смесь. Но так же ощущала как внутри меня, казалось, медленно вскипали все органы — я в буквальном смысле слова задыхалась от его наглости, ибо на рабочем месте она являлась верхом вопиющей некомпетентности.

  Возмущаясь его поведением и нелепым, дешевым... Даже не знаю как это назвать... Подкатом? Я с театральным шумом, точно устала от его назойливого присутствия, бросила телефон на стол перед собой и с вызовом выдавила из себя:

— Где Даша?

  Неужели за то время, что мы не виделись, а именно около двух недель, она успела сменить место работы и ничего не сказала мне?

— Что? — от его бархатистого голоса, искрящегося вопросительной интонацией, по моей спине пробежал разряд тока.

  Я обернулась: его темные широкие брови идеальной формы без каких-либо изломов, подозреваю даже выщипанные, с удивлением поползли вверх, а томный взгляд зеленых глаз нацелился прямиком на меня, словно пытаясь заглянуть под кожу.

  Потоки воздуха застряли у в моей груди неприятным комом, так что я с трудом сделала очередной вдох и, по неведомым причинам с усилием отведя взгляд в сторону, замерла, так как меня с головой окатило ощущение когда-то испытываемого дежавю.

  Во внешности Ивана не было ничего примечательного, про таких людей обычно говорили «манекен» — бездушная кукла, не обладающая ровным счетом ничем, кроме хорошего личика. И все же, таилось в его взгляде нечто такое, что невольно притягивало. Завораживало. Манило.

  Его глаза... Они были как нежная весенняя листва под теплым лучом послеполуденного солнца. Как сад ярких звезд под апрельскими каплями дождя, сверкали огромными изумрудами в ореоле пушистых длинных ресниц и между тем выражали сразу несколько эмоций: радость, хитрость и почти не скрываемую тоску.

  Я с трудом совладала с собой, чтобы не выпросить у Ивана злосчастный карандаш и блокнот, не усадить его за стол напротив и не перенести красоту его глаз в полном очаровании на листик. Но! Не хотела тешить его самолюбие и еще больше подкреплять его уверенность в собственной исключительности.

  И пускай я знала, что сотню раз пожалею об упущенной возможности, по-другому поступить не могла, а потому молчаливо опустила взгляд на его прямоугольный бейджик с именем, прикрепленный к нагрудному карману белой рубашки, с рукавом в три четверти и нещадно обтягивающей торс. «ИВАН» было написано большими черными буквами, а после подметила как его длинные пальцы, игриво перебирающие черный карандаш, вместе с другой рукой, державшей блокнот, медленно опустились на уровень моих глаз — там, где у Ивана располагалась середина темно-зеленого фартука.

  Рассматривая его выпирающие на руках вены, я ухмыльнулась. Где владельцы кафе только откопали такой экземпляр? Он что, вроде маяка в море, новый способ завлекать симпатичных и наивных посетительниц?

— Даша, — вопреки усилиям, голос прозвучал глухо, — симпатичная блондинка. Давно работает здесь, — мысленно перебрала в памяти сколько времени она трудилась в «Синей розе» и, не отыскав ответа, пришла к выводу, что Иван не придаст особого значения точному количеству рабочих дней, и, вновь скользнув по его лицу глазами, но заметив испытующий взгляд, быстро проконстатировала вслух, — примерно последние четыре месяца, — а после, нервно сглотнув, зачем-то прибавила, — моя подруга, — и едва не съежилась от неожиданности, как ноты моего голоса поднялись почти на два тона выше.

  Иван не медлил с ответом, так как над моей головой раздался легкий смешок, а следом его бархат разрезал наступившую было тишину:

— Что ж ты, будучи ее подругой, не знаешь, что в середине недели, ее смена начинается с половины двенадцатого? — в его голосе слышался легкий оттенок укоризны.

  Значит, все-таки не сменила место работы...

  Я прикусила внутреннюю сторону щеки, еще раз убедившись, что наглостью от Ивана веяло за добрый километр и мало того, что он не соизволил предложить мне меню, которого, к слову, не наблюдалось даже на столе, еще и перешел на «ты» с незнакомцем, не имея никакого разрешения.

  Но в ответ промолчала. Хотя нас с Дашей и связывали дружественные отношения, о своей работе она не распространялась, разве что однажды мимолетно озвучила название кафе и дала его адрес — оказалось, оно находилось почти рядом с моим домом.

  Прежде я как-то не задумывалась, что именно служило истиной причиной этим недомолвкам. Но сейчас, переведя взгляд на лежавший на столе телефон, вдруг мельком подловила себя на мысли, что может проблема крылась в нашей разнице или, как бы заметил отец, нас разделяли ступени общества?

  Будучи выходцем из профессорской семьи, Даша все равно зарабатывала себе на карманные расходы сама, хотя ее вполне могла обеспечить и родня. Примерно с конца девятого класса она то и дело бегала с подносами, раздавала листовки и проверяла билеты на входе в кинотеатр. Обычно жертвовала своими выходными и в целом не брезговала делать то, на что другие, по отцовскому мнению, не согласились бы ни за что на свете, к тому моменту как я, не прилагая никаких усилий, по большей части получала, что хотела и нагло расточительствовала родительский кошелек.

  Мда... Если так подумать, разница между нами была весомая.

  Я нетерпеливо выдохнула, ясно давая понять, что не настроена вести беседу с Иваном или более того терпеть его навязчивое присутствие.

— Она сказала, что будет здесь, — уверенно солгала, обернулась и, глядя поверх его подстриженной макушки, вскинула правой рукой, точно это правда, а после с наигранным высокомерием скользнула по самому Ивану взглядом, силясь показать, что его внешние данные не вызвали во мне ожидаемого им всплеска эмоций и, наверное, на самом деле так и было. Разве что красота его глаз представляла огромную ценность, — поэтому и пришла.

— В таком случае, придется подождать, — с досадой проворчал Иван, спрятав блокнот в карман фартука, а карандаш остался зажат между указательным и средним пальцами.

  По его обидчивому тону скоро поняла, что ему не очень понравилось то, как я его осматривала будто товар на витрине, не имеющий никакой ценности. Я мысленно ухмыльнулась — сам виноват и пусть почувствует себя так же неудобно, как и я.

— Вам принести что-нибудь, — между делом он как ни в чем не бывало вернул утерянную деловитость и корректное с незнакомцем местоимение, — или будете ждать подругу?

  Вновь перевела дыхание. Неужто обиделся, что его вызывающее поведение не сработало и я не таращилась на него во все глаза, застыв с широченно глуповатой улыбкой, словно дурочка?

  Между тем, в желудке вновь возвратилось неистовое чувство голода.

— Порцию сырников и Эрл Грей, — не глядя на него, ответила обыденным, но слегка прохладным тоном и как ни в чем не бывало уставилась в зигзагообразную люстру на посеревшем от времени потолке.

  Внезапно я почувствовала на собственных плечах небывалую свободу, точно весь утренний груз разом улетел в неизвестность, оставив за собой призрачное напоминание унылого бытия.

  Только оглянувшись по сторонам, будто с безразличием рассматривая интерьер, обнаружила, что Иван исчез... Испарился так быстро, что я и не заметила.

  Примерно полчаса спустя от нечего делать с дотошной периодичностью посматривала в мобильник и, все еще сидя на неудобном стуле в полном молчании и одиноком ожидании, я вновь оглянулась, стремясь отыскать Ивана или Дашу. Честно говоря, не так важно кого из этих двоих желала видеть, лишь бы быстрее получила заказ, позавтракала и покинула это Богом забытое место, потому что маленькое нечто в потемках моей головы назойливо твердило, что если я просижу в этом непроветриваемом помещении еще хотя бы несколько минут, то в конце концов не выдержу, встану и уйду. Плевать, что останусь голодной, но в этом случае больше пожалею о времени потраченном впустую.

  Я протяжно выдохнула. Надо было смириться с нынешним положением дел и вместо похода в кафе сразу отправиться домой. И, конечно, не исключено, что следом пришлось бы послушать страдательные возгласы отца, непременно пересечься с Виталием и, наверное, потерпеть упреки наглости в свой адрес или и вовсе в эпичном завершении принять участие в очередном семейном скандале.

  Зато я была бы дома. В тепле и уюте. Сытая.

  Почему-то сейчас, рассматривая со стороны эту абсурдно сложившуюся ситуацию, ее исход уже не казался таким нелепым.

  Очевидно так печально воздействовал на меня неутолимый голод.

  К сожалению Ивана нигде не наблюдалось. За своей спиной в дальнем углу зала я обнаружила только наглухо запертое окно в пластиковой раме, наполовину завешанное тяжелой темно-синей материей. Какой именно с уверенностью утверждать не могла, ибо прикоснуться к ним не позволило жгучее чувство брезгливости, пульсирующее в пальцах: почему-то именно по отношению к шторам у меня сложилось твердое убеждение что их не отправляли в химчистку примерно с того же дня как и оформили интерьер, то есть с самого открытия. Удивительно что к посуде подобное впечатление не склонялось — наверное из-за того, что еще не заметила, в каком непристойном виде мне преподнесут сырники и чай.

  С тоской в сердце я так же подметила на матовых стеклах живописно выступавшие водяные капли. Вот только не до конца было понятно принадлежали ли они удушливому пару, царившему внутри, или это печальный вид снаружи неистового ливня, героически нахлынувшего на Москву.

  Я протяжно выдохнула и, опустив взгляд, встретилась глазами с выложенной на полу плиткой грязно белого цвета с геометрическим ярко красным узором, совершенно не подходящим в тон строгим плотным занавескам, и уже не впервой подумала о том, что все убранство кафе совмещало в себе абсолютно несочетаемые вещи, какие сумели откопать на всяких распродажах или в антикварным лавках — если такие все же имели место быть.

  Этот интерьер являл собой нечто вроде свободного движения в дизайне, тонкости которого, казалось, слишком далеки от моего бытового понимания?

  В ином случае, владельцы просто могли впихнуть сюда все, что по их мнению обязывалось «оживить» старое здание, в идеале требуемое отправить под снос.

  Очень быстро я пришла к выводу, что вторая версия моих умозаключений оказалась наиболее подходящей — обернувшись в противоположную сторону, подметила как завершало беспросветное зрелище ремонтного небытия, нелепая картина в тяжелой дубовой резной раме, висевшая на стене напротив окна, написанная наверное самыми темными красками, что имелись в наличие у художника. От чего-то она на подсознательном уровне вселяла в моей душе чувство самого глубокого отвращения.

  Даже дневного света, искрившего из окна рассеянными клинками и скользящего скорее вдоль рамы, едва хватило бы, чтобы внушить жизнь в изображенный на холсте бледный неровный профиль девушки с явной горбинкой на носу. Сидя на боку за дубовым массивным столом, ее хрупкое тело в темно-коричневом платье горничной, согнулось пополам, точно от невидимой тяжести на плечах. Голову, увенчанную темной копной волос, она придерживала у виска левой рукой — той, которую на картине показали практически толстой полоской бежевого цвета, а взгляд ее карих широко открытых глаз с задумчивостью устремился куда-то вдаль сквозь открытые ставни, где показывался заросший небольшой пустырь, а там вдалеке царственно возвышались могучие сосны, но их художник изобразил сплошным темным пятном с некоторым рельефом.

  Как я поняла, что это сосны? Просто представила, ибо мне вдруг показалось, что именно этих огромных деревьев так не хватало для украшения унылого полотна. Словом, безобразного и в драматических тонах.

  Вот так ирония. Я невольно подловила себя на мысли, что девушка с картины чем-то напоминала меня, разве что одежда была иная, но я абсолютно точно так же сидела в тоскливом ожидании и смотрела в неизвестность.

— Извините, вам придется подождать еще несколько минут, — я вздрогнула, как бархатный и спокойный голос Ивана, доносящийся из-за моей спины, вдруг резко изменился — стал высоким, сбивчивым.

  Обернулась и от неожиданности застыла, не проронив ни слова. Меня уже не особо интересовало потраченное время.

  Не глядя на меня, миниатюрная блондинка с прямым носом и почти бесцветным лицом, огромными темными кругами под зелеными глазами и волосами, собранными в небрежный пучок, с редкими выбивающимися прядями, зажала карандаш между наманикюренных, но не накрашенных ногтей, и, нахмурившись так, что меж бровей образовалась глубокая морщина, что-то внимательно отмечала в маленьком блокноте на кольцах, показавшемся из-за ее миниатюрной ладони.

  Я бы не узнала в ней подругу. Настолько безжизненным и восковым казалось открытое лицо Даши в свете одинокой желтой лампы. Без привычного макияжа, не раз названного мной боевым раскрасом, но с широкими бровями, подведенными коричневыми тенями, она казалась необычно бледной, точно полотно нетронутое художником, и болезненной. Я подумала о том, что ее сходство с девушкой с картины невольно проглядывалось явственнее, чем мое.

  Прийти в себя заставила золотая моно серьга-цепочка, за которую зацепилась взглядом — она красовалась в ее правом ухе и я вспомнила, что подарила ее Даше на шестнадцатый день рождения как раз перед самым выпуском из школы.

— Красивая сережка, — довольно заметила я, ибо все-таки она носила подарок, а значит он ей поистине нравился.

  Ее широкие брови недовольно сузились к переносице.

— Спасибо, — заметила она неохотно, — это подарок... — Даша не озвучила чей, а вместо продолжения фразы подняла на меня усталый взгляд и ее рот тут же с удивлением приоткрылся. — Крис..? — спросила точно не веря своим глазам и следом широко искренне улыбнулась.

  Держа в одной руке блокнот, а в другой карандаш, Даша рефлекторно кинулась меня обнимать, разом позабыв обо всех рабочих приличиях.

  От ее прикосновений у меня внутри медленно разлилось знакомое тепло и впервые за утро я оказалась поистине счастлива, понимая, что голод, долгое ожидание и неприятное поведение Ивана стоили того, чтобы видеть подругу. Я ответила на объятия, прижавшись к ней грудью и слегка похлопав по спине, сделала вдох носом — от нее веяло едва ощутимым, но таким знакомым и родным летным цветочным ароматом. Он полностью заслонил собой мерзкую, непроветриваемую духоту.

— Откуда ты тут? — Даша спокойно села напротив, будто была не на работе, и, все еще улыбаясь, уставилась на меня во все глаза, а в ее утомленном взгляде появились первые искорки веселья.

  Я с удивлением подметила, что блокнот и карандаш куда-то испарились — видимо она ловко спрятала их в карман фартука.

  Девушка задала определенно хороший вопрос.

— Пришла позавтракать вкусными сырниками, — добродушно ответила я, растянув губы в легкой улыбке и решив не рассказывать всей правды.

  Кому какое дело до моего истинного, бедственного положения? Тем более что честность миром не правит и этот урок я усвоила давно, где-то два года назад, спрятавшись в тени колонны тускло освещенного фойе.

  Даша мимолетно зарыла руку в свою светлую копну. Она всегда так делала, когда настраивалась на долгий, задушевный разговор.

  Меня безусловно ждала содержательная и возможно веселая беседа.

— Я думала, что ты позабыла обо мне, — в ее голосе скользнули неприкрытые нотки грусти, а пухлые губы перестали изображать улыбку, — в последнее время мы мало общались, — уголки ее губ виновато опустились.

  Я фыркнула. Да, это так. Но если мы не списывались или не виделись каждый день, а предметом совместных претензий больше не считались учителя или домашнее задание, это же не значило, что нам следовало перестать общаться?

  Просто теперь у каждого из нас была своя дорога — я метилась покинуть Москву как можно скорее, а Даша...

  И тут я подперла рукой правую щеку и, скользнув по ней взглядом, призадумалась, так как на самом деле, если не считать работы в кафе, я и понятия не имела чем она занялась после выпуска.

  Я уже собралась задать ей стандартные вопросы из разряда «как поживаешь» и «чем занимаешься» или что обычно спрашивали, когда не виделись с подругой долгое время?

  Однако не успела.

  Внезапно возле нашего стола, строго между мной и Дашей образовалась подкаченная фигура Ивана, царственно державшая в руках круглый поднос.

  Я мельком скользнула взглядом по лицу Ивана и с удивлением отметила, что от прежнего нахала не осталось и следа. Лицо этого официанта выражало неприкрытое равнодушие. Его губы не искажались в надменной ухмылке и он словно нарочно не смотрел на меня или Дашу, а лицезрел явившиеся перед ним тарелку и белый фарфоровый чайник.

  Я ухмыльнулась — кажется, он и вправду затаил на меня обиду.

  Иван только монотонно пробубнил:

— Ваш заказ. — не дожидаясь моего одобрения, он опустил поднос на стол, причем сделал это с такой явной театральностью, что я без труда ощутила его недовольство, и ловко лавируя телефон, лежащий на столе экраном вниз, перенес содержимое подноса: чайник, пустую чашку с блюдцем, серебряные столовые приборы, вилку, нож для масла и десертную ложку на стол.

  Следом показались белая миниатюрная сахарница классической формы с крышкой из комплекта чайника и крохотные металлические щипцы, а последней на стол приземлилась тарелка средних размеров, на которой красовались три до невозможности маленьких сырника, а ровно по центру расползлось белое пятно сметаны.

— Приятного аппетита, — заметил Иван без каких-либо эмоций и молчаливо удалился не оглядываясь.

  От скорого предвкушения еды у меня приятно защемило в животе, но к тарелке я не притронулась и проводила Ивана взглядом до тех пор, пока он не рассек широкими шагами зал и не очутился в другом конце, встав за барную стойку, расположенную почти в полной темноте и до сего момента мною не замеченную.

  Только тогда я перевела взгляд на подругу и ничуть не удивилась, обнаружив, что она тоже следила за каждым движением Ивана — красивых парней Даша, к сожалению или к счастью, никогда не упускала из виду.

  Заметив ее задумчивый и долгий взгляд, я едва слышно прошептала:

— Симпатичная компания, — и еле заметно кивнула в его сторону.

  На самом деле я не считала Ивана таковым и быстро потеряла к нему интерес, но подумала о том, что ненавязчивое обсуждение его неприметной персоны хоть как-то поспособствует завязать разговор.

  Это сработало сразу, ибо Даша довольно и двусмысленно улыбнулась. Я сразу сообразила, что между ними что-то было. Она подперла висок указательным ногтем правой руки и с нарочитым видом перестала подсматривать за Иваном, словно он для нее не представлял увлечения.

  Но я знала, что это всего лишь излюбленный обманный маневр, так как не раз замечала, что таким жестом окружающим она казалась задумчивой и равнодушной, но как только объект ее симпатии переставал обращать на нее внимание и отворачивался, она глазами точно готова была прожечь в нем дыру. Однако, когда их взгляды вновь пересекались, она спокойно отводила свой в сторону. Эта легкая игра, кажется взятая из какого-то посредственного фильма, как правило, продолжалась недолго — минут двадцать от силы и обычно имела продолжение более тяжелое и откровенное.

  Я закатила глаза и уперлась взглядом в сырники, что обдавали мое лицо приятным, ароматным паром.

  И тут мне стало любопытно как далеко у них все зашло? Ведь в последний раз подобный трюк «в гляделки» Даша провела с нашим общим одноклассником Глебом — голубоглазым капитаном баскетбольной команды. Пришедший в конце восьмого года обучения, Глеб понравился почти всем моим одноклассницам и мы с подругой не стали исключением, обе практически сразу влюбились в него и всячески пытались завоевать его внимание.

  Естественно, каждая из нас мечтала, чтобы он стал ее парой на выпускной вечер и в девятом, и в одиннадцатом классах. Пойти с баскетболистом было престижно. Мы с Дашей даже дали друг другу обещание, что если Глеб выберет кого-то из нас, другая не станет обижаться или пытаться его отбить. Честно говоря, я понятия не имела, насколько это обещание было исполнимым, чувствам ведь не прикажешь.

  Ну а по ночам перед сном я не раз представляла себе, что произойдет если Глеб выберет меня? Будет ли Даша так же считаться моей подругой или перестанет со мной разговаривать? Она ведь привыкла, что обычно все лучшее достается ей: лучшие парни, лучшие места в кино, лучшая еда в столовой — а потом смотрела на этот вопрос с другой стороны: что сделаю я если Глеб выберет ее? И по правде говоря, мне не хотелось знать ответ.

  Но в конце заветного дня «ИКС», когда все стали приглашать другу друга на выпускной, у нас с Дашей ничего не вышло, так как Глеб просек, что мы лучшие подруги и как-то узнал про обещание и чтобы не разрушить женскую дружбу, за что я благодарна, не ответил взаимностью ни одной из нас. На первый выпускной он пошел один и тем вечером мы втроем просидели у стола с напитками, ибо никто не хотел танцевать. Перед выпускным отец испортил мне настроение своим напоминанием. Он единственный раз позвонил Мире и спросил как у нее обстоят дела с Лоренсом. Дашу в тот вечер из-за недостачи уволили с работы и понятно, что ей было не до танцев, а Глеб поссорился с матерью из-за ее любовника и весь праздник провел в мрачном унынии.

  Зато в десятом классе мы втроем стали лучшими друзьями и на выпускной вечер в одиннадцатом пришли втроем.

  Кстати, чем занялся Глеб после выпуска я тоже не знала. В последний раз я виделась с ним в тот же вечер, что и с Дашей — в вечер совместного просмотра кино.

  Я вновь скользнула глазами за барную стойку. Иван, казалось, театрально игнорировал наше присутствие. Он с должным, почти показным усилием, протирал стаканы белой тряпкой, которые и без того блестели в тусклом свете лампы.

— И как он тебе? — я уставилась на подругу, чья улыбка с лица спала, и многозначительно повела бровью, искренне надеясь, что Даша поняла не слишком скрытый смысл моего жеста.

  Ее розоватые губы дрогнули в слабой, сдержанной улыбке, а зеленые глаза сверкнули недобрым огоньком.

  Не уж-то Иван, как это говорят в народе, оказался Богом секса?

  Но сильно удивилась, когда Даша с деланым спокойствием всего лишь ответила:

— Неплохо.

  Я почувствовала как мои брови с изумлением поползли вверх, а вместе с ними округлились и глаза. Неплохо? Я думала она скажет: «Это было потрясающе,» — по крайней мере, так Даша говорила о большей части своих парней, которых, если вспомнить, было не так уж и много. Может три или на худой край, четыре.

  Неужели за то время, что мы не виделись ее послужной список заметно пополнился и теперь имелось с чем сравнивать?

— Почему неплохо? — я взяла вилку, разломала ею сырник пополам, макнула кусок в сметану и быстро запихнула в рот и от удовольствия рефлекторно прикрыла глаза.

  Мягкий, нежный и пышный он таял во рту так скоро, что его почти не требовалось пережевывать и только кусочки рассыпчатого творога оставались на языке приятным и ощутимым шлейфом.

  Я улыбнулась — их вкус определенно то, ради чего стоило так долго ждать.

— Потому что он меня обманул, — безрадостно заметила Даша, отчего я резко распахнула глаза, а блаженство от сырников быстро спало, словно по мановению руки. Я с трудом сглотнула образовавшийся липкий ком.

  Пальцы Даши, что поддерживали висок, медленно опустилась на стол. Она спокойно взяла фарфоровый чайник и, придерживая крышку свободной рукой, наполнила чашку так, что насыщенный «Эрл Грей» слегка перетек за края.

  Я вздохнула ртом пряно цитрусовый аромат бергамота даже с расстояния одаривший меня секундным и невидимым наслаждением. Предвкушая горячую жидкость во рту, опять закрыла глаза, пока не вспомнила о Даше и об Иване.

  На моем лице тут же зародился интерес и Даша, по всей видимости, его уловила.

— Если кратко, — шепотом пояснила она и голос ее даже не дрогнул. Она смотрела на меня в упор, но в ее глазах не читались обида или убийственное горе, — то мы несколько раз трахались в подсобке. Он водил меня на свидания, дарил цветы и конфеты, ну как обычно бывает. И все было замечательно. Я жила в неведении, а его, кажется, полностью устраивало нечто вроде полигамии...

  Мои губы шокировано приоткрылись, а брови вновь скользнули вверх. Я открыла рот, хотела спросить имела ли она ввиду именно то, что я услышала, как Даша спокойно продолжила:

— Пока однажды сюда не заявилась его девушка, — она ненадолго смолкла, выждала фирменную паузу, видимо, перед эпичной кульминацией и, когда я с должной страстью изобразила увлечение, с охотой продолжила, — с которой, как оказалось, он сожительствовал не один год и с дотошной периодичностью ей изменял. Короче, я была не первая, кого он одурачил.

  Я отхлебнула чай, горячая жидкость тотчас нещадно разлилась по горлу, и ухмыльнулась, думая до чего же банальная предсказуемость — у красивого парня есть девушка, которой он изменяет. Однако тут же встрепенулась, вспомнив другие слова Даши: что значит сожительствовал не один год?

  Я рефлекторно оглянулась на Ивана, но за стойкой никого не оказалось.

— Погоди, — у меня перед глазами мельком пронеслось подкаченное тело, смазливое идеальное лицо без единого прыщика, высокие скулы и миндалевидные изумрудные глаза, — сколько ему лет? Он же едва тянет на восемнадцать.

  Даша открыто прыснула от смеха, слегка откинулась назад и весело выпалила то, от чего мои губы молниеносно образовались в удивленное «О».

— Ему двадцать шесть, — она оставалась невозмутимой.

  Двадцать шесть?!

— Да ты врешь! — выкрикнула я слишком громко и тут же оглянулась. Не хотела чтобы Иван догадался о том, кто стал объектом нашего обсуждения.

  В ответ Даша лишь цокнула, закатила глаза и скрестила руки.

  Я быстро осознала, что она не лгала. В таком случае, хотела бы я и так выглядеть, когда мне исполнится столько лет.

— Я сначала тоже подумала, что он врет, но когда мы пошли в клуб и он на контроле показал паспорт, потому что нас не хотели пропускать, то сомнения ветром сдуло.

  Я с удивлением заметила, что меня даже не задело наличие того, что подруга ходила развлекаться без меня и снова закинула отломленный кусок сырника в рот, но почему-то проглотила его без особого наслаждения, словно просто утоляя голод.

  Даша тем временем, пристально глядя на меня, закусила нижнюю губу и монотонно продолжила:

— Представляешь? А на следующее утро после похода в клуб на моей смене примерно через час после открытия кафе сюда вихрем ворвалась какая-то габаритная женщина, — Даша широко развела руками в стороны, словно этим жестом подкрепляя свой факт, — я как раз стояла за барной стойкой, — она махнула рукой туда, где ранее стоял Иван, , Ох... И вспоминать стремно, — она прикрыла глаза и театрально передернулась, — она начала как ненормальная басом кричать «Где Иван?». Я испугалась, что она разнесет здесь все кафе, — она едва перевела дыхание, — ну я и принялась ее успокаивать. Думала, что она его... Ну не знаю, мама или тетя. Может за сына переживает. Все-таки он молодой. Красивый.

  Я понимающе кивнула, хотя с ее заявлением можно было поспорить.

  Даша поскребла рукой подбородок.

— Я вот и отвечаю: у нас нет прав разглашать информацию о работниках, — деловито заметила подруга, — но сама понимаю, раз ей известно, что Иван здесь работает, значит она ему близка и спрашиваю ее: вы кем ему приходитесь?

  Я снова отпила глоток чая, но он уже остыл, хотя все равно был вкусным.

  Правда, от следующих слов подруги я едва им не поперхнулась. У меня внутри от удивления все замерло и в какой-то момент я даже перестала ощущать кисловатый запах, паривший в помещении.

— И ты можешь представить мою реакцию, когда она нагло заявила, что является его невестой? — глядя на меня, Даша с подозрением прищурилась и брезгливо сжала губы.

  Я почесала бровь. Нет. Такого поворота событий точно не ожидала. Изменять девушке это одно. Но изменять невесте... Я глухо выдохнула. Знакомая история.

  Этот Иван часом не дальний родственник Лоренса?

— Клянусь, — продолжила Даша все тем же свистящим шепотом. Ее широкие брови сузились к переносице, а запястья развелись друг напротив друга — одно из доказательств того, что ее захлестывали эмоции, но по понятным причинам она не могла их выплеснуть, — эта дама, — Даша брезгливо фыркнула, — выглядела старше на добрый десяток, если не больше.

  Я ничего не ответила. Судить по внешности если человек того не заслуживал, в отличие от Ивана, который первый начал меня нагло сканировать взглядом, не являлось уделом моих принципов. В отличие от Даши, у которой доброта и честность измерялись красивым личиком. Я поджала губы, припоминая как не раз говорила подруге, что однажды ее оценивания сыграют с ней злую шутку. Нельзя доверять человеку только если тебе симпатично его лицо и внешний вид!

— Это было ужасно! — с досадой парировала Даша.

  От нечего делать я попыталась представить эту загадочную леди. Ее параметры. Действия. Однако толи от голода, то ли от того, что мой мозг на данный момент не понятно почему плохо совладал с полученной информацией, перед собой я видела лишь тарелку сырников. И думала только о том, в каком глупом положении оказалась Даша, классно потусив с ним в клубе и возможно даже занявшись сексом, на следующее утро она узнала о его невесте. Еще хуже и нелепее прозвучало бы, если бы у него вместо невесты внезапно объявилась жена и трехлетний ребенок! Или если бы у него вдруг оказалось и две любовницы, и жена, и трехлетний ребенок.

  Я едва не прыснула от смеха, всего на миг представив эту ситуацию, и подумала о том, что если бы о похожей истории сняли телесериал, он был бы самой обсуждаемой новинкой года, а его рейтинги еще долго держались бы на первых местах.

— ...Ты бы видела, в чем она пришла одетая, — донеслось где-то задним фоном, — в какое-то жуткое горчичное пальто, длинное цветочное платье и уродливые коричневые ботинки. А ее волосы... Ты меня вообще слушаешь?

  Даша с выжиданием уставилась на меня и под ее тяжелым взглядом я рефлекторно и обреченно кивнула — никто не был виноват в глупости, которую она сама же и заварила — и невольно подловила себя на мысли, об очередном дежавю. Я ведь и сама недавно поступила так же!

  Даша же продолжила как ни в чем не бывало.

— У таких как минимум есть двое детей и собака, — она подперла рукой подбородок и закатила глаза.

  Как именно подруга вычисляла женщин с двумя детьми и собакой оставалось только догадываться.

— А она всего лишь невеста! Так еще и такого красавчика!

  Я мельком скользнула взглядом по зажатой в руке вилке, а после, не сводя внимательного взгляда с подруги, отломила очередной кусок сырника и поднесла ко рту, но когда едва коснулась его губами и вновь мельком посмотрела на него, то осознала, что вряд ли осилю его съесть.

  Даша спокойно перевела дыхание. Я медленно опустила вилку на тарелку.

— Ну, я и застыла в удивлении, — подруга потерла висок указательным пальцем. — Даже слова сказать не смогла, — протяжно выдохнула и тут же встрепенулась. — Благо на ее каверзный вопрос «кем я прихожусь Ивану» ответила не «девушка», а «коллега». Иначе, думаю, она переломала бы мне ноги.

  Я хмыкнула. Вот не зря этот ходячий Кен мне не понравился с первого взгляда. Словно на подсознательном уровне поняла, что с ним явно что-то не так.

— А тут Иван заходит, — продолжила она уже намного тише и украдкой покосилась на барную стойку, — с огромным букетом красных роз и такой: прости родная, я был на мальчишнике, — Даша скривилась и гнусавым голосом передразнила сказанные слова, — м все в таком роде. В общем, навешал ей лапши на уши и попытался побыстрее вывести из кафе, видимо побоялся, что я расскажу о его похождениях, — она ненадолго смолкла, — а я ведь не дура. Ещё жить хочу, а кто знает как бы эта женщина себя повела? Вдруг напала бы на меня? Покалечила...Так что гордо я проглотила обиду.

  Я и сама подперла рукой щеку, ибо аппетит полностью пропал и даже «Эрл Грей», принесенный Иваном, теперь внушал отвращение. Единственное, чего я желала в данный момент, так это оказаться дома в теплой постели.

— Потом уже, когда он вернулся вечером на свою смену, — Даша заговорщики сложила руки в замок, — я влепила ему затрещин. Во-первых, потому что за ночь до этого у нас был классный секс в высотке Москвы.

  Я ухмыльнулась, так как оказалась права.

— А во-вторых, за то, что он меня обманул, — она слегка склонила голову вправо и копна ее волос заметно съехала в сторону,

— Так что, вот тебе первое правило, подруга: никогда не ведись на красивую внешность мужика.

  Я хмыкнула и скрестила руки. Жаль она сама этим советом не пользовалась или не дала мне не его два года назад и может тогда я по-другому взглянула бы на Виталия.

  Я мимолетно призадумалась о том, как это за все время, что Иван работал в «Синей розе», Даша ни разу не застала его за общением со своей возлюбленной? Неужели он так хорошо маскировался?

— Почему ты не спросила его о девушке? — я прикусила внутреннюю сторону щеки.

  Право не стала же она все-таки слепо доверять ему на словах и прыгать в койку?

  В ответ Даша вновь фыркнула.

— Естественно спрашивала, — ее взгляд молниеносно скользнул по тарелке с сырниками, — и он чистосердечно признался, что они расстались.

  Я раздосадовано почесала затылок. Похоже была не права — она доверилась. Однако меня больше удивил тот факт, что Даша слишком спокойно ведала эту подлую историю, словно она произошла не с ней, а была всего лишь пересказанным сюжетом, и, глядя на то, что подруга не билась в истерических конвульсиях, в которые обычно впадала, когда понимала, что оказывалась обманутой, я все еще металась между двумя вариантами логичных объяснений: или она не слишком сильно скорбела по Ивану или в мужественном одиночестве пережила удар судьбы.

— В таком случае, надо было сказать правду его девушке, — у меня как-то не повернулся язык назвать ее невестой, не хотелось более разочаровывать подругу, — может, она задала бы ему хорошую трепку. Заслуженную.

— И заодно мне тоже, — быстро отозвалась она и сомкнула губы, — если бы ты ее видела, то, поверь, не захотела бы оказаться первой в списке ее врагов.

  Интересно, как же все-таки выглядела эта женщина-терминатор?

  Я скользнула глазами по черному матовому чехлу. На самом деле меня интересовал только один вопрос, который, чтобы не наступило неловкое молчание, я поспешила задать:

— Как вы можете спокойно оставаться коллегами?

  Будь я на месте подруги то, наверное, не смогла бы даже смотреть на него, ведь постоянно видела бы лицо его невесты и злилась бы на то, что позволила себе быть обманутой.

  Вместо скорого ответа Даша уперлась взглядом в фарфоровый чайник и задумчиво провела правой рукой по лбу, видимо что-то обдумывая, а когда снова подняла на меня глаза, я почувствовала как мое сердце непроизвольно сжалось в комок, ибо на сей раз ее взгляд действительно наполнился разочарованием.

  Только сейчас я впервые задумалась о том, насколько зримо наше финансовое положение — когда Даша почти неслышно проговорила одними губами:

— Если нужны деньги выбирать не приходиться.

  Я ничего не ответила. На самом деле и сама не знала как бы отреагировала в подобной ситуации: осталась бы работать с тем, кто втоптал мою гордость и самолюбие в грязь, или же молча сбежала с места происшествия.

  Похоже, что у Даши действительно не было другого выбора кроме как терпеть. Насколько я помнила из хвастовства подруги, в «Синей розе» частенько выдавали премии и это вне зависимости от того сколько посетителей появилось за день. Кажется, работодатели очень сильно любили своих официантов, раз баловали деньгами, ибо в столичных кафе такого наблюдалось не часто или же Даша занималась в этих стенах чем-то иным, о чем благополучно умалчивала?

— Ну, а ты? — наконец просила она с выжиданием, после недолгого молчания.

  Я встрепенулась и отогнала навязчивые нехорошие мысли, касательно ее персоны, рефлекторно поджимая губы и прекрасно понимая, к чему она клонила.

— Какими судьбами ты в «Синей розе»? — она слегка поддалась вперед и уставилась на меня в упор. — Сомневаюсь, что вышла из дома поесть сырников.

  Я выдохнула и снова провела взглядом по тарелке. Увы, ее сомнения оправданы — мой дом располагался практически через четыре небольших здания от кафе и если бы я действительно проголодалась, то заявилась бы сюда и заплатила за еду, когда могла прямиком очутиться на кухне и съесть в разы больше и бесплатно? Итак ясно, что вряд ли.

  Я оглянулась на барную стойку, желая внушить Даше мысль, что опасаюсь наличия посторонних ушей, но на самом деле силилась справиться с внутренними терзаниями между тем стоило ли рассказать подруге правду после ее-то откровения со мной или и вовсе умолчать? Все-таки речь касалась и Виталия тоже, а он, как ни тяжело признать, красивый и значит вызовет неприемлемый интерес у Даши, чего мне естественно не хотелось.

  Иван так и не появился даже на сей раз, о чем я пожалела, ведь тогда, смогла бы придумать оправдание что-то вроде «давай поговорим при следующей встрече» и Даша бы меня поняла, а этот неприятный разговор сам собой отложился бы до лучших времен.

  Но поскольку этого обманщика не наблюдалось, я поняла, что выкрутиться будет тяжело. Даша непременно почувствует ложь или что еще хуже, станет докапываться до правды, а может просто обидится на меня, ведь она поведала историю всей душой, а я не желала сказать и трех слов.

  Глядя на подругу, что со всем свойственным ожиданием уставилась на меня во все глаза, я прикусила внутреннюю сторону щеки, глухо и протяжно выдохнула и тихо устало произнесла:

— Отец приехал.

  Даша ненадолго смолкла, а после только спокойно уточнила:

— С ней?

  Стараясь не глядеть на нее, я лишь кивнула.

— Логично было бы предположить, что они приедут вместе, — заключила Даша таким утвердительным тоном, точно это и так был всеми известный факт.

  Я с трудом сдержалась, чтобы не съязвить, ибо до последнего надеялась, что отец приедет один или не приедет вовсе, но когда она осторожно спросила о том, чего я больше всего избегала, то я почувствовала как по моей спине пробежал разряд тока.

— А твой сводный?

  Я сомкнула губы, так как несколько мгновений еле сдерживалась, чтобы вместо бледного лица Даши рефлекторно не представить наглую физиономию Виталия, смотрящего исподлобья и медленным шагом идущего на меня, точно зверь на жертву, но когда мне удалось переключить неиссякаемый поток мыслей на вопросы подруги, а перед глазами исчез его четкий образ, оставив за собой шлейф из приятных воспоминаний о морском бризе и своем накаченном теле, то я со всей искренностью изобразила неприязнь и как можно скорее ответила:

— Теперь, живет через стенку, — и вложила в эти слова так много обреченности, точно у меня не было другого выбора, кроме как смириться с данной участью. Не обязательно же ведать всю правду?

  Как и два года назад, так и сейчас, Даша и представления не имела, насколько глубоки мои чувства к Милявскому — проблема в том, что я и сама не знала. Честно говоря, я бы и про Виталия слова не вымолвила, но так уж вышло, что Даша еще во времена свадьбы отца, прочитала длинную статью в журнале о том, что семья Раевских пополнилась на два человека и естественно в комплекте к лживому изысканию, прилагалось и «счастливое семейное фото», где отец сидел в середине снимка, рядом с ним гордо стояла Инесса, положив свою руку с огромным обручальным кольцом ему на плечо, справа от нее стоял Виталий со своей фирменной обаятельной улыбкой, а с противоположной стороны я и Мира с натянутыми ухмылками.

  Нас называли счастливой семьей, ибо отец мастерки заверил журналиста, что и я и Мира, оказались чрезвычайно счастливы такому «пополнению» и с большим вниманием приняли в семью и Инессу и Виталия. Я безропотно кивала, а когда мы с Дашей после этого спектакля, наконец, встретились, она принесла мне журнал, положила на стол и заявила, что не верит ни единому моему слову. Тогда и пришлось сочинять историю о том, как я ненавидела Виталия. Как отец всегда брал его с собой, точно родного сына, и специально ставил в пример. Так уж вышло, что моя история не слишком тесно переплелась с ложью. Проблема была в том, что отец всего-навсего сразу после свадьбы сделал выбор в пользу второй семьи и исчез из моей жизни, как и из жизни сестры, почти на два года.

  К слову, неизвестно почему, но о внешности Виталия Даша не заговорила ни разу.

  Может не посчитала его достаточно красивым и достойным внимания?

— И ему даже не сняли квартиру? — цинично заметила Даша, скрестив руки.

  Я цокнула и закатила глаза, точно и сама мечтала о том, чтобы его отправили на съёмную квартиру.

— Отец решил меня позлить.

  Снова недолгое молчание.

— И... Как у вас прошла первая встреча после долгой разлуки? — задумчиво протянула она.

  Я хмыкнула. Вот мы и вернулись к истокам проблемы.

— Ужасно. Все не так, — устало ответила я, опустив взгляд на матовый чехол и скрестив руки, откинувшись на спинку жесткого стула, не желая комментировать, как именно произошли эти «все не так».

  Даша, по всей видимости, уловила суть моих страданий и не стала докапываться, что случилось, а ишь просто ответила:

— Она твоя мачеха. Разумеется все будет не так.

  Как будто я и сама этого не знала.

  Она хотела было еще что-то сказать, как лежавший на столе телефон внезапно завибрировал. Я рефлекторно дернулась к нему, подняла и жадно уставилась в экран — в нижнем углу замигал желтый конвертик, который я спешно вскрыла, нажав на него указательным пальцем.

  Всего два коротких слова и почувствовала, как мои губы растянулись в неконтролируемой улыбке, но чтобы не выдать себя отключила мобильник, закинула в карман и перевела на Дашу самый серьезный взгляд.

«Совещание началось».

— Мне нужно уйти, — еле сдерживаясь от радости, заметила я.

  Все-таки сестра не подвела!

  Даша понимающе кивнула. Я видела, как она сдерживая любопытство, быстро заморгала ресницами. Может хотела знать, от кого пришло сообщение.

— Оплата как обычно? — она покосилась на тарелку, где красовались остывшие недоеденные сырники.

  Я кивнула, «как обычно» подразумевало картой.

  Она встала и, виляя бёдрами, пересекла зал, направляясь к барной стойке. Я тем временем снова вытащила телефон из кармана. Уже через минуту подруга вернулась с терминалом в руках, нажала пару кнопок и протянула мне. После несколько секундного соприкосновения телефона с устройством, по всему залу мгновенно раздалась писклявая мелодия рингтона, а терминал выдал чек, что быстро закрутился спиралью. Она сорвала его и отдала мне, а я, не глядя, засунула его в задний карман джинсов.

— Давай на следующих выходных сходим куда-нибудь, — я скользнула по ее лицу взглядом и натянула дружелюбную улыбку.

  Все-таки не хотелось завершать долгожданную встречу вот так холодно.

  Она согласно кивнула.

— Я тебе позвоню, — утвердительно заверила Даша, шагнув ближе и расставив руки.

  Я опять прижалась к ней грудью и вдохнула аромат летней цветочной свежести — именно этого запаха мне так не хватало, а отойдя всего на шаг, сквозь улыбку только и ответила:

— Обязательно.